Вернуть Эмили

Утро в Пандоре всегда начиналось с тишины. В этом безмятежном зале с высокими сводами и серыми стенами эхом отдавались только редкие шаги, и даже голос времени казался здесь приглушённым, словно на часах застыла секундная стрелка, не желая будить тех, кто привык к постоянной тревоге. В полумраке залов можно было услышать лишь лёгкий отзвук трости, которая сдержанно постукивала при каждом шаге по холодному камню. Зарксис Брейк шёл через пустые коридоры Пандоры. На его левом плече неподвижно сидела Эмили — синяя кукла с длинными волосами, всегда с ним, словно тень его души. Внешность этого загадочного человека, скрывающегося за маской шута, на первый взгляд казалась эксцентричной, почти карнавальной. Альбинос с бледной кожей, белоснежными волосами и такими же белоснежными ресницами, и алым, единственным глазом, — он был человеком, чей облик сам по себе внушал чувство эфемерности, как если бы перед тобой стоял призрак. Его стройная фигура, не утраченная даже за долгие годы, и поджарое тело, скрытое под изящной одеждой, сохраняли воспоминания о прошлом, как пустые сосуды. Однако эта легкая, почти комическая внешность — лишь тонкий фасад, маска, скрывающая его истинную суть. Под этой оболочкой крылась душа, израненная страданиями прошлого, потрескавшаяся, как старое зеркало, в котором отражается лишь разбитый образ былого величия. Его тело, постепенно разрушающееся под влиянием смертельного контракта с цепью Безумного Шляпника, словно стало частью его собственного падения, а пустая левая глазница, так тщательно им скрываемая, была лишь малой платой за те грехи, которые он совершил. Сегодня утром Брейк обнаружил в своем кабинете клочок бумаги — срочное послание от начальства. Оно мерцало в полутьме на столе, словно было лишено собственного веса, но Брейк знал — вес этого письма он скоро ощутит на своих плечах. — Эмили, хочешь поспорить, что это ещё одно задание, которое я могу спихнуть на кого-то другого? — проговорил он, словно ни с кем конкретным не разговаривая и бросая слова в пустоту. Кукла, конечно, не ответила, но её молчание было выразительно, почти насмешливо. Брейк достал из кармана письмо и развернул его, читая с привычным равнодушием, пока взгляд его не упал на слово «Сабрие» и «нелегальный контрактор». Тонкая нить его улыбки дрогнула. — Ах, как это очаровательно… Сабрие, — его голос приобрёл задумчивую нотку. — Кажется, кто-то решил подкинуть мне задачку, которую я мог бы… передать нашему милому Озу. Он знал, что Оз Безариус, этот благородный златовласый юноша, ищущий ответы о Бездне, мог бы справиться с этим делом. «Почему бы и нет?» — подумал Брейк. План был прост: взвалить этот груз на юного героя, а самому отправиться пить чай в своём привычном уголке, где никто не тревожит его меланхоличные размышления о судьбе. Но не всё было так легко. «Брейк, ты знаешь, что нельзя передавать это дело кому-то ещё». Слова Шерон Рейнсворт, его госпожи, вспомнились неожиданно, словно ответив на мысли Зарксиса. «Это задание предназначено для тебя. Баскервили были замечены в Сабрие. Только ты сможешь распутать эту паутину». — Баскервили… — протянул Брейк, вздохнув, как человек, которому только что сообщили, что его отдых в поместье сорван очередным бедствием. — Госпожа, вы же знаете, как я не люблю всю эту возню с ними. Он медленно провёл пальцем по трости, которая скрывала в себе катану — смертоносное лезвие, которое, словно молчаливый свидетель, не раз решало исход противостояний с теми, кто осмеливался играть с Бездной. Безумный Шляпник, его цепь, был разрушителем — той силой, что могла уничтожить саму суть тварей, связанных с Бездной. И потому Брейк был одним из главных врагов для Баскервилей. — Придётся тебе идти, да? — Эмили заговорила его собственным голосом, не дождавшись ответа на молчаливый вопрос, затаившийся в уголках его разума. Брейк снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была горьковатой, как чай, оставшийся без сахара. — Похоже, придётся, — тихо ответил он и, не медля больше, направился к залу, где расположился Оз.

