Demon

Оставив Кэйю в лагере Сиканоин пошел в патруль с Кадзухой. Они знакомы не так много, всего порядка недели, но из всего отряда Каэдэхара симпатизирует больше всех. Скорее всего из-за того, что он простой и прямолинейный. Демон шагает чуть впереди, сложив руки за спиной в замок. Он почти не смотрит по сторонам, ведь ему это совсем не нужно. Слабые потоки его ветра гуляют вокруг, помогая Кадзухе изучать местность. — Пока что все тихо. Удивительно. Хэйдзо, а почему ты стал солдатом? — Еще когда маленьким был, то решил, что свяжу себя с полицией. Пошел в детективы. Там решил и военную кафедру тоже… а потом у нас слушок прошел, вот я и подумал, что надо идти. А ты? — Меня спас отряд Альбедо. А точнее, Сяо не дал ему меня убить, когда я напал на них под действием скверны. Я остался с ними, потом стал фамильяром одного из этих людей, я хочу защитить их, они мне дороги, вот и все. — Альбедо хотел тебя убить? — Да. Я ведь был в безумии и напал на его отряд. Они были намного юнее и слабее меня тогда, я убил бы их, если бы не Альбедо. Но Сяо, он услышал мой крик о помощи и вступился за меня, — улыбается, поворачиваясь и идя спиной вперёд. — Можешь рассказать мне немного о том, каким был Сяо? — Раньше? Он очень милый мальчик всегда был. Достаточно тихий, но его почему-то боялись очень многие. Наверное из-за того, что его руки были в скверне, и это пугало людей, ведь Сяо был наполовину демоном. Он много смущался и очень любил Венти и нас. Он заботился о нас, о каждом и ставил нашу безопасность превыше собственной. Много переживал о том, что у него не получается контролировать силу, переживал, что вредил, когда входил в демонический образ и не мог себя контролировать. Он очень хороший, когда вспомнит нас, я уверен, что он расплачется. «Рука в скверне… да, это точно тот же самый Сяо. Сильно же он изменился… Хотя, он не выглядит несчастным. Может, ему эти изменения только на пользу пошли?» — Ты очень мило о нем отзываешься, — Хэйдзо слабо улыбнулся. — Мне приятно осознавать, что он был в окружении любящих его людей. — Ты о нем переживаешь? Он тебе понравился? — Кадзуха наклоняет голову. — Я думаю, мы с ним были знакомы в прошлом. Когда-то, когда я был ещё ребенком. — Ух ты. Каким был маленький Сяо? — Он совсем не умел управлять своей силой, поэтому навредил моему отцу. Из-за этого мы перестали общаться. Я боялся его очень. Но вообще он был милым. Очень тихий и одинокий ребенок. — … — демон разглядывает чужое лицо и подходит ближе, будто рассматривает. — Так это ты первый друг Сяо. Мальчик с малиновыми волосами и кислотно-зелёными глазами? Сяо очень сожалел об этом, но сейчас он, кажется, не помнит этого. — Ой, он обо мне что-то говорил? — Говорил. Ты его самый первый друг. И ему всегда было очень больно говорить про то, как сильно он напугал тебя и обидел твоего родного человека, хоть и не помнил как это случилось. — Я был глупым. Он ведь защитить меня хотел, — вздыхает. — Ну, если он вдруг вспомнит меня, я извинюсь. — Защитить? От кого? — От моего отца, — Хэйдзо переступает через корни дерева и останавливается, смотря в густой туман. — На пустошь идём? — Да. А зачем защищать сына от отца? Разве от родных людей надо защищать? Я не понимаю, — Кадзуха вновь заглядывает в зелёные глаза, будто ищет ответ. — Мой отец был падкий на алкоголь. И когда он напивался, то мог меня… мм… обидеть. Сяо это знал. Нам тогда лет по пять-шесть было, кажется? И когда отец снова напился и решил сорваться на мне, Сяо заступился. — Алкоголь может сделать такое с людьми…? Зачем обижать родного человека… Ты не пьешь, чтобы не обидеть родных людей? — Алкоголь вызывает привыкание и зависимость. Люди под алкоголем не отдают отчет своим действиям. Некоторые творят ужасные вещи, — вздыхает. — Я не пью, потому что боюсь быть похожим на отца. — Ты боишься, когда кто-то пьёт алкоголь? — Нет, думаю, нет. Все по-разному ведут себя под алкоголем. Кто-то просто тихонько спать идёт, если перепил, а кто-то буянит, как делал мой отец. Я думаю, что каждый сам должен за себя отвечать. Если мне будет некомфортно, то я просто уйду. Я уже взрослый, так что не дам себя в обиду. Не боюсь. — Почему-то я чувствую что-то странное тут, — Кадзуха кладет ладонь себе на грудь. — Немного болит и давит, когда думаю, что я вчера пил алкоголь рядом с тобой. Что это? — Возможно, чувство вины? Но ты не должен его ощущать. Ты не человек, и ты не агрессивный, так что меня совсем не напрягает, что ты можешь иногда выпить. Не похоже, что ты делаешь это часто. — Не часто. Но я могу совсем не пить! — М? Зачем? Тебе же нравится, нет? — Нравится, потому что забавные ощущения. Но я ни за что не обижу родных! — Ты очень милый, Казу, — Хэйдзо шагает тяжелыми ботинками по выжженной земле. — Раньше я и подумать не мог, что демоны бывают такими. — А какими ты их представлял? — Думаю, жестокими, беспощадными, агрессивными… — Я могу быть таким, когда защищаю любимых людей. Тигнари тоже. Да и мы все. Если у кого-то такие черты бывают просто так, то он не