Жнец королевского сада

      Тьма. Холод. Сырость. Это не та обстановка, к которой привык юный принц. Но та, которую он запомнил лучше всех. Ведь она была его последней.       Он попробовал подняться с земли. Мокрая грязь липла к нему со всех сторон, удерживая его так, словно он врос в неё корнями. Принц попытался упереться ладонями в грунт и оттолкнуться вверх. Но… он даже не почувствовал своих рук.       — Где я… Мама?.. Папа?.. — Беззвучные слова существовали только у него в голове, даже не способные вырваться изнутри в густую тьму вокруг. — Я, кажется, упал … Кто-нибудь, помогите мне!       Но никто не пришёл. Никто даже не знает, что простой цветок обрёл сознание. Повреждённое, немощное, вернувшееся из чертогов небытия. Воспоминания прошлой жизни казались ему обрывками далёких снов, а настоящее выглядело как самый неприятный кошмар, который не хочет отпускать — липнет, как мерзкая, холодная грязь, постепенно поглощая тебя полностью.       И тогда ты просыпаешься весь в ледяном поту и поворачиваешься к сестре, спрашивая, не спит ли она. Вы проводите всю ночь разговаривая как о мелочах, так и о больших мечтах, а потом засыпаете под утро. Будит же вас запах вкусного, свежеиспечённого пирога, и вы спешите на кухню. Мама только поставила готовую выпечку на стол, а папа заварил чай. От неспокойной ночи не остаётся и следа.       Правда, на этот раз юный принц не проснулся в ледяном поту. Долгое время он был заперт во тьме, гадая о реальности происходящего вокруг. Иногда на его лицо падали капли воды, смывая его несуществующие слёзы с закрытых глаз. Напуганный и потерянный, он много раз спрашивал себя почему никто не поможет ему подняться, почему никто всё ещё не пришёл к нему, почему он никого не видит и не слышит…       Нет глаз, что могли бы пролить горькие слёзы. Нет ушей, чтобы услышать ответа. Нет рта, которым можно позвать на помощь. Клетка из повреждённой памяти, холода и грязи.       — Отпусти… Кто-нибудь, прошу, помогите… Я хочу домой. Я хочу домой! Я ХОЧУ УЙТИ ОТСЮДА!       В тот миг, впервые за долгое время, он почувствовал что-то кроме холода. Боль. Острая, прорезающая душу и тело, вырывающаяся из самых низких глубин его новой, ничтожной оболочки, и идущее ввысь. Лицо словно поглотило пламя: казалось, что кто-то резал на нём новые отверстия тупым, цепляющимся за кожу ножом.              Принц открыл глаза.              Нежные и чувствительные, не привыкшие даже к самому слабому свету тусклых ламп лаборатории, они уже слезились от раздражения, а веки сами смыкались от усталости. Тупая боль постепенно проходила, рассасываясь и разбегаясь по краям нового, незнакомого тела. Принц попытался осмотреться вокруг, но зелёный блеск света в очередной раз вызвал вспышку боли в глазах. Даже получив этот дар, он не мог им пользоваться. И ему приходилось ждать, раз за разом насильно пытая себя изнуряющим светом.       Но вот, наконец, глаза приспособились к этому миру. Принц смог осмотреться, замечая убогость, сырость и затхлость места, в котором оказался. Это не был его уютный дом, где он мог заснуть; это не был королевский сад, где он мог упасть на цветы и забыться. Грязная зелёная плитка, пыльные стены и давно никем не тронутые лампы, что иногда моргали и щёлкали. Никогда раньше он не видел похожих мест. И это его пугало.       Желание убежать домой становилось с каждой секундой всё сильнее. Его новые глаза только недавно перестали зудеть, однако принц отчётливо чувствовал, как очередные скопления боли постепенно появляются на переплетениях его странной оболочки. Стягиваются всё туже и туже, расширяются и набирают объём. Волны боли били по его чувствам, затмевая и без того скудное зрение. Первое касание тепла, которое ощутил заново рождённый в этот мир принц, было не от ласкового объятия матери, а собственных слёз.              