***

Оз сидел в просторном зале Пандоры, лениво листая какую-то старую книгу, когда в дверь бесшумно вошёл Зарксис Брейк. Его движение было столь незаметным, что юноша, погружённый в мысли, сначала даже не заметил его присутствия. Лишь когда рядом, прямо у его плеча, раздался игривый голос, Оз поднял голову и встретился с алым глазом Брейка. — Как приятно видеть нашего юного героя, беззаботно листающего страницы книг, пока мир вокруг погружается во мрак Сабрие, — с лёгкой ухмылкой проговорил Брейк, его голос как обычно прозвучал с нотками таинственности и лёгкого сарказма. Оз поднял бровь, ухмыльнувшись в ответ. — Сабрие? И что там такого интересного? — поинтересовался он, чуть наклонив голову. Брейк не ответил сразу. Он лишь поднёс к лицу Оза куклу Эмили, и, сменив тон на более высокий, как будто говорит не он, а кукла, тихо произнёс: — О-о, Оз, ты бы мог с легкостью разобраться с этими противными незаконными контрактами! А кто такие Баскервили для тебя? Всего лишь тени! Оз рассмеялся, но во взгляде Брейка было что-то хитрое, словно за этой невинной шуткой скрывался намёк на более серьёзное предложение. — Эм… ты же это не серьёзно? — спросил Оз, всё ещё усмехаясь, но уже чуточку настороженно. Он хорошо знал, как умел Брейк завуалировать свои просьбы под безобидные шутки. Брейк шагнул ближе и наклонился, подперев подбородок пальцами, изящно балансируя на трости. — Ну, разумеется, серьёзно! Сабрие — такое… мрачное место. И кто лучше тебя, мой дорогой мальчик, справится с этим? Ну, или хотя бы справится лучше меня, — его тон был как всегда игривым, но за этим скрывалось желание действительно сбагрить задание. Эмили тут же вставила свои пять копеек: — Оз, Оз, давай! Это же почти прогулка по старинным улочкам! Оз чуть нахмурился, понимая, куда всё идёт. Он знал, что Брейк пытается избежать этого задания. — Ну уж нет! Это твоё дело, Брейк. Ты ведь сильнейший в Пандоре, не так ли? Прежде чем Брейк успел ответить, в комнату вошёл Гилберт Найтрей. Его присутствие всегда было слишком серьёзным на фоне легкомысленного настроения Брейка. Гил с его вечным хмурым взглядом и сигаретой в уголке рта буквально излучал напряжение. Он взглянул на Оза, затем на Брейка, но, как часто случалось, пропустил суть разговора и выпалил: — Мы едем в Сабрие? Я тут подумал… может, стоит взять больше зонтов на всякий случай? Брейк обернулся к Гилберту с выражением лица, полным театрального удивления, как будто ему только что сообщили, что луна сделана из сыра. — О, конечно, зонты! — воскликнул Брейк. — Как мы могли забыть о них? Ведь в Сабрие так часто идёт дождь… из слёз Баскервилей, разумеется, — он подмигнул Озу, явно наслаждаясь тем, как Гил снова ввязался в разговор с нелепым предложением. — Гил, ты точно о зонтах? — Оз рассмеялся, чувствуя, как напряжение рассеивается. — Я думаю, нам понадобится нечто более… весомое. Брейк вздохнул, сделав вид, что окончательно сдался, и, взмахнув рукой, встал во весь рост, обращаясь к обоим. — Ах, ну что ж, раз даже зонты нас не спасут, видимо, мне придётся отправиться в Сабрие самому. Какой тяжёлый крест! Как ты мог так со мной поступить, Оз? — последние слова прозвучали с игривой обидой. Оз лишь улыбнулся, зная, что в глубине души Брейк никогда бы не доверил это дело кому-то другому. — Ну что ж, вперёд, на встречу судьбе, или, скорее, на встречу очередной головной боли, — с усмешкой заключил Брейк и исчез в тени коридоров Пандоры, направляясь в проклятый Сабрие, где снова готовились разыграться мрачные тайны Бездны.

