Вернуть Эмили

Штаб Пандоры представлял собой величественное здание в центре Риверры, мрачное и внушительное, с высокими готическими арками и массивными дубовыми дверями, украшенными гербами. Внутри — бесконечные коридоры, освещённые лампами, и мраморные полы, которые отзывались гулким эхом каждого шага. Интерьеры были выполнены с утончённой роскошью: сводчатые потолки, обвитые резными колоннами, огромные окна, через которые струился мягкий дневной свет. Здесь, среди томов древних книг и секретных документов, изучались цепи и их связь с Бездной. На стенах висели картины и карты, подробно изображавшие как территорию Сабрие, так и изученные регионы Бездны. Пандора была не просто организацией — это был мощный механизм, управляющий жизнью и смертью тех, кто оказался связан с Бездной. В Пандоре не было места слабости, и каждый её член понимал, что цена за ошибку могла быть смертельной. Путь в штаб Пандоры был для Брейка привычным и почти автоматическим. Но на этот раз его мысли были сосредоточены на предстоящем отчёте. «Нелегальный контрактор», — мысленно повторил он, заходя в здание. — «Им оказалась Оливия Синклер. Как же всё это абсурдно. А теперь я должен придумать байку для руководства Пандоры». Он остановился у двери, ведущей в главный зал, где его ждали коллеги и начальство. «Они поверят, что Бездна утянула контрактора. Это случается постоянно. Сабрие — место, где любая пропажа объяснима. Но что, если они начнут копать глубже? А если Руфус Барма сунет нос в это дело?» Мысль о Барме заставила Брейка стиснуть зубы. Этот человек знал слишком много. И, что ещё хуже, он не знал удержу в своих расследованиях. «Слишком многое на кону», — подумал Брейк, его рука крепче сжала трость. — «Если Оливия попадёт в руки Пандоры, назад мне ее будет не вернуть». Он понимал, что ложь — это риск. Рано или поздно её можно разоблачить. Но ради Оливии, ради её безопасности, он был готов рискнуть. «Пусть думают, что она исчезла. Пусть списывают это на Бездну, на Сабрие, на что угодно». Брейк расправил плечи, его лицо снова приняло привычное насмешливое выражение. — Ну что ж, — пробормотал он, толкая дверь, — пора рассказать очередную сказку. Он вошёл в зал. Его лёгкий шаг, стук трости и улыбка не выдавали того, как сильно он переживал. Последний раз такую тяжесть он чувствовал перед тем, как решился спросить у герцогини Рейнсворт о том, что же стало с Синклерами — как будто он сам вел себя на эшафот. Брейк ясно помнил тот день, словно это было вчера. Когда он услышал от Шерил, что он наделал с реальностью, его жизнь дала трещину еще раз, хотя больше, казалось, уже невозможно. Но теперь на кону была не только его жизнь, поэтому он не мог позволить себе ошибок.

***

Тот день был таким же мрачным, как и его душа. Тяжесть дождя за окном поместья Рейнсворт едва достигала земли — капли стучали по стеклу и размывали очертания сада. Зарксис Брейк, стоя у дверей покоев герцогини Шерил, медленно сжал руку руки в кулаки, будто это могло помочь ему сдержать хаос в душе. Спасение из Бездны не принесло облегчения, только новые вопросы, и единственное, что он хотел знать — была ли его жертва не напрасной. Когда дверь открылась, и одна из горничных впустила его, он шагнул внутрь сдержанно, но твёрдо. Шерил Рейнсворт сидела в своём кресле у камина. Её осанка была безупречной, взгляд — ясным, и её мягкая улыбка могла бы успокоить любое тревожное сердце. Но не Брейка. — Зарксис Брейк, — с лёгкой теплотой произнесла она. — Что привело тебя ко мне в столь поздний час? Он замер на мгновение, обдумывая слова. Всё внутри него кричало, требуя ответов, но он сумел подавить эту бурю. — Прошу прощения за столь внезапный визит, герцогиня, — начал он ровным голосом, хоть в нём слышалась едва заметная напряжённость. — Я хотел бы узнать об одной семье. Шерил приподняла бровь, её интерес вспыхнул мгновенно. — Семье? — повторила она, отставляя чашку чая на подставку. — Продолжай. — О семье Синклер, — сказал он, стараясь говорить так же спокойно, как и начал, хотя грудь сдавило тяжёлым узлом. На мгновение в комнате повисла тишина. Шерил задумчиво посмотрела на него, словно оценивая, зачем ему это нужно. — Это имя давно кануло в прошлое, — произнесла она, но продолжила, заметив, как его глаза темнеют от напряжения. — Граф Роман и его