Солёная карамель

Северус вышел из камина в ординаторской, взмахом палочки очистил себя от следов летучего пороха и вздохнул. Курить хотелось зверски. Казалось бы, столько лет назад он распрощался с этой привычкой, но несколько нервных дней, десяток сигарет — и организм требовал сделать пару затяжек так яростно, словно и не расставался с никотиновой иглой. Образ Тобиаса Снейпа, угрюмо смолившего дешёвую папиросу на покосившемся крыльце старого дома, всплыл в памяти чёрным нефтяным пятном, и Северус передёрнул плечами. Нужно будет снова бросать. Ему не хотелось, чтобы воспоминания Алекса и Элены о нём пахли табаком, не хотелось выглядеть слабым и зависимым, неспособным успокоиться без дымящего, вредного «костыля». Да, нужно будет непременно бросить, но всё-таки не сегодня: он совершенно вымотался, нервничать предстоит много, и это тоже вредно. Поразмыслив так, Снейп решительно шагнул в сторону окна и распахнул створки, наслаждаясь свежим ночным воздухом. За окном ординаторской занимался рассвет. Тёмно-синее небо с горошинами звёзд, с подмигивающими огнями спутников и самолётов, начинало изнутри просвечивать клюквенно-красным, туманные серебристые облака медленно рассеивались, подчиняясь ветру перемен и дыханию нового дня. Северус прикрыл глаза, ощущая, как горьковатый сигаретный дым наполняет лёгкие, и прислонился головой к косяку. Мысленный хаос постепенно упорядочивался, превращаясь в чёткий, но гибкий план. Нужно было много успеть, при этом учесть меняющиеся обстоятельства и множество переменных. Учитывая, что две из этих переменных были детьми, да ещё и его собственными, план был более чем примерным. Докурив, Снейп взглянул на часы и покачал головой: переговоры с рыжей миссис Поттер заняли гораздо больше времени, чем он планировал. Пожалуй, стоит предупредить Гарри, что его супруга почти исчерпала свои ресурсы терпения и доверия. И, кажется, больше не любит красные розы. …На обратном пути, осторожно спускаясь по лестнице, он услышал сначала всхлип, а затем несмелое: — Профессор? Джиневра сидела на диване в каминной комнате и явно ждала его возвращения. — Я давно… — Я знаю, мистер Снейп. Вы давно не наш профессор и всё такое. Но это звучит привычно и очень вам подходит. Это глупо, но даже в тот жуткий год ваше имя звучало странно успокаивающе. Мы, конечно, были малолетними идиотами и ни хрена не анализировали происходящее, но каким-то шестым чувством знали: что бы мы ни творили, рядом с вами ничего чересчур страшного не произойдёт. В тот день, когда меня поймали Кэрроу и Лестрейндж, я так хотела, чтобы вы пришли и отправили меня к Филчу, в Запретный лес, куда угодно! — она всхлипнула и отвернулась. Снейп опустил глаза. Весь проклятый год его директорства был сплошным кошмаром, но тот вечер, когда он прибыл в замок после вызова в Малфой-мэнор и застал в учительской донельзя довольных Амикуса и Рабастана, стоял особняком. Северус до сих пор помнил ту обжигающую ярость, которая лавой затопила всё внутри, как только он понял, чем именно так удовлетворены его ненавистные коллеги по пожирательскому цеху. И сменившую внутренний огонь мерзкую, липкую, холодную беспомощность: учитывая подрывную деятельность армии Дамблдора и активное участие в ней младшей Уизли, не стоило и думать о мести. Пока не стоило. — Простите меня, Джиневра. Когда это всё произошло, я был на личной аудиенции у Тёмного Лорда, — его голос звучал глухо, будто в водосточной трубе. — К сожалению, расквитаться с Рабастаном я смог только в финальной битве. Он очень рискованно оказался напротив оконного проёма, когда я шёл в Визжащую хижину. Ну а Амикус, кажется, очень неудачно упал во время моего бегства из Большого зала. Знаете, этот непредсказуемый рикошет заклинаний в замкнутом пространстве… Джинни усмехнулась и покачала головой. — Я никогда всерьёз не винила вас, профессор. Конечно, поначалу мне хотелось убить вас — от унижения, от злости, от обиды, что вы не пришли тогда, когда были так мне нужны. Но потом я поразмыслила и поняла, что просто заплатила высокую