Вечный ребенок

Дашкевич Виктор «Колдун российской империи (Граф Аверин, Императорский див, Демон из Пустоши)»
Слэш
Завершён
NC-17
Вечный ребенок
Мертвый мечтатель
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Граф Аверин никогда бы не подумал, что ему придется столкнуться с последствиями своих связей. Тем более, их вообще быть не должно! Но он ошибся – возле дома его ждут двое очаровательных детишек. Молитвы бабушки возымели успех. В это время в Петербурге начали пропадать дети, и главе управления обязательно нужно как можно быстрее разобраться в этом странном деле.
Примечания
Да, я хочу свести Александра и Гермеса, и что вы мне сделаете? По ходу сюжета могут добавляться или меняться метки, а также рейтинг. Поймите и простите.
Поделиться
Содержание Вперед

Отношения за пределами связи

Они оказались около ржавых ворот уже через минуту. Гермеса мутило, он просто ненавидел хоть как-то перемещаться с дивами. В дальней части лагеря послышался детский визг, и Аверин тут же ринулся вглубь, к столовой. Там, возле одного из корпусов для старших детей, боролись два дива – огромный кот и существо, похожее на большого богомола с острыми шипами на концах своих конечностей. В уголке стопились девочки, которых пытались прикрывать Миша и Арсений. Леры видно не было, и гермес начал судорожно осматривать территорию со своего места. — Папа! – истеричный крик Арсения привлек внимание колдуна. Мальчик указывал пальцем на одноэтажное здание без крыши позади богомола. Понятно, Кузя пытался спасти дочь своего хозяина, но ему помешали. — Владимир, помоги Кузе. Но Владимиру не нужно было приказывать, он уже вступил в бой. Гермес, прикрываемый Александром, бросился в сторону, куда показал сын. Они вбежали в кабинет с тремя железными койками – домик медсестры. В углу, около единственного целого окна, на коленях стояла та самая уборщица и держала за плечи Леру. — Спаси ее, спаси. Ты же можешь. — Тетенька, – ребенок заливался слезами, пытаясь отстраниться, – отпустите, я не знаю, о чем вы говорите. — Врешь! – взревела женщина, – ты монстр, спаси мою внучку. Лера расплакалась еще больше, начав дергаться еще сильнее. Со стороны это было похоже на припадок. Александр выпустил силу, приближаясь к бледной похитительнице с показной медлительностью. — Ты сейчас же отпустишь ее. Его тихий спокойный голос пробрал до мурашек даже Аверина, который, превозмогая головную боль, притянул рыдающую дочь к себе и поднял на руки. Белая шубка, которую Аверин купил совсем недавно, была местами порвана и заляпана кровью, мех сбился в колтуны. Личико тоже было в крови, от чего девочка истерично пыталась избавиться, размазывая мокрыми ладошками еще больше. На левой ручке не было половины мизинчика. Гермес впал в ярость. Он выпустил путы, которые настолько быстро скрутили женщину, что он сам не понял, как это произошло. Людмила закричала от боли и повалилась на бок. Где-то на улице Кузя издал победный вой. Они почти успели. Почти. Прижимая дочь к груди, Гермес вышел на улицу. Вместо богомола на промёрзшей земле лежал паренек возраста Кузи. У него не было рук и ног, а шея находилась под странным углом. Напоминало положение дивов после осады на вертеп Рождественского. — Кузя, беги в поместье и вызови подкрепление с Виктором. Мы нашли похищенных девочек. Гермес оглядел испуганных детей. Миша прижался к Верочке, шмыгая носом, но на лице слез видно не было. На девочках были только тонкие старые серые сорочки, которые выдавали в больницах, когда Гермес был совсем маленьким. Они дрожали, а их губы уже посинели. Владимир что-то спросил, но Аверину было не до него. В его руках мелко дрожала его дочка, его маленькая девочка. Мельком он заметил, как див принес верхнюю одежду для девочек, оставалось только дождаться полиции. Детей оставили на попечении Василя, даже травмированную Леру. Обрубок пальчика так и не нашли, а обработать рану мог и Анонимус, ехать в больницу было незачем. Виктор очень переживал за дочку друга, в участке он дважды позвонил в поместье, чтобы спросить по поводу ее состояния. Арсений