Треск.

      Осколки глиняного горшка с силой разлетелись в разные стороны. Некоторые из них попали в висящие на стенах зеркальные панели, из-за чего вокруг разлетелось множество маленьких, блестящих кусочков. Толстые мотки лозы хаотично извивались на полу, хватаясь за всё подряд. Ещё несколько горшков полетело в противоположную стену, пока принц пытался обуздать свои новые «ноги». Он не понимал, почему он так выглядит, но сейчас это было не важно. Может быть, он ещё вспомнит что случилось. Поймает улетевшие в небытие мысли и силой вытащит их оттуда. В эту секунду его разум был сосредоточен на другой, более важной цели.       Уловив желание хозяина, лозы сами потащили тело вперёд, словно уже знали, куда идти. Стены, лампы, потолок, вентиляционная шахта… Всё быстро смешивалось в пестрящее марево образов, сбивая принца с толку. Перед глазами потемнело от скорости, но ненадолго — вскоре он стоял перед дверьми родного дома. Собравшись с духом, принц захотел войти внутрь. Лоза покорно его послушалась.              — Папа? Ты дома? — И вновь его беззвучные слова никто не услышит. Случайные вопросы так и будут томить его бедную голову. А снаружи ни ответа, ни звука. Ничего … — Мам! Я вернулся! Ты тут?       Не находя никого дома, он решил направиться в сад. Лоза быстро проносила его по длинным коридорам замка, обвиваясь вокруг колонн, выступающих из стен кирпичей и просто скользя по полу. Но каждый раз видя ловкие и гибкие движения своих «ног», как они растягиваются и сокращаются, принц начинал волноваться… Даже не помня случившегося, он точно знал, что так раньше не умел.       — Ничего, всё хорошо… Папа мне расскажет. Он много всего знает. Главное его найти…              Король сидел на одном колене перед небольшим кустом, аккуратно обрезая слишком разросшиеся ветки. Он не услышал, как в сад зашёл кто-то посторонний, приняв тихий шелест листвы за результат своих неуклюжих движений. Он что-то говорил себе под нос, склонив голову… По крайней мере, так казалось принцу. Он не мог слышать ни единого слова.       — Папа, я здесь! Ты же со мной говоришь, да? Просто повернись! Я тут! — Он попытался подобраться ближе, но, судя по всему, лоза перестала его слушаться. После быстрого путешествия, ей требовался отдых. — Папа! Пожалуйста, скажи мне, что всё в порядке…       И вновь разряд боли пронзил его хрупкую оболочку, словно разрывая голову надвое. Из последних сил лоза обвилась вокруг лица несчастного принца и пыталась сдавить его покрепче, стараясь усмирить мучения. Сверлящая, пробивающая виски боль прорезала дорогу для звуков, даруя принцу слух. Но за криком внутреннего голоса он не слышал ничего.       Долгожданное облегчение пришло быстро, однако казалось, что пытки длились целую вечность. Как и раньше, боль появляется из ниоткуда и уходит в никуда. Так, будто в этом теле она является частью существования. Влажные от слёз лозы сползли с лица, оставляя на нём мокрые следы. Уставший принц слушал, как его отец что-то напевал себе под нос.       — Хм, хм, хм… Кажется всё. По крайней мере с этими кустами. — Азгор поднялся на ноги, оглядывая разросшиеся под потолком лозы. — Как же тяжело их убирать самому. Но пока лучше его не беспокоить…       Он покачал головой, поднимая с земли секатор и лейку.       — Ладушки, значит, нужно доставать из подвала лестницу. После этого можно будет и чаю попить, как раз заварка настоится.       — Пап… Пожалуйста, обернись… Почему ты просто не обернёшься… Ты меня не слышишь?       