Белый журавль

      — Кого же я вижу? — Бэй Доу давит свою неизменно хитрую улыбочку, когда замечает подошедших к пристани своего любимого самурая-путешественника и его инадзумского дружка-детектива.       — И тебе не хворать, капитан, — Хэйдзо смеется, махнув ей рукой в знак приветствия.       — Зашел поздороваться или надо чего? — девушка опирается одной ногой на бортик, упираясь локтем в колено.       — Он готов заплатить тебе моры, чтобы ты взяла его к себе на корабль. Мы все равно возвращаемся в Инадзуму, а ему здесь больше делать нечего, — подает голос Каэдэхара, помогая таскать тяжелые коробки на корабль.       — А сколько заплатишь? — Бэй Доу щурится, все так же хитро улыбаясь.       — А сколько скажешь, — Хэйдзо, сложив руки на груди, наклоняет голову вбок, тихо усмехаясь.       — А ты не пальцем деланный, а? — смеется, убирая ногу с бортика, и отворачивается, громко, чтобы ее наверняка услышали, произнося: — Для пассии моего любимого самурая сделаю скидку в одну бесплатную поездку.       И смеется так громко и довольно, когда слышит грохот, с которым Кадзуха, подавившись воздухом, роняет из рук коробку, что сама Нин Гуан уже была в курсе всего происходящего.       — Только кают свободных у нас нет, где ночевать собираешься?       Хэйдзо смущенно поджимает губы, опустив глаза в пол, и мысленно сочувствует своему другу, который ни за что в жизни не отделается от пристального внимания капитана.       — Если я честно скажу, что со мной, это даст мне возможность избавиться от твоих дурацких шуток хотя бы на эти два дня? — Кадзуха устало потирает ладонью лицо, с искренней надеждой всматриваясь в лицо девушки.       — Конечно же нет, как ты мог обо мне такое подумать? — Бэй Доу театрально хватается за сердце, прижимаясь к мачте плечом.       Кадзуха опускает голову, обреченно вздохнув, и, игнорируя смешки своих товарищей, вновь принимается за работу. Что-то ему подсказывает, что это будет тяжелая поездка.

***

      На удивление, первый день прошел тихо-мирно без глупых шуточек как команды, так и самого капитана. Все были заняты какой-то своей работой, поэтому времени на что-то вроде: «Посмотри, как он на тебя смотрит, а» — или: «Часики тикают, Каэдэхара, уже пора», — толком и не было. И Кадзуха очень, прям от всей своей души рад этому. Он готов терпеть эти подколы когда и где угодно, но только не в присутствии Хэйдзо. Бэй Доу говорит слишком смущающие вещи, вгоняя его в краску до цвета кленового листа, и ему бы очень не хотелось, чтобы Хэйдзо услышал хотя бы малую часть всего этого ужаса. Кадзухе не хочется потом объяснять ему, откуда растут ноги у этих тупых шуток, потому что: «Да мы просто как-то раз выпили в честь прибыльного дела, а я на не совсем трезвую голову выложил капитану, что ты потрясающе пахнешь, и вообще я хотел бы тебя поцеловать», — звучит как-то не очень по-дружески. Да и не нужно забивать умную голову детектива такими вещами, это явно лишнее.       Первая ночь на одной койке вышла немного неловкой и слишком смущающей. Хэйдзо заснул довольно быстро, утомленный тяжелыми рабочими буднями и первым днем на морском судне, а вот Кадзуха... Его слишком сильно отвлекало тихое сопение сбоку и мягкий, едва пробивающийся сквозь таблетки омежий запах. Словами не передать, как сильно Кадзуха обожает его запах: Хэйдзо пахнет такими разными, но считающимися между собой эмоциями, и это так сильно будоражит его голову, что думать о чем-то другом получается крайне трудно. Сейчас вот, например, Кадзуха чувствует нотки безупречного спокойствия и, что очень приятно, доверия по отношению к себе: не каждый омега сможет позволить себе