
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Воспоминания очаровательной докторки о мирной жизни, о рухнувшем браке, о работе школьной медсестрой и спокойном быте до эпидемии. Что может быть ценнее всего, когда весь мир катится к дьяволу в задницу? То же, что и всегда. То, что вечно даже в самую тёмную ночь. Любовь и семья.
Посвящение
Самой прекрасной женщине в shs — Вивиан. Сценартстке Биома, что в одной истории наштамповала столько невероятно ярких персонажек, что этому фандому суждено расцвести пышным фемслэшем (что я сейчас и сделаю) и моей прекрасной аудитории. Даже в самые мрачные времена, берегите то, что вам ценно.
Кроваво—мыльная драма
20 октября 2024, 05:22
Сейчас
— Ну уж нет! — я схватила Робин за рукав потрëпанной, пыльной куртки. — У меня больше нет сил противостоять твоей дурости, Роб! Выдохни хоть на секунду, ты как белка на кофеине, у меня кружится голова от твоей проблемной задницы!
— Ты не понимаешь! Там целый особняк, никем не тронутый! С бункером припасов, медикаментов и зелёным пацаном, что чуть старше нашего Кенни! — Робин махнула рукой на подростка, который со скучающим видом наблюдал за нашей очередной перепалкой.
С тех пор как ко мне заселилась Робин, скандалы в этом доме были каждый день. У этой нервной бабы был какой-то комплекс героя, который добавлял мне седых волос.
— Ломщик и его банда там камня на камне не оставят! А что будет с мальчишкой, мне даже представить страшно. Я обещала ему, что с ним ничего не случится. Да он же тяжелее собственного хера в руках ничего не держал, они убьют его!
— Роб! — я накинула на кучерявую голову Кенни древние наушники-ракушки, что были подключены к кассетному плееру, подарок Робин парню на семнадцатилетие. Теперь я регулярно меняю сигареты на батарейки, но помимо скандалов эти заплесневевшие стены хотя бы слышат редкое, радостное мяуканье, которое Кенни называет пением.
— Вив! Я не ребёнок! Я знаю слово «хер», — Кен скинул ракушки и самодовольно усмехнулся.
— Заткнись и надень обратно, мне надо сказать Робин пару ласковых.
— Зацвести с вами можно, — буркнул парень, но всё-таки надел наушники обратно.
— Робин, прекрати нестись очертя голову в каждую заваруху, умоляю. Ты сведёшь меня в могилу. Что ты собираешься делать? Вот что?! Если туда собрались Ломщик с наёмниками, там не только парня прикончат, но и из тебя фарш сделают! Не ты слила Ломщику этот особняк, и не ты за это в ответе. Ты не можешь спасти всех, лучше начинай снова сходить с ума по своему, наверняка уже давно расцветшему, парню. От этого хоть вреда никому!
Робин с силой толкнула меня к стене и прижала локоть к горлу, я от неожиданности долбанулась затылком о стену.
— Он жив! Я найду его!
— Да ради Бога! Семь лет прошло, хватит бредить! Спасая каждого брошенного котёнка, ты не вернешь своего жениха. С кем ты собралась в особняк? Леона возьмёшь? Теперь и он должен страдать, потому что тебе приспичило спасать сопливого мальчишку?! Он — замена Сайласа, он встанет во главе убежища, когда старый пердун отдаст росткам душу. Ты правда хочешь противопоставить такую ценную фигуру Ломщику и его шакалам?
— Ви, там медикаменты! Я не только спасу мальчишку, но и забью тебе кладовку антибиотиками. Нам даже жрать последнюю неделю нечего, как думаешь, как скоро мы начнём друг друга убивать за банку десятилетней тушëнки?
— А если с тобой что случится? — я оглянулась на Кенни, который, постукивая по колену в такт музыке, смотрел в грязное окно и изо всех сил пытался игнорировать то, что мы снова в шаге от драки. Я перешла на шепот, — Что, если ты погибнешь? Ты хоть представляешь, какой ты ценный экземпляр? Я просила тебя не лезть на рожон, пока я разбираюсь, каким образом ты живая, когда уже давно мёртвая. Роб, если мы разберёмся, мы, возможно, найдём лекарство от этой заразы. Но если твоя задница подорвется на мине Ломщика, обратно я тебя уже не соберу, даже с учётом твоей цветочной природы.
— Ценный экземпляр? — Робин тоже бросила обеспокоенный взгляд на мальчишку. — Вот кто я для тебя? Материал для пробирок? Удивительно, что ты меня ещё не вскрыла в ночи! Иди к чёрту, Ви! А я иду спасать Артура Брина.
— Да хоть, блять, в цветущий лес провались! — взвилась я змеёй, каждая её вылазка заканчивалась этим. Каждый раз я кидала ей в спину проклятия и каждый раз в ночи умоляла скрипнуть входную дверь.
— Девочки, — Кенни прокашлялся и скинул наушники, — Если вы хотите принять какое–то решение, то сейчас самое время. Ломщик и его люди уже садятся на байки. Циклоп вооружена до зубов, видок у неё тот ещё.
Робин тут же меня отпустила и вся вытянулась, как струна, в глазах вспыхнул азартный блеск вперемешку с чистой, неприкрытой яростью.
— И Циклоп с ними? Отлично. Расквитаемся, — она коснулась сломанного на прошлой неделе носа, от которого всё ещё под глазами растекались тяжёлые лиловые синяки. — Кенни, будь добр, уложи мамочку спать до полуночи.
Робин насмешливо хлопнула меня по плечу. Это был сильный удар, в нём чётко читалась обида. Я и сама уже начинала на себя злиться. Если на этот раз сумасбродной девке не повезёт, то последнее, что я ей сказала, будет то, что я считаю её «ценным экземпляром», а не то, что она моя лучшая подруга, и я люблю её. Как люблю Кенни, ведь они — моя семья.
Она привычным движением сунула в наплечную кобуру два одинаковых Глока, погладила рукоять охотничьего ножа на поясе и довольно мне подмигнула. С кошачьей грацией Роб запрыгнула на старенький скрипучий письменный стол и просунула голову в обветшалую форточку.
— Цикло-о-оп! Киса-киса-киса! — позвала наёмницу Робин, а потом призывно облизала стекло с внутренней стороны и самодовольно прижала к нему средний палец.
