Что-то вроде волшебства

      Сону с улыбкой обожания приглаживает редкие светлые волосики на голове дочери. Сэкера тихонько причмокивает маленькими пухлыми губами в воздухе и сонно щурится. Она почти засыпает, в особенности после грудного кормления, так что клевать маленьким носом-пуговкой для неё — совершенно неудивительное дело.        — Она спит? — Сону почти вздрагивает от неожиданно раздавшегося над ухом тихого шёпота.       Рики подбирается сзади на цыпочках тихо, почти неслышно. Его макушка возвышается над маленькой фигуркой Сону, а губы аккуратно касаются светлой кожи открытого лба напротив.        — Почти засыпает, — отвечает Сону полушёпотом. — Но будет лучше, если она поспит сейчас, чем на трансляции. Тогда нам не придётся разговаривать тихо, — Рики уверенно кивает в подтверждение его слов. — Тем более, она только что поела.        — О! Значит, и я могу…       Большая рука Рики тянется к молочной груди омеги, укрытой тонкой тканью кардигана. Он почти касается чужой мягкой кожи, но Сону успевает увернуться; ещё и возмущённое шипение издаёт вдобавок, чтобы Рики не покусился на его тело.        — С дубу рухнул? — фырчит омега. Его грозный взгляд впивается в насупившегося альфу, неловко потирающего затылок. — Ещё здесь давай начни есть моё молоко!       Полные губы Рики, ярко алеющие благодаря оттеночному клубничному бальзаму, нанесённому после завтрака, вытягиваются трубочкой. — Но я тоже хочу!        — Ага! — Сону свои чудесные глаза к потолку закатывает, прежде чем звонко шлёпнуть Рики по руке. Его маленькая белая ладошка даже достаточной силы не прикладывает, но болью всё равно щекочет, заставляя отшатнуться. — Это для нашей дочери.       В ответ ему доносится неопределённое хмыканье. — А как же вчерашний вечер?       Острые прищуренные глаза Рики хитрецой сверкают. Его слабый аромат солёной карамели, окутавший с головы до ног нотками сладостных феромонов, цепляющихся за обонятельные рецепторы, забивается в нос. Хочется прижаться ко крепкой груди альфы прямо сейчас, носом в его шею уткнуться и вдыхать с ума сводящий дурманящий аромат.       Но Сону ведь знает, что он, гад, специально это делает! Миниатюрный омега встряхивает головой, чтобы согнать с себя помутнение, и слабо пихает почти победившего Рики в грудь.        — Ты не проведёшь меня, сопляк, я знаю, о чём ты думаешь! — цедит Сону расхохотавшемуся Рики сквозь плотно сжатые зубы. Его настроение меняется в одно мгновение, когда Сэкера в его руках взвизгивает и бьёт по воздуху своими маленькими ладошками, уже полностью оживлённая. — Ну вот, — вздыхает огорчённый Сону. — Теперь она не заснёт.       Рики хмыкает сквозь сжатую челюсть, наблюдая за тем, как маленькие блестящие глазки-пуговки дочери, совершенно глубокие и тёмные, двигаются; взгляд, ещё не осмысленный, но уже наполненный неописуемым любопытством и желанием познавать такой огромный и красочный окружающий мир, елозит из стороны в сторону, перебегая с папы на отца и обратно.       «Пак Сонхун!..»       В уши врезает звонкий грозный крик Хисына. Обычно Хисын в плохом настроении с самого утра, но даже если он в кои-то веки пребывает в хорошем расположении духа, как, например, сегодня, стоит Сонхуну сделать что-то по его мнению не то — омега превращается в разъярённого огнедышащего дракона.        — О, похоже, кто-то опиздюлился, — посмеивается Рики, сложив руки на груди. Тяжело дышащий Сону, подпрыгнувший от испуга, сдувает выкрашенную тёмно-красным чёлку с лба.        — У меня сердце остановилось! Хисын-хён… — ругается он с досадой. — Чёрт возьми.       Его кисловато-сладкий аромат спелого яблока пропитан недовольством, и Рики хихикает, прежде чем мягко притянуть его в свои объятия. Сону бурчит что-то себе под нос, но к его груди прижимается головой, вытягивая шею, чтобы не задавить укачиваемую в руках булькающую что-то на своём детском языке Сэкеру.        — Подглядим, что у них там стряслось? — в глазах Рики мелькает хитрый огонёк.        — Позже, — растерянно выдыхает Сону. — Но мне всё равно нужно было забрать пелёнки с их комнаты.       Хмыкнув, Рики молча кивает, а после прижимается к губам омеги в трепетном поцелуе. Чувствуя нежные лепестки чужих полных губ на своих, Сону выдыхает расслабленно и глаза уступчиво прикрывает, приникая ещё сильнее, растворяясь в дурманящем аромате.

⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆

       — Сонхун!        — Посуда помыта, полы вылизаны, дети накормлены, деньги есть, захочешь повеселиться — скажи, — с готовностью отзывается Сонхун скучающим тоном, даже не глядя на дверной проём, где появляется его омега.       Хисын заходит в комнату с искривлённым недоверием выражением лица, с беспокойством щурясь. Хиён сидит на низенькой табуреточке с толстыми деревянными ножками перед Сонхуном, который, присев, ваяет какие-то слишком уж подозрительные вещи на её голове. Хэюн уже сидит на диване; с телефоном отца в своих маленьких руках — кажется, она играет во что-то, скорее всего, в какие-то стрелялки — она сползла со спинки, очаровательно надув свои маленькие губки.       Хисын приглядывается к вещи, в которую заплетены её хорошенькие длинные волосы, затем к торчащей чёлке. Потом переводит взгляд на Хиён, смиренно сидящей на табуреточке, сложив руки на коленях, и боящейся даже пискнуть.       По его лицу бьёт неподдельный ужас, и он вскрикивает, так, что, кажется, опережает ультразвук:        — Пак Сонхун!       Глухой звук мягкого стука выроненного Хэюн от страха на диван телефона перекрывается весёлым криком Хиён, резко рассмеявшейся от того, как глаза Хисына сверкают яростью.        — Господи, Хисын!.. — восклицает в ответ разозлённый Сонхун, отшатываясь от веселящейся дочери. — Меня только что чуть не хватил инфаркт!        — Отец, ты должен был уже привыкнуть, — просто отзывается Хэюн скучающим тоном, подбирая с дивана его телефон.        — Ты зачем волосы дочерям портишь? — не унимается Хисын. Омега подбегает к Хиён, передвигаясь слегка вразвалочку из-за немного отягощающего его жизнь животика. Он отпихивает Сонхуна, издавшего обиженное: «Эй!», от младшей дочери. — Что за пальмы ты им наплёл?!        — Пап, отец сказал, что это домики Губки Боба, — тем же тоном поясняюще отвечает Хэюн, хихикнув. Хисын ворчит себе под нос.        — Отцу бы себя на шизофрению проверить…        — Я бы посоветовал сделать это тебе, — бормочет Сонхун, будто обиженный. Хисын фырчит на него, словно маленький вредный котёнок:        — Господи, что ты несёшь, дай мне делать свою работу… — бурчит омега себе под нос.       Сонхун дразнит его, втихаря высунув язык подобно маленькому ребёнку — или привычку у младшей дочери перенял, кто его знает. Под аккомпанемент хихиканья Хиён Сонхун заваливается на диван рядом с малышкой. Его холодные глаза, остро прищуренные, внимательным взглядом впиваются в Хисына, который берёт расчёску-массажку, чтобы предотвратить устроенный Сонхуном беспорядок. Расчёска эта шла вместе с наборами детских гелей для душа от Барби: с довольно тонкой ручкой, она из розового прозрачного пластика с блёстками. Если честно, и альфе, и омеге иногда нравится нюхать её; она пахнет… не духами, конечно, но свежестью, смешанной со слабым ароматом детского геля для душа. Запах их милых дочек.       Изящные руки Хисына тонкими пальцами зарываются в шевелюру Хиён; девочка уже расслабилась, полностью доверяя себя папе, и теперь беззаботно болтает ногами, мечтательно задрав голову вверх. Омега осторожно снимает измученную резинку-пружинку с волос девочки, чтобы начать аккуратно расчёсывать её спутанные волосы.       Зубы Сонхуна губу прихватывают незаметно, пока он наблюдает и, в общем-то, загипнотизирован процессом. Мягкая улыбка Хисына, маячащая на тонких губах в форме сердца, заставляет в груди что-то тёплое разливаться. Его усталый вид делает его почти неземным в стенах этой комнаты с разбросанными на ковре игрушками; расчёсанная серебристая чёлка мягко закрывает прищуренные глаза, а медовая кожа поблёскивает в свете утреннего солнца — он выглядит таким, таким красивым.       