Отмеченная

      Сложно с первого взгляда определить, кто недоволен больше. Жрец? Рай? Полтора года жили под одной крышей у Богини на ладонях. Жрец всё частит косым поглядыванием на ребенка рядом и странно пожёвывает сухие губы, у Рай же неестественно вежливая улыбка, коей она озаряет каждого с определённым посылом.       — Сожру с потрохами, — и резкий, но короткий поворот головы в сторону жреца, лицо неизменно, голос на удивление мягок и мелодичен, привычного закоса под мужской бас нет. Жрец же начинает мелко дрожать, но перед Таджимой держится из последних сил.       Обычно людей из храма даже огнём Аматэрасу не выдворишь с территории клана, те, как истинные фанатики, грудь на распашку, глаза на выкате от счастья и в огонь как в воду прыгнут, а ты их за шкирняк аки рыбок из пруда вылавливай. Но тут произошло чудо. Жрец первым откланялся, отказался от ночлега и ушёл из поместья, а уже через десять минут ему донесли, что и территорию клана он покинул в попыхах.       Рай же отстранено попрощалась, поклонилась и собиралась уйти домой.       На вопрос Таджимы: «Зачем?» — который, он задал не подумав, ответили в старом стиле:       — Посрать. Терпеть сил нет, а я штаны стирать от говна не хочу.       Когда сёдзи закрылись, глава тихо согнулся от смеха и сквозь слёзы пытался отдышаться. Теперь он не сможет выкинуть это лицо воздержания Рай. Смех смехом, но он держал кулачки за Рай, и чтобы по утру в туалете никого не оказалось.       Когда к нему в кабинет вломился его собственный сын, Таджима только и успел вскинуть брови. Лицо у ребёнка было непривычно раскрасневшимся, а бровки сдвинуты вниз. Он злился! Когда же Мадара в красках и с словесными запинками поведал отцу, что его какой-то слепой мальчишка выманил из туалета и сам засел в кабинке со словами: «У старших говна больше. Уступай», — старший забыл как дышать.       Что рассмешило больше: кривляния Мадары при пересказе или ситуация в целом? Нет, шок сына, что его, отпрыска главы, незнакомец может отвлечь от важных дел, сыграл главную роль в переизбытке углекислого газа у Таджимы.

***

      Распахнуть дверь и сделать шаг подальше от толчка подобно новому рождению. Такая лёгкость. Она этих жрецов ни в жизнь не переварит. Кишки от них крутит, перебить бы, да проблем с этой Аматэрасу-о-миками потом не оберёшься. И так проклятие словила, в следующий визит проблемы налипнут ещё бо́льшим слоем. В основном она жила в заброшенной пристройке по решению каннуси, со стола у этих святош что-то брать желания не было, у всех как под копирку: рисовая диета да истребление рыбы из ближайшей реки. Рыба ещё ладно, но этот рис у неё уже вместо лейкоцитов. Бр-р-р.       Поэтому она первые две недели занималась разведкой и рисовала в памяти карту окрестностей, а в редких лесах ловила всякое зверьё, в поле искала знакомые цветы по запаху, но из узнаваемого под руку только мята и попадалась, и один раз — дерево липы. Больше ничего интересного не было. От безделья и повышенного внимания со стороны священнослужителей и немногочисленных мико были проблемы, но и те решались через раз.       Домой она шла с определёнными надеждами, мешаниной эмоций и ожиданий. Такой отрыв от родителей ей нервы попортил, она обыкновенно мониторила их состояние. Всегда помогала, когда считала нужным, незаметно направляла и обучала, вплетала часть себя, чтобы чувствовать комфорт. Братья так и остались обезличенными в её воспоминаниях. Они только в свет вышли, не до сестры было, обживались и усмиряли внутреннюю бурю, расставляли приоритеты и мирились с бытием в телах младенцев. Будет интересно? Сами подойдут, чай не маленькие.