цену за свой выбор. Ведь никто не заставлял меня бродить по коридорам после отбоя, я сама ввязалась во всё это во имя Гарри Поттера и всеобщего блага, — Джинни усмехнулась, заметив, как Снейп передёрнул плечами. — И моя цена ничуть не выше, чем у многих других. По крайней мере, я осталась жива. — Это и так, и не так, миссис Поттер. Я всегда буду винить себя в том, что случилось с каждым из пострадавших учеников Хогвартса. Но я рад, что вы нашли в себе силы двигаться дальше. — Как и вы, профессор. Передайте от меня привет Гермионе. Надеюсь, мы встретимся, когда всё наладится. — Непременно передам, — он зачерпнул летучий порох из фарфоровой пиалы и шагнул в камин. — Не держите зла на мужа, Джиневра. К сожалению, любить истинных гриффиндорцев иногда довольно болезненно. Но не в этом ли весь смысл? Зелёное пламя взметнулось, скрывая от Северуса гостиную старого дома Блэков, но он успел увидеть, как по бледной щеке миссис Поттер скользнула одинокая слезинка, оставляя за собой тонкую влажную линию. А в следующее мгновение меткое инсендио испепелило трансфигурированную алую розу, лежавшую на ковре. Скрип двери в ординаторскую вырвал его из воспоминаний. Снейп обернулся: в дверях стоял Рональд Уизли. — Доброе утро, профессор, — рыжий аврор старательно бодрился, пытаясь бороться с усталостью и зевотой. — Гарри просил найти вас и передать: все Пожиратели и оборотни уже в Азкабане. Мы не рискнули помещать их в камеры аврората. И допросы, и осмотры — всё будем делать в тюрьме. Снейп приподнял бровь: — Я целитель, мистер Уизли. Внутренние дела аврората меня не интересуют. Единственное, я очень надеюсь больше никогда не услышать вашего «ахтунг, Гарри, у нас ЧП», — он усмехнулся, увидев, как покраснел собеседник. — Говорите уже прямо, Рональд, что именно мне следует знать. — Люциус Малфой, он… Его поместили в отдельную палату здесь, в Мунго. На четвёртом этаже. Под охраной, конечно. — Почему? — Он… Он явно не в себе, сэр. Мы с трудом смогли оттащить его от тела сына, он ободрал себе все ногти о камни и бормотал что-то непонятное про род, про нового Малфоя, про сквибов. И Гарри сказал, что у него были проблемы с магией… — Да, к сожалению, Авада ему больше не удаётся. Не могу сказать, что сильно расстроен этим фактом, — Снейп криво ухмыльнулся, вспоминая холодящее чувство вдоль позвоночника, возникшее под нацеленной палочкой бывшего друга. — Целители, которые обследовали Малфоя сразу по прибытии в Азкабан, сказали, что ему сейчас и люмос не под силу. Полное магическое истощение. А ведь это магическая тюрьма, сквиба или магла она убьёт за пару дней, а нам бы его допросить. Сдаётся мне, у него в голове много тайных комнат. — Да-да, и василисков всех размеров и мастей, мистер Уизли. — Снейп досадливо вздохнул. — Честно говоря, мне было бы спокойнее знать, что Люциус максимально далеко от моей семьи, даже если он сейчас беспомощен, как котёнок. Но я прекрасно понимаю интересы аврората. В его допросе есть смысл, но я очень надеюсь, что вы не планируете привлекать к этому делу меня. Вы ведь не планируете? — Я — нет, сэр, — честно ответил Рон. — Но вот Гарри… — Нет. Нет, нет и нет. Это исключено и противоречит закону и здравому смыслу. Я слишком заинтересованное лицо. Могу, знаете ли, и убить ненароком. Переборщить во время взлома щитов или поиска нужной информации и превратить его аристократические мозги в суп. Абсолютно случайно, естественно. — Я понимаю, сэр, но вот Гарри… — С Поттером и его фантазиями я разберусь позже, мистер Уизли. Спасибо, что предупредили меня о его коварных планах, — они обменялись ухмылками. — Это ведь ещё не всё? Не то чтобы мне сильно наскучил разговор, но я обещал Гермионе не задерживаться. — Гермиона, да… — Рон почесал макушку и поморщился. — Её отец, что делать с ним? Николсон, ну, тот стажёр, который сопровождал её в Брисбен, прислал патронус. Венделл ещё слаб, но готов к перемещению. Лечащий врач обещал подготовить все бумаги, даже задним числом. — Хорошо работаете, Уизли. Чары убеждения? — Да нет, я в этом не силён. Просто