хороший, каким бы существом он не являлся. — Верно, да. А твой бывший хозяин, Казу, был простым смертным? — Не простой смертный. Он был очень важный начальник армии. Я совсем не помню как они назвались, меня почти никуда не брали, а иногда просили убивать кого-то, кто не нравился моему хозяину. У него было много слуг и рабов, я был одним из них. — Он тоже был демоном? — Нет, он человек. — А сколько тебе лет, Казу? — Ой… Много. Я не помню точно, думаю, что… Около двухсот? Трехсот? — Ого. Вроде бы много, хотя чисто по общению ты как будто бы совсем юный. — Я учился всему заново, когда попал к Альбедо. Я ведь очень, очень долго бродил по миру, не понимая, кто я или что. Если считать моим днём рождения день, когда меня спасли, то мне около 6 лет, — смеется Кадзуха. — Совсем малыш, получается, — улыбнулся. — Но чисто по общению, тебе примерно лет семнадцать? Мне кажется. — Я не разбираюсь в этом, наверное? А тебе сколько лет? — Двадцать четыре. А Кэйе тридцать, кажется. — Это много для людей? — Ну, я прожил уже примерно треть своей жизни, думаю. Да и Кэйа плюс-минус тоже. — Ой… Как-то это мне не понравилось… Почему люди так мало живут… — Тут согласен, — смеется. — Люди и правда мало живут. А ещё каждый день мы спим по 7-8 часов. Получается, ещё треть жизни во сне. — А ты хотел бы стать демоном? Мы мало спим и долго живем… — Если подумать, мне не ради кого пытаться растянуть свою жизнь. Отец умер, мать тоже. А больше у меня и нет никого, — он ведёт плечами. — Теперь у тебя есть мы, Хэйдзо. Мы тебе не друзья? — Хм, думаю, друзья, да. Но разве каждый может стать демоном? Не думаю, что мне хватило бы сил. — Я не знаю, как определить выдержал бы ты или нет. Но тебе все равно нужно для этого, чтобы демон выбрал тебя своей парой. — Тоже верно. Вряд ли такой найдется. — Хм? Почему? Демонов много. — Потому что, наверное, для этого нужно тесно с ними контактировать? Например, я так понял, что Нари был фамльяром Сайно, и они постоянно были вместе, вот и зародилась дружба, потом любовь. У меня не было и нет демонов, с которыми я бы контактировал так тесно. — Твоя жизнь ещё не кончилась, все может измениться однажды, — легко улыбается Кадзуха. — Может. А ты, Казу? Ты ищешь себе пару? — Наверное, да? Но я не понимаю, как я должен это понять. — А зачем она тебе? — Мне интересно. Тигнари с Сайно выглядят такими спокойными и радостными, когда они рядом. Мне интересно, как это. — А ты не чувствуешь себя спокойно и радостно рядом с друзьями? — Чувствую, но это как будто не совсем то, что происходит у Сайно и Тигнари. У них будто свой мир появился, понимаешь? — Хм… наверное? Я никогда не влюблялся вот так. Так что затрудняюсь точно ответить. — Если ты влюбишься раньше меня, расскажешь мне? — Хорошо. А что именно рассказать? — Что ты чувствуешь. Мне очень интересно узнать как это чувствуется… — Хорошо. Хм, а ты мне скажешь? — Обещаю, что скажу. — А ты помнишь, как там? — Хэйдзо кивнул головой в сторону густого тумана. — Бездна… какая она? — Нет… Помню, что было больно, что мне шептали что-то плохое и говорили чтобы я сделал что-то плохое… И было темно… — А хотел бы вспомнить? — Нет, мне страшно вспоминать… — Тебе нравится твоя жизнь сейчас? — Да, она хорошая. Только война не нравится, до войны было лучше… — А как было до войны? Расскажи мне, чем ты занимался? Как жил? Чем твои друзья занимались? — он заинтересованно смотрит в алые глаза. — Мы учились в Академии. Я попал к ребятам на их последний год там. Мы не думали ни о чем, кроме как об учебе. Потом мы начали думать о том, как не отдать нашего Венти ангелам. Но до этого было спокойно. Я много-много читал, чтобы изучить людей, ходил в патрули и дрался за своих друзей, если мы встречали существ бездны. Я жил вместе со Скаром, который очень подружился и, кажется, влюбился в Аякса и они постоянно были вместе в нашей комнате. Нас часто ругал профессор, потому что мы нарушали правила Академии, но они нарушались потому что кто-то из нас защищал другого из нас. Иногда были праздники, мы пили и танцевали, — смеется. — Ты умеешь танцевать? — Меня Редо научил. Этот танец называется стриптиз. Знаешь такой? — Ой… этот жуткий тип стриптиз танцует? — смеётся. — Знаю. Тебе нравится такое танцевать? — Разве Редо жуткий? Он же милый, особенно когда пьёт какао с зефиром. Мне понравился танец, да, он красивый. Только я так и не понял для чего нужно раздеваться пока танцуешь. — Чтобы возбудить того, для кого ты танцуешь. — А я танцевал просто так, а не для кого-то. — И всегда раздевался? — Ну да. Однажды я так танцевал на празднике в толпе учеников. Альбедо потом ругал Редо, потому что он мне не сказал, что нельзя раздеваться при множестве людей, — смеется. — А ты смущение и стыда не испытываешь, да? — Испытываю, но не так сильно. Раньше не испытывал совсем, но я долго в окружении людей и немного начал это ощущать. Мне нравятся эти ощущения, хоть стыд это и не самое приятное из чувств. — Тебе нравится чувствовать стыд? — Не совсем. Мне нравится чувствовать. Все