Я устало ударила себя по лбу.
— Надеюсь, сегодня вы, наконец, друг друга добьёте.
— Ха! Ну уж нет, кто меня тогда в этой дыре развлекать будет?! — она спрыгнула со стола и направилась к входной двери, — Береги себя, Вив, — бросила на ходу, как всегда, не оборачиваясь и не прощаясь.
Прощаться означало бы осознанно умирать. Мы никогда не прощались. Смерти не по зубам самоуверенные.
Я проводила тощие лопатки подруги нежным взглядом. Береги себя, Робин. И береги Циклоп, чтобы для вас это не значило.
Столкновения этих двоих держали в тонусе всё убежище. Там, где мородëрствовала и убивала беспринципная Циклоп, всегда появлялась упрямая Робин, вставая на защиту слабых и обездоленных. Снова и снова оказываясь на разных сторонах своих ценностей, две женщины закусывались так, что разнимать их боялись даже самые крепкие наши мужчины. Робин всегда выбирала других, Циклоп же выбирала только себя.
Эпатичная Робин хоть и была наглухо отбитой, но являлась полной противоположностью Циклоп, которая утратила все остатки человечности ещё в начале эпидемии. Я старалась не заниматься морализаторством и не оценивать поступки тех, кто регулярно оказывается за стеной, таким как я, которые в тылу, понятия о человечности давались проще. Там, за стеной, где смрадное дыхание смерти согревает тебе затылок, приоритеты расставляются иначе.
Полярно разные, они отталкивались друг от друга до треска упрямых лбов, но в другие дни магнитная тяга обеих была непреодолимой. Я не знала наверняка, но догадывалась, потому что с недавних пор на рюкзаке Робин появился убогий металлический брелок, изображающий кровавый глаз. Такой себе подарок. Высокие у них отношения, ничего не скажешь. Мир должен сойти с ума заново, чтобы эти две оказались на одной орбите. Но где-то там же, на разных орбитах обеих вертелся и Леон с вечно расцарапанной двумя дикими кошками рожей. Он был единственным, кто не боялся лезть к ним в драку, и в этом вопросе мне тоже доставало жизненного опыта и проницательности, чтобы понимать почему.
Надо же, как их троих закрутило. У жизни стрëмный юморок, это я поняла ещё когда весь мир зацвёл. Но даже зомби-апокалипсис мне казался более нормальным явлением, нежели эти трое в одной упряжи, которая не знает куда ехать.
Робин гнала по накатанной, и даже во сне помнила, что должна отыскать своего покойного (и вы меня не переубедите) парня. Леон, как достойный будущий лидер, двигался в сторону благополучия для всех. Ну а Циклоп… просто Циклоп, у неё своя ухабистая тропа, на которой любой здравомыслящий свернул бы шею. В этой адской поездке ни один маршрутизатор им не поможет.
Я тяжело вздохнула, полное отсутствие личной жизни и безумная личная жизнь подруги казались мне практически одинаковой бесперспективной задницей. Да и о каких перспективах в наше время идёт речь? Сегодня ты перепихнулась с кем–то за помойкой, а завтра его укусил ходячий и он зацвёл. Порадуешься, что цапнули не тебя, и существуешь дальше. Не самая благодатная почва для создания семьи. Вечный голод, щели в деревянных рамах размером с кулак, вымораживающие отстатки души зимы.
— Не пожалеешь, что наговорила ей столько дерьма? Ты же изведëшься ночью.
Я вздрогнула от неожиданности, Кенни сверлил меня осуждающим взглядом.
— Она вернётся. Она всегда возвращается. Эта несносная девка бессмертна.
«Во всех смыслах» добавила я про себя и погладила волны мягких кудряшек. Кенни довольно откинулся на стуле, подставляя голову под мои ласкающие руки. Я не удержалась и поцеловала пацана в макушку. А потом ещё раз. Этот поцелуй должен предназначаться Робин, но я учила себя ни к кому не привязываться. Только к Кенни, который был со мной с самого начала. С самого грёбанного начала...
***
Тогда Школа Святого Марка была учебным учреждением наполовину пансионного типа и являлась средней школой для мальчиков из малообеспеченных и неблагополучных семей. Я попала туда во время учебной практики, а спустя несколько лет после окончания учёбы попала снова, уже волонтёркой, и так и не смогла проститься с этими стенами. И пока от озверевших мальчишек в страхе разбегались воспитатели и учителя, заваливая директрису ежедневными заявлениями на увольнение, я положила своё заявление в другую, очень скудную стопку. Никаких «мы вам перезвоним», копеечная зарплата, совершенно дикие, отбившиеся от рук дети и вечная нехватка рабочего состава. Разумеется, меня взяли даже без собеседования. Когда всё началось, я уже два года работала в стенах Святого Марка. Я привыкла к своему кабинету, вечно пахнущему антисептиками, привыкла к бесконечному детскому мату, дракам в коридорах и даже шлепкам по заднице от малолетних, оборзевших щенков. Но были и дети, которых я любила. Здесь всем не повезло, однако некоторые, особенно нежные «ромашки», мазали мне кабинет кровавыми соплями с завидным постоянством. Сложно сказать, что меня здесь держало. Возможно, судьба? В какой-то степени я фаталистка, окажись я на начало эпидемии в другом месте, как бы сложилась моя жизнь? Может быть и лучше, но жизнь мальчишки, запертого в школьном туалете, оборвалась бы наверняка. В пятницу рабочий состав облегченно выдыхал, детей выпуливали нерадивым родственникам и опекунам, и целых два дня в школе царила тишина, а я возвращалась в свою пустую квартиру. Устраивалась на диване с бутылкой белого сухого, ведром мороженого и устраивала марафон сериалов, периодически бросая тоскливый взгляд на свадебное фото под магнитом на холодильнике. Абсолютная растрата жизни, уныла работа, такие же унылые и замкнутые выходные, а годы неслись как бешеные. Чем размереннее была моя жизнь, тем быстрее утекало сквозь пальцы время, иногда мне казалось, что я так и проживу. Одинокая, без семьи и детей, всю жизнь обрабатывая разодранные колени буйным мальчишкам. Но, как