I have seven kids, I don't need anymore

...Не за долго до выступления Минхо и его команды на фестивале...

— Обязательно! Я пойду, хён, готовиться надо. Чанбин выключил телефон и убрал его в шкафчик со своими вещами. Он вышел из раздевалки и глубоко вздохнул. Переживаний и страха не было, сцена любила подростка, а подросток любил сцену. Все, что его пугало, это реакция отца. А вдруг папа не позволит Чанбину пройти прослушивание и стать трейни? Один за другим со сцены уходили мальчики. Совершенно разные, разных национальностей, разной внешности и разного возраста. Кто-то выходил довольным, а кто-то жутко расстроенным. От всех пахло едким потом, который присущ всем подросткам из-за бушующих гормонов. Запах за кулисами стоял тяжелый, громоздкий. Он утяжелялся запахом страхов, переживаний. Кто-то наворачивал круги вокруг себя, проговаривая текст заученной песни. Кто-то стоял перед большим зеркалом и повторял отрывки поставленной самостоятельно хореографии. Чанбин же стоял у самого выхода на сцену, ожидал, когда назовут его имя. Он был уверен в своем выступлении, и страха, как такового, все еще не было. Он точно знал, что чисто споет и отчитает рэп так, будто это его последний раз. Тут самое главное аккуратно намекнуть отцу, что с легкой атлетикой покончено, и он серьезно настроен стать музыкантом. И вот, Бан Чанбин выходит на сцену. Люди в зале, проводящие прослушивание с интересом смотрят на него. Перешучиваются с Бан Чаном, а затем все же дают представиться Чанбину и позволяют начать выступление. Всю песню Чанбин думал лишь о двух вещах: о том, что не может сейчас вместе с братьями поддержать Минхо и о том, что вообще-то сейчас братья не могут поддержать его. Из зала подросток видел восхищенные взоры, обращенные на него. Молодой мальчик, которому едва исполнилось четырнадцать лет, сам написал текст к песне и музыку для текста, сам исполнил, да еще и чисто, с чувством, с расстановкой, и сам поставил несложную, но достойную хореографию. Танец был не слишком активным, достаточно лиричным, под стать песне, в которой Чанбин размышлял о странном явлении — любви. Когда он закончил, то низко-низко поклонился и стал ждать вердикта. — Ты несомненно талантлив. Сможешь подождать неделю до официальных результатов? — Чанбин кивнул. — Ты хорошо постарался, Чанбин-а, тебе не о чем переживать. Понял? Отдыхай. И Чанбин ушел. Он сел в коридоре на диван и ждал. На столько долго ждал, что закимарил и уснул. А проснулся от того, что на диванчик рядом кто-то сел. Глаза слиплись и с трудом раскрывались, но рядом он увидел крайне знакомую фигуру. Отец потрепал подростка по коленке, и Чанбин сел ровно, наконец проснувшись. Бан Чан не знал, что сказать, с чего начать. В голове был огромный поток мыслей, так много нужно было высказать сыну и не задеть его чувств. Чан боялся потерять доверие хотя бы одного из сыновей, боялся, что они отвернутся и потеряют всю любовь и доброту. И сейчас, ему казалось, он теряет сына, ведь он умолчал о том, что собрался на прослушивание, а это уже звоночек к тому, что Чанбин как будто бы не доверяет отцу. — Поедим вместе? На выступление Минхо мы уже опоздали, поэтому можем поесть в нашем кафе. Подросток согласился на предложение отца и они молча направились вдоль длинных и пустых коридоров агентства к лифтам, а оттуда в кафе. Эта "столовая" для айдолов и стажеров славилась наивкуснейшей и здоровейшей едой среди всех агентств. Здесь Чанбин познакомился со своими кумирами, с коллегами отца и впервые разыграл вместе с Минхо дядюшку Пака — тогда он еще был не так стар как сейчас и стоял у управления компанией. Оба Бана взяли себе по вкусному наваристому супу с говядиной и парочку закусок. Они сели за столик у окна и начали свою трапезу молча. Обычно молчаливое питание не приносит дискомфорта, но сейчас между отцом и сыном были натянуты струны, да с такой силой, что только чудо спасало их от разрыва. Еще чуть-чуть, и струны лопнут, ударив игрока по пальцам, оставляя тонкие и неприятно саднящие порезы. Чан то и дело, бросал пронзительные, прокалывающие насквозь взгляды на Чанбина, и было видно, что он хочет что-то сказать, но не решается. — Ты недоволен моим решением, да? — спросил Чанбин, набравшись сил. — Нет, что ты, Бинни. Вовсе нет. Я горжусь, — Чан вздохнул и взглянул в глаза сына. В отцовском взгляде текли печаль и тоска, они окутывали Чанбина с ног до головы, как туман, но он старался делать вид, что все в порядке. — Но я считаю, что тебе слишком рано становится стажером. — Что? Почему? Мне уже четырнадцать! Чонгук уже дебютировал в этом возрасте, как и некоторые другие айдолы! — Ты даже представить себе не можешь, что им пришлось ради этого потерять. И я не хочу, чтобы ты потерял самое счастливое время в своей жизни ради того, чтобы без продыху тренироваться для дебюта и не видеть ни семьи, ни друзей, ни света в целом, — Чан старался быть спокойным и не эмоционировать, старался быть рассудительным и серьезным, но видел в лице напротив