дочери были известны многим. Но, боюсь, их история закончилась трагично. Дома больше не существует. Брейк застыл на месте, не в силах произнести и слова. Шерил опустила взгляд на огонь, её лицо слегка помрачнело. — Оливия Синклер, старшая дочь графа Синклера, была убита. Это случилось… двадцать шесть лет назад. Кажется, было начало апреля. Когда Шерил Рейнсворт поведала Брейку об ужасной судьбе, что постигла Оливию Синклер, он стоял в оцепенении, словно окаменев. Все, что происходило вокруг, отступило, расплылось до неясных пятен, и весь мир сузился до безжалостных слов, пронзивших его сердце. — Убита? — переспросил он. — Да, — тихо подтвердила Шерил. — Это произошло в Риверре, ночью. Полиция предполагала, что за убийством Оливии крылись враждующие с Синклерами аристократы, но никто так и не узнал, кто стоял за этим преступлением на самом деле. Остальная семья осталась в целости, но их жизнь после этого так и не стала прежней. Брейк отвёл взгляд, его лицо осталось неподвижным, но внутри всё полыхало. «Четыре года... она жила ещё четыре года». Голос Шерил снова достиг его слуха: — Граф Роман и его младшая дочь, Эмили, пережили её, но я слышала, что граф замкнулся в себе, а Эмили... — она замялась. — Что с Эмили? — спросил Брейк, не глядя на неё. — Она исчезла в Бездне, — ответила герцогиня, её тон стал ещё мягче. — Перед этим она заключила контракт с цепью, и… принесла в жертву всех членов дома. Эти слова разрезали его словно лезвием. Его усилия, его страдания, всё, что он сделал... оказалось напрасным. Оливия умерла. Эмили исчезла. Всё стало только хуже. — Спасибо, ваша светлость, — сказал он внезапно, его голос звучал хрипло, но он сумел вернуть привычную вежливость. Шерил посмотрела на него с лёгким беспокойством. — Если тебе понадобится поговорить... — Благодарю за вашу доброту, герцогиня, но мне нужно идти, — перебил он, кланяясь. Он развернулся и ушёл, оставив Шерил задумчиво смотреть ему вслед. Когда Брейк вышел из покоев герцогини, холод коридора ударил ему в лицо, но это не принесло облегчения. Ноги несли его вперёд, а мысли кружились вокруг одной единственной фразы: «Оливию убили. Эмили исчезла». Эмили. Маленькая Эмили не выдержала потери сестры — это был удар, с которым её детская, наивная душа не смогла справиться. Её любовь и привязанность к Оливии была настолько сильной, что после её гибели Эмили утратила связь с реальностью. Она заключила контракт с цепью — возможно, тоже надеясь вернуть сестру, пытаясь найти утешение в силе, которая, как ей казалось, могла все изменить. Но эта сила, как и в случае с Брейком, принесла лишь разрушение. Цепь Эмили уничтожила всю семью, словно высвободив ненависть к миру, который отнял у неё сестру, а потом и её саму затянуло в Бездну. В коридоре Брейк остановился. Он взглянул в окно, в котором промелькнуло его отражение, но оно было ему чужим. За окном раскинулся сад, размытую зелень которого подсвечивал серый свет дождя. На стекле застыли капли, точно такие же, как те, что когда-то собирались на окнах Клэр-Холла, когда Оливия играла на пианино. Все, кого он любил, все, кого он пытался защитить, были потеряны навсегда, и на этот раз это произошло по его вине. «Я всё испортил. Я их подвёл». Он вспоминал, как Оливия смеялась, как её улыбка освещала даже самые мрачные дни. Тогда, будучи Кевином, он видел её заботу, её доверие, её доброту. И он же отверг её, прикрываясь своим долгом. А теперь? Теперь он узнал, что её жизнь оборвалась на улице, в одиночестве. Оливия погибла первой, и от этой мысли у Брейка внутри всё словно оборвалось. Он не смог спасти её — ни в своей жизни, ни в новой реальности. Она была мертва, и её смерть была началом конца для семьи Синклеров. Он посмотрел на свои дрожащие руки, пытаясь вспомнить, как они держали меч, как защищали тех, кто был ему дорог. Но эти руки больше не казались ему сильными. Они были испачканы кровью — кровью невинных, принесённых в жертву цепи. Он принес в жертву сто шестнадцать жизней, отдал Воле Бездны свой глаз, и всё только для того, чтобы смерть Оливии произошла ещё более жестоко и бессмысленно. Ему хотелось кричать, но он лишь сжал зубы, чтобы звук отчаяния не вырвался наружу. Он помнил тот момент, когда Альбус заговорил с ним впервые, и тот страх перед будущим и отчаянное желание