от сестры не отходил, их напоили чаем и отправили спать. После этого Виктор успокоился и больше не звонил, хотя пару раз порывался к телефону. Гермес же полностью абстрагировался, ему нужно было присутствовать на допросе дива. Парнишку отвязали сразу, пока его, как оказалось, хозяйка не пришла в себя, и временно привязали к Фетисову. Див сидел понурый, завернутый в плед, и дрожал. Прям как настоящий мальчик. — Как тебя зовут? – первое, что спросил Аверин, садясь напротив мальчишки. — Мирон. — Хорошо, Мирон, кто тебя вызвал и когда? После допроса дива вопросов стало только больше. Ясно было одно – Людмила не посвящала дива в детали, приказывая только усыпить девочек и принести их в лагерь, а также следить за ними в ее отсутствие. Мирону не нравилось это делать, в этом он поразительно похож на Кузю, но желание хозяина закон. Для чего именно похищались девочки, диву было неизвестно. Его хозяйка с приступом поступила в больницу, и врачи запретили посещения на три дня. Вытрясти что-либо из Мирона больше не представлялось возможным, только имя вызвавшего его колдуна, поэтому Гермес и Александр отправились домой, пока Кузя полетел в поместье к детям. Аверину нужно было отдохнуть и прийти в себя где-то вдали от суетной семьи. Особняк встретил его холодной гостиной и тишиной. Так непривычно было находиться в пустом доме, хотя какие-то два года назад так проходил каждый вечер. Гермес вошел на кухню и достал из холодильника тарелку с бутербродами, которые накануне сделал Кузя для Арсения и Леры, но дети не доели. Аверин смог проглотить только один, да и тот с трудом, остальные отдал молчавшему Александру. — Что она хотела от моей дочери? – внезапно спросил Аверин, – почему она так напала на невинного ребенка? — Вы сможете это узнать, Гермес, как только она очнется. Я сам готов вытрясти из нее душу, нельзя так обращаться с детьми. На это Гермес только хмыкнул и прошел в гостиную в свое любимое кресло. Напряжение не хотело отпускать, каменея в мышцах, отдаваясь болью в плечах и спине. Его дети могли погибнуть. Эта мысль крутилась где-то на подсознании, но Гермес отчаянно прятал ее глубоко внутри, боясь произнести это вслух. Он боялся, что слова возымеют силу. Когда он успел так привязаться к колючему Арсению и к плаксивой Лере? Когда эти два ребенка успели стать его смыслом жизни? Наверное, как только увидел их на пороге своего дома. Эта кровная связь, ниточка, что связывает их, была всегда. Сейчас казалось, что он мог чувствовать боль и горечь, радость и смех на расстоянии. Это было бредом, но как же тепло становилось от этих мыслей. На плечи легли большие ладони, чуть сжимая. Александр начал делать легкий массаж, убирая напряжение и усталость последних дней. — Вы такой твердый, Гермес. Вам нужно немедленно расслабиться и выпустить из себя лишнее. Двусмысленный намек не сразу дошел до Аверина, но он и правда какой-то невообразимой силой заставил член дернуться. Руки перешли на спину, теперь уже просто поглаживая. Как давно у него был секс, если не считать ту ночь, когда связь вышла из-под контроля? — Я знаю, о чем вы думаете, Хозяин, – прорычал Александр на ухо, – и мне это очень нравится. Див опустился на колени между разведенных ног Гермеса, втягивая носом воздух. — О, вы пахнете силой, это так возбуждает. Его руки огладили твердые бедра, чуть надавливая на внутреннюю часть. Гермес и не заметил, как пропал ремень, и он остался только в исподнем. На белой ткани выделялся небольшой бугорок, который Александр начал покрывать легкими порхающими поцелуями. Словно крылья бабочки, его губы касались плоти через белье, а руки мяли бархатистую кожу с мелкими шрамами. Гермес чуть привстал, и Александр спустил оставшуюся преграду до колен. Член, средней длины с розовой головкой, уже затвердел, натягивая кожу на синие венки, оплетающие возбужденную плоть. Александр лизнул сочащуюся прозрачной смазкой головку, затем послал слабый поток теплого воздуха, и снова лизнул. Дыхание Гермеса сбилось, он с восхищением смотрел на властного императора, что стоял перед ним на