***

Сабрие — город-призрак, место, окутанное тьмой воспоминаний и шёпотом забытого страха. Узкие улочки, наполненные тенями прошлого, словно продолжали жить своей собственной жизнью, игнорируя всех, кто вступал на их извилистые тропы. Брейк шёл по пустым улицам. Его катана, спрятанная в трости, была по-прежнему при нём, как вечная спутница. Он внимательно вслушивался в каждый шорох, пытаясь уловить следы тех, кто должен был скрываться здесь — Баскервилей, тех, кто связал свою судьбу с Бездной, влекомой хаосом и разрушением. — Ах, Сабрие… всегда возвращаешь меня к воспоминаниям, которых я бы предпочёл избегать, — пробормотал он, чувствуя, как давние раны в его душе вновь начинают саднить. И тут — шорох. Тонкий, почти неуловимый звук. Брейк остановился, его взгляд смягчился, но рука уже скользнула к трости. Он знал, что впереди ждет встреча, которую он не мог избежать. Город утопал в руинах, словно сама история хотела стереть его из памяти живущих. Некогда величественные улицы, что когда-то пестрели смехом и жизнью, теперь превратились в осколки разбитого времени. Полуразрушенные дома стояли, как могильные камни, безмолвные свидетели трагедии, что сожгла этот город дотла. Тем не менее, даже в разрушенных стенах чувствовалось эхо чего-то зловещего, как будто сама земля здесь шептала тайны, о которых лучше было бы забыть. Зарксис Брейк шагал по узким улочкам Сабрие, его трость ритмично постукивала о каменные плиты, словно отмеряя время до встречи с его призраками. Лёгкий ветерок приносил запахи пепла и жженой земли, вызывая в памяти далёкие, но навсегда запечатлевшиеся образы прошлого. Брейк не любил это место, не любил за ту тьму, которая словно заползала в его сердце каждый раз, когда он приближался к руинам. И всё же его сюда тянуло — как мотылька к пламени. «Зачем Баскервили здесь?» — этот вопрос крутился у него в голове с того самого момента, как он прочитал записку о появлении этой зловещей фамилии в Сабрие. Контракторы, нелегальные цепи — всё это было привычной частью его работы в Пандоре. Но Баскервили… Их присутствие в городе, связанном с самой трагедией столетней давности, настораживало. Неужели они снова ищут то, что лежит в глубинах Бездны? Или… нечто иное? Он остановился на перекрёстке двух узких улиц. Город был тих — слишком тих. Слишком долго здесь не происходило ничего необычного. И, может быть, именно эта тишина теперь казалась столь подозрительной. Он чувствовал её, как затишье перед бурей. «Но что ищут Баскервили? Возвращение к былому могуществу? Или очередной ключ к Бездне?» Брейк прищурился. Его глаза, обычно весёлые и игривые, сейчас отражали холодную сосредоточенность. Баскервили, эти создания, подобные мрачным жнецам, преследовали одну цель — поддерживать и защищать ту связь, что связывает реальный мир с Бездной. И если они здесь, значит, что-то снова движется в сторону хаоса. И снова — Сабрие. «Трагедия Сабрие… Всё ли вернулось на круги своя? Или здесь осталось нечто, что ждёт своего часа?» — мысли цеплялись одна за другую, как нити паутины, сплетающие целую картину, но ещё не законченную. Тогда, сто лет назад, эта земля поглотила тысячи судеб в одно мгновение. Как и он, этот город стал жертвой Бездны, словно одна нить свела их вместе. Брейк видел, как разрушалось самое сердце Бездны и как кричала Белая Алиса. И теперь он был вынужден вновь столкнуться с этим местом. Он остановился перед зданием, некогда, возможно, дворцом или домом знатного рода. Сейчас это были лишь руины, обугленные временем, но кое-где можно было разглядеть фрагменты изящной лепнины и выщербленные статуи, склонившиеся, будто под гнётом вековой печали. Где-то близко, возможно, прятались те, кого он искал. Брейк тихо вздохнул. Столько лет прошло, но Сабрие всё ещё оставалось наводнённым призраками прошлого. Не его прошлого — хотя и в его жизни были тёмные страницы, связанные с этим местом — а самой сущности города. Память об этом месте всегда приносила с собой горечь, как будто у самой земли остался горький привкус той катастрофы, что обрушилась на неё. Брейк не мог избавиться от неприятного чувства, что эта тьма каким-то образом завладела и его душой. Каждый шаг по этим улицам напоминал ему о прошлом — не только Сабрие, но и о том, что произошло с ним самим. Брейк продолжил свой путь, понимая, что впереди его ждёт