Слова действительно не прозвучали. Королю нечего было слышать. В ужасе, принц отчаянно попытался несколько раз выкрикнуть что-то ещё, хоть как-то привлечь внимание отца, но в саду стояла тишина. Новый слух принёс только горе. Слёзы уже иссякли, да и глаза начинали уставать от блеска танцующих золотых лучей в витражных окнах. Веки закрылись сами, снова оставляя принца в темноте.       — Ох, а ты как тут оказался? — Тяжёлые шаги приблизились к принцу, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Если бы он мог открыть глаза, если бы он вскинул лозу вперёд, подал хоть какой-то знак … Но у него ничего не получалось. — Не помню, чтобы я тут что-то садил…       Азгор опустился на колени возле того, что однажды было его сыном. Тёплая, мягкая рука отца легла на макушку юного принца, слегка её поглаживая. Долгожданная встреча с отцом должна была принести облегчение, но вместо этого он ощутил… отчаяние. Словно это был уже далеко не первый раз. Не первая встреча с отцом в этом долгом кошмаре.       — Хм, лепестки мягкие, значит, уже давно вырос… Как же я мог тебя не заметить, цветочек? Я даже успел тебя полить… — Король на секунду задумался, молча осматривая растение. Он стёр одну из оставшихся слёз с нежного лепестка. — Может быть, я тебя не увидел из-за опавшей листвы, а, Цветик? Давненько я не стриг лозу под потолком, а она времени не теряет. Засыпает всё тут… Но скажи же, красиво, хо-хо!       Он аккуратно провёл пальцем по тому месту, где у принца должен быть нос. Грубоватый от работы мех слегка щекотал его лицо.       — И какой же ты всё же чудной… Даже если и рос под ковром листьев, всё равно пушистый и мягкий. Каким и должен быть золотой цветок. — Последнее слово несколько раз отозвалось в голове принца. Цветок? — Тори бы тебя назвала, наверное, как-то по-умному… Флауи? Думаю, как-то так было в той книжке. Ну, или нет… С именами у меня, всё же, проблемы есть…       Слегка усмехаясь над собой, Азгор встал с колен, убирая с головы принца свою ладонь. И как бы тот не хотел протестовать и просить его вернуться обратно, сил что-либо сделать до сих пор не появилось. Как и желания. Откуда-то из глубин его сознания прорастало странное, незнакомое принцу раздражение. Внезапно, тихие смешки Азгора оборвались.       — Или ты… Нет, такое было только после возвращения Азр-… — Имя давно потерянного сына встало у Короля в горле твёрдым, острым комом. — Ладно. Надо бы тебя пересадить, вам нужно больше света.       Тяжёлые шаги удалялись от принца, пока в его голове снова взбушевался вихрь из мыслей, потревоженный странным названием да одним лишь недосказанным словом. Почему собственный отец не смог его узнать? Почему он даже не назвал его по имени, а вместо этого сказал про какой-то цветок? Кажется… Кажется, он забыл что-то очень важное. И это его пугало.              Решимость. Все метаморфозы, произошедшие с новой оболочкой, произошли именно из-за сильного желания принца что-то изменить. Глаза помогли узнать, где он, лозы помогли вернуться домой. Уши помогли услышать голос дорогого отца. И снова его разум поглощает одна-единственная мысль. Вспомнить. Вспомнить всё, что с ним случилось, почему он такой. Где мама, где его сестра, где… он сам.       Откровение пришло без сокрушительной боли или наседающих на слабую голову голосов. Злая шутка судьбы. Возвращение памяти принесёт ему больше страданий, чем любые раны. И в отличие ссадин или порезов, такое не срастается. Вспышки старой жизни заменили темноту перед его закрытыми глазами. Помощь по дому, игры во дворе, походы к Барьеру и… План? Что за план?       

«Мы же станем героями!»

      

«Я часто слышал рассказы о том, как красиво на поверхности от папы… Благодаря нам, монстры снова смогут ей насладиться!»