я уже говорила, у жизни стрëмный юморок. Школа была такая тихая. Наполненные гомоном коридоры выкрашенные в тошнотно–зелëный теперь свободно дышали. Осталось совсем немного детей, некоторые учителя и воспитатели. Уткнувшись в телефон, я заказывала доставку продуктов, мне оставалось забрать вещи и запереть кабинет, и можно было на два дня впасть алкогольную кому. Когда я услышала пинки из туалета, я твёрдо решила, что не хочу знать, что там происходит. Это работа воспитателей, не моя, мои полномочия на сегодня всё. Ещё пинок. Тихое поскуливание. Кто-то плачет. Какое, нахрен, моё дело? Всхлип и шумное втягивание соплей. Ладно. Я только узнаю что там, и пойду домой. Две минуты с меня не убудет, не сказать, чтобы я сильно спешила или что меня где-то ждали. Я толкнула дверь туалета. — Мальчики, здесь есть кто? — позвала я из коридора. — Это мисс Вивиан. У вас что-то случилось? Тишина. — Мальчики, я вхожу. Туалет был пуст. Дверь кабинки у окна была подпёрта школьной лавкой, а лавка для тяжести была заблокирована гимнастическим козлом. Отлично. Какого-то неудачника заперли в толчке. Чтож, это займёт даже меньше, чем две минуты. Я ударила ладонью по кабинке. — Эй! Кто там? Я сейчас выпущу тебя, не ной. — Мисс Вивиан, это Кенни. Я тут это… ну короче, ребята просто пошутили, у меня всё в порядке, — голос был гнусавым, и я закатила глаза. Если у мальчишки разбит нос, это уже нихрена не две минуты. Плакали мои сериалы и вино. — Ага, пошутили. Хорошо, что ты не стукач, но мне надоела твоя рожа в моём кабинете. Кен Карсон был одним из самых затюканных детей в этом гадюшнике. Кен Карсон. Вдумайтесь только! Мамаша явно обкурилась до сизых звёзд перед глазами когда назвала сына спутником Барби. Видимо, ничего умнее наркоманке в голову не пришло. Ситуацию обостряли шикарные длинные кудри мальчишки и худое лицо, из-за чего ребёнка дразнили педиком. Быть педиком и стукачом в этой школе означало быть регулярно битым. Поэтому Кен упорно выбирал не быть хотя бы стукачом и героически сносил все тумаки, никогда не жалуясь. За это к нему в довесок прицепилось позорное «терпила». Иными словами, Кен Карсон представлял из себя полное комбо, чтобы не дожить до выпуска из Средней школы. А ещё мальчик упрямо представлялся всем как Кенни. Уж лучше быть персонажем Южного парка, чем гламурным женихом Барби в гомофобной школе. Я отложила телефон на раковину. Будь проклят тот, кто придумал джинсы без карманов, но они так отлично подчёркивали мою задницу, а я всё ещë лелеяла надежду иметь хоть кого-нибудь, с кем можно было бы провести пятничный вечер. Сдвинула тяжёлого козла и вытащила лавку, блокирующую дверную ручку. — Всё, малой, Добби свободен, можешь выходить. Но дверь не открывалась. — Спасибо, мисс Вивиан. Я тут это… — снова втягивание соплей и тяжёлый кашель, — ну в общем… схожу в туалет и выйду. Вы идите, нечего хорошей девушке делать в мальчиковом туалете. Я смущённо улыбнулась. Кенни был славным ребёнком. Я знала, что он любил меня, часто позволяла ему прятаться у себя в кабинете и иногда поила чаем с печеньем. Тут не часто были добры к детям, на наши зарплаты любви точно не купить. — Да брось, Кен. Что я там не видела? Выходи, врун. Дверь послушно открылась. Десятилетний мальчишка, опустив лицо в пол, робко вышел из кабинки. Я подняла пальцами заплаканное лицо. Выглядел он ужасно. Нос упрямо съехал на одну сторону, привыкший к школьной жизни Кенни хитро набил в ноздри туалетной бумаги, которая теперь пропиталась насквозь соплями и кровью. На скуле была ссадина, на двери кабинки кровавый отпечаток: пацана врезали лицом в дверь. Волосы и футболка мокрые. Я брезгливо поморщилась, надеясь, что головой в унитаз его макнули до того, как на лице появилось столько открытых ран. — Ну вот… — он смутившись почесал затылок. — Как-то так. Я улыбнулась и присела на корточки, чтобы мы оказались на одном уровне. — Вау, какой ты красавчик! Только посмотри на себя, по-настоящему Крепкий Орешек! Да сам Брюс Уиллис нервно курит рядом с таким мужиком! — я хлопнула его по плечу, и Кенни зарделся очаровательным румянцем. — Пошли со мной, мой герой. Крутым парням полагаются красавицы и чай с печеньками. Губы Кенни задрожали, ребёнок вот-вот был готов расплакаться, но храбро кивнул и вложил свою ладошку мне в руку. В другие дни я бы не позволила ему этого, если бы задиры увидели, как Кенни выходит из туалета за ручку со школьной медсестричкой, ему бы пришлось совсем худо. Но я знала, что школа практически пуста, и поэтому мы гордо продефилировали по обшарпанным коридорам с моим маленьким кавалером.***
— Так, значит, класс робототехники? Ты всегда был смышленым воробушком. — Ммм, — Кенни утвердительно кивнул, набивая рот печеньем, из одной ноздри у него болталась нитка моего тампона. Мне должны доплачивать за то, что такая ценная вещь, постоянно уходит на сломанные носы. Кен посвежел, я помыла ему голову, обработала раны, и теперь он крошил овсяное печенье на мою старую футболку с надписью «Не счастливого нового года, сучка» и оленем с косяком. — Кен, слушай… ты просил маму тебя подстричь? Может, если ты сделаешь нормальную стрижку, тебя хотя бы перестануть таскать за твои отросшие волосы? Может мы хоть как-то невелируем этот пиздец? — Сделаем что? Я усмехнулась, слово «пиздец» у ребёнка вопросов не вызвало. — Сделаем так, чтобы к тебе меньше цеплялись, — с Кеном было так легко разговаривать как с взрослым, что порой я забывала, что он просто маленький мальчик. Дети тут вообще взрослели очень рано, совсем пацаны уже размышляли как подростки, а те, кто поумнее, уже и вовсе понимали, какое дерьмо эта жизнь. — Я просил маму меня подстричь, но когда я последний раз был дома, не думаю, что она заметила моё присутствие, — голос ребёнка был безразличен, в