Отмеченная

      «Рождение ребёнка — одно из чудес, на которое способна женщина в клане Учиха».       У Камэ вяло лился в голове скрипучий голос матери, что наставительным тоном ей объясняла когда-то всё и рассказывала обо всём, даруя ей силу, что поможет уберечь себя. Сейчас подобные моменты редкость, началась самостоятельная жизнь, как только её выдали замуж, единственное, о чём справляется её мать каждую неделю, только состояние плода в её округлом животе.       От настоек, которыми её постоянно маринуют изнутри, следует подозревать нечто нехорошее в их намерениях. Таким количеством даже Аризу — первую красавицу в их поселении — не отпаивали при рождении первенца. Но она просто устала пить и пить лекарства для укрепления жизненных сил своего тела. Пришлось на момент беременности отказаться от моды избалованных девиц из больших городов перевязывать свои лодыжки.       Муж пропадал на миссиях, и юной особе ничего кроме как поддерживать тепло в их доме не оставалось, а для этого необходимо самостоятельно передвигаться. Но в силу её положения и сопутствующих ему неожиданностей прошлое всё чаще и чаще появляется в её мыслях, предупреждая — как раньше не будет. Впрочем, это обязанность каждой девушки. В их клане не делают исключений, женщин берегут и опекают, лекарств отдают беременным и детям больше, чем шиноби их клана. Ведь многие с детства натаскивают себя превозмогать.       Но как быть… обычной женщине? Она не отличается силой, по красоте едва ли отличается от остальных, наследственность делает их в клане равными. Волосы одного чёрного непроглядного оттенка безлунного неба, глаза — это умершие звезды и лишь единицы способны развести в них искру и гореть. Белоснежная кожа отвергает лучи солнца, ничуть не меняясь в оттенке, только краснеет от ожогов и раскрывает карту синих проступающих вен.       Но и они, слабые звенья их клана, стараются минимизировать траты таких ценных трав и настоек, потому что знают, чего стоит им добыча. Пытаются создать условия комфорта и держать их (мужей и просто шиноби их клана) в узде, поскольку сами мужчины дают им на это негласное право. С течением времени влюбленные отдают себя без остатка для обоюдной защиты друг друга.       Рука нежно разглаживает складки кимоно легкими касаниями, перебирая пальцами, тело напрягается и расслабляется время от времени. Круглый объёмный живот вызывал легкий мандраж, а ребенок внутри ни разу не ответил на её касания, её посылы, её мягкую ранимую любовь. Какая мать не хотела бы получить отклик от собственного ребёнка? Она успела наслушаться рассказов, да и сплетен тоже, как дети до рождения бились в живот то ножкой, то ручкой. Камэ же будто просто поправилась и очень сильно, однако страх, самый жуткий страх, что ребёнок внутри неё мертв, развеивали не единожды малочисленные ирьёнины их клана.       Каждый раз наглядно демонстрируя привычное безынтересное лицо Учихи, внутренне она сгорала от страха и собственных переживаний.       — Малыш..ка, — неуверенно протянула мать, что со дня на день может родить, — я тебя очень люблю, — руки скользнули под низ живота, оказывая лёгкое давление, демонстрируя поддержку, — поэтому твоя ка-сан и твой то-сан обратят на тебя внимания вдоволь, сколько ты попросишь. Мы тебя ждем и давно любим, — девушка тихо шмыгнула носом. — Давай вместе выживем и порадуем твоего то-сана счастливыми румяными лицами?       Подбивая плед, что мягкой вуалью покрывал её возле седзи на веранде от ночных сквозняков, она не переставала прислушиваться к своему телу. Однако, как и всегда, она улавливала лишь безликое присутствие внутри. Будто пустота, заточённая в человеке, вмещающая в себе что угодно, но не жизнь.