вернуть хотя бы часть утраченного. Но цена была настолько высока, что его собственное сердце теперь было обречено оставаться в этой вечной пустоте. — Это всё было зря. Его голос был слабым, будто он говорил не сам с собой, а с кем-то далёким, невидимым. Теперь, когда он выбрался, его встречает эта правда, которая хуже всего, что он мог представить. Горечь от всех этих мыслей казалась невыносимой. Его губы дрогнули в кривой ухмылке, полной самоиронии. Брейк прислонился лицом к стеклу. В его голове всплыло лицо Оливии. Её улыбка, её глаза, полные тепла и нежности. Он вспомнил, как однажды она протянула к нему руку в саду, обронив шутливую фразу: — Кевин, ты слишком серьёзный. Мир не закончится, если ты хоть раз улыбнёшься. Эти слова когда-то вызвали у него улыбку. Сейчас же они только добавили горечи. «Оливия, ты дала мне надежду. А я даже не смог защитить тебя». В этот момент дождь стал сильнее, и он почувствовал, как капли стали сильнее ударять по окнам. Словно видение, в голову пришли воспоминания о том, как он держал руку мёртвой Оливии. Оказалось, что Оливия никак не могла выжить, ее судьба была предрешена в любом случае – с ним или без него. — И всё же я всё ещё жив, — прошептал он, сжимая руки в кулаки. Брейк поднял голову и долго смотрел на серое небо, пытаясь найти в его бесконечной пустоте ответ, которого не существовало. Дождь стекал по стеклу, словно смешиваясь с горечью, которая разливалась внутри него. «Может быть, это и есть моё наказание. Жить дальше, зная, что я потерял всё. Но я не могу просто сдаться. Я должен... что-то сделать. Если не для себя, то для них». Брейк испытывал шок, перемешанный с глубокой, всепоглощающей виной. Он так долго шёл по пути разрушения, принес так много жертв, желая изменить судьбу, но всё, что он получил взамен, — ещё более жестокий исход. Казалось, что сама судьба издевалась над его тщетными попытками спасти своих близких, обрекая их на ещё более страшный конец. Долгие дни и ночи он пытался осознать эту новую правду, но каждый раз приходил к одному и тому же выводу: его стремление изменить прошлое стало причиной новой трагедии. Его слабость, его невозможность смириться с потерей привели к тому, что и Оливия, и Эмили, и вся семья Синклеров были навсегда стерты из этого мира. Брейк остался один, скованный чувством вины и безысходности, утопая в воспоминаниях о тех, кого он пытался спасти. В его душе больше не было места ни надежде, ни прощению — только бесконечное осознание того, что своим желанием изменить прошлое он разрушил его ещё больше.

***

Спустя час утомительных разговоров Брейк вышел из зала для заседаний. Ложь далась ему легко, как и всегда, и теперь он был уверен, что его версия событий — о том, как контрактор был затянут Бездной, — больше не вызывала вопросов. «Видимо, у них сейчас есть дела поважнее, чем проверять мои слова», — подумал он с лёгким облегчением. Эти дела были связаны с Баскервилями, которые снова начали проявлять активность. Прямо на заседании обсуждались последние сведения: Баскервили всё чаще появлялись вблизи руин Сабрие, и всё указывало на то, что они готовились к чему-то крупному или что-то искали. «Столетие трагедии Сабрие», — размышлял Брейк. — «Идеальная дата для их очередной игры». Брейк шёл по коридорам штаба Пандоры, а его шаги, сопровождаемые ритмичным стуком трости, казались единственным звуком в холодной тишине. Сослуживцы, привыкшие к его тихому, почти призрачному присутствию, обменивались взглядами и быстро отворачивались, как только его серебристые волосы мелькали на горизонте. В этом молчаливом отступлении был и страх, и недовольство. Они знали, что Зарксис Брейк — человек, которого не стоит тревожить попусту. В глазах большинства сотрудников Пандоры Брейк был чем-то вроде живой легенды — непредсказуемой и опасной. Его мрачная слава делала его не только источником восхищения, но и страха. Он, несмотря на свою эксцентричную внешность, был здесь известен как один из сильнейших воинов. Слухи о его мастерстве в фехтовании шли впереди него, а среди коллег он выделялся не только способностями, но и своей загадочной личностью. Никто в Пандоре не знал всей правды о его прошлом и о том, что на самом деле он не всегда был Зарксисом Брейком. Но ему самому всё это было безразлично. Его повседневная