парень толковый, и проникся, хоть и сквиб. Ну и он вроде как… друг Мионы. Северус почувствовал, как левая бровь поднялась почти против воли, а сердце снова пропустило удар. С таким количеством стресса ему не нужно беспокоиться о вреде никотина. Сигарета по сравнению с выкрутасами его судьбы почти безвредна. — Вроде как друг? — У меня было мало времени, чтобы поговорить с ним, сэр. Но судя по всему, этот врач… ну, Марк Морган, лечил её после той аварии, а потом они… эээ, работали вместе. И проводили досуг, да, — Рон тщетно искал своего внутреннего слизеринца и старательно подбирал слова, но ощущал, что невольно закапывает сам себя всё глубже и глубже. Он совершенно не планировал вмешиваться в эту ситуацию, разумно полагая, что Гермиона и Снейп сами разберутся в тайнах её личной жизни. Правда, перед отбытием из Австралии, он коротко, но вполне ясно объяснил доктору Моргану, что его подруга наконец-то вспомнила прошлую жизнь, и в этой прошлой жизни у неё, кроме двоих очаровательных детей, есть не особенно очаровательный, но очень ревнивый и мстительный муж, которого она, несомненно, любит. Судя по помрачневшему лицу австралийца, он эту информацию принял к сведению. Но одно дело сказать пару фраз почти незнакомому парню, и совсем другое — говорить со Снейпом о гипотетической связи Гермионы с другим мужчиной. Это было, пожалуй, даже более рискованно и безумно, чем лезть в напичканный родовой магией замок Малфоев. В случае с замком хотя бы был шанс выжить. — Не волнуйтесь так, мистер Уизли. У меня времени на разговоры будет более чем достаточно, — Северус мрачно усмехнулся, глядя на то, как стремительно побледнел его собеседник. — Я предупредил целителя Адамса, что нужно будет обследовать обоих Грейнджеров, он пообещал выделить им отдельные палаты. Так что как только друг Гермионы подтвердит, что здоровью мистера Грейнджера и статуту о секретности ничего не угрожает, Николсон может переносить его прямо сюда, в отделение. А что с миссис Грейнджер? — Она пока в аврорате, у нас не было прямого порт-ключа в Мунго. Вроде как не особо пострадала, во всяком случае внешне, но сильно напугана. — Хм… Я бы сказал, что мне жаль, но мама учила меня не лгать без острой на то необходимости, — Северус прищурился. — Вы говорили с кем-то из них, Рональд? — Венделл всё ещё был без сознания, когда мы отправились во Францию. А Джейн… С ней сложно говорить, сэр. Она всё время плачет и повторяет, что не хотела, не знала, хотела как лучше. Наверное, оно так и есть. Но мне… — Рон покачал головой, не зная, как выразить то, что чувствует. — Мне противно. Это глупо, конечно, но я им слишком доверял, слишком восхищался их семьёй, этим их взаимопониманием, поддержкой. Они ведь так правдоподобно убивались по Гермионе и Алексу, что я натурально боялся, что они на тот свет отправятся! Да мы и сами в аврорате тогда чуть с ума не сошли, не говоря уже о вас, профессор. Сутками искали их, планы разрабатывали, версии… Потом отмечали годовщины… А они знали, что всё это неправда. Знали, видели наши страдания и позволяли верить, что их дочь и внук мертвы. И ещё… Не знаю, как им удавалось проворачивать это… Я нечасто, но всё-таки видел их в Лондоне, да и детективы, которых вы нанимали, ничего подозрительного не заметили. Так что сейчас все эти слёзы и раскаянье для меня как игра. Вроде и надо её утешить, а мне даже касаться противно. Северус покачал головой. Он, пожалуй, впервые услышал от младшего Уизли такую длинную и насыщенную речь. И впервые был с ним полностью согласен. Неприятно обнаружить, что люди, которым ты открывал сердце, — мастера лицемерия. — Полагаю, объяснения актёрскому таланту Грейнджеров вы найдёте в голове у Люциуса. Судя по тому, что я успел узнать от Гермионы и Трэверса, он подошёл к этой ситуации со всей возможной фантазией и не скупился, привлекая помощников. Рон кивнул. Это имело смысл. С допросом Люциуса стоило поторопиться: неизвестно, все ли его сообщники находились в Жемчужине этой ночью. — Я тогда пойду, сэр. Ещё столько всего нужно сделать