коленях. Александр взял головку в рот, посасывая, а потом резко заглотил до конца. Его горло приняло член, словно оно было создано для этого. Гермес откинул голову на спинку кресла и простонал. Александр втягивал щеки, двигая головой, чтобы головка ударялось прямо в верхнюю стенку. Бедра непроизвольно начали двигаться в такт движениям, загоняя член в жаркую глубину рта. Чего-то не хватало, хотелось больше, как будто и эти чувства не поглотили с головой, оставляя только кашицу вместо мыслей. Гермес не заметил, когда в него аккуратно вторгся длинный тонкий палец, нежно щекоча стенки. Его тряхнуло, когда Александр со смазанным смешком надавил на простату. Движения головы стали резче, палец не переставал дразнить чувствительную точку, Гермес схватил дива за волосы, вдавливая его носом в редкие волоски, и кончил с глухим стоном, выплескивая сперму в горячее горло. Александр отстранился, сглотнул солоноватое семя, облизнувшись при этом, и поцеловал уже опавший орган. — А вы вкусный, хозяин. А теперь, пройдемте в кровать, мне нужно вас еще многому научить. Див хищно улыбнулся, обнажая идеальные белые зубы с ясно выделявшимися клыками, дернул Гермеса, поднимая разомлевшее тело с кресла. В спальне Гермес пришел в себя. Он даже не понял, почему вдруг так расслабился, позволил этому наглому диву сотворить с его мозгами такое. Хотя, это был не первый минет в его жизни, но определенно лучший. Женщины, с которыми он встречался, предпочитали миссионерскую позу, стыдились поцелуев куда-нибудь, кроме губ, занимались сексом исключительно ночью и под одеялом. Предлагать оральные ласки было бессмысленно, большинство даже помыслить о подобном боялись. Один раз ему попалась более активная в своих желаниях партнерша, но даже она после первого же минета сказала, что это противно, хотя Гермес очень тщательно следил за гигиеной. Пару раз оральными ласками он баловался с Анастасией, но встречались они нечасто, регулярных любовных утех у них не было. Но, пожалуй, с ней у Гермеса сложились самые приятные отношения. И правда, он умеет общаться только с дивами. Александр успел раздеться и уже снимал с Аверина рубашку, прерываясь, чтобы поцеловать соски. — Знаете, хозяин, я очень люблю женскую роль, но сегодня у меня настроение дарить наслаждение, а не получать его. И помните, меня невозможно подчинить. Александр дернул Аверина на себя, переворачивая на живот. Гермес дернулся, это начинало ему очень не нравится, но теплая волна прижала его к кровати. Сила императорского дива. — Не пытайтесь вырваться, меня это только раззадорит. Я не сделаю вам больно. Под живот просунули подушку, куда начал упираться вялый член. Александр пару раз провел по нему рукой, размазывая по длине капельки семени. — Думаю, вам нужно больше времени для восстановления, а я помогу. Аверину хотелось сказать хоть слово, но язык словно онемел, из горла вырывались только хрипы и стоны. Бледные половинки смяли шершавые ладони, разводя их в стороны, и Гермес почувствовал что-то влажное и мягкое около ануса. Это что-то пару раз проехалось до копчика и обратно, оставляя за собой мокрые дорожки слюны, а потом начало входить. Гермес застонал и попытался отодвинуться, когда понял, что происходит. Александр его вылизывал. Какое бесстыдство, Гермес не давал согласия на подобное. Он поерзал, от чего член потерся о подушку. Стало еще хуже – теперь ему это нравилось. Нравилось ощущение небольшого растягивания, влажности, теплых рук на ягодицах. Нравилась та сила, что пригвоздила его к кровати и заставила подчиняться. К языку добавился палец. Потом еще один, от чего Гермес зашипел от легкого дискомфорта. — Ну-ну, Гермес, если вы на месте женщины, не значит, что вы ей стали. Можно ведь и потерпеть. Аверин почувствовал, что в него вставили третий палец, который, на удивление, неприятных ощущений не принес. Александр поглаживал внутри точку, от которой распространялось тепло по низу живота. Хотелось большего. — Еще, – простонал Гермес, – больше. Это был не его голос, не твердый голос колдуна высшей категории и главы управления. Нет, это