нём не было ни обиды, ни тоски. В его картине мира это было нормально, что мама, забывшись в пьяном или наркотическом угаре, придавала ему значения не больше, чем уже как две недели плавающей кверху брюхом рыбке в аквариуме. Какое же дерьмо эта жизнь. — Может быть я тебя подстригу? Что ты выпучился? Когда тебя перестанут бить, у меня освободится куча времени на собственные проблемы. Давай сделаем друг другу одолжение? Кенни тут же повеселел. — А что мне за это будет? — Несломанная одноклассниками челюсть тебя устроит? Он довольно закивал. — Да, мне подходит. В следующий час я училась быть парикмахером. Стало только хуже, и теперь вихрастая голова была похожа на тарелку переваренных спагетти. Однако, когда я достала из сумки пудреницу, мальчик засветился от восторга. — Какой красавчик! — наигранно восхитилась я, в душе надеясь, что в понедельник Кенни не отделают ещё хлеще. — Мисс Вивиан, спасибо, вы такая классная. — Это ты меня ещё плохо знаешь, — я ласково взлохматила кучерявую макушку. — Тебе пора, выметайся. Брошенные котята не моя забота. — До понедельника, мисс Вивиан, — Кен, действительно смышлëнее большинства, видимо, тоже догадался, что в понедельник снова окажется в моём кабинете. — Зови меня Ви, — я грустно улыбнулась. Он тихо закрыл за собой дверь и, не создавая лишнего шума, ушëл. Неудивительно, что мать его не замечает, мальчик настолько зашуганный, что двигается тише пылинки. Я присела на подоконник и закурила. Директриса всё равно уже, наверно, дома, а к понедельнику тут не останется ни следа. За закрытыми воротами появилась покачивающаяся фигура. Я лениво наблюдала, как пьяница вновь и вновь наваливается на забор. До слепоты что-ли допился? Неужели не видит, что закрыто? Блин, туда же Кенни пошёл. Вот ещё не хватало ему сегодня пьяных дикарей. Я высунулась из своего кабинета, Кенни как раз был в конце коридора. — Эй, Кен! Иди-ка сюда, — я замахала рукой, подзывая к себе ребёнка. — Я что-то забыл? — Нет, просто там какой-то хрен мутный за воротами. Он наверно пьяный. Давай-ка ты лучше подождешь меня, я только соберу сумку, а потом мы вместе уйдём из школы, и я провожу тебя до остановки, идёт? — я протянула мальчику сжатый кулак. Он неуверенно по нему ударил своим. — Ну ладно, как скажете. Затянув за руку мальчишку за собой в кабинет, я снова прикрыла дверь. Кенни тут же с любопытством прильнул к окну, попутно отмахиваясь от сигаретного дыма. — Он странный, — уверенно констатировал мальчик. — Не похож на пьяного, больше на муху, которая бьётся о стекло. Я пригляделась внимательней, отсюда было не разглядеть, но человек действительно бился о ворота, словно не чувствовал боли с каждым новым ударом тела о металлические прутья. — Может он под чем-то? Я лишь тяжело вздохнула. Не положено детям его возраста знать такие дерьмовые вещи, ох, не положено. — О, и мистер Фишер ещё в школе, я думал, все ушли. К воротам уверенной и развязной походкой направлялся наш физрук. Чудесно. Сейчас будет диалог двух пьяниц, интересно, до чего он их доведет? Мы выжидательно наблюдали, слышно не было, но физрук явно распалялся и махал руками. — Может нам позвонить в полицию? Ну или что в таких случаях делать? Я не хочу мимо них идти. Я рассмеялась, вдавливая сигарету в подоконник и скидывая окурок вниз. — Да, я тоже. Давай просто подождём, должны же они о чём-то в конце концов договорит… — мои глаза в удивлении расширились, когда в следующую секунду мистер Фишер рывком распахнул ворота и схватил пьяницу за грудки. — Или всё-таки позвоним. Завязалась короткая драка, я бросилась к сумке, перерывая свой бардак в поисках телефона. Краем глаза отмечая, как две фигуры уже катаются по земле. Пьяница был очень агрессивным, движения были рваными и дергаными, но рука физрука оказалась проворнее, он дотянулся до цветочного горшка на подъездной дорожке и крепко приложил буйного мужика по башке, обдав их обоих сухой как песок землёй. Кенни хихикнул. — Ну или всё-таки не позвоним. Кажется, мистер Фишер решил проблему. — А ты, я смотрю, веселишься, да? — Не каждый день вижу, как бьют кого-то, кроме меня, — честно пожал плечами мальчик. Я перегнулась через окно. — Мистер Фишер! С вами всё в порядке? — А, мисс Вививан! — прокричал в ответ физрук и помахал рукой нам в окно третьего этажа, — как хорошо, что вы ещё на работе. Можно я к вам поднимусь? Эта падла меня укусила! Я посмотрела на вырубленную бесформенную фигуру. Совсем уже с ума посходили, как собаки на людей кидаются. Махнула учителю рукой. — Конечно, поднимайтесь. Заодно полицию вызовем, пусть заберут вашего поверженного противника, — показав большой палец и отвернувшись, я устало сжала переносицу. — Да, воробушек, кажется, домой мы пойдём не скоро. Вместо глаз на меня смотрели два огромных сверкающих блюдца. — Он его укусил! А что если это… ну… знаешь… как в «Зомбилэнде», — мальчик звучал так восторженно, что мои губы против воли растянулись в улыбке. — Надо же вооружиться! Ну там… типо… огнетушитель, бейсбольная бита! Я больше не могла сдержаться и рассмеялась. — Это не Зомбилэнд, Кен. Там хотя бы было весело. Это просто наркоша с поехавшей крышей. Ненавижу этот злополучный район. Да и где я тебе возьму грёбанную биту? У нас команда по соккеру. — Тц… у нас даже спорт скучный. Я щелкнула Кенни по носу. — Сейчас мы приведем нашего физрука в порядок, а потом ты отправишься домой, смотреть свой Зомбилэнд. У меня, кажется, в ящике валялся планшет, я одолжу тебе до понедельника. — Круто! — Кенни запрыгал на месте и стал снова похож на нормального ребёнка. — Мисс Ви, — в кабинет просунулась голова Джона Фишера, — почему вы всё ещё на работе? Вечер пятницы же, таким эффектным женщинам полагается заниматься более интересными делами. Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. — А я и занимаюсь, разве не видно? У меня свидание! Мистер Фишер с улыбкой посмотрел на Кенни. — Классная футболка, малец. — Мисс Ви одолжила. — А ты всё-таки стукач, да? — я пихнула Кенни локтем. — Проходите, мистер Фишер, сейчас мы вас посмотрим. Физрук тяжело развалился на стуле, болезненно поморщившись. — Чёрт, башка раскалывается, можно мне противовирусное, кажется, я слегка приболел. — Конечно, без проблем. Бог ты мой, Джон! — я в ужасе уставилась на протянутую руку: рукав спортивной куртки напитала кровь, а из предплечья был выдран зубами приличный кусок кожи. — Когда вы сказали что он вас укусил, я думала, что там просто прикушенная кожа! Здесь нужны швы, — я в спешке выхватила из пачки бумажных салфеток несколько листов и приложила к ране. — Я обработаю, но вам нужно в больницу, это нужно зашить, — я слегка замялась, — и я бы на вашем месте не пренебрегла прививкой от бешенства. Какой ужас. У вас есть телефон? Мой где-то потерялся, нужно вызвать полицию, кто знает, на что он ещё способен? — Вивиан, прошу вас, — Джон накрыл мою руку своей огромной ладонью, — не суетитесь так, это просто царапина. Шрамы только украшают настоящего мужчину. Я услышала, как Кенни за моей спиной изображает рвотный позыв, и усмехнулась тому, как точно он выразил мои эмоции. Славный всё-таки парнишка этот Кен. Джон сально улыбнулся, раскинув ноги на стуле ещё шире. Отлично. Игра в мужика началась. Однажды, я пойму, что «настоящие мужчины» вкладывают в понятие «настоящий мужчина», но не сегодня. Возможно, настоящие мужики вычисляют друг друга по принципу кто шире раскинет ноги перед женщиной? Как бы ему намекнуть, что даже десятилетний Кен с размазанными по щекам соплями и в слезах выглядит для меня более мужественным экземпляром, нежели этот тестостероновый, доморощенный альфач? Проклятье. Если мы в Зомбилэнде и уже завтра вымрут все женщины, единственный мужчина, что будет иметь доступ к моим сиськам, будет только Кенни, чтобы в них поплакать. Я с невинным лицом вылила на открытую рану половину пузыря перекиси, Джон с детским визгом подпрыгнул на стуле. «Настоящего мужика» как ветром сдуло, теперь он морщился и тяжело пыхтел от боли. — Простите, мистер Фишер! Я думала, это всего лишь царапина, мне показалось, вам не больно! — Всё хорошо, просто будьте нежнее, — сквозь стиснутые от боли зубы, он, тем не менее, поиграл бровями. Я вылила остатки пузыря. — Проклятье! Вивиан! Может вы мне тогда уж степлером её скрепите! А хорошая мысль. — Простите! Я такая неуклюжая! Зато теперь не будет инфекции. Верните руку, я наложу давящую повязку. Мистер Фишер с опаской протянул мне руку. — Телефон в спортзале остался, я сейчас позвоню и в полицию, и в скорую, наверно, швы и правда нужны. Когда я закончила не очень нежно приводить в порядок физрука, у него уже не было никакого желания со мной флиртовать. Он вяло пригласил меня на чаепите (читайте: пьянку) с оставшимися в школе учителями и очень обрадовался, когда я отказала, сославшись на то, что хочу проводить ребёнка на автобус. Дверь кабинета раздражённо хлопнула, физрук одержал победу с торчком, но планы на вечер накрылись. Я бы тоже злилась. — Ви? — голос Кенни звучал по обычаю робко и не уверенно. — Что такое? — я положила руку мальчику на плече, но его взгляд был приклеен к школьному двору. — Он пропал. Пьяница ушёл. — Вот и славно. Погнали домой. Взяв сумку, я направилась к выходу. Чёрт, телефон! Я сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Перед внутренним взором всплыл школьный туалет. Наверно, я оставила его там, когда вызволяла Кенни из кабинки. — Побудь здесь, я пойду в туалет, кажется, там мой телефон. Но Кенни не двигался с места, по-прежнему примороженный к окну. — Мисс Вивиан, а что если он направился в школу? Я нахмурилась. Конечно, шутки Кенни про зомби-апокалипсис у меня вызывали только снисходительный смешок взрослого человека к детскому воображению, но ведь зачем-то этот мужик пытался пробиться через ворота. А что, если это какой-то вооруженный психопат? К тому же, я была на сто процентов уверена, что ни в какую полицию Джон не звонил. Он уже наверняка распивал коньяк с учительницами, всем рассказывая, какой он «настоящий мужчина». — Ладно, мамкин фантазёр. Поступим так, я сейчас схожу за телефоном, потом мы позвоним в полицию и выйдем из школы, как только приедут копы. Это будет разумно. Кенни с искренним испугом вцепился в рукав моей кофты. — Нет! Нам нельзя разделяться, вы что, фильмов не смотрите?! Вы — умная красавица и доживете до конца, я — школьное посмешище и неудачник, меня сожрут в первой же сцене, чтобы показать зрителю масштаб трагедии! Мой единственный шанс выжить - либо оставаться с вами, либо найти чёрного парня, чтобы создатели убили его первым! Кажется, я почувствовала, как брови взлетели почти под линию роста волос, пару секунд я боролась с собой и хотела выдать нравоучительную речь о том, как это глупо, но когда я согнулась пополам от смеха, мне уже было не до этого. — Ты самый странный ребёнок из всех, что я знаю. — И много вы знаете странных детей? — подбоченившись, с вызовом спросил Кенни. — Я здесь работаю. — Мне нечем это крыть. Мы немного помолчали, а потом оба рассмеялись снова. Я протянула руку Кену. — Хорошо, мы пойдём вместе, давай только тихонечко? Я правда боюсь этого мужика. Мы тихо вышли в коридор, в моей руке потела детская ладошка. Вот ведь маленький дурачок. К чему были все эти фантазии? Меня, взрослую тётку, напугать? А сам трясется как кленовый листочек на осеннем ветру. Я сильнее сжала его руку и уверенно ему подмигнула. — Кенни, я — умная красавица, со мной ты в безопасности, — что ж, будем разговаривать на его языке. В конце коридора послышались крики, я в ужасе интуитивно задвинула Кена