***

      — Ты же в храме жила, а ощущение, что в поле, — гребень который раз застрял в колтунах. Женская рука натужно тянула вверх, пытаясь освободить инструмент из захвата.       Камэ честно не хотелось этого делать, но она не могла сделать вид будто ничего не почувствовала, когда по привычке погрузила пятерню в волосы дочери, а кто-то в ответ на эту руку посягнул. Перепугалась знатно и на выпавшего жука, смотрела с неверием, муж со скепсисом, а дети медленно окружили насекомое и потом пытались закинуть его друг другу за шиворот, пока в один момент потасовки случайно жука не сплюснули пальцами. Сукуна не растерялся от резкой вони и сунул руку в рот альбиносу с каким-то слишком довольным лицом. Долго брюнет не радовался, Сатору не сдержал рвотный рефлекс и вернул завтрак наружу, прямо на одежды брата.       Неудивительно, что все сейчас сидят по струнке, Камэ не стерпела и повысила голос на всех в доме. Благо муж, уже знакомый с этой ситуацией, помог Сукуне сменить грязное на чистое. А Сатору промывал рот.       — Сколько можно! — быстро раздирая колтун гребнем, отчего голова Рай болталась китайским болванчиком, она неосознанно перенаправляла гнев. Дети её до насилия доведут. Вот уж чего не хватало, но эти барсуки из одной норы не собираются ладить! И чего взъелись, не говорят. Хм!       Руками делу не помочь. Пальцы нащупывали комки волос, а взгляд матери мрачнел.       — Сатору, принеси ножницы, у ка-сан в шкафу лежат на нижней полочке. Запомнил?       Ребёнок послушно кивнул и побрёл в нужном направлении, а Камэ с новыми силами принялась перебирать голову в поисках неучтённых жителей. Рядом пристроился Мэсэйуки и гребнем пытался распутать гнёзда, делал это нежнее и неторопливо, в тарелку то и дело скидывали каких-то паразитов, куски веток, засохшую траву, а один раз достали маленький простой карандаш.       — А ты сама этим озаботиться не могла? — не сдержал любопытства Сукуна, откладывая кисть на стол. Рисовал каких-то чертей, а после их расчленял.       — Забыла, — пожала плечами и вздрогнула, когда возле уха начали срезать колтуны.       — Сказала бы, что птиц приютила, мы бы не страдали от догадок. Хорошо хоть не гадили, — и смех такой задирающийся.       — Так вот почему тебя Сукуна пиздит периодически, ты ж у людей на нервах играешь.       — Это взаимно, не я один такой хороший, — альбинос быстро сориентировался и мило улыбнулся.       — Как ты и говорила, они тебя не забыли, — женщина распределяла пряди на голове дочери и подрезала их по собственным стандартам.       Забавно, что волосы у Рай стоят торчком и растут вверх, объём у её волос поразительный.       На последок она зарылась руками в локоны, уложила их чуть набок, но они всё равно выпрямились. Устала. Она рада видеть дочь, но первым делом нужно привести её в надлежащий вид.

***

      Ребята, коим и двух нет, смогли уговорить отца и мать выйти на свидание. Сразу они не побежали, нет, но на заметку взяли и поблагодарили детей за заботу. Сатору активно кружил вокруг старшей, показывая любопытство, сверкал небесно-голубыми зёнками и насильно таскал за собой Сукуну, хотя и рисковал получить размашистый удар в затылок и язвительную фразочку о скудном умишке. Но так нужно было корячиться, по заверениям альбиноса, чтобы родители не волновались оставлять детей с Рай…       — Погоди, это на что ты намекаешь, — искренне удивилась она. — Я с детьми не на «ты», но как вести себя с ними представление имею.       — Откуда мне-то знать? Ты в храме была, может одичала? Из чьих волос свалку доставали, напомнить? — как само собой разумеющееся изложил Сатору и фыркнул. — Я хочу свободно поговорить, а не по углам шептаться, а эти, молодые, хоть на свидание сходят и расслабятся. Мы с Сукуной довольно сильно им докучали.       — Вы двое в жопу ужаленные. Хотели бы, проблем не доставляли.       — Бе-бе, какое тонкое замечание, я прям не могу~       — Можешь мимикой на публику не играть, публика слепая, — уязвила в бесполезности лишних движений Рай.       — Я сам себе прекрасная публика, — по голосу слышно — широко улыбнулся.       Рай допила чай, к сожалению зелёный, с тремя ложками сахара, на что нелестно высказался Сатору в начале. Сполоснула ёмкость, убрала в шкаф и спокойно ушла досыпать. Как родители уйдут, мелкие растолкают.