до того, как я окончательно свалюсь с ног, — он прикрыл рот рукой, зевая, но вдруг замер: — Мерлин, чуть не забыл. Северус с неожиданным весельем наблюдал, как бледный от недосыпа, усталый, расстроенный, но всё же неунывающий Уизли хлопает себя по карманам в поисках чего-то сверхценного. Подумать только, как поворачивается жизнь. Тот, кто был раньше не более, чем досадным недоразумением в гриффиндорской мантии, а потом назойливым приложением к любимой женщине, стал теперь гораздо более желанным и приятным собеседником, чем многие статусные и именитые люди. «Простой, но добрый и верный» — кажется так характеризовала друга детства Гермиона. И Северус готов был признать: эта характеристика соответствовала действительности и вполне ему нравилась. Тем временем, Рон, наконец, выудил из кармана длинный, богато украшенный футляр для волшебной палочки и протянул его Снейпу: — Палочка Гермионы. Мои ребята обнаружили во время обыска ещё в Жемчужине. Эльфы, когда узнали, кому она принадлежит, заверещали, и один из них, вроде Тилли, принёс этот футляр. И сказал что-то странное, мол, подарок для матери наследника. Не знаю, что он имел в виду. Может, всё дело в чувствах Драко… — Рон осёкся, понимая, что вновь ступил на запретную территорию. Кажется, эта бессонная ночь напрочь уничтожила его инстинкт самосохранения. Снейп покачал головой. — Эльфы наблюдательны, но вряд ли они так хорошо знали, кого любил их младший господин. А вот действие ритуала они должны были хорошо почувствовать, — Северус вздохнул, видя усталость вперемешку с любопытством в глазах Уизли. — Это долгая и запутанная история, Рональд. Как говорил в таких случаях господин Долохов: «Без бутылки не разберёшься». Мне нужно обследовать сына, поговорить с Гермионой, проконсультироваться кое с кем. Но главное — нам всем нужно хотя бы немного поспать и отдохнуть. А потом я отвечу на все ваши вопросы. И на вопросы Поттера. Возможно, даже с бутылкой. Рон криво улыбнулся и с облегчением выдохнул. Конечно, ему было интересно, что именно произошло этой ночью в том старом замке, но всё-таки он слишком вымотался за эти дни. Да и говорить о Малфоях пока было сложно: при их упоминании перед глазами упорно вставала жуткая сцена с распростёртым на каменном полу окровавленным телом Драко и невменяемым, отчаянно цепляющимся за него Люциусом. Даже при скромном эмоциональном диапазоне Рона не проникнуться происходящим было невозможно, и теперь мозгу требовалось время, чтобы сделать воспоминания чуть менее яркими. — Ловлю вас на слове, сэр. — Он попрощался кивком и вышел, напоследок эффектно взмахнув алой мантией. Если бы у Северуса были лишние силы, он бы, пожалуй, рассмеялся. Всё же подобные театральные жесты в исполнении Уизли выглядели особенно впечатляюще и буквально требовали ответной реакции. Но ему тоже предстояло сделать слишком много, прежде чем измученный организм откажется функционировать без дозы сна, поэтому эмоции стоило попридержать. В конце концов, чей бы гиппогриф мычал… А вот взбодриться перед началом нового дня совершенно точно было необходимо. Побарабанив пальцами по косяку окна, Снейп негромко позвал: — Дикси! Эльфийка появилась спустя пару секунд. На сморщенном личике замерло озадаченное выражение. То ли что-то случилось в его отсутствие, то ли она просто не привыкла к вызовам мрачного целителя, да ещё по несколько раз за ночь. В конце концов, с момента исчезновения Гермионы он ни разу не обращался за помощью к домовикам. — Что желает мастер Снейп? — Дикси, будь добра, принеси мне кофе. Только свари сама, пожалуйста. У меня на нуле запас бодрости и терпения. Эльфийка понимающе улыбнулась, кивнула и исчезла, негромко щёлкнув пальцами. Ещё со времён совместной работы с Гермионой Северус помнил, что Дикси была единственным домовым эльфом в Мунго, способным сварить вкусный кофе. У остальных, несмотря на все старания, получалась совершенно неудобоваримая кофеиновая бурда. Бурда… Снейп усмехнулся. Как там говорила Элена, папа варит в котле волшебную бурду? Что ж, пожалуй, когда