за себя. Крики перешли в пьяные визги, а потом в кокетливый смех. Моё замеревшее сердце, теперь, пожалуй, можно было вытаскивать из трусов, настолько всё во мне оборвалось. По позвоночнику мерзко потекла капелька холодного пота. Это просто пьянка в учительской. Сумасшедший ребёнок сведёт меня в могилу раньше, чем любые зомби. Кто-то вывернул звук колонки на полную мощность и теперь из конца коридора раздавались не только визги, но и тяжёлые басы весьма посредственной музыки. Артур Брин. Ненавижу сраную попсу. Худшая музыка под которую можно сдохнуть. Кенни ласково гладил меня по предплечью. Как будто успокаивал вздыбившуюся кошку. — Испугались? Я тоже… немного. — Давай-ка ускоримся, — я как на буксире потащила мальчика в туалет. Разум твердил мне, что пьяные учителя просто отдыхают пятничным вечером, но в голове уже красной предупреждающей лампочкой горел сигнал тревоги. И воспротивиться я ему не могла, как бы убедительно не звучали все мои доводы о том, что в стенах школы с нами ничего не произойдёт. Из-за музыки я не могла разобрать характер криков, в какой–то момент мне показалось, что из пьяного, смешливого, девчачьего визга, они перешли в нечто другое, болезненное, истерическое. Я так себя взвинтила, что когда мы оказались в туалете я бросилась к найденному телефону с прытью испуганной газели. Пальцы не хотели слушаться, но со второго раза, мне все-таки удалось набрать полицейский участок. Ужасно хотелось домой. Из динамика заиграла музыка, женский механический голос равнодушно сообщил, что все операторы заняты, и попросил оставаться на линии. Что за черт? Сегодня во всех районах массово рехнулись? Не то чтобы я часто звонила в полицию, но я первый раз на протяжении нескольких минут фоново слушала музыку. Так, ладно. Я просто позвоню в скорую. Скажу что у нас раненый учитель и попрошу прислать с ними пару полицейских. Звонок. Фоновая музыка. Механический, равнодушный голос. Минута, другая, никаких изменений. От страха у меня онемели пальцы. Ситуация из смешной стремительно превращалась в страшную. Ласковым прибоем меня прибирали к себе руки настоящей паники. — Кен, — не знаю, почему я шептала, из учительской продолжали орать, плясать, и, кажется, бить посуду, (они там что, совсем расслабились, это все-таки школа, черт бы вас побрал!) но почему–то так мне казалось безопаснее. — Я не могу никуда дозвонится. Зрачки мальчика выглядели как две чёрные дыры, он то ли был напуган, то ли прибывал в настоящем восторге от ситуации. Дети вообще видят всё под каким-то своми углом, то, что для меня постепенно становилось завязкой к ночному кошмару, для него, кажется, было увлекательной компьютерной игрой. — Неудивительно, наверно, из-за эпидемии все операторы перегружены. Это уже началось. Я не хотела кричать на мальчика, но мне и так было страшно, а его приколы делали только хуже. — Какая эпидемия, Кенни?! Что ты несёшь?! Прекрати меня пугать, пожалуйста, мне страшно! — мой голос звучал так слёзно, что я почувствовала себя жалкой. Подумать только! Меня до нервного срыва довёл ребёнок с богатым воображением. Я безуспешно пыталась взять себя в руки. — Ви, пожалуйста, не плачь! Прости, прости меня! — он ткнулся мне лбом в живот и неловко обнял. — Я не хотел, я пошутил, я больше не буду! Только не плачь. Наверняка где-то случилась какая-то глупая авария, поэтому не берут трубки. Ещё десять минут, и мы обязательно дозвонимся, я обещаю! Я обняла мальчика в ответ, смотря поверх его головы в зияющую пустоту коридора. Тревога не отпускала, и я сжала тощие лопатки пацана пальцами до боли, желая его спрятать, мне казалось, что в туалет вот-вот заглянет чудовище и действительно сожрет нас. Музыка в учительской грохотала, но теперь кроме отвратительной попсы не было ни звука, и это пугало меня ещё больше. Кенни шмыгнул носом, я почувствовала, как моя кофта стала прилипать к животу, засмеялась. — Ты чего там? Ревёшь опять? Сам себя напугал? Всё ещё хочешь смотреть Зомбилэнд? — Мне не страшно,— его голос звучал приглушенно, а нос хлюпал в мою единственную приличную кофту, — я плачу, потому что вас обидел. — Каков джентльмен, — я натянуто улыбнулась, стирка после детских соплей в планы вечера пятницы явно не входила. Открытая дверь в коридор не давала мне покоя, хотелось её захлопнуть, чтобы не видеть насколько мы одиноки, в то время как в конце коридора пьяная вечеринка. Но у меня было стойкое ощущение, что мы совершенно одни. Теперь одни. Мой слух обострился до предела, и сквозь попсовую арию Артура Брина, я слышала что-то ещё. Неровный, шаркающий шаг, тяжелое хриплое дыхание. Оно двигалось и двигалось в нашу сторону. Мальчик в моих руках замер и перестал хлюпать носом. Он тоже слышит, я не сошла с ума, оно идёт сюда. Вот будет потеха, если я, доведённая до ручки, сейчас приложу школьной лавкой выпившего физрука. Но потехи не случилось. То, что произошло, стало первым звеном в череде ужасающих и трагичных событий, и это была лишь разминка… За дверной проём схватилась рука в знакомой спортивной куртке, окровавленная повязка съехала, а из открытой раны рос буйный сорняк, он уходил корнями под кожу и я видела, как она натягивается, готовая лопнуть. Под натиском зелени рана на предплечье разошлась почти до запястья, с зубчатых листьев сорняка капала кровь. Вены и мышцы руки теперь были единым целым со стеблями, на которых набухали новые почки, прямо на глазах распускающиеся свежей листвой. Моим первым порывом было прижать мальчика к себе ещё крепче. Как будто если я достаточно зажмурюсь и достаточно крепко его обниму, то тогда мы не пострадаем. Кенни медленно повернул голову. На секунду всё застыло. А потом мальчик пришёл в себя. — Ви! Дверь! Он так меня оттолкнул, что я едва удержала равновесие, схватившись за раковину. В