был стон какого-то мальчишки, просящего дозу, таких в Петербурге было много. Александр только усмехнулся, плюнул на растянутый анус, в котором уже не было пальцев, и вставил головку. Она была огромной, казалось, что даже больше кулака. Но тело больше не подчинялось голове, бедра самовольно дернулись, насаживаясь сильнее. Аверину показалось, что в него входила по крайней мере рука, а не член. — Ну куда же вы так торопитесь, я не хочу делать вам больно. Александр медленно двигался, с каждым разом входя чуть глубже. Через пару минут он сменил темп, вдалбливая Гермеса в кровать, кусая шею и плечи. Боль и удовольствие больше не разделялись, по спине потекла кровь, смешиваясь с потом. Александр с упоением слизывал этот коктейль и рычал, с остервенением впиваясь удлиненными когтями в бедра. Гермес закричал от боли, сжимаясь. Див ускорился, попадая по простате каждым толчком, и излился внутрь. Он еще пару раз толкнулся, доводя своего партнёра до оргазма, и вышел, с довольным мычанием наблюдая, как из ануса вытекает его сперма. Гермес не мог прийти в себя почти десять минут, не реагируя на обтирания мокрым полотенцем. Александр переодел его, напоил чем-то холодным и сладким и лег рядом. Аверин только вздохнул и закрыл глаза, ощущая внизу незнакомое чувство пустоты и открытости. Он, вопреки своей логики, не чувствовал себя униженным. Наоборот, по его венам текла сила, голова работала на удивление отлично, только небольшая усталость и болезненные укусы на плечах создавали дискомфорт. — Что произошло? — Я подавил вас своей силой, вот и все. Вы не можете меня контролировать, как и я вас, но мой уровень слишком высок, поэтому я могу воздействовать на связь. Это притупило в вас чувство страха и боли, но лишило способности сопротивляться. Сейчас же вы питайтесь моей силой. Как много он еще не знал про дивов, Аверин поставил себе цель расспросить Александра. Даже Анонимус не рассказывал такого, видимо див и сам не знал, так как его уровень был намного ниже. — Когда вы планируете поехать в поместье? — Я хотел завтра утром, но, – Гермес улыбнулся, – можно подождать допроса и здесь. Как считаете? — Я доволен вашим решением, – навис Александр над Гермесом и поцеловал.

***

Людмила очнулась еще вечером в первый день, но вывезти ее из больницы, а допрос решили проводить в участке, врачи разрешили только через три дня. Все это время Аверин провел в своем доме на Петроградке в объятьях Александра. Он почувствовал себя шестнадцатилетним подростком, у которого гормоны заменили и мозг, и кровь – из кровати они вылезали только чтобы поесть и позвонить в поместье. Гермес не жаловался, давно у него не было таких марафонов, а если признаться честно, то вообще никогда. Однажды, ему тогда чуть больше двадцати было, услышал разговор двух престарелых колдунов, которые обсуждали, что настоящая жизнь для мужчины начинается после сорока лет. Гермес не поверил, решив, что старики пытаются найти хоть что-то хорошее в своем возрасте, но сейчас был полностью с ними согласен. Его жизнь и правда началась только после сорока. Утром он опять позвонил Василю, который сообщил, что дети бегают во дворе и строят крепость. Гермес очень переживал по поводу покалеченной руки у дочери, но дети слишком отходчивы и быстро восстанавливаются, потому что сейчас Лера играла со всеми и даже не обращала внимание на повязку. По словам брата, Миша ей даже завидовал и тоже нацепил бинт, чтобы кузине не было грустно. Все было хорошо, только какое-то чувство беспокойства грызло изнутри еще с самого дня задержания. Он еще раз взглянул на большую фотографию детей, которую Владимир забрал из их прошлой квартиры, улыбнулся и вышел из дома – скоро он узнает все секреты. Людмила сидела за столом, низко опустив голову. Она только коротко взглянула на Аверина и Виктора, а потом снова уставилась в пол. — Кхм, Кхм, гражданка Трымова, вы обвиняетесь в похищении детей, пытках и убийстве. Вы отказались от адвоката, ваш див уже рассказал нам основную информацию, а… — Не нужно этого, Виктор, – перебил его Гермес, – Людмила, вы