закипающую бурю. Чанбин подросток, оно и понятно, начинается юношеский максимализм, хочется принимать взрослые решения, даже не подозревая о том, что взрослостью здесь пока что и не пахнет. — Ты многого не знаешь, Бинни, поэтому я и против. — Так расскажи мне! В чем проблема?! — Ни в чем, — Чан повел плечами и опустил свой взгляд сначала в тарелку с супом, а потом отвернулся в сторону окна. — Знаешь, как я стал здесь продюсером? — Дядюшка Пак помог устроиться, — голос Чанбина был грубым и полон недовольства. — А как мы познакомились, знаешь? — Чанбин отрицательно покачал головой. — Я стал трейни здесь, когда он еще был главой компании. Я был такого же возраста, как и ты. Я тоже хотел дебютировать, стать популярным айдолом. Моя семья осталась в Сиднее, а я один был здесь, в огромном Сеуле в не менее огромном агентстве. Ежедневно я посещал сначала школьные уроки, а потом до упаду тренировался: вокал, танцы, реп, учился писать музыку. Все вместе. Годы шли, все мои друзья дебютировали в самых разных группах, а если не дебютировали здесь, то уходили в другие агентства и дебютировали там. А у меня не было выбора. Так и просидел я здесь до девятнадцати лет в стажерах, а потом Джинён сказал, что я не дебютирую. Сольно, якобы, не потяну, а группу для меня собрать будет глупо. И предложил стать продюсером. Я столько времени потерял, и ради чего? Я мог бы провести это время с родителями, с сестрой и братом. Мог бы ни в чем себе не отказывать и жить полной жизнью. И я просто не хочу, чтобы ты пошел по этому же пути. Не хочу, чтобы вы все допустили эту ошибку. У вас еще столько всего интересного впереди, а загнать себя в жестокие рамки успеете всегда! Но сейчас, пожалуйста, Чанбин, живи обычной жизнью обычного подростка. Ты сможешь дебютировать, выступать на сцене и с группой, и сольно, но тебе нужно совсем немного подрасти. В семнадцать лет – пожалуйста, я только за, но не сейчас. — А Минхо? Ему ты позволишь уехать в Японию и тренироваться до изнеможения, если он выиграет, — Чанбин сощурил глаза, а Чан вздохнул. — Думаешь, я его выделяю? Нет. Если ему предложат заключить долгосрочный контракт, то я непременно скажу ему то же самое, что сказал и тебе. Но думаю, если это всего лишь на пару месяцев, то пусть попробует? А потом решит, захочет он этим же заниматься в более взрослом возрасте или нет. Если бы ты выиграл подобную поездку, то не сомневайся, я бы тебе позволил поехать. Прости, если с твоей стороны это выглядит иначе. — Поехали домой? Я устал, — Чанбин вздохнул и отставил от себя пустые тарелки. Чан кивнул. У обоих не было ни сил, ни чувств, когда оба Бана сели в машину. Чанбин уставился на их общую фотографию из аквапарка и печально улыбнулся. Наверно, отец прав и лучше провести еще несколько лет рядом с братьями, видеть как они взрослеют и наглеют. А что он будет видеть в стенах танцевального зала и звукозаписывающей студии? Ничего. — Давай, пока не двинулись, посмотрим как выступил Минхо. Дядюшка Пак отправил их выступление. Чан поставил на магнитный держатель телефон и включил видео. Сначала там была лишь толпа народу и пустая сцена, потом в объективе появились знакомые лица: двойняшки пытались перепрыгнуть друг друга, залезть в кадр и что-то выкрикнуть. Потом появилась макушка Сынмина, и послышались какие-то недовольные высказывания в духе "успокойтесь уже, а то народ вокруг испугаете" и "ну, все, тихо, хён уже вышел". А затем камера повернулась на сцену, где команда из десяти мальчиков-подростков в красивых брючных танцевали под одну из песен EXO. Зум камеры часто приближался к одному из выступающих, ненадолго останавливался на нем, а затем возвращался в исходное положение. В объективы изредка появлялись маленькие детские ладошки, а поверх музыки были слышны возгласы толпы, кто-то подпевал, кто-то что-то просто выкрикивал, но ближе всего было слышно выкрики Джисона, который как только мог пытался подбодрить старшего брата на сцене. Когда видео закончилось, сразу же началось второе. На нем несколько танцевальных команд стояли в ожидании вердикта, а невысокий полноватый мужчина в галантном костюме в полоску говорил какую-то длинную и не очень интересную речь для всех присутствующих на фестивале, а затем назвал заветное название команды. Камера резко сместилась на искренне радующихся детей, которые громко плакали и крепко-крепко обнимались. Чанбин услышал всхлип справа от себя и повернулся к отцу, который тут же вытер слезы с лица и выключил телефон. — Вы оба сегодня так хорошо постарались. Я и не заметил, как вы повзрослели. Это так... не важно. Автомобиль тронулся, а Чанбин лишь беззвучно посмеялся и ответил на сообщение старшего брата, на которое должен был ответить несколькими часами ранее еще незадолго до того, как заснул в коридоре развлекательного агентства. Хо-хён Я выступил. Трясет до сих пор. А у тебя как дела? Обалдеть!!! Я даже не знаю, что я чувствую... Ты там живой, лол Если нет, то мы с Хёнджином выкинем твои гантели, хаха