      Радостный и уверенный выкрик его сестры смешался с внушающими надежду словами друга, о котором юный принц уже давно забыл. План… План, как спасти всех монстров. Но если принц сейчас здесь, то… он не сработал? Почему? Что случилось с остальными? Что случилось с ним? И… Где Чара?       Страх улетучился. Да, эта новая оболочка отвратительна. Ядовитый золотой цветок, ведущий себя как озверевшее животное. Любое сложное действие вызывает у него боль. Даже Король не смог его узнать. Его имя стало бесполезно и чуждо. Но… Если ему в этой форме так плохо, то и сестре, должно быть, тоже. А то и хуже. Флауи не знал, сколько прошло времени. Если он проснулся первым, значит, ещё сможет увидеть её, получить хотя бы какие-то ответы.       К сожалению, он не знал, что люди столько не живут.       Желание принца было услышано. Едва успевшие восстановить силы лозы взбушевались, беспорядочно обвивая всё, что могли достать и использовать как опору. Флауи метнулся вперёд, ещё не зная, куда неконтролируемый вихрь из лозы его принесёт. Опавшая листва взмыла в воздух, а стоявшие у двери садовые инструменты упали на пол. Когда Король вернулся с горшком, то обнаружил только бардак в саду и исчезнувший цветок.              Быстрее. Ещё быстрее. Если задержаться, то может быть слишком поздно. Желание Флауи подхлёстывало разбушевавшуюся лозу, заставляя её бросать хрупкое тело принца вперёд с ещё большей силой. Обжигающие озера жидкого пламени Жаркоземья появлялись и исчезали, проносясь мимо за считанные секунды. Быстрее. Каменистая земля Водопадья уже была видна отсюда. Быстрее. Вода, самоцветы, тёмная листва растущих вокруг деревьев. Знакомый дом…       Быстрее.       В очередной раз, хватаясь за ствол дерева, лоза вдруг переметнулась к земле. Она вцепилась в мягкий грунт, быстро разрывая в нём небольшую воронку. Флауи не успел осознать происходящее, прежде чем его зрение снова закрыла темнота…              — Ох, где же ты, дитя…       Тёплый, но чем-то обеспокоенный голос матери отражался от сводов пещеры и уходил в темноту. Флауи не хотел показываться в таком виде — решил послушать издалека. Он знал, что Чара где-то рядом, раз лоза привела его именно сюда. Правда, он не понимал, почему они так далеко от замка…       Когда ему было плохо, он всегда шёл к маме и разговаривал с ней, пока не станет легче. Иногда плакал в её робу, а она поглаживала его по голове. Но сейчас… Сейчас он молча наблюдал из тени. Желания подбежать к маме и обнять её не было, но зудящее, жгущее раздражение, словно проснувшееся вместе с воспоминаниями в замке, продолжало расти.       — Так и знала, что нужно было накрыть тот несчастный рычаг… Надеюсь, ты смог найти выход. — Ториэль сидела у небольшой лужайки из золотых цветов и смотрела вверх. Через вход в Подземелье пробивались лучи света с поверхности. Такой далёкой, но желанной каждому здесь. — Хотя, даже если и смог… Это просто бесполезно.       Одинокие слёзы заблестели в лучах солнца, танцующих на её щеках. Ториэль закрыла лицо руками, начиная тихо рыдать.       — Даже если ты и ушёл отсюда, то уже мёртв. Убит. Убит, как и другие… Ну почему, почему так должно быть…       Её всхлипывания становились всё громче, мешая говорить. Она пыталась утереть слёзы, но, кажется, она слишком долго сдерживала их внутри. Повторяющиеся раз за разом смерти малознакомых, но таких дорогих тебе людей. Гибель живущих вокруг монстров… Всё это давит и постепенно крушит разум.       — Мы могли бы жить здесь вместе, как семья. Если бы вы не пытались все уйти… Если бы вы просто остались здесь… Я бы научила вас готовить, рассказала много всего интересного… Я бы нашла, как не дать вам заскучать. Но вы все хотите домой… Я не в праве вас винить за это. — Ториэль утёрла слёзы рукавом, постепенно успокаиваясь. Её воспалённые глаза уже смотрели вниз, на растущие под ногами цветы. Она провела по ним ладонью, будто поглаживая невидимого человека по голове. — Но вы не должны были умирать за это. Вы просто хотели домой…       Иногда маме тоже было плохо. Тогда они вместе с сестрой готовили ей какой-то подарок или же они набрасывались на ничего не подозревающую Ториэль и осыпали её вопросами о готовке, о книгах и просто комплиментами. Со временем, ей становилось лучше.       