чувства. Чувствовать — это так волнительно. — Хех… а мне интересно, как это «не чувствовать». Наверное, это спокойно… — Если сравнивать с тем, что было до того как я научился чувствовать, то да. Тогда было спокойней, но когда нет чувств, тебя будто ничего не интересует. Ты будто не живой, как сказали бы люди. Чувства помогают тебе понять что тебе нравится, а что нет, вот я не понимал, что мне не нравится как со мной обращался первый хозяин, а сейчас понимаю и знаю, что мне нравится, когда меня хвалят, нравится, когда гладят по голове. Мне много что нравится. — Тебе говорили, что ты жутко милый? — Иногда я слышу это, да. Тебе нравятся милые? — Думаю, милые не могут не нравиться, — Хэйдзо вновь остановился и повернул голову к пустоши. — Так непривычно, что столько дней уже тихо. — Обычно у нас не бывает тихо так долго. Это странно, и это заставляет меня немного волноваться. — Меня тоже. Хоть я на передовой ещё не был, но даже на первой линии не так тихо было. Ну, то есть, мы слышали крики порождений Бездны и видели вспышки света от вашей магии. А сейчас совсем тихо. Может, присутствие этих двоих отпугивает монстров? — Может, у них очень-очень сильная аура и энергия. Ну и хорошо, можем спокойно посидеть с нашими друзьями, и Еимия спокойно восстановиться, это хорошо. — Казу, а ты простил своего первого хозяина? — Да, когда он умер. — А если бы он не умер, ты бы простил? — Нет, потому что он ещё кого-то бы обижал. — Справедливо. Как думаешь, есть что-то такое, что невозможно простить? — Не знаю. Наверное, такое у каждого своё? — Кадзуха останавливается всматриваясь в туман. — А что бы ты не смог простить? — Хм… Наверное, если я кого-то посчитаю хорошим, а он обидит моих друзей, вот это я не прощу. — А кого ты считаешь своими друзьями? — Наш отряд и Аякса со Скаром. — «Наш отряд»? — Да, все, кто состоял или состоит в отряде Альбедо. — Даже мы с Кэйей? — Да, я же сказал, — улыбается. — Это очень мило. Я думал, нас тут не примут, аха… Хм, а ангелы тоже? — Хэйдзо, ты глупенький немного? Они же тоже в отряде Альбедо, — смеется. — Ахах… да, — Хэйдзо чешет затылок. — Даже «много». — Много? Я могу научить тебя тому, что ты не знаешь. — Стриптиз я танцевать не умею, научишь? — Хорошо, можем начать, когда вернёмся с патруля. — Ой, ты правда научишь?! — Хэйдзо, ты не заболел? — Кадзуха подходит очень близко и вглядывается в чужие глаза. — Научу, ты ведь попросил. — Не заболел. Почему ты спросил? — Ты себе противоречишь, как будто, а ещё у тебя скакнул пульс. Вот и подумал, — демон ещё несколько секунд изучает лицо Хэйдзо, выдыхая ему в щеку и делает шаг назад. — Так надо учить? — Ты слышишь пульс? — Слышу. И твоё дыхание слышу. — Ого… всегда? Или надо прислушиваться? — Обычно я его слышу, если нахожусь в двух метрах от человека. — Звучит это довольно интересно и полезно, — кивает. — Ой, кажется, дождь начинается? — он поднял голову к небу. — Это плохо, — Кадзуха хватает Хэйдзо за руку и переходит на бег, чтобы успеть вернуться до начала дождя. — Ой-ой, я за тобой не поспеваю! — он пытается перебирать ногами быстрее. — Казу! Помедленнее, пожалуйста! — Нельзя попасть под него. Кадзуха останавливается, но всего лишь на мгновение. Он обращается ветром и легко подхватывает его потоками человека. — А? Ветер? Я же не умею летать! Чувствуя, что ноги оторвались от земли, Хэйдзо невольно зажмурился, предчувствуя падение на твердую почву. — Я не уроню тебя, — он слышит голос Кадзухи, не зная откуда. Кленовые листья поддерживают тело человека, не давая ему проваливаться в воздухе. Кадзуха быстро-быстро несётся обратно, ведь не позволит своему новому другу испытать боль от осквернённого дождя. — Кэйа, иди в палатку! — отдаленно Хэйдзо уже слышит голос Альбедо. — Демоны, тоже. — Но мы ведь уже привыкли к скверне, капитан! — возмущается Тигнари. — Молодцы. А теперь привыкните к палатке, — холодно отвечает тот. — Казу? — Альбедо зовёт, чувствуя знакомый ветер. — Здесь, — отвечает Кадзуха, раздувая светлые волосы. Демон легко опускает человека возле его палатки и обращается юношей. — Капитан, я спешил, одежда осталась в километрах от лагеря, мне вернуться за ней? — Не нужно, — алхимик набросил на него свою мантию. — Возьми что-то из постиранной. Под осадками могу находится я, ангелы и Редо, так что мы с ними и прогуляемся. Если наткнусь на твою одежду, то заберу. Нет — нет. Иди в палатку. — И Сяо, — Редо положил ладонь Альбедо на плечо. — Беннету нездоровится, пусть отдыхает малыш. Чун Юнь посидит с девочками, чтобы присмотреть за Ёмой, мы с Сяо сходим погулять, а ты отдыхай. — Э? Ты чего это тут раскомандовался? — Хочу, чтобы ты хоть немного отдохнул, пока есть такая возможность, — он осторожно поцеловал близнеца в лоб. — Пожалуйста, иди в палатку. Доверься нам с Сяо. — Тц… но- — Бедо, пожалуйста. — …ладно. — Вот и умница. А теперь иди под барьер, капает же. — Казу, чистая одежда в палатке Кэйи. Он был ответственным за стирку, — бросил ему алхимик прежде, чем уйти. — Сяо, прогуляемся? — Редо ухватил друга под