всё успокоится, стоит начать приобщать детей… ну, или хотя бы дочь, к тонкому искусству зельеварения и сварить для демонстрации что-нибудь простое, но эффектное. Например, зелье, изменяющее голос или зелье невидимости. Впрочем, последнее вряд ли одобрит Гермиона: всё-таки шкодный ребёнок, которого невозможно обнаружить — это не то, о чём мечтает каждая мать. При мысли о дочери на сердце неожиданно потеплело. Её отзывчивость и безусловное доверие на фоне колючей настороженности Александра были особенно ощутимыми и трогательными. Конечно, Снейп знал, что будет стараться наладить контакт с сыном, как бы ни было трудно, но как же приятно ощутить себя нужным и важным просто так, без преодоления и искусных манёвров. Хотя, может, это просто потому, что она — девочка? Не зря же Артур Уизли, умудрённый опытом ветеран многодетного фронта, делился с ним на празднике по случаю крестин младшей внучки, Лили Поттер: «Это хорошо, что девочка. Гарри повезло. Когда рождается сын, ты становишься отцом. А когда рождается дочка — папулей». Правда, спустя пару мгновений до Артура дошло, что именно и кому он сказал, и глава рыжего семейства неловко замялся и начал извиняться. Момент был испорчен, но Снейп всё равно запомнил это забавное откровение. И вот теперь, кажется, вполне мог его понять и разделить. За размышлениями Северус едва не пропустил момент, когда в ординаторской с лёгким хлопком появилась Дикси и опустила на журнальный столик большую чашку чёрного кофе и тарелку с сэндвичем. Северус взглянул на неё с лёгким недоумением. Он не стал просить эльфийку о завтраке, хоть и порядочно проголодался, так что её неожиданная инициатива была весьма кстати. Но вот как она додумалась? — Приятного аппетита, мастер Снейп, сэр. Миссис Снейп говорила, что кофе натощак вредно для желудка. Дикси помнит, поэтому сразу принесла поесть. Ах, вот оно что! Это многое объясняло. Эльфы Мунго, в отличие от их собратьев из Хогвартса, обожали кудрявую целительницу. Учитывая ошибки прошлого, она уже не пыталась их освободить, но была неизменно вежлива и добра к каждому, кого просила о помощи. Кроме того, благодаря связям в Министерстве, Гермиона всё-таки добилась минимальных прав для целого ряда магических существ, в частности, для домовых эльфов, и запрета жестокого обращения с ними. — Спасибо, Дикси. Это очень кстати. — Дикси рада, сэр. Дикси хочет, чтобы мастер Снейп был сыт и доволен. Северус кивнул и опустился на диван возле столика. Чашка кофе приятно согревала руки, а аромат поджаренного бекона и сыра заставлял желудок сжиматься в предвкушении. Однако судя по тому, как неловко замерла эльфийка возле столика, немедленно поесть ему не удастся: её явно что-то беспокоило, но говорить она не решалась. Что ж, придётся ему начать беседу. Заодно и выяснит, как обстояли дела в его отсутствие. — Ты накормила миссис Снейп и Александра, как я просил? Дикси дёрнула себя за уши и нерешительно протянула: — Дикси пыталась, да. Дикси принесла чай и булочки, и кашу для мистера Александра, и зелья. Но когда Дикси вернулась, мистер Александр уже спал, а миссис Снейп плакала у окна. И Дикси поставила всё на столик и ушла… Голос эльфийки дрогнул, а глаза явно искали что-то подходящее для наказания. Несмотря на все просветительские усилия Гермионы, эльфы старой закалки продолжали периодически заниматься членовредительством. — Не надо, Дикси. Ты всё сделала правильно. Они просто очень устали. Я сейчас сам схожу в кабинет и всё проконтролирую. — Спасибо, мастер, сэр. Дикси чувствует, что они устали. Миссис Снейп истощена. И мистеру Александру тяжело от магии другого рода. — Ты чувствуешь его магию, Дикси? — Северус наклонился в сторону эльфийки, внимательно вглядываясь в ее лицо. — Дикси чувствует, да, мастер, сэр. Чужая магия, не ваша, — она грустно опустила огромные глаза. — Могущественная, сильная, но чужая… Дикси не знает, как так получилось. — Я… Я знаю, Дикси, — Снейп старался говорить мягче и не поддаваться эмоциям. Он ведь знал, он был почти уверен, что всё именно так. Но одно