***

      После ночи Камэ родила.       Но было трудно.       От природы девушка довольно чувствительна к эмоциям других людей. Поэтому она сильно испугалась с непривычки, когда очаг ребёнка вспыхнул бурей эмоций! Страх, неопределённость, ужас, безумие, смирение, раздражение, сопротивление и на конец, то, что затмило остальное — желание выживать любой ценой.       Родившись, ребёнок не смолкал несколько часов, кричал, срывая голос, захлёбывался в хрипах, не принимал грудь, не мог себя успокоить, дёргано мотал головой.       Родившаяся в ту ночь девочка, так и не получила своё имя, вымотав ка-сан и ирьёнинов до изнеможения. Лишь под утро ребёнок, зайдясь в кашле, раскрыл глаза, сверкая алым блеском.       Стоит ли говорить, что Камэ дальше в своей жизни с младенцем едва ли успевала протолкнуть воздух в лёгкие? Вокруг ребёнка возвели купол из надежд, ребёнку сразу дали клеймо — отличного и верного шиноби. На то воля их Богини. Цукиеми. На то планы главы клана — Таджимы.       А воля матери ребёнка уберечь, сжечь в пламени это проклятье с их дочери. Наблюдая, как к ребёнку тянули руки, что взрослые, что малые дети, ей становилось страшно от чужих намерений обрести чужое.       Комната, где проходили роды, раздражала опухшие глаза юной матери чистым белым, повитухи и помощницы, принимавшие роды — тоже в белом. Это давило, это тревожило, вокруг лёгких образовались тиски, что позволяли ей проталкивать воздух лишь для того, чтобы оставаться в сознании. Темнело в глазах. Но причиняя себе боль, она держалась всеми силами и из-под ресниц разглядывала малышку.       Дрожа душой, Камэ по меркам того времени взяла на свой дух опасный грех — глаголить устами Бога, не являясь его посланником, лишь слугой, как и все в их клане. Но лишь немножко и совсем чуть-чуть, старательно вымешивая ложь и свои желания с правдой, чтобы клановое Доудзюцу, обличающее ложь, было обмануто.       Женское сердце тлело в ожидании опереться о стальное плечо Мэсэйуки — отца этого ребёнка, отмеченного Богиней Луны. Почувствовать мощь и стимул второго родителя, чтобы вместе стоять особняком вокруг их малышки. К счастью Камэ, она понимает, что великому человеку уготован путь полный тьмы, там, где не ходил никто, своими стопами пройдётся их дочь.       Это действительно имеет место быть, все её размышления не беспочвенны, в сердце остро ноет необходимость спрятать их ребёнка, что упрямо отбивается своими хилыми ручками от рук главы и советников, которые усердно стараются повязать на глаза ребёнка повязку с фуин-печатью. Ей объяснили, как самому близкому человеку, почему они пришли к этому, почему решили обрезать свет мира их ребёнку.       — Обычный шиноби клана Учиха пробуждает Доудзюцу от семи до двенадцати лет и их мозг уже приспособлен к окружению, узнаёт мир с новой грани благодаря возможностям Шарингана, — Таджима аккуратно повязал у виска узел, чтобы нежную кожу младенца не натирало в затылке. — Твоя же дочь другая.       И на том было последнее слово Таджимы за вечер.       Камэ, стоило сёдзи бесшумно закрыться, ограждая от нежеланных людей, взлетела к ребенку поместив его на свои руки, стала ходить по соломенному полу, слыша, как слегка тот хрустит.       Ребенок недоверчиво замер, перестав пытаться нашарить повязку непослушными пальцами.        — Подождём твоего то-сана и спросим у него на счет этой сомнительной ситуации, — женщина оставила легкий поцелуй на лбу ребенка и зарылась носом в легкий пушок младенца, что так притягательно пах для матери. — Будет трудно, мусумэ. Очень.       Солёные слезы, что отдавали тепло фарфоровой коже младенца, тихий сорванный шёпот — первые осмысленные ощущения для этого маленького человека в этом большом мире.