роль в Пандоре была скорее функциональной — выполнять миссии, давать инструкции, появляться при необходимости на заседаниях руководства Пандоры. Когда Пандора нуждалась в его опыте или в его силе, он выполнял поставленные задачи с холодной расчётливостью. Каждое его движение было на удивление спокойным, точным, как будто он давно познал, что жизнь не стоит ни пустых волнений, ни лишних усилий. Брейк привык к тому, что его избегают. И всё же он прекрасно осознавал: за этой благоговейной тишиной скрывается недоверие. Он смеялся и шутил, как будто мир был для него лишь игрой, но те, кто знал его достаточно долго, понимали, что за этим легкомыслием скрывается другой человек. Его не любили, но его боялись, и это создавало дистанцию, которая, несмотря на всё, нравилась ему. Дистанция — это безопасность. Никто не мог приблизиться слишком близко, и никто не мог узнать слишком много. «Тем лучше», — думал Брейк. «Страх делает их молчаливыми. Меньше шансов, что кто-то начнёт задавать лишние вопросы». Но даже он понимал, что этот страх работал только до поры до времени. Сейчас, с его ложью о Сабрие, ему приходилось идти на слишком большой риск. Если кто-то узнает, что нелегальный контрактор, которого он якобы потерял в Бездне, на самом деле находится под его защитой, это станет катастрофой. Особенно, если они узнают её фамилию. Синклер. То, что Оливия успела натворить в Сабрие, было опасно не только для неё, но и для него. Если кто-то в Пандоре узнает, что она причастна к этому, её ждет суд. Но проблема заключалась не только в этом. Оливия, которая по праву должна была оставаться мертвой, теперь жила, и не просто жила, а заключила контракт с цепью. Это понимание терзало его. Оказавшись у двери своего кабинета, Брейк на мгновение задержался. Ему вспомнилось, как он покинул штаб, когда его отправили в Сабрие. Обычное задание, казалось бы, — поймать нелегального контрактора и разобраться с Баскервилями. Но в этот раз простота миссии обманула его. То, что он нашёл там, стало не просто неожиданностью, а шоком, который до сих пор отдавался глухой болью где-то в его душе. И все же это была огромная удача – оказаться в нужном месте в нужное время. Брейк даже мог бы сказать, что ему впервые в жизни так повезло. Он вошёл в свой кабинет, закрыв дверь. Кабинет был небольшим, обставленным со вкусом: книжные шкафы вдоль стен были заставлены записями, сделанными как членами Пандоры, так и самим Брейком, включая досье на контракторов и связанные с Бездной исследования. В центре комнаты стоял массивный стол, освещённый старинной настольной лампой, на котором лежало несколько бумаг и карты. Брейк присел за стол и вытянул ноги, провёл рукой по своим серебряным волосам, облокотившись на подлокотник кресла. Он постучал тростью по полу, создавая тихий ритм, который помогал ему сосредоточиться. Его лицо, привычно улыбающееся и весёлое на виду у всех, стало серьёзным. Настал тот момент, когда прошлое и настоящее сталкивались с силой, которую он не мог контролировать. И всё же он должен был контролировать хотя бы одно: правду. Её фамилия, её контракт, её история — всё это должно было остаться тайной. Ему нужно было решить, как скрыть её от опасностей. Ложь о том, что контрактор исчез в Бездне, сработала на первое время, но Пандора не оставит события в Сабрие без внимания. Любое расследование, любой случайный свидетель, который упомянет фамилию Синклер, может погубить их обоих. Брейк прикрыл единственный глаз. Ему нужно было продумать следующий шаг, чтобы обезопасить Оливию, и, возможно, впервые за долгие годы, спасти то, что осталось от его прошлого. Его взгляд упал на карту Сабрие, всё ещё лежавшую на столе. Вокруг руин города начинали сгущаться тени — Баскервили, Пандора, и сама Бездна, которая никогда не отпускала тех, кто вступал с ней в контакт. «Если Баскервили действительно собираются повторить трагедию, это значит, что их цель связана с Бездной. Но как именно?» Он поднял одну из карт, изображающую Сабрие. Руины города, десятилетиями остававшиеся безмолвным напоминанием о катастрофе, теперь снова стали местом активности Баскервилей. «Вопрос не только в том, зачем им Сабрие», — размышлял он, проводя пальцем по карте, отмечая ключевые точки. — «Вопрос в том, что они собираются сделать с Бездной. Что им нужно