лечь в одну постель с альфой. Он чувствует, как у него сердце разрывается на части от переполняющей нежности, ему очень хочется повернуться к детективу, обнять со спины, крепко прижав к себе, и уткнуться носом в шею. Хочется так сильно, что становится больно почти на физическом уровне. Он знает, что Хэйдзо против не будет: за последние месяцы они оба привыкли утолять свой тактильный голод именно друг с другом, поэтому прикосновения для них стали особым проявлением привязанности. Просто сейчас это кажется чем-то другим, чем-то, что он делать не имеет права, потому что статус их отношений... Не такой.       Кадзухе кажется, что он слишком долго думает на эту тему, потому что Хэйдзо, словно уставший от его неуверенности, первый проявляет инициативу: просто поворачивается и загребает его в свои крепкие сонные объятия, утыкаясь носом в затылок. И это оказывается до безумия приятно, настолько, что, в одно мгновение позабыв о своих размышлениях, Кадзуха почти сразу же засыпает, накрыв своей ладонью чужую.       Просыпаться было больно и даже обидно: Бэй Доу, самая бессовестная женщина на свете, вломилась в его каюту ни свет ни заря со своим неизменным: «Отлынивающие от работы голуби хлеб не клюют». Больно, потому что очень громко и несправедливо бодро, а обидно, потому что Хэйдзо, будучи совсем не ранней пташкой, разочарованно проскулил ему в шею и так крепко прижал к себе, что Кадзуха и сам готов был скулить как побитая псина. Но общими усилиями они все же смогли подняться с теплой койки, привести себя в порядок и, быстро позавтракав, взяться за работу. В этот раз отделаться от скуки капитана, что стояла у штурвала и очень, ну очень внимательно наблюдала за своими товарищами, не получилось. Кадзуха со счета сбился, не уследив за точным количеством лестных комментариев, и предпочел не зацикливаться на том, что же сейчас происходит в голове Хэйдзо, который, кажется, пропускал все мимо ушей.       Уже вечером Кадзуха начнет задумываться о его состоянии, потому что весь день Хэйдзо просто молча ходил где-то рядом, находясь в какой-то прострации, и старался либо не контактировать с ним, либо же держаться как можно ближе. Кадзуха попытался списать все на то, что детектив не выспался и просто устал от двухдневного мореплавания, но, как оказалось, все было гораздо проще.       Хэйдзо, опираясь локтями в борт корабля, наблюдал за солнцем, что почти село за горизонт. Ему редко доводилось наслаждаться такой морской красотой, поэтому сейчас он внимательно, запоминая каждую деталь и свою эмоцию от увиденного, следит за тем, как плавно движутся волны, как красиво нежный персиковый цвет неба перетекает в более глубокий, почти алый закат. Ветер становится более прохладным, и Хэйдзо ежится, растирая ладонями замершие плечи. Кадзуха, что некоторое время назад наблюдал за ним издалека, приносит ему теплый плед и, чтобы не напугать, аккуратно укутывает его, становясь рядом.       — Спасибо, — едва слышно благодарит Хэйдзо, ладонями придерживая края пледа.       — Все в порядке? — Кадзуха, упираясь спиной в борт, складывает руки на груди и поворачивает голову в его сторону, внимательно вглядываясь в обманчиво расслабленное лицо детектива. — Ты сегодня сам не свой.       Хэйдзо улыбается почти виновато, опустив взгляд, и пожимает плечами. Кадзуха хмурится, прикусив губу, но терпеливо ждет ответа, решая не торопить его.       — У меня кончились таблетки четыре дня назад, — начинает Хэйдзо, неловко прокашлявшись. — В Ли Юэ нужных не оказалось, поэтому я раньше закончил работу и решил вернуться обратно, пока еще было время.       