локоть. — Пора любоваться пейзажами. — С превеликим удовольствием, Редо, — усмехается Сяо. Кадзуха кивает и быстро запрыгивает в палатку людей, придерживая мантию руками. — Мне нужна одежда, — вздыхает демон. Без лишних комментариев, Кэйа вытаскивает из стопки одежды фиолетовый камуфляж и передаёт его Кадзухе. — Кэй, Редо и Сяо ушли в патруль, — Хэйдзо присаживается в палатке в позу лотоса. — Альбедо сейчас у себя один, если что. И дождь ещё не ливнем. Успеешь, — подмигивает. — Ты… По крыше палатки начали стучать первые капли дождя. С громким вздохом Кэйа быстро выбегает из палатки и также быстро запрыгивает в палатку Альбедо, не спросив его разрешения. «И что я только делаю…» — он поднимает взгляд на Альбедо. Алхимик сидит на спальном мешке, штрихуя что-то в книге. Внезапное появление Кэйи заставило его медленно поднять взгляд на мужчину, неторопливо закрыть книгу и убрать ее под мешок. — У Вас вопрос, лейтенант? — он жестом приглашает Кэйю присесть. — Эта палатка не подходит под ваш рост. Будете стоять в такой позе — будет болеть спина. Неловко почесывая затылок, Кэйа присаживается и поднимает взгляд на Альбедо. — Я не знаю, зачем пришёл… Хэйдзо сказал, что ты один, и я прибежал… Прости? Это было как-то… Импульсивно… — Иди сюда, — Альбедо хлопает ладонью по мягкому мешку, на котором сидит. Сам алхимик потянулся к своему рюкзаку, что лежит в углу. Уперевшись коленями в мешок, он повернулся спиной к Кэйе и запустил руку в рюкзак. «Как неловко-то… Я буду хоть иногда думать прежде чем делать? Придурок…» Взгляд цепляется за довольно худую фигуру, хоть та и прикрыта формой. Кэйа помнит, как выглядел Альбедо тогда и кажется, будто он стал ещё худее. С тяжёлым вздохом, Кэйа присаживается на спальный мешок скраю и старается смотреть вперёд, чтобы не пялиться на Альбедо. Достав из рюкзака стеклянную колбу с прозрачной жидкостью и клок ваты, Альбедо усаживается напротив Кэйи. Он поднимается на коленях, рассматривая лицо лейтенанта, и вздыхает. Скатав из ваты шарик, он выливает немного жидкости из колбы и тянется к лицу Альбериха. Холодные тонкие пальцы приподняли темно-синюю челку, мягкая мокрая вата проходится по лбу мужчины, стирая маркер. — Зачем стираешь…? — немного вздрогнув, Кэйа поднимает взгляд. — Конечно, можно и оставить, используя как оружие против порождений Бездны. Сделаем ставку на то, что завидев солдата с надписью «идиот» на лбу, они умрут от смеха. Идеальное убийство… — тихо и без единой эмоции проговаривает Альбедо, продолжая вытирать маркер. — Почему бы и нет? — с каким-то отчаянием в глазах, Кэйа наблюдает за спокойным лицом капитана. — А я, получается, верховный идиот? Ну, раз ты под моим командованием. — Разве это так работает? — печально усмехается, опуская взгляд. — Кто знает, — он убирает руку и смотрит на грязный кусок некогда белой ваты. — Ну, вот, а Редо говорил, не смывается… — Лучше бы не смывался…— вздыхает лейтенант. — Хочешь ходить с этой надписью на лбу? — алхимик слабо усмехнулся. Он осторожно поправил волосы Кэйи, прикрыв уже чистый лоб челкой, и замер, держа двумя пальцами светло-голубую прядь волос, что довольно сильно выбивается на фоне темной копны. — Хочу, чтобы ты подольше стоял так надо мной, — шепчет, не смея двинуться. — Твои волосы такие же гладкие, как и пятнадцать лет назад, — алхимик держит в пальцах прядь волос Кэйи и склоняется к ней. — А пахнет уже не так. Сердце гулко ударяет в грудь и глаза Кэйи округляются. «Почему я вдруг это чувствую… Кажется, я сейчас умру, потеряв сердце…» — А ты стал ещё более худым, но все так же красив… — Да, с едой иногда бывает туго, — он смотрит на Кэйю сверху-вниз, продолжая перебирать синюю прядь между пальцев. — Хочу в отпуск, но мне нельзя, — пожимает плечами. — Я уже забыл, как выглядит нормальный мир. — Почему нельзя…? — Кэйа смотрит куда угодно, но только не в глаза Альбедо. — Во-первых, я не могу оставить линию фронта. Офицерского состава не хватает, а оставлять малышей без командования слишком рискованно. Во-вторых, возвращаться мне некуда. В буквальном смысле. Нет ни людей, к которым я мог бы вернуться, ни места, то есть дома, куда бы я мог вернуться. — Мне тоже некуда, обычно я просто иду гулять один… — Твой дом тоже задело? — наклонив голову вбок, Альбедо продолжает холодно смотреть на Кэйю, пока его пальцы мягко перебирают волосы лейтенанта. — Так я и потерял глаз. — Сочувствую. Пальцы алхимика будто сами соскользнули с волос Кэйи и опустились на щеку. Альбедо рассматривает искусственный глаз. «Если бы я тогда был рядом, мне бы хватило сил спасти его глаз?» — Не стоит. Всего лишь глаз. — Я говорил не про глаз. Раз тебе некуда и не к кому возвращаться, значит, ты потерял куда больше, чем глаз, — палец на чужой щеке дрогнул. — Люди такие хрупкие. — Не надо мне сочувствовать, я более чем заслужил это… — Как скажешь. Будто опомнившись от воспоминаний, что нахлынули огромной волной, он довольно резко отвернулся и принялся убираться в палатке. Сначала — колбу и ватку вернуть в рюкзак, потом — складывать