от Воли Бездны?» На его лице появилась привычная ухмылка, но она не выражала веселья. — Баскервили, что же вы задумали? — пробормотал он, бросая карту обратно на стол. Брейк знал, что времени было немного. Если они действительно собираются действовать на столетие трагедии, у него оставалось меньше года, чтобы разгадать их замыслы и остановить их. «А ещё нужно позаботиться об Оливии», — добавил он мысленно. Брейк откинулся в кресле, приподняв ноги на стол, и решил вздремнуть после тяжелого разговора с верхушкой Пандоры. Солнечный свет пробивался сквозь ставни, создавая тёплую атмосферу в кабинете, а на столе, среди разбросанных бумаг и карт, одиноко стыл нетронутый чай. Дверь открылась без стука, и в кабинет вошёл Рейм Лунетт. Его аккуратно приглаженные волосы и идеально сидящий костюм резко контрастировали с хаотичной обстановкой кабинета. Взгляд Рейма упал на мирно спящего Брейка, и он тихо вздохнул, прикрывая за собой дверь. — Брейк, — позвал он, но тот даже не пошевелился. — И снова ты, как всегда, избегаешь работы. Рейм подошёл ближе, сложив руки на груди, и с лёгкой улыбкой на лице произнёс громче: — Если ты хочешь, чтобы твои отчёты писались сами собой, ты хотя бы мог оставить для меня черновик, а не просто уйти в свою любимую дремоту. Брейк, едва услышав его голос, чуть повернулся в кресле, словно стараясь найти ещё более удобную позу. Его сон, однако, был чутким, и спустя несколько мгновений он приоткрыл один глаз, улыбнувшись своей привычной беспечной улыбкой. — О, Рейм. Я ведь почти начал писать отчёт, но сон, понимаешь ли, хитрее меня. — Конечно, сон хитрее, — ответил Рейм с лёгкой улыбкой. — Поэтому я пришёл вовремя. Не хочу, чтобы Руфус Барма потом искал тебя по всему штабу, а я бы опять оказался крайним. — И зачем мне делать что-то самому, когда у меня есть ты? — подмигнул Брейк, опуская ноги на пол и беря в руки трость. Рейм покачал головой, но в его взгляде была тёплая ирония. — Ты неисправим, — сказал он, беря со стола один из пустых бланков отчёта. — Но лучше уж я всё сделаю, чем потом слушать длинные монологи герцога о дисциплине и ответственности. Хотя, признаться, твои отчёты мне даже нравятся. Я всегда удивляюсь, как ты умудряешься превратить описание миссии в почти комический рассказ. — Это талант, Рейм, — с серьёзным видом заявил Брейк. — Ты должен ценить его. Рейм улыбнулся, но затем его лицо стало немного серьёзнее. — Ты ведь понимаешь, что Баскервили снова активизировались? Они наверняка что-то замышляют. Трагедия Сабрие может повториться. Брейк откинулся в кресле, крутя трость в руках, и на мгновение его взгляд стал холодным. — Знаю, — тихо ответил он. — И они выбрали для этого подходящий момент. Рейм изучал его лицо, и хотя оно, как всегда, скрывало все эмоции, он знал Брейка достаточно хорошо, чтобы заметить напряжение в его голосе. — Я знаю, что господин Руфус тебя раздражает, — сказал Рейм после паузы. — Но ты понимаешь, что он копается в твоём прошлом не ради удовольствия? Брейк ухмыльнулся, но его глаза блеснули опасным светом. — Он ищет слабость, Рейм. Мою больную точку. Что-то, чем сможет меня контролировать. — Может быть. Но он знает, кем ты был, и всё равно считает, что ты нужен Пандоре, — заметил Рейм. — А ты? — неожиданно спросил Брейк, его голос стал мягче, но в нём была скрытая напряжённость. — Что ты думаешь обо всём этом, Рейм? Рейм слегка вздрогнул, услышав упоминание о той правде, которую ему открыл герцог Руфус Барма. В тот день он узнал, что Брейк был когда-то Кевином Регнардом — рыцарем, человеком с трагическим прошлым. Но Рейм не испытывал к нему страха или недоверия. Наоборот, эта правда лишь укрепила его восприятие Брейка как человека с глубокими внутренними переживаниями, которые он тщательно скрывал под маской беззаботности. — Я вижу, кем ты стал, Брейк. И это всё, что для меня важно. Эти слова повисли в воздухе, наполнив комнату неожиданным теплом. Брейк отвёл взгляд, скрывая лёгкую улыбку. — Ты, как всегда, слишком добр, Рейм. Но раз уж ты так веришь в меня, почему бы не закончить этот отчёт вместо меня? Рейм покачал головой, но улыбнулся. — Хорошо, — сказал он. — Но, Брейк, если господин Руфус решит копнуть глубже, ты должен быть готов. Он не оставит камня на камне, если решит, что ты что-то скрываешь. — Разве я похож