следующее мгновение Кенни уже был у двери и с силой её захлопнул, пальцы физрука оглушительно хрустнули. Лирические завывания Артура Брина на фоне этого пиздеца успешно подкатили комок тошноты к горлу. — Ви! — мальчик орал, перекрикивая музыку, а оно с остервенением ломилось в дверь. — Ви! Разум меня покинул, я пустым взглядом наблюдала, как с каждой новой попыткой оно буквально откидывает мальчика от двери. Как пятки Кенни скользят по кафельному полу, пока он, из последних сил, привалившись спиной к двери, пытается не дать попасть ему внутрь. — Ви! Реальность пришла в движение. Тело, вдруг задвигалось автоматически. Эти секунды, несколько сильных точков в дверь, которые чудом сдержал тощий мальчик, были не просто мгновениями, они были целой вечностью. Каждая из этих бесценных секунд могла стоить нам жизни. Первым, что бросилось мне в глаза, был гимнастический козёл, и я мысленно поблагодарила всех школьных хулиганов. Пальцы Джона всё ещё торчали в дверном проёме, ногти оставляли глубокие борозды в и без того облупившейся краске. Если их оттуда не убрать, дверь не закрыть. Поэтому я решила действовать силой веса. Уперевшись в козла, я готовилась совершить свой самый огромный спортивный подвиг. — Ничего не бойся, — сказала я Кенни, хотя меня колотила настолько сильная дрожь, что зубы грозились разбиться друг о друга. На лице мальчика проскользнула тень понимания, а я уже неслась к двери с силой толкая перед собой школьного козла. Резиновая подошва кед прекрасно упиралась в кафель не давая мне скользить, в то время как металлические ноги снаряжения легко катились по скользкому полу. Пространства туалетной комнаты хватило чтобы разогнаться, перед тем как мы с козлом со всей силой влетели в дверь, Кенни отскочил. Сила и скорость прекрасно сработались, раздробленные пальцы физрука повисли на тонкой коже, дверь с грохотом захлопнулась, я по инерции налетела животом на козла. Зубы клацнули, прикусив язык, и меня отбросило на пол. — Вставай! — Кенни тащил к двери школьную лавку. Физрук с той стороны не кричал, не ругался, а только хрипел. Отплевываясь от крови, я помогла Кенни придавить дверь козлом и лавкой. Мы выиграли ещё пару секунд. Пару секунд. Столько усилий, ради пары секунд! Тварь снова ломилась в дверь, ещё злее и сильнее, радовало, что пальцы безвольными сосисками висели в проёме и это не позволяло ей взять разбег. По глупости я побежала к окну, я на столько обезумела от страха, что казалось, могла сигануть с третьего этажа, но вовремя опомнилась. Лихорадочно бросившись к зеркалу я думала лишь о том, что мне нужно оружие. Любое. Схватив свой телефон я с силой разбила им зеркало. Осколки с оглушительным звоном полетели на пол. Оно, привлеченное звуком снова ударилось в дверь. Козёл отлетел от двери с такой силой, будто не весил ничего. Мистер Фишер, или что бы оно ни было, бросился на меня. Схватив из раковины острый осколок, я всадила его в первое место, что пришло мне в голову. Острое стекло вошло под подбородок как нож в подтаявшее масло, почти не встретив сопротивления, и остановилось только тогда, когда накололо на себя толстый синий язык. Физрук пытался меня укусить, но челюсть, пришпиленная стеклом к нëбу, открывалась медленно. Последней моей светлой мыслью было то, что если стекающая по зеркалу кровь Джона смешается с моей разрезанной ладонью, то я стану такой же тварью. Кенни на фоне что-то орал, в ушах гремело. Я заставила себя отпустить осколок. А физрука по прежнему ничто не останавливало. — В голову, Ви! В голову! Тварь оттесняла меня к окну. Я была безоружна и до смерти напугана. Может всё-таки прыгнуть? Краем глаза я увидела, как Кенни упёрся ладонями в один конец школьной лавки, в глазах горела недетская решимость. Гениальный ребёнок вознамерился вытолкнуть тварь из окна, как до этого я вытолкнула её из двери. Я пятилась к оконному проему, подоконник упёрся в поясницу. Я была в тупике и слепо доверяла свою жизнь десятилетнему мальчику. Умоляюще посмотрела на Кенни. Пожалуйста, пусть всё закончится. — Ви, ничего не бойся! И мальчик взял разбег. Я сомневалась, что детской силы и довольно лёгкой скамейки хватит чтобы вытолкнуть гориллу физрука из окна, но я забыла, что этот же пацанёнок несколькими минутами ранее в одиночку удерживал за дверью зомби (твою мать, я действительно это сказала?). Скамейка влетела прямо под колени мистера Фишера через мгновение после того, как я отпрыгнула в сторону. Естественно силы и веса не хватило, но физрук благополучно вышиб собой стекло и животом лежал на подоконнике. — Давай! — Кен схватил ногу Джона. Опомнившись, я схватила другую, и мы перевернули его в окно. Никаких криков, только странный хрип, мерзкий шлепок и шокирующая реальность происходящего. Я сполза по стене и обхватила колени руками. Я икала и плакала, но даже этому была рада, потому что это было единственное, что меня сдерживало от того, чтобы блевать на зассаном полу школьного туалета. — Что это за блядство? Что за блядство? Что за блядство? — я смотрела перед собой и ничего не видела. Перед глазами стояло лицо Джона, из открытого рта виднелся осколок зеркала отражающий мой обезумевший взгляд. Он всё ещё выглядел человеком, но явно им уже не был. Я видела, как молодые побеги зелени уже лезли из его ушей, как из одной ноздри с окровавленным, сопливым пузырём лез красный цветок. Что это? Что за блядство? Я потихонечку раскачивала себя из стороны в сторону. Сейчас я проснусь, и всё кончится. Я была врачом. Да, всего лишь школьной медсестрой, но тем не менее человеком науки. Я была скептиком, для меня не существовало ни Судного дня, ни религий, ни кары небесной. В моей картине мира трагедии носили другой характер. Авиокатастрофы, природные катаклизмы, теракты. Человечество на своём веку повидало