нечто большее, чем просто нелегальный контрактор. Шаги эхом разносились по узким, покосившимся улочкам, где некогда жизнь била ключом. Этот город, поглощённый тьмой Бездны, напоминал ему о том, как безжалостно время стирает всё, что дорого, превращая жизнь в выжженную пустошь. Здесь он чувствовал себя тем, кем был когда-то — Кевином Регнардом, слугой семьи Синклеров, который потерял всё и каждого, кого любил. Кевин Регнард — это имя давно стало для него чужим, стертым временем и болью. Но, несмотря на все попытки спрятать своё прошлое, здесь, среди развалин, воспоминания находили его вновь. Он вспомнил тот день, который перевернул его жизнь, и дом, который был его семьёй, его обязанностью и смыслом. Он поклялся защищать их — и потерпел поражение. «Господин… миледи… все мертвы…» — эта фраза, как скальпель, вновь вспорола старые раны, когда он представил себе тот момент. Кровь, разлитая по мраморному полу поместья, лица тех, кого он любил и уважал, превратившиеся в холодные маски смерти. Воспоминания прожигали его, как огонь, пока он шагал по Сабрие, снова и снова возвращая в тот день, когда он потерял всё. Он не был там. Он уехал с Эмили Синклер, младшей дочерью семьи, по просьбе её отца. Это путешествие спасло её жизнь, но судьба остальных была предрешена. Кевин так и не смог простить себя. Он должен был быть там. Должен был защитить их. «Если бы я только был с ними тогда…» — эта мысль словно эхом повторялась в его сознании, и каждый шаг отдавался пульсирующей болью утраты. Эмили… Она была единственной, кто остался в живых, но и её он не смог уберечь. Её жизнь была словно свеча, гаснущая под порывами ветра времени, когда Бездна затянула их обоих в свой беспощадный круговорот. Брейк невольно коснулся куклы Эмили, сидящей у него на плече, — безмолвного символа той, кого он покинул по собственной воле. Она всегда была с ним теперь — как напоминание о том, что он потерял. Когда Белый Рыцарь Альбус предложил ему возможность изменить прошлое, Кевин согласился без раздумий. Как можно было отказаться от шанса вернуть своих господ, свою семью? Но цена оказалась выше, чем он мог себе представить. Чтобы насытить свою цепь, он убил сто шестнадцать человек. Сто шестнадцать жизней — непомерная плата за возможность вновь увидеть тех, кого он потерял. Он чувствовал кровь на своих руках, даже спустя столько лет. Воспоминания о ночных охотах на улицах Риверры вспыхнули в его сознании, как удары молний. В те ночи город словно оборачивался для него другим лицом. Когда заходило солнце, а на улицах начинали раздаваться редкие шаги, Кевин выходил на охоту, ведомый цепью, Белым Рыцарем Альбусом, которой он продал свою душу. Он помнил, как жертвы не догадывались об опасности до самого последнего мгновения. В темноте он был неуловим — он был всего лишь тенью, Красноглазым Призраком, появляющимся из ниоткуда. Альбус насыщал его жаждой крови и мести, требуя всё больше и больше, пока Кевин не перестал считать, сколько людей он отправил на погибель. «Сто шестнадцать человек. Сто шестнадцать жизней, отнятых, чтобы вновь увидеть тех, кого я потерял…» — эта цифра всегда звучала в его голове, как колокол, отбивающий часы до его собственной смерти. Каждый раз, когда клинок его цепи пронзал плоть, а когда кровь текла по его рукам, он всё глубже осознавал свою безнадежность. Он убивал, но не возвращал никого из тех, кого любил. В его душе нарастало отчаяние, как лавина, погребая под собой остатки человечности. Бродя по пустым улицам Сабрие, Брейк невольно ощущал тот же страх и обреченность, которые преследовали его на улицах Риверры, когда охота была в самом разгаре. Воспоминания всплывали в сознании, заставляя его заново переживать те же холодные ночи, когда он, как бездушный палач, исполнял приговоры, вынесенные самой Бездной. «Красноглазый Призрак…» — это прозвище шепотом разносилось по всей столице, как тёмная легенда. Но для самого Кевина оно стало клеймом — символом его морального падения. Теперь, стоя на развалинах города руин, он снова чувствовал этот страх — не перед врагами, а перед тем, что происходило с ним самим. Каждый раз, когда он позволял воспоминаниям захлестнуть его, прошлое вновь оживало, как чудовище, вырвавшееся из глубин его памяти. Пелена застелила его взор, и он увидел вспышку, перенесшую его на десятки лет назад.