на человека, который что-то скрывает? — в глазах Брейка снова мелькнула тень. Рейм хотел что-то ответить, но промолчал. Он понимал, что с Брейком было бесполезно спорить, когда тот не хотел раскрывать свои карты. — Итак, — продолжил Рейм, наконец прерывая тишину и начав писать, — как прошла миссия в Сабрие? Контрактор, которого ты должен был поймать… Что с ним? Брейк замер на мгновение, его трость перестала вращаться. Он посмотрел на Рейма с лёгкой улыбкой, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на напряжение. — Ах, Рейм, как всегда прямолинеен. Хорошо, слушай. Контрактора я… упустил. Это была ложь, но сказанная так ловко, что Рейм, несмотря на свои всегдашние сомнения, не нашёл причин не верить. Брейк редко упускал свою добычу, но Сабрие всегда было хаотичным местом, где всё могло пойти не так. — Упустил? — Рейм удивлённо приподнял бровь. — Это на тебя не похоже. — Бывает и такое, — лениво протянул Брейк. — Сабрие — место странное, с Бездной не поспоришь. Он просто исчез, словно его утянуло в пропасть. Рейм нахмурился, обдумывая услышанное. — А Баскервили? Ты говорил, что они тоже там были. Брейк оживился, словно ожидал этого вопроса. — О, Баскервили, как всегда, с самыми загадочными целями. Они пытались увести с собой одну девушку… Оливию. — Оливию? — переспросил Рейм, его взгляд стал серьёзнее. — Да, — кивнул Брейк, словно это имя ничего для него не значило. — Она оказалась там случайно. Они её схватили, явно с какой-то целью, но я, конечно, не мог позволить им спокойно её увести. Не знаю, почему они так ею заинтересовались. Поэтому я привез ее сюда, в Риверру, чтобы понаблюдать за ней. Рейм изучал лицо Брейка, но не заметил ничего подозрительного, кроме его привычной игривости. — Ты выяснил, зачем она им понадобилась? — Увы, нет, — ответил Брейк, разведя руками. — Баскервили не слишком многословны, как ты знаешь. — Но у тебя есть предположения? — Рейм наклонился вперёд, его тон стал серьёзнее. Брейк на мгновение замолчал, снова покрутив трость, будто обдумывая ответ. — Думаю, Оливия может быть как-то связана с их планами, — осторожно сказал он. — Она сама ничего не знает или притворяется, будто ничего не знает. Но у меня есть ощущение, что её мотивы скоро проявятся. Рейм медленно кивнул, осмысливая услышанное. — Она ведь осталась с тобой, у Рейнсворт? Брейк кивнул. — Да. Если я смогу понять, что она знает, это может помочь нам разгадать замыслы Баскервилей. Рейм сложил руки перед собой. — Если она действительно связана с Баскервилями, нам нужно быть внимательными, — Рейм задумчиво почесал подбородок. — Возможно, она не так проста, раз они пошли на такие крайности, чтобы её захватить. — Конечно, — Брейк улыбнулся, его тон остался лёгким, но внутри он ощущал, как каждое слово тянет за собой вес правды, которую он не мог раскрыть. — Я уверен, что со временем мы узнаем больше. Главное — не давить на неё слишком сильно. Если она что-то скрывает, это всплывёт само собой. Рейм ещё какое-то время сидел молча, размышляя. Он принял слова Брейка с пониманием, и на мгновение между ними воцарилась молчаливая пауза, пока Рейм переваривал новую информацию. Он привык доверять суждениям Брейка, даже если тот порой казался слишком беспечным. Его интуиция редко подводила их. — А что с их планами относительно Оза Безариуса? Ты выяснил, почему они считают его угрозой? Брейк на мгновение стиснул трость сильнее, чем хотел. — Нет, — тихо сказал он. — Признаю, история с Оливией отвлекла меня. Я упустил возможность выяснить их цели насчёт Оза. Рейм кивнул, но в его взгляде читалось напряжение. — Это серьёзно, Зарксис. Если Баскервили действительно хотят бросить Оза в Бездну, нужно понять, зачем. Брейк поднялся, опираясь на трость, и его взгляд стал чуть холоднее. — Поверь мне, Рейм, я разгадаю их планы. Баскервили никогда не делают ничего просто так. — Надеюсь, — тихо ответил Рейм, поднимаясь следом. Брейк коснулся его плеча и с улыбкой сказал: — А пока, друг мой, я доверяю тебе закончить отчёт. Как ты там сказал? Моё красноречие — твоя головная боль. Рейм только вздохнул, а Брейк принялся за составление устного рассказа. — Что ж, тогда будем надеяться, что дальнейшие события дадут нам ответы, — спокойно заключил Лунетт, возвращаясь к своим бумагам. — Похоже, история только начинается.