Кадзуха вздыхает, напрягаясь всем телом, когда до него доходит смысл сказанного. Даже гадать не приходиться, о чем ему хотят сказать.       — По идее, цикл сбивается без своевременного приема таблеток на день, два максимум, так что завтра я спокойно мог бы пережить течку уже дома. Н-но... — Хэйдзо запинается, неловко убирая за уши выбившуюся прядь волос. — Из-за твоего слишком близкого присутствия...       — Я понял, — Кадзуха зажимает пальцами переносицу, прикрыв глаза. — Ты поэтому сегодня такой тихий.       Хэйдзо кивает, прикусив губу, и переминается с ноги на ногу. Кадзуха как-то не припоминает, чтобы хоть когда-нибудь он видел его таким уязвимым и неловким. Он кажется таким беззащитным щеночком, и Каэдэхара без понятия, что ему делать с возникшим желанием спрятать его куда-нибудь, чтобы никто не видел и не слышал.       — И ты прям уверен, что... — Кадзуха немного дергано разворачивается, упираясь ладонями в борт. — Прям сегодня ночью?       — Не то чтобы, — Хэйдзо ведет плечом, сглотнув комок в горле. — Но если ты будешь рядом, то вполне вероятно, что да, именно сегодня.       Приплыли, капитан, скидывай якорь.       Кадзуха обреченно опускает голову, почти больно впиваясь в деревянный бортик пальцами. Он даже понять не может, хорошо это или очень плохо. С одной стороны, ему бы хотелось быть с ним в такой сложный период, но с другой — это большая ответственность, которую брать на себя Кадзуха пока не готов. Поэтому с полной уверенностью — но с огромным сожалением — принимает решение.       — Значит, эту ночь я пережду снаружи.       — Будет холодно.       — Мне не впервой.       — Кадзу, — Хэйдзо кладет ладонь поверх чужой, легко сжимая ее пальцами. — Ты же знаешь, что я не соглашусь. Это неправильно.       — Знаешь, что будет на самом деле неправильно? — приближается к нему, чуть склонив голову, и хмурится, с беспокойством глядя в зеленые глаза напротив. — Если я лягу в кровать с течным омегой и причиню ему вред. Мне бы этого очень не хотелось.       Хэйдзо опускает взгляд, глядя куда-то сквозь него, и убирает свою ладонь, поправляя съехавший с плеч плед. Кадзуха вздыхает устало, протирая лицо ладонью, и притягивает омегу к себе, обнимая за талию. Жмется щекой к виску и умирает от собственной нерешительности, потому что Хэйдзо, уткнувшись носом ему в шею, крепко обнимает его в ответ. И почему-то именно сейчас он кажется таким маленьким и слабым, что отпускать его одного совершенно не хочется. Все-таки каюта имеет его, Кадзухи, запах, и это может все равно спровоцировать подступающую течку. На корабле полно других альф, они могут услышать этот запах, и если Кадзуха не узнает об этом... Как же сложно.       — Ты такой дурак, — шепчет Хэйдзо, сжимая в ладонях чужую хаори.       Кадзуха фыркает, едва улыбнувшись, но не согласиться не может: он правда большой идиот. Если бы он был решительнее, эти странные, переходящие рамки обычной дружбы, взаимоотношения давно бы закончились, но Кадзуха боится ответственности, боится, что не сможет дать своему другу того, в чем тот так нуждается.       — Ты устал, — Кадзуха немного отстраняется, рассматривая слегка покрасневшее лицо детектива. — Иди отдыхать, ладно? — прикладывает ладонь к его щеке, поглаживая большим пальцем холодную кожу. — Я буду рядом, так что не беспокойся.       