одежду, чтобы рубашки лежали «край к краю». Между парнями вновь воцарилась тишина и немного странная атмосфера, и алхимик, как и всегда, пытается занять чем-нибудь руки, чтобы разгрузить голову. «Как же я ему мешаю… Зачем я вообще пришёл…» — Кэйа с болью смотрит на суетящегося Альбедо. — Я… Могу помочь? — Я уже закончил, — он вновь уселся на мешок. — Но, если хочешь, у меня есть для тебя поручение. — Какое? — Не шевелиться порядка получаса. — Зачем это…? — недоумевает Кэйа. «Думал, что выгонишь и попросишь больше приходить…» — Не сможешь? — Смогу… Молча…? — Можно не молча. Если есть что рассказать или сказать, конечно. Взяв книгу из-под спального мешка, алхимик усаживается напротив Кэйи в позу лотоса. Карандаш в его руке появился будто из ниоткуда. Раскрыв книгу на какой-то из страниц, наугад, он принялся делать набросок, посматривая на Альбериха. «Снова эта книга… Использует ее как альбом, прямо по буквам…? Больно-то как…» Мужчина замер совсем, он смотрит куда-то в пустоту и краем глаза следит за Альбедо. — Хочется общаться с тобой… Я бы хотел вернуть то общение, что было у нас… И хочется узнать, есть ли у тебя похожее желание… — Мне стало легче, когда Хэйдзо сказал, что ты даже не понимал, что сделал. Это в твоем стиле, конечно. Это тебя не оправдывает. Но мне легче оттого, что ты не умышлено так поступил со мной. Это не отменяет спора и прочей мерзости, что случилась между нами. Но хотя бы то, что, укладывая меня на кровать, ты не думал ничего из области «фу, лишь бы по-быстрому закончить, а потом поржем с друзьями», сбросило с моих плеч некий груз. — Я бы никогда не подумал так о тебе… Мне понравилось то, что было, и было это потому что, оказывается, у меня просыпались чувства к тебе… Я жалею, что не рассказал правду раньше и позволил всем этим ужасам с тобой произойти, но я не думал про «фу, лишь бы по-быстрому», я думал про «черт, как он красив»… Алхимик слабо усмехнулся и поднял взгляд на Кэйю. — Я не верил. Даже в само существование спора не верил. И если бы ты тогда не ушел и соврал мне, сказав, что никакого спора не было, я поверил бы тебе. Сейчас, конечно, уже нет, — он вновь опустил взгляд в книгу, продолжая рисовать на страницах прямо по тексту. — Но мне приятно слышать, что ты считал меня красивым. И что то, что было между нами, было по обоюдному желанию, а не потому, что ты решил надо мной поиздеваться. Для меня это значило куда больше, чем секс по дружбе. — Я все испортил… — Кэйа пытается улыбнуться, чтобы скрыть волнение и боль. — Ты больше не поверишь мне, да? — Вероятность того, что я тебе снова смогу доверять, не равна нулю. Но и единице она тоже не равна. Я не знаю, что будет. Я не верю, что люди меняются. Не верю в любовь. Не верю, что смогу доверять кому-то, кроме Редо, и то, ввиду его природного неумения лгать. Но то, что я не верю, не значит, что так и будет. Ты мне не безразличен, очевидно. Слушать все это ужасно больно, но Кэйа понимает насколько больно сделал человеку перед собой, что тот так сильно закрылся и охладел. «Мусор… Просто мусор…» — Я бы очень хотел вернуться назад, рассказать все сразу, не уезжать всеми силами, чтобы не потерять с тобой связь… Хотя, может быть, тебе было бы лучше, если бы меня не было в твоей жизни… — Ну, такие чувства, как к тебе, я не испытывал ни к кому. Думаю, за это я тебе благодарен. За те недолгие моменты, когда я был счастлив. Любовь, оказывается, такая приятная, — он мягко улыбается, не отрываясь от рисования. — Она будто везде, и при этом нигде. Чувство наполненности, одухотворенности, возвышенности… и мир сразу цветной, и краски все яркие, улыбка с лица не сходит. Что-то такое трепетное и нежное… я бы не хотел лишаться удовольствия ощутить это. — Разве то недолгое приятное чувство стоило тех страданий, которые я тебе обеспечил…? — шепчет лейтенант. — Оно стоило даже больших страданий. Само это чувство, когда сердце бьется быстрее, когда зрачки расширяются, когда смущаешься и неловко шутишь — это всё стоит многого. Конечно, насколько счастливым я был, настолько сильную боль потом ощущал. Но эта боль, она будто доказательство того, что все эти эмоции были настоящими. Я куда старше тебя, Кэй, но лишь по цифрам. По факту, я все еще тот мальчик-отличник, брошенный в комнате с беспорядком. И за все эти «цифры», за все время, что я путешествовал с учителем, я не контактировал с людьми. Совсем, — он поднимает взгляд. — Школа и академия — мой первый в долгой жизни опыт общения с людьми. — Ни тогда, ни сейчас я не достоин тебя, Альбедо… Я был полным придурком в школе. Я должен был поддерживать свой статус «крутого, бесстрашного и самого узнаваемого». И как такой как я не смог «подружиться» с одним только странным тихим мальчиком. Некоторые побаивались тебя, некоторые смеялись, вот и взяли такого как я на «слабо», а смогу ли я подружиться с самым странным мальчиком школы. И смог… И даже больше… Я был до последнего уверен, что между нами ничего кроме дружбы нет, но сейчас, смотрю на тебя и понимаю, что ты мне