***

Брейк вернулся в кабинет спустя несколько часов, когда Рейм уже оставил отчёт на его столе. Бумаги были аккуратно сложены, каждая строчка написана разборчиво и с той точностью, которую он так ценил в Лунетте. Брейк сел в кресло, взял первый лист и начал внимательно читать. Он читал, не пропуская ни одного слова, проверяя, чтобы в отчёте не оказалось чего-то, что могло бы вызвать лишние вопросы. Вскоре его взгляд зацепился за строчку, где Рейм упоминал девушку, которую Брейк якобы спас от Баскервилей. «Девушка», — мысленно повторил он, слегка улыбнувшись. Рейм последовал его указаниям, не упомянув имя Оливии. Это было правильно. Если Барма возьмёт отчёт на изучение, у него не будет зацепки. Пока что. Брейк закинул ногу на ногу, держа отчёт в руках. «Барма не дурак», — подумал он. «Он не остановится, пока не узнает правду. И если он узнает, что девушка — это Оливия, а фамилия её… Синклер, тогда пиши пропало». Он знал, что Руфус уже давно интересуется его прошлым. Барма изучил всё, что смог найти о семье Синклеров и рыцаре Кевине Регнарде. Его упорство всегда впечатляло и раздражало Брейка одновременно. С другой стороны, как бы Барма смог связать Кевина Регнарда с Синклерами, если Кевин в этой реальности никогда им не служил? И тому есть прямое доказательство – нынешняя Оливия не знает его. Вся эта путаница прошлого и настоящего оставалась для Брейка одной большой загадкой. «Эта бумажка только выиграет мне время», — рассуждал он, аккуратно складывая отчёт. — «Но времени никогда не бывает достаточно, когда против тебя играет Барма». Он подумал о Рейме. Лунетт, со своей привычной исполнительностью, ни разу не задал лишнего вопроса. Возможно, он чувствовал, что не стоит копать глубже, или, что более вероятно, просто доверял Брейку. «Не знаю, как ты терпишь меня, Рейм», — мысленно усмехнулся он, глядя на аккуратные строки отчёта. — «Но пусть так и будет». Брейк поднялся с кресла и убрал бумаги в ящик стола. «Если Барма хочет играть, пусть играет». Брейк взял трость, надел свою привычную маску из лёгкой ухмылки и вышел из кабинета. День в штабе Пандоры был обычным: шумные коридоры, люди с бумагами, редкие короткие диалоги. Но для Брейка каждый взгляд, каждая мимолётная реплика казались подозрительными. Он проходил мимо коллег, которые, как обычно, избегали встречаться с ним глазами, но на этот раз это казалось ему особенно тягостным. «Паранойя, Зарксис», — мысленно отчитывал он себя, но беспокойство не отпускало. — «Они не могут знать, что я спас контрактора. Разве что кто-то из них вдруг стал телепатом». Прогулка по коридорам начала казаться бесконечной. Брейк решил, что лучшим выходом будет как можно быстрее ретироваться в сторону выхода и, возможно, прогуляться по городу или даже просто скрыться в каком-нибудь укромном месте. Но его план был разрушен, когда из-за угла появился герцог Руфус Барма. Каждый раз, сталкиваясь с Бармой на заседаниях Пандоры, Брейк ощущал еле заметный укол тревоги. Барма смотрел на него так, будто знал больше, чем следовало бы. Этот взгляд, настойчивый, проникновенный и всегда чуть насмешливый, был для Брейка постоянным напоминанием, что он ходит по краю. Укрываясь за своим легкомысленным и эксцентричным образом, он знал, что герцог Барма не склонен довольствоваться тем, что видит на поверхности. — Шляпник, — протянул Руфус с лёгкой улыбкой, от которой у любого другого пошли бы мурашки по коже. — Какое счастливое совпадение. Брейк остановился с привычной ухмылкой, хотя внутри сразу напрягся. — Герцог Барма, — произнёс он, опираясь на трость. — Вы как всегда вовремя. Почти как плохая погода. — Льстишь мне, Шляпник, — ответил Руфус, скрестив руки на груди. — Ты вернулся из Сабрие с очередной захватывающей историей. Даже отчёт уже сдан, не так ли? Брейк чуть прищурился, его ухмылка стала шире. — Конечно. Я же ответственный сотрудник Пандоры, как вы любите напоминать. Руфус склонил голову, наблюдая за ним с хищным интересом. — И что же ты там