Хэйдзо кивает, ни разу не взглянув на него, и отдает ему плед, пожелав напоследок спокойной ночи. Кадзуха мнет в руках теплую ткань, прикрыв глаза на пару секунд, и вздыхает от усталости. Как же сложно все-таки бороться с собственными чувствами, когда очень хочется, но так сильно нельзя. На секунду он представляет тихую и спокойную жизнь, где у него есть собственный дом, где Хэйдзо всегда рядом, и он без всякого стеснения может обнять и поцеловать его так, как хочется уже давно. Представляет, как было бы хорошо просыпаться по утрам рядом и бездумно валяться в постели до тех пор, пока время не начнет поджимать. Это... Что-то, от чего Кадзуха пока еще слишком далек, к сожалению. Ему не хочется сейчас быть связанным обязательствами с человеком, не хочется давать каких-то надежд на счастливое будущее, потому что всегда быть рядом, чтобы защитить, он не может. Знает, что Хэйдзо уже взрослый мальчик и может сам за себя постоять, если захочет, но ему будет лучше найти кого-нибудь получше, человека, который сможет в полной мере отдать ему свое сердце.       Не то чтобы Кадзуха хотел видеть рядом с ним кого-то другого.       Ночи в море всегда холодные, но сегодня почему-то чуть теплее, чем обычно. Сегодня очередь дежурства капитана, но Кадзуха не настроен на какие-либо разговоры, поэтому, найдя себе укромное местечко на корме корабля, молча наблюдает за удивительно ясным небом. Уже середина ночи, погода стоит настолько чудесная, что ему даже дышать становится намного легче. Волны мягко разбиваются о судно, почти убаюкивая сонные мысли самурая, но заснуть себе он не позволяет, даже несмотря на то что в голове слишком пусто. Сегодняшний день прошел чуть тяжелее предыдущего, хотя работы было куда меньше, но Кадзуха все равно очень устал. Его утомили постоянные мыслительные процессы, не дающие даже на секунду вдохнуть воздуха в полной тишине. Потому сейчас, наблюдая за темным небом и бесконечным количеством звезд, он наконец-то чувствует себя отдохнувшим. Никаких тревожных мыслей, беспокойств и усталости. Красота.       Только выражение «Затишье бывает перед бурей» существует не просто так, и Кадзухе, к сожалению, очень знакомы эти слова.       Почувствовав уже родной запах омеги, он тут же напрягается всем нутром, вслушиваясь в окружающие его звуки. Хэйдзо подходит почти неслышно и обнимает его со спины, уткнувшись носом в волосы на затылке. Пальцами пробирается под рубашку, слегка царапая кожу груди, и пытается надышаться остатками чужого спокойствия, чтобы не сойти с ума. Кадзуха чувствует, как он едва подрагивает от каждого своего действия, слышит, как в его запахе мешаются между собой растущее возбуждение и стыд. Он старается не дышать, чтобы не среагировать, но Хэйдзо упорно жмется к нему всем телом, тихо скуля на ухо, и уже только это доводит его до бесконтрольного желания.       — Хэйдзо, — неровно выдыхает Кадзуха, прикрыв глаза, и невольно сжимает руки в кулаки.       Ответом ему служит едва слышный стон, который безуспешно постарались подавить. Ладони Хэйдзо очень горячие, и это очень контрастирует с его прохладной кожей, посылая табун мурашек по всему телу. Кадзуха чувствует, как его тело немеет от сильного напряжения в попытке сдержать свои желания. Хэйдзо перестает контролировать свои феромоны, его буквально лихорадит от слишком быстро подступившей течки, и Кадзуха уже не в состоянии придумать хоть что-то, чтобы избежать того, чего он так сильно боялся. В голове набатом бьется одна единственная мысль: «Хочу».       — Не могу больше, — Кадзуха чувствует, как ему за шиворот падают чужие слезы. — Твой запах повсюду, я... Мне очень больно.       — Нельзя, — он опускает голову, больно впиваясь ногтями в ладони, и кусает губы почти до крови.       — Прошу тебя, — Хэйдзо хватается ладонью за чужое запястье, пальцами стараясь разжать кулак.       — Нет, — машет головой из стороны в сторону.       