***

      Стягивали с футона всей семьёй: Сатору оседлал левую руку, Сукуна, не скупясь на силу маленьких пальцев, выворачивал кожу на рёбрах, родители же в спешке оттаскивали младших и с надеждой посмотрели на помятое чучело. Упускать возможность погулять не в их планах точно.       Повязку сняли, изгнали сонное марево из дочери, посмотрели, как реагирует на задирки младших, сделали выводы и милой воркующей парочкой ушли из дома. Рай, закрывая калитку, увидела шаловливую руку Камэ, что обустроилась на сочной заднице отца и смачно сжала, когда тот сначала заозирался и потом только смущённо накрыл ладонь любимой. Уши и шея мужчины покраснели.       Даже странно осознавать, что живёт с этими людьми под одной крышей больше семи лет.       Беседу вести все трое согласились на кухне. Во-первых, мелкие хотели есть и рассчитывали на что-то интересное, так как Сатору выпалил ожидания о европейской кухне, особенно русской. Во-вторых, кухня одно из самых освещённых мест и расположение имеет близкое к центру дома, оттого удобнее будет передвигаться между комнатами.       Рай задумчиво водила глазами по кухне, отмечая изменения и перестановку некоторых предметов, спустилась в подвал с детьми и проверила припасы, а заодно и фуин-печати подзарядила.       Мудрить что-то изысканное сил не было, желания тоже. Отварила чищенный картофель, порезала на кусочки чуть посолила и сбрызнула маслом. Масло душистое, нерафинированное, отчего что-то в воспоминаниях приятно колыхнулось, но картинка момента не всплыла чувством ностальгии.       Из походного рюкзака, который она не удосужилась разобрать, вытащила тканевый мешочек с мятой, собранной прошлой ночью. Землянику в банке она придирчиво осмотрела и понюхала, вроде не забродила. И на вкус нормальная. Отсыпала немного ягод детям просто так, вымыла и поставила на стол в тарелочке. Пока те бесстыдно опустошали внутренности её сумки, выворачивали кармашки и осматривали оружие, изредка таскали лесную ягоду, разыгрывая аппетит.       Мать перепрятала сахарницу, пришлось несколько минут лазить по дверцам, выискивая нужное. Нашла. Но стояла с сахарницей вниз головой на потолке. Зачем так высоко?       Землянику соединила с сахаром, размяла, получившееся пюре закинула в вазу, графинов тут отродясь не было. А кувшинов не нашла, может соседи одалживали. Мяту нашинковала, помяла руками, закинула в вазу, вместо лимонов тут обычно используют Юдзу, недоспелый маленький мандарин, со вкусом лимона, нотками мандарина и иногда даже хвои. На куски и туда же. Перемешала, водой залила, убрала в погреб охладиться. Обернулась к детям, а то тишина напрягла её.       Альбинос сидел и с лицом полной задумчивости и нерешительности, разглядывал пакетик с какао порошком. О эти суженные зрачки кричали о том, какой он сладкоежка и его мозг конфликтует с памятью души. Сукуна же скучающе просматривал небольшую карту с её заметками.       Накрыла на стол, вынесла лимонад и громко выдохнула. Чёт заебло.       — Приятного аппетита.       — Приятного, — только Сатору.       Поели довольно быстро. Лимонад блаженно потягивали. Прохладненький в жару, самое то.       — Кха, теперь можно и говорить, — отсосался от края чашки с лимонадом альбинос и довольно причмокнул. — Мы с этим знакомы, — кивнул в сторону брюнета.       — Знакомы. Бились на летальный исход.       — И кто кого? Реакция была странной, однако слаженной. Оба признали ничью из-за вмешательства Шинигами.       — Я преподавал в техникуме для шаманов, обучал новое поколение ликвидировать проклятия. Сукуна автоматически считается проклятьем особого ранга после инцидента тысячу лет назад.       — Мою силу распределили в двадцати пальцах и запечатали. Уничтожить моё тело техниками не сумели, — ухмыльнулся Сукуна, подпирая подбородок.       — Но при жизни ты был человеком? — уточнила Рай, доливая из кувшина лимонад.       Брюнет согласно кивнул.       — Про себя даже не знаю чего и сказать, — шёпотом призналась она и постучала ногтем по столу. — Ну, я успела умереть, пройти суд, упасть в Ад. Был куратор. Пытки. Новенькие. Хоть какое-то развлечение там, — рассмеялась она и улыбнулась тому, как пытливо вслушиваются мальчики в её скромный монолог. — У новеньких воспоминания жизни свежие, могут чего интересного рассказать. Потом восстание, смена власти, побег. Всё.       Сатору скуксил недовольное лицо. Мало ему видете ли. Сукуна же сверлил взглядом потолок.       — Я что, самый младший тут?       — Блядь, Сатору, это единственное что тебя волнует?       — Лучше спроси, что его не интересует.       — Меня твоё мнение не ебёт.       — Взаимно.       Помолчали.       — Девка, ты тоже сюда попала, — взял слово Сукуна. — На каких условиях?       Рай иронично выгнула левую бровь. Фыркнула. Стоило ожидать того, что этим будут интересоваться.       — Изначально условий не было.       В центре стола появилась видимая глазу дымка.       — О, это иллюзия?       Палец Сатору прошёл сквозь корпус силуэта Богини. Под ногами у фигуры расплывалась тьма, пока рядом не отобразилось нечто аморфное.       Обрывистыми словами начался диалог. Они прочувствовали все эмоции, испытанные Рай в тот момент.       От лёгкого желания неприкосновенности до тяжёлого рефлекса, что в ушах отдавал писком и призывом выживать любыми доступными способами. Фигура богини резко исчезла, а фигура Рай осталась в статике, медленно рассеиваясь.       — На тебя добровольно повесели работу. Значит, до этого ты тоже с ней общалась.       Сукуна довольно улыбнулся, когда одновременно с закатившей глаза Рай, картинка на столе поменялась.       Расплывчатое нечто неслось на непонятной скорости сквозь мириады сгустков света. Долго? Быстро? Сколько времени? А ощущение погони и не думало пропадать, пока один из сгустков на пути не развернулся сетью, утаскивая в центр нечто.       Вязко, непривычно плотно…       — Оставь только картинку. Зачем нам твои ощущения? — Сатору поёжился, пытался стряхнуть обманчивые чувства. Ему не нравилось. Лишняя информация забивала мозг. Сильно глубоко погружала в происходящее.       Оба вздрогнули, когда глаза их сестры угрожающе сощурились, а в иллюзии на её плече устроилась ледяная рука. Их пробрало. Холодно, жгуче, жестоко и крепко. Нутро на виду. Они максимально раскрыты. Нечего прятать. Некуда!       — Сбежала? — грудной бархатистый голос оглушил. — И куда это тебя привело?       В этот момент Сукуне окончательно приходит осознание: Будет весело!