немало смертельных эпидемий, но всему и всегда было объяснение. Но что это? До моего слуха доносился жалобный скулёж. Краем сознания я поняла, что этот странных звук выходит из моих лёгких, но я не могла остановиться. Соберись, женщина, с тобой ребёнок, хочешь чтобы он до конца своих дней по психиатрам бегал? Но вопреки своим же наставлениям я забралась под раковину, воя ещё громче. — Ви, ты такая крутая! Ви! — Кенни залез ко мне под раковину и крепко меня обнял. Я сжала худое тело до онемения в пальцах. — Ты такая крутая, не плачь, — он мягко высвободился из моих рук и, задрав на себе край моей вытянутой футболки, начал вытирать мне слезы, — как ты его, а! Ты такая смелая! Пошли, прошу тебя, вставай. Нам надо идти. Но я только глубже забилась под раковину, закрыв голову руками. — Ви, мы пойдём только вместе. Ты не останешься здесь одна. Кенни взял мою окровавленную ладонь и потащил из-под раковины. — Я защищу тебя. Конечно, однажды, пусть даже не скоро, но эта блядская жизнь сломает этого невероятно смелого и безумного мальчика. И даже спустя столько лет, после всего пережитого нами, я никогда не смогу подобрать слов, чтобы описать всю степень отчаяния двух матерей, которым пришлось вытаскивать из петли тело нашего, почти бездыханного ребёнка. Но в тот день я невероятно гордилась своим маленьким рыцарем. А ещё через пару лет он будет утверждать, что вытирал мне сопли футболкой с надписью «Не счастливого нового года, сучка» пока я сидела под раковиной и истерично выла, как подбитая собака… но никому не верьте. В тот день я была смелой и крутой.***
Я надеялась, что это просто отсветы лампы бросают кровавую тень на истертый ботинками школьный паркет. Но знала, что это не так. Нам придётся пройти через это. Чтобы спуститься по лестнице, нужно пройти мимо учительской, в которой развернулась настоящая кровавая бойня. Кен держал меня за здоровую руку, со второй моей ладони катились огромные красные бусины. Был соблазн закрыть глаза и пройти в слепую, но это было бы ужасно глупо. Мы не знаем, сколько там этих… зомби. Мы переглянулись: побежим. Кенни уверенно кивнул, и мы переплели пальцы. Удивительно, как за один безумный час чужой ребёнок становится для тебя самым ценным, что есть в этом мире. Возможно, мы последние живые в этой школе. Возможно, за пределами школы ситуация ещё страшнее. Наверно, нет уже его матери, наверно, нет уже и моей. Наверно, нет и Цзюнь. И её деспотичного отца. И моего отца, с которым я годами не общалась, наверно, тоже нет. Есть я. И есть этот мальчик. И мы побежим. Пожалуй, у взрослой женщины должен был быть план получше, нежели очертя голову ломиться прочь из школы. Но его не было. Поэтому мы просто неслись по коридору с такой скоростью, что пекло легкие. Мы влетели в кровавую лужу, не успев затормозить. Мои ноги разъехались, и я поскользнулась, потащив за собой на пол дистрофичного мальчишку. Наученный школьной жизнью Кенни моментально сгруппировался, втянув голову в плечи, я же приложилась к паркету с такой силой, что подо мной что-то затрещало. Надеюсь, это паркет, а не мой собственный череп. Окровавленная ладонь плюхнулась в красную лужу. И я цинично взмолилась, чтобы это была кровь здоровых людей. Ответ нашелся быстро. И неприятно. Рядом с нами лежало растерзанное тело одной из учительниц. Из шеи был выдран такой здоровенный кусок мяса, что причина смерти была очевидна. Это не мистер Фишер. На его лице я не видела следов крови. — Ви, здесь кто-то ещё, — Кенни подумал о том же. На лестнице, к которой мы так стремились, послышались хрипы. Оно идёт на звук? На запах? Мы шумели, когда упали? — В учительскую! — мальчик дёрнул меня за руку. — Нет! — я повалила его обратно на пол, перехватила поперёк живота и прижала к себе. — Там зомби! За открытой дверью учительской что-то шевились. Не хрипело. Но я видела движение и слышала тяжёлое дыхание. Мы в ловушке. Теперь уже наверняка. — Обратно! Быстро, Кен! В мой кабинет! С лестничного пролёта появилась хрипящая тварь. То, с какой скоростью они передвигались, не оставило нам ни малейших шансов. Мы бы даже подняться не успели. В один хищный прыжок зомби с алым цветком внутри пустой глазницы оказался прямо у моего лица. А в следующий момент его голова слетела с плеч и, слегка подпрыгнув, подкатилась к моим ногам. Зубы отсеченной головы продолжали жадно щёлкать в попытке меня укусить, а подкошенное тело рухнуло к нам в кровавую лужу. Я механически подняла раненую ладонь. Подыхать от заразы в мои планы не входило. Смертоносный клинок с тихой песней погрузился обратно в лакированные, богато украшенные ножны. — Вау! — Кенни чуть не задохнулся от восторга, — кто вы?! Девушка неторопливо к нам развернулась и поправила розовые очки на переносице. — Моя жена, — вместо незнакомки сухо ответила я. Мальчик тут же расплылся в улыбке, не интересуясь деталями и руководствуясь принципом, друг моего друга – мой друг. С первого взгляда найдя в лице Цзюнь подругу и союзницу, он гордо ей поведал: — А мы с Ви только что в школьном туалете захерачили зомби голыми руками. — Какой странный с тобой ребёнок,— обращаясь ко мне, хмыкнула Цзюнь и протянула руку. Если вы меня спросите, какой самый неловкий и нелепый момент был в моей жизни, то вот он. Я сижу задницей в луже крови, между моих ног устроилась всё ещё живая и клацающая зубами отрубленная голова безымянного мужика. Рядом, как маленький Купидон, стоит восторженный Кенни, в футболке с обдолбанным оленем и ниткой моего тампона в носу, а в лучах закатного солнца мне протягивает руку самая потрясающая женщина, что я когда–либо знала. Моя бывшая жена. И весь этот пиздец кроваво-мыльной драмы разворачивается под очередную балладу о любви за авторством Артура Брина из колонок учительской. Боже, храни Америку.