***

Ночные улицы Риверры, окутанные легким слоем снега и влажным, пронизывающим туманом, тянулись перед Кевином Регнардом бесконечной чередой серых теней и приглушённых огней. Узкие, извилистые переулки были словно живые — они дышали тьмой и шёпотом неосвещённых углов, скрытых от чужих глаз. Город, словно огромное, дышащее существо, жил своей жизнью даже в поздние часы. Дома с высокими крышами и узкими окнами вставали вдоль улиц, похожие на молчаливых часовых, а огни редких фонарей, то и дело мигая в сыром воздухе, лишь слабым светом пробивая густую пелену тумана. Поздняя осень в Риверре приносила с собой холод, который пронизывал до костей, и первый снег, что опускался на землю, был столь же бесшумным, как шаги убийцы, бродившего по улицам. Этот город всегда казался ему чем-то больше, чем просто сценой для ночных охот. Риверра была его судьбой — неизбежным кругом, который он никак не мог покинуть. Вечный туман окутывал столицу, превращая её в лабиринт, в котором невозможно найти выход. Снег, мягкий и холодный, опускался на землю, как безмолвное напоминание о том, что даже время может принести временное облегчение боли, окутывая грязные улицы чистой, нетронутой белизной. И всё же для Кевина снег не приносил ни покоя, ни утешения. Его плащ развевался на холодном ветру, словно он сам был частью этого вечного полумрака. Его силуэт растворялся в дымке тумана, что следовал за ним по пятам. В этот поздний час улицы опустели, оставив лишь редкие шаги тех, кто осмеливался выйти в ночь, не зная, что она хранит в себе. Кевин, ставший Красноглазым призраком, шагал мимо закрытых лавок, глухих окон и пустых переулков, где стены, казалось, сходились слишком близко, давя на его сознание. В воздухе витала тишина, но это была тишина угрожающая, полная невидимых глаз, смотрящих на него из глубин города. Он шёл, ведомый тем зловещим шёпотом, что до сих пор эхом звучал у него в голове. Белый Рыцарь Альбус, его цепь, был рядом — не физически, но где-то на грани восприятия, словно холодное дыхание у самого уха. «Иди… Иди вперёд. Каждый шаг приближает тебя к цели, к искуплению. Всё, что нужно, — ещё одна жертва». Эти слова, сказанные Альбусом, звучали в его разуме как манящие, сладостные, но в то же время отравляющие его мысли. Кевин слышал этот голос каждую ночь, когда выходил на улицы, словно сам город нашёптывал ему слова, подталкивая к очередному злодеянию. С каждым шагом этот шёпот становился всё громче, проникая в его сознание, овладевая им так же, как туман овладевал улицами Риверры. Он помнил, как снег укрывал мостовые тонким слоем белизны, но даже это чистое полотно не могло скрыть того, что оставлял он после себя. Следы крови, тёмные пятна на свежем снегу, напоминали ему, что каждый его шаг приносит лишь смерть. Улицы Риверры становились его личной ареной для охоты, и он чувствовал, как кровь его жертв согревает холодные руки. Город, как и он сам, был пропитан грехом. Кевин знал эти улицы лучше, чем многие жители города, и чувствовал, как город манит его. Глухие переулки, узкие проходы между домами, крыши, по которым он мог перемещаться — всё это стало его территорией. Он был здесь не просто человеком — он стал тенью, привидением, которое внезапно появляется и так же внезапно исчезает, оставляя за собой лишь холодное дыхание смерти. «Ты всё ещё хочешь изменить прошлое?» — снова прошептал Альбус, и в этот момент Кевин замер, вглядываясь в окна старых домов, где, возможно, кто-то не спал, опасаясь ночных звуков. Этот вопрос звучал, как напоминание о том, зачем он начал этот путь. Но чем дольше он шёл, тем дальше была цель. Все эти жертвы, все эти ночи, полные ужаса и тьмы, не приносили ему ничего, кроме нового витка отчаяния. «Ты всё ещё можешь вернуть их. Ещё одна жизнь, ещё одна жертва — и ты сможешь это сделать» — продолжал напоминать голос Альбуса в его сознании, словно змея, вьющаяся по ветвям разума. Этот голос всегда был с ним — незримый, но до боли реальный. Он пробуждал в Кевине те самые страхи, от которых невозможно убежать: страх того, что все его жертвы окажутся напрасными, что его сделка с Бездной была не чем иным, как ложью, пустым обещанием. Он снова пошёл вперёд, и на этот раз вышел к каменному мосту, что пролегал через замерзшую реку. Его шаги были медленными и