Сейчас Флауи хотел только того, чтобы она замолчала.       — … но в итоге все стали жертвой обезумевшего Короля. Он сам уподобился людям, хотя говорит, что это всё ради монстров. Это невыносимо. — Всхлипывания прекратились, оставив после себе только опустошённое отчаяние. — Глупые, жалкие оправдания…       Бесполезные слёзы.       Она легла на ковёр из цветов, о чём-то задумавшись. Кажется, перед её глазами проносились бесчисленные неприятные воспоминания, потому что она снова прикрыла их ладонью. Голос сошёл на слабый шёпот.       — Я так по вам скучаю… Надеюсь ты это слышишь, Чара…       Подавленная новой волной рыданий, Ториэль уткнулась лицом в холодную землю. Слёзы бежали по её щекам и впитывались в грунт, липший к одежде и шерсти. Но Флауи уже не слышал её душераздирающих стенаний. Принц всё вспомнил. С чего всё началось и его попытки это исправить. Его попытки жить как раньше. Флауи вновь обуздала ненависть.              Это была его вина. План не сработал, потому что он тогда не атаковал людей. Чара настаивала на этом и не слушала его, а он проявил слабость. Даже будучи гораздо сильнее их, он решил пощадить, как ему казалось, ни в чём неповинную толпу. Но они не были так милостивы.       Он вернулся домой, весь в глубоких ранах от бесчисленных ударов. Никто не разбирался кто прав, а кто нет. Наверху люди наверняка рассказывали, что одолели страшного монстра, забравшего жизнь человека. В Подземелье же этот самый монстр рассыпался в прах, держа в руках бездушное, бездыханное тело своего самого близкого друга.       Сильные пишут историю, и они сделали свой выбор. Сначала монстры были заточены в Подземелье, потому что проиграли. Этот поступок стал «героическим» окончанием войны, где страшный враг был свергнут и навсегда спрятан с людских глаз. Теперь же, они сделали очередную запись. Королевские дети были мертвы по их вине. А люди остались жить по прихоти милостивого бога.       И монстры поверили в это. Про детей начали забывать, даже если казалось, что это не так. От них осталось только далёкое эхо в длинной истории Подземелья, просто больное воспоминание. Мало кто помнит, как они выглядели, а ещё меньше монстров знает их имена. Даже родители не признали вернувшегося с другой стороны сына.              Убей или будешь убит.               Всё так просто. Эта правда существовала веками и, видимо, изменить её никак не выйдет. В последний раз боль пронзила его тело, но Флауи было плевать. Вернувшаяся память открыла ему глаза. Он не знает, откуда он получает всё новые и новые шансы на жизнь, но он больше не станет повторять те же ошибки. Острое лезвие рассекало его лицо, а воображаемые челюсти растягивали утончающуюся кожу, пока та, наконец, не лопнула.       Он многое хотел сказать этому миру. Жестокости людей, беспринципно убивающих его род и подминающих всё под себя. Пассивности монстров, которых всё устраивало и они могли только жалеть о прошлом и зализывать раны, жалуясь на настоящее. Если бы был хоть кто-то настолько решительный как Чара, то им бы не пришлось больше страдать. Но они боялись. И поэтому всё ещё оставались здесь.       Появившиеся из ненависти челюсти с треском разорвали остававшуюся кожу. Флауи метнул последний взгляд на свою беспомощную мать, бросившую его с сестрой на произвол судьбы. Она только и делала, что жалела себя. В ней не было ни капли надежды на возвращение сына или любимой дочери. А отец даже не смог назвать его по имени, запнувшись на полуслове. Злоба вскипала изнутри и выходила в слова, которые он так сильно хотел сказать.       — Вы все идиоты…