нравился. Но я совсем не хотел признать этого, потому что был глупым подростком. Прости меня, идиота… — Ого, откровения наружу просятся? — усмехнулся. Он вновь опустил взгляд в книгу, продолжая водить карандашом по страницам. — Расскажи мне, какой ты «настоящий», Кэйа? Зачем водился с теми ребятами? Много ли рассказывал им личного? Смеялись с меня, когда ты понял, что «загон» на тебя запал? — улыбается. — Наверное, это было весьма жалкое зрелище. — Я уходил от разговоров о тебе. Мне было неприятно слушать, что они говорят, но я молчал. Я не говорил ничего личного о тебе, но и не пресекал их смешки, ведь не мог потерять «лицо». Которого не было… Я не знаю, какой я… Когда мы были наедине, я был настоящим, мне было спокойно с тобой, мне будто не нужно было притворяться и я мог расслабиться. Я боялся потерять это и молчал об этом идиотском споре… — Если я попрошу тебя выпить сыворотку правды и сказать, что ты не спорил на то, что разведешь меня на секс, ты сможешь это сделать? — Да. — Пей, — он кивает головой на маленькую бутылку около спального места, с прозрачной жидкостью. — До дна. Не думая и лишней секунды, Кэйа тут же тянется за бутылочкой. Он снимает колпачок и выпивает ее всю, поднимая взгляд на Альбедо. — Я никогда не спорил на секс с тобой. — Скажи, что ты думал обо мне тогда? О «том мне»? О мальчике, которого все обижали, потому что он не знал, как общаться с людьми и просто учился, чтобы никому не мешать. — Сначала думал то же, что и все, что ты странный тихоня, а потом я подружился с тобой. Ты такой светлый и будто всегда само спокойствие. С тобой всегда было о чем поговорить, с тобой всегда было спокойно, а когда ты улыбался, я не мог сдержать улыбку тоже. Ты очень мягкий и нежный… — А что ты думаешь о мне нынешнем? — Что ты такой же. Только охладел по понятным причинам. Но ты стал гораздо уверенней, уверенность тебе очень к лицу… — Я ведь учитель, — усмехнулся. — Я бы не добился уважения и расположения со стороны учеников и коллег, если бы оставался нюней. — Ты не был нюней. Ты просто делал то, что тебе нужно, не обращая ни на кого внимания. Это восхищает. Но, конечно, твоё мягкое сердце было милым… И, кажется, что сейчас оно все такое же мягкое… Ты стал таким сильным… — Ты жалеешь, что переспал со мной? — Нет. — Тебе понравилось? Тебе было приятно? О чем ты думал? — Понравилось, очень понравилось. Хоть это и был подростковый секс, но мне кажется, что чувственней близости у меня не было больше никогда. Думал о том, что как такой как ты мог согласиться на секс со мной. Ты был слишком высоко надо мной. — И ты не смеялся потом надо мной? И когда связь оборвалась, если ты вспоминал обо мне, то что думал? — Не смеялся. Я написал тебе, наверное, сотню писем. Но каждое возвращалось ко мне через пару дней или недель. Я писал тебе о том, что скучаю, что хотел бы увидеться, спрашивал как твои дела, пытался признаться в споре, тысячу раз просил прощения за то, что так внезапно уехал. Я думал, что уже никогда с тобой не увижусь… — Мама не говорила, что ты писал. Видимо, письма не дошли, — он опускает взгляд в книгу. — Я знаю её уже наизусть. Каждую строчку. Так глупо это всё было… То, что мальчик, над которым все издевались, влюбился в того, кто причастен к издевательствам. Да ещё и повелся на эту дружбу. Да ещё и лёг под него. Это все кажется мне сейчас таким глупым. Попытки косить под человека, школа, ученики, дружба… всё такое бессмысленное. А я пятнадцать лет обиду держал. — Какая разница человек ты или нет. Ты мне нравишься таким, какой ты есть. Знаешь, хах… Если бы я сбежал из дома сразу, я бы не лишился глаза. Я спасал письма, которые были для тебя. — В твоем стиле. Лишиться глаза из-за макулатуры, — грифель остановился на правом глазу. Альбедо детально вырисовывает каждую ресничку. — В этой макулатуре все мои мысли и чувства, я не мог оставить это. — Приятно осознавать, что ты тоже испытывал ко мне симпатию. Значит, мой первый раз был с человеком, которому я тоже нравился. Эта мысль мне нравится больше, чем «по дружбе». — Я убеждал себя, что это по дружбе, чтобы это не мучало меня, ведь, я был уверен, что увидеться с тобой никогда не смогу. Я ведь обычный человек, куда мне до такого как ты. — В каком плане? Разве я не «обычный»? Что ты имеешь в виду? — Если ты обычный, то я даже на червя не гожусь, — улыбается. — Ты удивительный. И не из-за своей природы и магии. А сам по себе. У тебя всегда было своё мнение, ты не поддавался на эти тупые подростковые поступки. Ты знал, что тебе нужно делать и ты это делал, не обращая ни на кого своё внимание. А как тебя любят твои дети? Это ли не ещё один показатель того на сколько ты важный и удивительный человек. Собрать вокруг себя столько разных характеров и так искусно с ними взаимодействовать… Это сильно… — Жидкость, которую ты выпил, это вода. Просто вода. Я могу верить твоим словам? — В каком смысле вода? Альбедо, дай мне настоящую сыворотку, я повторю каждое слово точь в точь, даже если за ложь она убьет меня. — Я хочу доверять