помните меня? Мы общались в больнице. — Помню, – Трымова подняла голову, – вы и в лагере были, защищали ту девчонку. Ваша дочь, я полагаю? — Да, вы правы. Вы напали на нее. С какой целью? — Так она… Вы не знаете, верно? Что ж, она подходила мне по всем признакам, вот я и решила ее проверить. — Что вы проверяли? – начал злиться Аверин, ему очень не нравился темп разговора. — Моя внучка больна, я пыталась спасти ее. Когда-то давно моя сестра тоже болела этим, но потом кое-кто ее спас. Я не могу сказать непосвященному, кто именно это сделал. Я знала, что она где-то в этом городе, поэтому начала искать. — Нашли? – скептически спросил Аверин, – и как я могу стать этим самым посвященным? — Нашла, но она не спасет мою внучку, она уже спасла другого ребенка. Вы взрослый, поэтому теперь это невозможно. Хотя… нет, вы не станете. — И что же, ваш шаман не может лечить двух детей одновременно? – спрашивать про тайну Аверин больше не стал. — Не может, поэтому я позволила вам схватить меня. Больше нет смысла бороться, моя внучка обречена. Но зато я сделала все, что было в моих силах. — Зачем вы отрезали части мизинцев? – вклинился в разговор Виктор. — Это и была проверка. Ничего опасного, девочки спали и не чувствовали боли, а без фаланги можно спокойно жить, – Людмила подняла левую руку, на которой явно виднелся короткий палец, – я не собиралась их мучить. Отпускала, когда проверку не проходили. — А мальчик? За что вы убили невинного ребенка? — Это случайно получилось, – тяжело вздохнула женщина, – за это я искренне раскаиваюсь. Мой див совсем недавно вышел из пустоши и просто не рассчитал силу. Мальчишка хватался за сестру, не пускал, и я приказала его остановить. Но вместо усыпления Мирон проткнул его своим шипом. — Понятно, я узнал все, что мне было нужно. Виктор, жду тебя в кабинете. Гермес сел на диван и откинулся на спинку. Мотив понятен, вот только кого именно искала эта женщина. И как стать посвященным в эту самую тайну личности великого целителя, который излечивает смертельные недуги. Взгляд зацепился за папку с делом, над которым они сейчас работали. Аверин открыл ее. Внутри были рапорты и много снимков: лагерь, див, одежда, игрушки. Аверин внимательно просмотрел каждый, отмечая для себя мелкие детали. Последнее фото было старым, с пожелтевшими краями и мелкими пятнышками. Скрепкой к нему было прижата записка. “Людмила Трымова с родителями, братом и сестрой.” На фото с ровными спинами сидели мужчина и женщина с кривоватыми улыбками, а за их спинами стояли трое ребятишек. По центру находился мальчишка с непослушной шевелюрой, которую, к слову, пытались уложить в нормальную прическу, и без переднего зуба. Слева стояла девочка на две головы выше брата и держала в руках плюшевого мишку, а справа, вытянувшись на носочках и держась за спинку стула, широко улыбалась самая младшая из детей. Именно она заболела, а потом выздоровела. Фото было старым, но белокурые локоны младшей дочери сильно выделялись – она была словно ангелок, хотя и походила лицом на брата. “Двойняшки”. “Прям как мои”. Девочка и правда отдаленно походила на Леру, но ведь дети все похожи, так ведь? Присмотревшись, Аверин понял, что кроме локонов ничего общего у них нет. Даже улыбка другая. Зачем вообще присматривался? Отложив фото, он взялся за рапорты успел дочитать только третий, когда вернулся хозяин кабинета и устало упал в кресло. — Ну что? — Все, отправил ее в больницу до суда, все-таки возраст у женщины. Ничего нового она так и не сказала, без тебя вообще отказалась говорить. Главное, что признание у нас есть, дети вернулись домой, остальное уже не так важно. Пообедав в Еноте с Виктором, Аверин поехал домой. Ему не давало спокойствие слова подозреваемой. Чего именно он не знал? Александра дома не было, див любил ходить по магазинам и часто приходил с подарками для Аверина и Кузи. Он удивительно умело выбирал нужные вещи, вкус у императора определенно был. Наконец-то можно отдохнуть. Аверин взял книжку и сел в свое любимое кресло, когда дома дивы оно почти всегда было занято. Глава