ЧанБанБин придушу за гантели. Там должна быть очень агрессивная точка, хах Я дома тебе все расскажу Не умри только там от переизбытка радости

***

Во всей комнате лишь тускло горела настольная лампа. В доме было так тихо, что даже жутко становилось от такой тишины. Небольшая комнатка, обставленная только самой необходимой мебелью, идеально чистая, единственная не спала во всем доме Банов. На деревянной кровати, на боковине которой большими и кривыми буквами было написано "Хо-я", сидели два подростка друг напротив друга, а в ногах два рыжих кота свернулись клубочками и вылизывают друг другу шерстку. Где-то на большой подушке довольно развалился серо-коричневый кот, даже не пытаясь спрятать свое белое пузико, надеясь, что его погладят любимые человекослуги. Но Чанбин и Минхо были увлечены своими разговорами и никакого внимания на наглого Дори не обращали. Чанбин поделился со старшим братом о своем выступлении на прослушивание и рассказал о разговоре с отцом, а Минхо задумался и засмотрелся на милующихся Суни и Дуни. — И ты считаешь, что папа не прав? — спросил Минхо. — Нет, я думаю он прав, но все равно немного обидно. — Да, неприятно. Я бы стол разнес прямо там, если бы был на твоем месте, — посмеялся Хо. — Да, это точно. Ты совсем не умеешь свою агрессию сдерживать. — Чего сказал?! — Минхо смеясь замахнулся на Чанбина, а затем спокойно сел обратно. — Даже не знаю в кого я такой, папа-то у нас нормальный вроде. — В мать. Вечно она злилась по мелочам. Помнишь, как на Сонни орала, когда он прищемил палец дверью машины? — О, да. Лучше бы вообще не вспоминал о ней. Хочу забыть как страшный сон. Она недавно Джисону снилась. — Переживаешь? — Он все еще грустит. Да и Чонин с Сынмином тоже периодически ее вспоминают. Не хочу, чтобы их печалили эти воспоминания. — А может поможем папе найти девушку и тогда мальчики забудут о матери? — Не неси пургу, — посмеялся старший. — Даже если и сможем найти девушку, которая сможет полюбить мужчину с семью детьми и сможет найти с нами со всеми общий язык, то папа все равно вряд ли обратит на нее внимание. Его только работа интересует. — И мы. — Даже мы в его списке на втором месте после работы. — Ты преувеличиваешь, — посмеялся Чанбин. — Мы всегда на первом месте, это факт. — Да, точно. Но это не означает то, что он решится с кем-то встречаться. — Значит надо придумать какой-нибудь план, пока ты не уехал. — Ну, придумывай, друг, а я спать. Минхо подвинул Дори и все же почесал его пузико, а затем лег на подушку, вытягивая ноги как можно сильнее. Чанбин посмеялся, придвинулся к стене, чтобы не задеть Суни и Дуни, лег под бок брата и крепко обнял его за талию. Они немного поборолись: Минхо пытался освободиться от крепкой хватки младшего, а Чанбин пытался сохранить свою главенствующую позицию. Но усталость была сильнее их обоих и утянула мальчишек в сонные миры. Настольная лампа так и осталась гореть, а коты подумали, что детям будет прохладно в начале сентября спать без одеяла и легли вдоль их ног, чтобы хоть чуть-чуть подарить мальчикам тепла. Часы уже показывали давно не ночное время, а солнце медленно начинало поедать ночную мглу, заполоняя небо светом.