тебе, потому что это моё личное решение, а не потому, что правдивость твоих слов подтверждает магия. Мне просто нужно время. Но хочу прийти к этому сам. Если, конечно, мы продолжим общение, а не вновь разбежимся на пятнадцать лет. — Я больше не пропаду вот так. И вообще не пропаду. Ты дорисовал, Альбедо? — тихо спрашивает, все ещё не шевелясь. — Да. Хочешь посмотреть? — он хлопком закрывает книгу. — Не уверен. А мне можно? — Если не хочешь, то нельзя, — усмехнулся. — А если хочешь, то держи, — он протянул Кэйе книгу. — Хочу… — Кэйа берет книгу и открывает ее на первой странице. Книга потрепана временем и по ней явно видно, что читали её не один раз. Сам Кэйа, кажется, сейчас даже не вспомнит, о чем она. Когда-то он заметил заинтересованность в глазах Альбедо, когда тот ходил меж книжных полок, и только поэтому Кэйа купил именно ее. Наверное, он и не знал, о чем она, не читал краткое содержание, не интересовался, но это и не нужно было. Только сейчас он осознал, что для него роль сыграло не содержание «подарка», а лицо Альбедо, его чистые искренние эмоции. Только это. Первый рисунок на форзаце — это Редо. Кэйа узнает его по взгляду. Пусть внешне они с Альбедо и одинаковые, разницы всё равно очевидна. Глаза и улыбка. Это то, на что Альберих когда-то мог смотреть часами, пока Альбедо увлеченно рассказывал своему первому другу о чудесном мире алхимии и магии. Редо выглядит совсем не таким. Для Кэйи, как ему показалось, они совсем не близнецы. Кроме портрета Редо, на развороте есть отряд Альбедо. Судя по тому, как смазался рисунок, нарисован он давно. Мужчина перелистнул страницу — здесь, на странице с указанием издательства, нарисована Рэйндоттир. Точно такая, как видел её Кэйа в воспоминаниях Альбедо. Дальше должен начинаться сам текст. После нескольких секунд молчаливого рассматривания предисловия, Альберих наконец принимается листать. Издание было довольно дешевым, чернила много где смазались и теперь под рисунками совсем сложно разобрать хоть слово. Но сами портреты, как и в прошлом, идеальны. Местами на них отпечатки пальцев Альбедо, местами штрихи уже смазаны. Несколько страниц с рисунками бывших студентов. Альберих видит, с какой осторожностью и нежностью алхимик вырисовывал каждый штрих. От этого на душе одновременно приятно и почему-то грустно. Но по-настоящему больно стало тогда, когда он долистал до первого своего портрета. Его лицо здесь сильно перечеркнуто, будто бы после того, как его аккуратно нарисовали, очень сильно и нажимом зачеркнули. «Заслужил…» — он смотрит дальше. Страницы сменяют одна другую, шелест в ушах кажется неприятно навязчивым, но остановиться Кэйа не может. Свой очередной портрет он нашел пролистав примерно треть книги. И здесь чернила и грифель смазаны мокрыми пятнами. Конечно, они уже давно высохли, бумага немного смялась, а текст «поплыл». «Плакал…?» — проносится в голове Альбериха риторический вопрос. Пока тяжелые капли дождя стучат о плотный золотой барьер над палаткой, Альбедо открыл выход, чтобы впустить свежий воздух, и сел на каремат у этой двери. Он протянул босые ноги на улицу, надеясь, что прохладный воздуха поможет снять напряжение. Дождь на него не капает, но сам запах влаги и осадков успокаивает. В то время как Кэйа продолжает листать книгу, оставаясь где-то за спиной Альбедо. Рисунок, второй, третий… Альберих сбился после седьмого. Сколько раз алхимик нарисовал его в книге, а сколько ещё, возможно, рисовал до войны? Эти мысли тревожат и вновь, в который раз, делают невыносимо больно. В горле ком, а воздуха, кажется, не хватает, хоть палатка и открыта. Кэйа поднимает взгляд в спину Альбедо и боится даже вздохнуть. «И все это время он думал, что я смеюсь над ним… Что просто использовал и сбежал… Все пятнадцать лет… Ну как можно было так проебаться, Кэйа…?» Мужчина аккуратно закрывает книгу и кладет ее рядом. Он мягко проводит по ней рукой, словно гладит и с трудом заставляет себя заговорить: — Альбедо, я допустил огромную ошибку, ее невозможно исправить, мне жаль, что столько времени заставил тебя страдать. Ты нравишься мне… — Воздухом подышать не хочешь? — алхимик не оборачивается. Он отодвинулся немного вбок, чтобы Кэйа мог присесть рядом. — Свежестью пахнет. Из-за дождя. Хоть он и оскверненный. Выдохнув, Кэйа поднимается на сколько это возможно и подходит к Альбедо. Он аккуратно садится рядом в позу лотоса и поворачивается к капитану, позволяя себе рассматривать его. — Я стал рисовать лучше, чем пятнадцать лет назад? — Да? Я не ценитель искусства. Твои рисунки всегда красивые, но больше мне нравится смотреть как ты рисуешь. Ты иногда мило морщишь нос, прикусываешь карандаш или кисть, а иногда забавно хмуришься, когда тебе что-то не нравится в нарисованном. — Правда? Не обращал внимания. Хотя, я же не рисовал автопортрет. Может, тогда бы заметил. — Умел бы я рисовать, то рисовал бы только тебя. — Я могу позаниматься с тобой, — Альбедо повернул голову, оказываясь к Кэйе лицом к лицу. — Д-давай, — сердце Кэйи забилось чаще. Хочется