Он пытается держаться изо всех сил, но собственное тело предает его, поддаваясь напору чужих прикосновений. Хэйдзо переплетает их пальцы, крепко сжимая его ладонь в своей, и мелкими поцелуями осыпает вспотевший затылок, тянется губами к местечку за ухом, легонько прикусив мочку. Кадзуха выгибает спину, вдавив голову в плечи от безумно приятных ощущений, и чуть ли на колени не падает, вовремя ухватившись свободной рукой за стоящий рядом ящик. Ему становится дурно от чужих прикосновений и мешанины их запахов до такой степени, что сознание почти покидает его, оставив тело один на один с несоображающим омегой.       А говорят, что опасаться нужно только альф.       — Кадзу, — Хэйдзо легко кусается и тянет его ладонь к себе, уложив на свое бедро. — Ты мне очень сильно нужен сейчас. Пожалуйста, всего один раз.       — Боги, — Кадзуха, вынув свою ладонь из чужой хватки, поддевает край штанины его шорт и больно впивается ногтями в мигом покрывшуюся мурашками кожу бедра, прижимая к себе. — Что же ты со мной делаешь?       Хэйдзо стонет ему в шею чуть громче, обмякая только от этого простого действия, снова хватается за запястье чужой ладони, что так правильно касается его кожи, и едва ощутимо трется о него, совсем потеряв рассудок. Кадзуха гладит его бедро с нажимом, стараясь сохранить хотя бы каплю самообладания, но, как удивительно, это ничуть не помогает. Весь мир сужается в одну точку, он уже ничего не слышит и не видит кроме стоящего позади омеги, которого до безумия хочется разложить на какой-нибудь поверхности. Хэйдзо действует слишком подло, позволяя себе те вещи, которые сводили с ума даже в трезвом состоянии разума, а сейчас...       — Мы все испортим, слышишь?       — Я уже давно этого хочу, — выдыхает ему в шею, мазнув языком по влажной коже.       — Твою мать, Хэйдзо.       Кадзуха, задрав голову, глубоко вдыхает холодный воздух, но даже это его не спасает. Слишком долго они ходили вокруг да около и игнорировали желания друг друга, стараясь играть роль хороший друзей. Он ломается на части с громким треском, посылая все к гребанным высшим силам, которые не смогли уберечь его от тупой ошибки. Раз уж ему выпала такая возможность, он, черт возьми, воспользуется этим сполна, и будь что будет. Надоело уже играть роль хорошего мальчика, когда на обоих плечах сидят два достающих душу демона, что раз за разом толкают его в пропасть.       Развернувшись, он почти грубо хватает Хэйдзо за волосы и без церемоний прижимается с мокрым поцелуем к его губам, проглатывая благодарный стон. Кусается, мстя за испорченную нервную систему, и свободной рукой прижимает обмякшее тело за бедро к себе. Вылизывает рот с агрессивной жадностью и, оттянув его за волосы, приказывает быть тише, чтобы их не услышали, на что Хэйдзо вновь стонет, почти падая на колени, потому что ноги просто перестают держать. Кадзуха толкает его к балке, аккуратно придержав за талию, и сразу хватается ладонями за худые бедра омеги, вжимаясь в него всем своим телом. Хэйдзо хнычет, беспорядочно цепляясь то за плечи, то за волосы, толкается бедрами, чтобы унять болезненное возбуждение хотя бы немного, и стонет тихо, когда слышит рычание в свои губы, когда Кадзуха, подхватив его на руки, почти больно впивается пальцами в ягодицы и толкается бедрами ему навстречу. Он готов на месте скончаться от его губ, языка, что так нагло и уверенно вылизывает его рот, но воздуха начинает не хватать, поэтому, мазнув влажными губами по его щеке, откидывает голову назад и хватает ртом воздух как одуревший, и Кадзуха тут же прижимается к открывшейся шее, собственнически кусается и широко лижет кожу, посасывая ее губами. Эта ситуация, этот человек и эти глупые чувства — все настолько ударяет в голову, что он перестает что-либо соображать, действуя лишь на одних инстинктах.       — Пожалуйста, — Хэйдзо хнычет, задыхаясь, и больно тянет его за волосы от неполноценного чувства удовлетворенности.       Хочется большего, намного большего. И Кадзуха полностью разделяет его желание, потому, покрепче прижав безвольное тело к себе, направляется в свою каюту, не особо заботясь о довольном взгляде капитана, которая мастерски сделала вид, что ей нет до этого дела. Дальнейших допросов не избежать, Кадзуха прекрасно это знает, но сейчас ему глубоко на это наплевать. Все его внимание концентрируется лишь на том, как правильно под ним лежит Хэйдзо, как красиво он выгибается от каждого прикосновения к своему телу, как хорошо, черт возьми, он выглядит без одежды. Кадзухе нравится видеть его таким нуждающимся, нравится чувствовать каждый миллиметр его кожи своей, нравится слушать сдавленные стоны и свое имя из его уст, которые приходится прикрывать своей рукой, потому что иначе не получается.       — Я проведу с тобой эту течку, но после, — Кадзуха раздевается до гола и снова забирается на постель, ладонями разводя тонкие ноги омеги в стороны. — После мы забудем об этом, понял?       Хэйдзо тянет его на себя, заставив нависнуть сверху, и зарывается ладонью в волосы, тычется губами в щеку, совершенно ничего не соображая. Кадзуха чувствует, как под его ладонями дрожат мягкие — он хотел бы их съесть, если честно: они слишком долго кружат ему голову — бедра, легко царапает их кожу и все же спускается вниз, прилипая к ним губами. Целует мягко, где-то кусается и посасывает белую кожу, оставляя на ней свои следы, на что Хэйдзо не может найти себе места, вздрагивая от каждого прикосновения. Он мечется по кровати, цепляется пальцами за все подряд, надолго не задерживаясь, потому что не находит правильного и нужного ощущения. Кадзуха видит, как его всего трясет от болезненного возбуждения, ему самому сейчас ничуть не лучше, поэтому, не размениваясь на прелюдии, собирает пальцами смазку с бедер и, прикрыв чужой рот ладонью, толкается сразу двумя пальцами внутрь, старательно растягивая поддающуюся ласкам дырочку. Хэйдзо стонет ему в ладонь на каждом вздохе, и Кадзуха, бесконечно обожающий его голос, злится от невозможности услышать в полной мере красоту его стонов. Он снова жадно целует его, добавляя третий палец, гладит все, до чего может дотянуться, и чуть ли с ума не сходит от того, как Хэйдзо беспорядочно хватается за него, царапаясь и притягивая ближе к себе.       — Перевернись на живот, — выдыхает ему в губы, напоследок мазнув поцелуем по щеке.       — Я хочу так, — Хэйдзо несогласно машет головой, хмурясь и постоянно кусая губы.       — Перевернись, — настойчивее повторяет Кадзуха, отстраняясь.       Хэйдзо недовольно скулит, задрав голову, но выполняет то, что было сказано. Отставляет задницу, красиво прогибаясь в пояснице, и хватается ладонями за подушку, уткнувшись в нее же носом. Кадзуха замирает на пару секунд, прикрыв глаза, и старается вдохнуть больше воздуха, чтобы не сойти с ума от этого вида. Хэйдзо поворачивает голову, глотая ртом воздух, и несдержанно стонет, когда его, наконец, очень хорошо и так правильно заполняют.       — Будь хорошим мальчиком и не шуми, прошу тебя, — Кадзуха накрывает его тело своим, войдя до самого конца, и громко выдыхает ему на ухо, зажмурившись.       