написал, интересно? — О, ваша светлость, — протянул Брейк, чуть подавшись вперёд. — Расписал все в мельчайших подробностях. Надеюсь, вы не сильно утомитесь, читая мой занимательный рассказ. Разве можно усомниться в моем отчете? — Если бы я сомневался, — Барма сделал паузу, его улыбка стала ещё шире, — я бы просто заставил тебя пересказать всё устно. А так я удовлетворюсь отчётом. Брейк внутренне вздрогнул, но не позволил этому отразиться на лице. — Это честь для меня, герцог, — сказал он, поклонившись настолько низко, что это стало почти издевательством. — Ваше мнение о моей работе для меня бесценно. Руфус склонил голову, будто соглашаясь, а затем, прищурившись, добавил: — Знаешь, Шляпник, иногда мне кажется, что ты слишком легко справляешься с такими опасными миссиями. Не могу понять, это талант или всё-таки… удача? — Может, и то, и другое? — предположил Брейк. — Хотя я бы поставил на талант. С другой стороны, удача – это тоже своего рода талант. Не каждому дано. — В любом случае, — сказал Барма, медленно обводя его взглядом, — если в твоём отчёте будет что-то интересное, я, конечно, поделюсь своими выводами. Брейк сделал шаг назад, кланяясь снова. — Как мило с вашей стороны, герцог. Но, боюсь, мне пора. Вы знаете, дела, бумаги… другие скучные вещи, которые мне так нравятся. Барма не сводил с него пристального взгляда. — До встречи, Шляпник. Когда Брейк наконец ушёл, он почувствовал, как напряжение в его плечах немного спало. «Он что-то подозревает, я уверен», — думал он, направляясь к выходу. — «Но Барма всегда подозревает. Главное — держать лицо и не давать ему зацепок». Вечерняя прохлада города встретила его лёгким ветерком, когда он наконец вышел из штаба Пандоры. Но даже это не принесло ему покоя. Барма читал его, как открытую книгу. Он слишком многое понял, слишком многое вытащил на свет. Этот «лохматый герцог», с его вечными интригами, уже разрушил стену, за которой скрывалось прошлое Брейка. Теперь Оз, Гилберт, Алиса, даже Рейм — все знали правду о том, кем он был до Бездны. Знали о Кевине Регнарде. Брейк мог только представить, как Барма это преподнёс, пока он сам был без сознания. Вероятно, с такой же лёгкой насмешкой, словно это было не больше, чем очередная страничка в старинной книге, которую он листал ради собственного развлечения. — Лохматый герцог, — пробормотал Брейк, присаживаясь у фонтана во дворе. Руфус всегда знал, как играть в свои грязные игры и подобрать нужные слова, чтобы оставить Брейка в замешательстве, подавить, но не настолько, чтобы это можно было назвать открытой угрозой. Всё в рамках «вежливости». И теперь, когда Оливия оказалась здесь, в этом времени, Брейк знал, что герцог интриг не упустит шанса использовать это в свою пользу. Это был вопрос времени. Всё было так просто: фотография семьи Синклеров, старые портреты, на которых видно ее лицо. Это не требовало даже поиска — Барма наверняка уже давно держал все эти улики в своих когтистых лапах. Брейк медленно выдохнул, проведя пальцами по холодному камню. «Он раскроет ее, когда ему это будет выгодно. Как карту в своей колоде», — обреченно подумал он. Это была особенность Бармы — собирать правду по кусочкам, словно ребёнок, играющий в паззлы. И хотя Руфус пока молчал, Брейк знал, что этот человек никогда не делает что-либо без причины. — Ты же не упустишь свой шанс, да? — пробормотал Брейк сам себе. — Как же мне хочется заставить этого лохматого герцога заткнуться хоть на минуту. Но за этой насмешкой скрывалась тревога. Барма всегда добивался своего — он не знал, что значит довольствоваться тайной, не раскрытой до конца. — У меня не так много времени, — прошептал Брейк, опустив голову. Контракт с Безумным Шляпником продолжал забирать у него силы. С каждым днём его тело слабело, и он прекрасно понимал, что долго так не протянет. Но он понимал, что даже умирающий человек не может рассчитывать на милость «лохматого герцога». Барма не упустит ни одной ниточки, чтобы сплести ещё одну из своих игр.