Может, его сердце трепещет, совсем чуть-чуть.       Они даже не замечают, как в проходе появляется Джеюн. Сложив руки на груди, невысокий крепкий альфа с насмешкой глядит на изредка ворчащего Хисына, распутывающего волосы дочери.       Увидев его, Хиён улыбается, и её маленькое красивое лицо с острыми, как у Сонхуна, чертами, светлеет. — Джейки, поговори со мной! А то папа занят. Он волосы мне распутывает.        — Вообще-то, я подтянулся на крик Хисына, — хмыкает Джеюн ей в ответ, передёрнув плечом, укрытым самой обыкновенной белой футболкой. — Он был предназначен Сонхуну, так ведь?        — Как-все-гда, — скучающе отзывается Хэюн по слогам, не поднимаясь с дивана. Язык девочки высунут от стараний; она с усилием жмёт на кнопки на телефоне, не обращая внимание на закатившего глаза отца, который заглядывает ей за плечо.        — Сонхун решил устроить день причёсок «Взрыв на макаронной фабрике» или «Я упала с сеновала — тормозила головой», — тихо жалуется Хисын второму своему альфе, что выглядит весьма и весьма забавно.       Джеюн разражается коротким смехом, прикрыв глаза и назад откинув голову. — Сонхун, ты что, приколист?        — Я пианист, — фырчит Сонхун. — Да ты сам попробуй с их волосами управляться!.. Рот не откроешь в мою сторону.        — Когда родится мой сын, я…        — Когда родится твой сын, — отзывается Хисын не терпящим возражений тоном. — Я не подпущу тебя к его волосам.       Сказал как отрезал — ну, что ж, с омегой ничего не поделаешь. Джеюн фырчит коротко, а его глаза вновь скептично к потолку закатаны, — он любит так делать, говорит, ещё одна привычка. Старший альфа поправляет светлые волосы; наблюдающая за ним Хиён дует губки, будто бы глубоко задумавшись, а после вертится на стуле.        — Папочка, а мы сегодня будем распаковывать киндеры? — с энтузиазмом спрашивает она, устремив на него любопытный взгляд сверху вниз. Сонхун насмешливо хмыкает, когда и Хэюн настораживается, подняв голову: её тёмные глазки надеждой сверкают. — На трансляции.        — Да, да! — поддакивает Хэюн. — Я хочу, чтобы мне попалась Рэрити! Рэрити! В тех больших киндер сюрпризах!..       Она ставит стрелялку на паузу и откладывает телефон на диван рядом с собой. Малышка плюхается на живот и подползает ближе к своему отцу. А Сонхун только рад выполнить её прихоть: как только Хэюн тянется к нему, Сонхун подхватывает лёгкое тело под руки и притягивает к себе.       Хэюн падает на торс полулежащего отца и хватается за область между его спиной и боком, чтобы удержать равновесие. Её торчащий, как всплески фонтанчика, хвостик на макушке забавно трясётся из стороны в сторону.        — Вообще-то, — авторитетно заявляет Хиён, которой Хисын сейчас плетёт «Дракончика» в две пышные косы. — Её зовут Рарити.        — Сама ты Рарити! Её зовут Рэрити!        — Рарити! — протестует сжавшая кулачки младшая сестрёнка.        — Дорогие дамы, никакой Рэрити не будет, — перебивает их Хисын. — Я выбираю Флаттершай.       Оспорить мнение самой важной персоны на свете в очередной раз не решается никто.        — Ты же вообще хотел распаковывать маленькие киндеры на этой трансляции, а не макси? — посмеивается Джеюн, прислонившись головой к толстому дверному косяку. На подобное заявление Хисын лишь дуется и фырчит:        — Нет, теперь я хочу большие. Я беременный, если что! — напоминает омега, ткнув пальцем в свой живот, как будто кто-то посмел об этом забыть. — У меня постоянные перепады настроения. И вообще, — он с досадой сдувает серебристую чёлку со лба. — Маленькие ужасны.        — Они прикольные!        — Но там попадаются волчки!..       Нытьё Хисына не оставлено без внимания остальными находящимися здесь; громкий смех, грубоватый юношеский, смешивается со звонким и мелодичным детским хохотом. Все знают о борьбе Хисына с попадающимися в шоколадных яйцах волчками: сейчас идёт коллекция игрушек My Little Pony, которых малышки-близняшки просто обожают: ну, хоть где-то они сошлись во мнениях, ведь даже между выбором Барби/Винкс у них идёт непримиримая война.        — Извините, можно в ваш эстетик хаус?       Сону с интересом заглядывает за плечо Джеюна, слегка приподнявшись на носочки, намереваясь понять, что происходит — и нужно ли бежать со всех ног, если лицо Хисына искажено недовольством. Чонвону сзади и вовсе приходится подпрыгивать, чтобы разглядеть хоть что-то.       Сонхун кивает младшему, и Сону с улыбкой протискивается через отступившего в комнату Джеюна. Чонвон заходит за ним; позади омеги, подпрыгивая, радостно хлопает в ладоши вечно улыбчивый Райан. Джей, лицо которого омрачено чем-то, — он явно не в восторге, пока не понятно, от чего — следует за сыном. Замыкает процессию Рики, со всё-таки бодрствующей Сэкерой на руках направляясь к дивану.       Хисын окидывает Сону коротким любопытным взглядом. — Ты чего в шкафы зарылся?        — А, я пришёл забрать пелёнки, — приятным рассеянным голосом отзывается омега, опустившийся перед невысоким комодом; кисловатый аромат яблока наполняет комнату, вторгнувшийся вместе со сладким ванильным запахом Чонвона и слабыми ароматами сандалового дерева Джея.        — Ах, точно, — кивает Хисын. — А ты чё такой кислый?       Джей, которому был адресован вопрос, фырчит, прежде чем устало завалиться на диван рядом с Рики и Сонхуном, всё ещё держащим удобно уместившуюся Хэюн — поверьте, «съезжать» никуда она не собирается.        — Я отчитал его за то, что он неправильно причёсывал волосы Райану, — Чонвон, кажется, был слишком смел в начале своего бодрого повествования, но под строгим взглядом своего альфы быстро стушевался. — Ну чё ты на меня так смотришь, милый? Правда неправильно же!..        — А ещё я съел конфетку Баунти! — хвалится Райан. Он грудь важно надувает, выпячивая её, обтянутую кофточкой с рассыпанным по ней узором из милых маленьких уточек яркого жёлтого оттенка, и обнимает Чонвона за ноги, прижимаясь к нему. — Она была вкусной. Но отец не хочет, чтобы я ел конфетки!..        — Я не хочу, чтобы ты ел слишком много сладкого, детка, — устало отзывается Джей безнадёжным тоном, закинув руки за голову. Он прикрывает глаза и выдыхает, откинув голову на спинку дивана. — Это вредно.       Рики листает ленту Твиттера в телефоне, лениво развалившись на диване с такой же ленивой сейчас Сэкерой, пристроившейся и сидящей на его груди. Сэкера бьёт о его грудь своими ладошками и иногда пускает слюни, но Рики едва ли может жаловаться, хотя она всё ещё не может сидеть спокойно, пока голоса Сону не слышится рядом с ней.        — Мы всё равно пролетели, — пожимает плечами он. — Потому что на трансе мы будем сидеть и облизываться, с завистью глядя на детей, которые внаглую сидят перед камерой и едят шоколад.        — Ну, мы-то с Сону и Чонвоном не будем завидовать, — возражает Хисын, и вскоре комментарий омеги подставляет его под прицелы удивлённых взглядов почти из каждого угла просторной комнаты. — Нам всё самое лучшее, так что мы тоже будем кушать шоколад. А вот вы не будете.       Джей хмыкает. — Почему это?        — Потому что у мужлан нет прав.        — Хисын!..