тяжёлыми, как будто земля, по которой он шёл, утягивала его вниз. Эти ночи были пропитаны тем, что невозможно было передать словами — ощущение пустоты, всепоглощающего мрака, в котором каждый человек, каждая жизнь, каждая его жертва терялись, исчезали, растворяясь во мраке города. И хотя Кевин знал, что мог бы остановиться, что мог бы просто уйти, его тянуло вперёд какое-то невыносимое, неумолимое чувство долга. Не долг перед собой или перед теми, кого он потерял. Нет, этот долг был перед его собственной виной — той виной, которая разрывала его сердце на части, превращая его в чудовище, которым он становился каждую ночь. «Разве ты не хотел их спасти? Разве не ради этого ты согласился на контракт?» — снова прозвучал голос Альбуса, тихий, но настойчивый. Да, Кевин помнил, зачем он это делает. Шаг за шагом, он шёл вдоль мостовой, поглощённый воспоминаниями, от которых невозможно было избавиться. Он пытался отделаться от них, пытался сбросить с себя это бремя, но эти улицы всегда возвращали его к тому моменту, когда он заключил договор, ставший началом его конца. Туман стелился по земле, словно напоминая ему о том, что никакой снег не способен смыть кровь, которая теперь была на его руках. Снег продолжал падать. Лёгкие снежинки, плавно кружась, опускались на дорогу, словно прощальные письма с небес, которые никто не прочтёт. Кевин встал под одним из редких фонарей, свет которого отбрасывал длинные тени на мостовую. Он был частью этих теней, частью ночи и города, который никогда не спит. В эти часы Кевин оставался один на один со своим прошлым — с тем, что невозможно изменить. Внутри него всё ещё гнездился страх, что его путь никогда не закончится, что он останется Красноглазым Призраком, вечно бродящим по улицам этого холодного и безмолвного города, охотясь за тем, чего не вернуть.

***

Брейк остановился, прижав пальцы к вискам, будто это могло избавить его от навязчивых образов. Сердце его билось быстрее, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Брейк ненавидел это чувство — оно делало его слабым, напоминая, что он всё ещё носит в себе тяжесть того человека, каким он был раньше. Он пытался вырваться из тени Кевина Регнарда, но даже годы спустя эта тень не оставляла его в покое. Даже сейчас он чувствовал, что прошлое продолжает жить в его сердце, как отравленная кровь, бьющаяся в венах. И хотя он больше не был Кевином Регнардом, а стал Зарксисом Брейком, его новое имя не могло скрыть тех глубоких ран, которые разъедали его душу. «Тебе не уйти от этого. Ты не сможешь забыть», — снова послышался шепот Альбуса, и в этом шёпоте была вся правда его существования. Брейк знал, что этот голос не был реальным, и тем не менее, он все еще звучал у него в голове. Ноги несли его дальше по разрушенным улицам, но сердце — оно оставалось в прошлом, в том мгновении, когда Воля Бездны вырвала у него левый глаз. Эта встреча была судом над ним. Она, как всевидящий судья, вырвала ту часть, что символизировала его неудачи и боль. Глаз, который он потерял, был не просто органом — он был напоминанием о том, что никакая сила, никакая сделка не сможет изменить то, что произошло. Он вдохнул пыльный воздух Сабрие, чувствуя, как горечь прошлого давит на его грудь. Теперь он был другим человеком. Он принял своё падение, принял свою роль. Если в Сабрие снова откроются врата в Бездну, то именно он должен стоять между миром и её чудовищами. Он взял в руку свою трость, где пряталась его катана, готовый к любому повороту событий. Призраки прошлого всё ещё шли рядом с ним, но теперь они были его спутниками, а не врагами. — Эмили… — его голос был тих, почти беззвучен. — Как же мне не хочется снова возвращаться к этому… Эмили, его кукла, сидела на плече, точно немой свидетель его мучений. Она была символом судьбы, которую он не мог оставить позади, как бы сильно ни старался. Её пустые глаза смотрели вперёд, не отражая ни страха, ни боли. И всё же Брейк чувствовал её присутствие, как нечто неизбежное — спутницу его вечной скорби. Он вновь сделал шаг вперёд, стараясь стряхнуть с себя эти воспоминания. Но он знал, что Сабрие — место, которое всегда будет напоминать ему о том, чего он лишился и кем он стал. В этом городе призраков его прошлое возвращалось к нему, как старый долг, который невозможно оплатить.