про древних сильных дивов, которые уничтожали целые поселения, была увлекательной. Как именно монстры проникали в защищаемую колдунами деревню, в книге не описывалось, все свидетели обычно были мертвы, но автор предполагал, что истинной формой одного из дивов была молодая женщина, мелкое животное или вообще ребенок. Второе им же опровергалось, ведь сложно стать по настоящему сильным, если ты крыса или голубь. Да и женщин тоже проверяли, поэтому больше всего склонялись к детской форме. “Я никогда не встречал дивов, которые были бы именно детьми, а не подростками. У некоторых есть детские личины, но их бы почувствовали если не колдуны, то амулеты или дивы второго класса. Я до сих пор не могу решить, почему защитники с легкостью пропускали чертей в свои поселения, так как доказательств ни на одну из теорий не нашел.” Аверин поднял глаза, часто поморгал и хотел уже продолжить чтение, но наткнулся взглядом на сундучок, который нашел в вещах дочери, когда разбирал их в прошлый раз. Он знал, что девочка прятала его где-то в комнате, но перед поездкой, видимо, достала просмотреть. Какая-то сила потянула Гермеса открыть, хотя он не привык лазить по чужим вещам, если это не вещи подозреваемого. В сундучке лежали все те же фотографии и бумажки, но Аверин присмотрелся к ним повнимательнее. Все были старыми, кроме трех, хотя и им, похоже, было больше двадцати лет. На самой потрепанной была семья из четырех человек – отец держал на руках девочку, а мать положила на плечи мальчика свои небольшие руки. Все улыбались в камеру и выглядели счастливыми. На других снимках тоже были семьи, на некоторых только какие-то дети. Одна из фотографий, а точнее люди на ней, показались смутно знакомыми, но Гермес не придал этому значение. Мало ли в Петербурге семей из пяти человек? На тех самых более новых тоже была семья – мама, папа и две дочери разных возрастов. В руках старшей девочки была красивая кукла в широком платье. Похожую куклу подарила Елизавета Лере. Он не знал, что его дочь коллекционирует старые фотографии. Где она их вообще взяла, в архиве, что ли? Гермес взял письма. “Привет, сестренка. Как ты? Давно тебя не видела и очень скучаю. У меня уже растет дочка и скоро родится сын. Может ты сможешь незаметно выйти погулять и навестить нас? Я хочу показать тебе детей, они такие милые. Если хочешь, могу подружиться с твоей новой семьей, и ты сможешь играть с ними или приходить ко мне без страха и тайны. Напиши хоть строчку. Люблю и скучаю, Людашка.” “Пишу тебе, ведь прошло так много лет. Я старался забыть, смириться, но знание того, что ты жива, не дают мне покоя. Я скучаю, очень сильно. Помнишь, как мы с тобой бегали и играли? Сейчас мой внук учиться ходить, но, думаю, вскоре тоже будет бегать, словно ветер. Я так рад, что ты была со мной, пусть и не понимал этого. Иногда прихожу на твою могилу, но как же тяжело и легко одновременно знать, что она пуста. Если перестану приходить, жена начнет задавать вопросы. Она начинает меня раздражать, вечно недоверие и крики. Скучаю и хочу встретиться, твой ветерок.” “Сестра, я встретила прекрасного мужчину, он полицейский и уже раскрыл два важных дела. Недавно он сделал мне предложение, и я думаю согласиться. Немного смущает, что он много времени проводит со своим другом-колдуном, но он тоже вежливый молодой человек, из графской семьи. Остерегайся его, я вижу, что он станет сильным. Знаю, что ты сильнее, но не хотела бы, чтобы у тебя были проблемы. И еще, твоя кукла все еще у меня, я жду, когда именно ты ее заберешь. Возвращайся, твоя Лизавета.” Аверин отложил странные письма в сторону. Мозг сыщика начал работать в усиленном режиме, ища мелкие подсказки. Он еще раз глянул на фото и вдруг понял, что та самая семья из пяти человек – это семья Людмилы Трымовой. А новые фото принадлежали Елизавете, жене Виктора. И в письме явно говорилось про него. Он ничего не понимал, голова начала болеть. Он перевел взгляд на портрет детей, и по спине пробежали мурашки, когда он кое-что понял. У девочки с фотографии на стене были голубые глаза.
Вперед