Заводит руку вниз, накрывая ладонью болезненно твердый член омеги, и начинает плавно двигаться, прижавшись губами к плечу. Хэйдзо, не слушаясь, снова громко стонет, в который раз заставляя Кадзуху накрыть ладонью его рот. Двигает бедрами, желая получить больше, но его небольно кусают в плечо и до самого конца, прижимаясь бедрами к заднице, заполняют, попадая головкой по простате. Хэйдзо сразу же кончает с тихим хныканьем, жмурится со всей силы, больше насаживаясь на член, и хватается ладонью за чужое бедро, заведя руку назад. Кадзуха стонет тихо, когда его больно сжимают, мажет губами по плечу, переходя на шею и щеку, водит ладонью по все еще твердому члену и двигается уже ощутимее, заставляя тело под собой заметно вздрогнуть.       Хэйдзо беспорядочно пытается то прижаться к нему еще ближе, то отстраниться, вжимаясь грудью в не особо удобный матрас. Это очень сбивает ритм движений, поэтому Кадзуха просто вдавливает его в койку, придавив своим весом, и активнее двигает бедрами, подложив свободную руку ему под живот. Ему безумно нравится видеть этого всегда уверенного в себе человека в таком беспорядке, нравится слышать отчаянное хныканье и просьбы быть быстрее. Он хотел бы присвоить этого засранца себе, сделать своей собственностью в самом эгоистичном смысле этого слова, потому что одна только мысль, что кто-то другой сможет вот так касаться его, приводит в бешенство. И Кадзуха почти впивается ему в местечко между шеей и ключицей зубами, желая оставить свою метку, но вовремя приходит в себя, когда Хэйдзо вскрикивает на особенно приятном толчке, во второй раз кончая.       — Я... — Хэйдзо приподнимает голову, чтобы освободить рот от чужой ладони. — Узел, я хочу узел, Кадзу, прошу тебя.       Кадзуха гортанно стонет, уткнувшись носом ему в шею. Ему бы тоже очень этого хотелось, но тогда все это может закончиться не самым благоприятным образом, поэтому он несогласно мычит, вновь прикрывая чужой рот ладонью, и еще больше ускоряет движения, стараясь выбить из дурной головы такие же дурацкие — но, боги, желанные — мысли. Чтобы не думал, чтобы не просил и не мог заставить, потому что Кадзуха не сможет не согласиться во второй раз. У них обоих сейчас нет никаких здравых мыслей, и принимать решения на задурманенную безумными желаниями голову — очень и очень плохая идея.       — Пожалуйста, — скулит ему в ладонь, и Кадзуха чувствует, что верхнее ребро ладони становится влажным от слез.       Хэйдзо уничтожает его остатки самообладания нещадно, снося и без того пустую голову, но он героически держится, игнорируя его просьбы.       — Умоляю, — он хватается пальцами за чужую ладонь, отнимая ее от рта, и пытается приподняться, чтобы заглянуть в алые глаза. — Мне очень нужно это, пожалуйста.       Кадзуха почти грубо прижимает чужую ладонь к матрасу, переплетаясь пальцами, и жмется к уху губами, ласково и почти умоляюще шикнув. Целует в щеку, затем присасывается губами к шее, вновь оставляя свои отметины на бледной коже. Хэйдзо хнычет, задыхаясь в своих чувствах и бесконечных просьбах, крепко сжимает чужие пальцы в своей ладони и, уткнувшись лицом в подушку, снова кончает. Кадзуха, сходя с ума от чужой чувствительности, кончает следом, почти успев вытащить, на что Хэйдзо разочарованно стонет, не получив желаемое.       — Ты жестокий, — легко хлопает раскрытой ладонью по подушке, хватая ртом воздух.       — Потом еще скажешь мне спасибо, — Кадзуха аккуратно целует его в шею, ладонями поглаживая напряженные бока.       Только вот ни спасибо, ни каких-либо еще других слов он не дождется еще очень долгое время. Потому что Хэйдзо достоин большего, он заслуживает кого-то, кто сможет быть рядом и защищать его от всех проблем. Кого-то, кто будет куда смелее и более совестливее, чем трусливо сбежавший от ответственности Каэдэхара, что даже записку на прощание оставить не смог. И это, пожалуй, самое обидное.