отвести взгляд, хочется хотя бы на секунду посмотреть на губы Альбедо, хочется отвернуться и хочется приблизиться. Альберих краснеет, но не шевелиться. Он застыл словно статуя. — У меня нет бумаги, — пожимает плечами. — Но я буду иметь в виду. — Да… Хорошо… — Кэйа тяжело выдыхает, поворачивая голову к улице. «Дурак… Просто дурак… Как школьник перед ним…» — Второй день погода плохая. Может, из-за этого и спокойно, — он перевел взгляд в сторону лагеря. — И… прости за Редо. Он хороший очень, просто, сам понимаешь. — Редо хороший. Я бы поступал так же на его месте, — слегка улыбается, опуская взгляд в землю. — Когда он впервые увидел мои воспоминания о веселых школьных буднях, то собирался убить всех причастных. Сумасшедший, — он выдыхает с легкой улыбкой. — Но могу его понять. — Вполне адекватная реакция… Я бы тоже так сделал… и себя, и их… — Думаю, я тоже. Ну, если бы жертвой издевательств был кто-то дорогой для меня, то, конечно, разложил бы на атомы. — Почему ты терпел это…? Ты ведь мог спокойно убить их или хотя бы остановить, сковать… Что угодно… Почему…? — Во-первых, не считал это необходимым. Думал, что раз издеваются, значит я этого заслужил. Это был моей первый опыт подобного общения с людьми. И второе, учитель просила никому не показывать магию. — Прости, что не защитил… — Но ты и не должен был. — Я должен был защитить дорогого мне человека. — Я ведь не был тебе дорогим? А когда мы начали сближаться, ты вроде бы перестал надо мной издеваться. — Был… И есть… Но я был слишком глуп, чтобы вовремя это понять. — Расскажи, как ты жил эти пятнадцать лет? Почему не в отношениях? Кем работал? — Я старался не думать о каких-либо отношениях. Секс был, чтобы расслабиться, но ничего серьезного я не хотел или даже не позволял себе. Служил в армии, бывал в горячих точках, долго был снайпером, но без двух глаз в снайперы больше не пускают. Постоянно изучал оружия, тренировался на каждом. Из-за моих знаний меня и попросили обучать новичков, которые потом любовались на моих хомяков. Как-то так… Ничего особо интересного… — Хех… я бы тоже на твоих хомяков посмотрел. — Цыплята не впечатлили? — тихо смеется. — Впечатлили. Но хомяки интригует чуть больше. Покажешь? Как-нибудь. — Только для тебя, — Кэйа улыбается, наконец немного расслабившись. — Буду ждать, — повернув голову, Альбедо мягко улыбнулся. — Без одного глаза тебя рисовать быстрее. — Ахаха, я рад, что стало удобнее, — Кэйа наклоняется назад и просто падает на землю, смотря в крышу палатки. — Удобно? — алхимик обернулся на него, уперевшись ладонью в каремат. — Вполне. Как в недавнюю ночь рядом с тобой, — усмехается. — Если ты простудишься, попрошу Сайно поставить тебе трехлитровую клизму. — Часто такими методами пользуетесь? — Ты будешь первым. — Какая честь. Мне нравится. — Экспериментальная медицина. Получается, будешь первопроходец. Рад слышать, что ты готов пойти на такое ради блага общества. — Благо? Меня интересует твоё настроение, — смеется. — Мое настроение? Удовлетворительное, — усмехнулся. — Я очень рад. Стало немного легче на душе, но ощущается, будто я скинул несколько тонн. — Да, мне тоже, — он опустился на спину рядом с Кэйей. — Как камень с души. Никак не мог выбросить это всё из головы. Чувствовал себя ужасно мерзко по этому поводу. Сейчас, кажется, прошло. — Совсем прошло…? — Может, я снова занимаюсь самообманом? А, может, на меня так повлияли слова Хэйдзо? Или наши с тобой посиделки сегодня? Но я больше не чувствую себя использованным, брошенным и грязным. Так что, думаю, прошло. По крайней мере состоянием на сейчас. — Получается, я почти прощен…? — Я подумаю об этом сразу после того, как посмотрю на твоих хомячков. — Договорились, — Кэйа широко улыбается и поворачивает голову на Альбедо. — Мм, прекрасная улыбка. Кажется, у меня ни одного рисунка нет с улыбкой… надо будет это исправить. — Не трать на меня карандаши. Хочу твой автопортрет. — Но у меня два глаза. Это займет больше времени. — Я подожду, на тебя грифель не жалко. — Можно дать тебе любой из портретов Редо. Мы ведь одинаковые с ним. — Совсем разные. Мне нужен именно твой. — Разные? — Очень. У вас разный взгляд и очень разные улыбки. Эмоции вы тоже показываете по-разному… — Но лицо ведь одно и то же? — Да, ну и что? — Хм… справедливо, — он закрывает глаза. — Хочу посмотреть на звезды. — Здесь их видно? — Нет… несколько лет не видел неба. Наверное, уже забыл, как оно выглядит. Будто просто черное полотно с точками. Но оно же не такое, оно красивое. — Можешь ударить меня, увидишь звёздочки в глазу. — У тебя фетиш? — Не проверял. Может у меня фетиш именно на тебя. — За последние дни ты слишком много просил тебя ударить, Кэй. — Нравится, когда ты прикасаешься ко мне, пытаюсь выпрашивать, — смеется. — Я слишком расслабился на полу и мне лень поднять руку или хотя бы глаза открыть. Потом обязательно тебя потрогаю. — Ого… Я счастлив, — Кэйа ложится набок, рассматривая аккуратный профиль Альбедо. — Как мало тебе для счастья надо, — бубнит тот, не открывая глаз.