дело — знать самому, и совсем другое — услышать подтверждение от других. Сумасшедшая смесь боли, страха и радости теснилась в сердце. — Александр стал наследником рода Малфой. Это было необходимо для выживания, — пояснил он, заметив, как потухли глаза эльфийки: несколько её родственников, будучи слугами Люциуса, погибли страшной смертью во время Второй магической войны. — Мистеру Александру угрожала опасность? — Да, Дикси. Всем нам. Мы выжили чудом. — Северус не знал, зачем откровенничает с домовым эльфом, но чувствовал потребность объясниться. — И если для этого мой сын должен стать Малфоем, что ж… Дикси покачала головой, словно раздумывая, дать ли совет, но ничего не сказала. Помолчав с минуту, Снейп встал. — Я знаю, что ты работаешь каждый день, Дикси. Но сегодня была тяжёлая ночь, мы почти не дали тебе отдохнуть. Миссис Снейп была бы очень рада узнать, что ты взяла выходной. — Благодарю, мастер Снейп, сэр. Дикси отдохнёт, — эльфийка кивнула и исчезла, щёлкнув пальцами. Северус залпом допил кофе и отложил надкушенный сэндвич в сторону. Первый голод он утолил, а позавтракать поплотнее можно, когда он убедится, что слова Дикси о плачущей в его кабинете Гермионе больше не актуальны. Опустив футляр с палочкой жены в карман мантии, Снейп поднялся и вышел из ординаторской. Кабинет встретил его тишиной. После яркого света коридорных ламп полумрак, царивший здесь благодаря полуприкрытым тёмно-зелёным шторам, казался ещё гуще, таинственнее и плотнее. Впрочем, неяркий свет камина делал обстановку почти уютной. Осторожно прикрыв за собой дверь, Северус неслышно сделал несколько шагов в сторону дивана и остановился, давая глазам время привыкнуть, а сердцу — успокоиться. Алекс спал на диване, неловко свернувшись калачиком на боку, укрытый объёмным сине-серым пледом. Его бледное личико даже сейчас, во время отдыха, выглядело печальным и напряжённым. Платиновая прядь возле левого виска в полутьме казалось совсем белой, будто тронутой инеем, а между едва обозначенных, ещё по-детски тонких бровок, залегла задумчивая, хмурая складка. Как там говорила Дикси, мальчику тяжело от чужой магии? Такое вполне могло быть при «перегрузке» магией энергоканалов и объединении двух сильных магических родов. Ведь до ритуала Алекс был пусть и сквибом, но всё же Снейпом. Пожалуй, стоило проконсультироваться у кого-то из чистокровных магов, есть ли способ облегчить магическое слияние и становление. Только вот у кого? Древние ритуалы, подобные обряду усыновления рода, малоизучены и давно запрещены, а прецедентов возвращения сквибам магии, и уж тем более их перехода в другой род, в книгах он ни разу не встречал. Погрузившись в свои мысли, Северус вздрогнул от тонкого, на грани слышимости всхлипа, раздавшегося со стороны камина. Очевидно, Гермиона не смогла уснуть от перевозбуждения и привычно устроилась в одном из кресел, надёжно спрятавшись за высокой спинкой. Он помнил, как давным-давно, в их прошлой, общей жизни, она любила забираться в кресло с ногами и читать ночи напролёт, спасаясь от тяжёлых мыслей и бессонницы. Обычно такое случалось в дни памятных военных дат, когда эмоции и воспоминания становились нестерпимо яркими, либо в моменты их научных неудач, когда исследования заходили в тупик и Гермионе нужно было навести порядок в мыслях и чувствах, выстроить планы и определить новое направление движения. Возможно, и сегодня она, пытаясь успокоиться и дождаться новостей о дочери, нашла на пыльных полках его кабинета какой-то фолиант и погрузилась в его изучение. Или же смирилась, что не может сосредоточиться, и поддалась царящему внутри хаосу. Иначе как объяснить, что её внимание не привлёк ни звук открывшейся двери, ни его шаги. — Миа? Она не отозвалась, и лишь едва слышно вздохнула, явно пытаясь взять эмоции под контроль. Совершенно бесполезное занятие, учитывая количество и значимость событий, случившихся за последние трое суток. Снейп решительно обошёл кресла и замер в нерешительности. Гермиона сидела полубоком, поджав ноги и обхватив колени руками, словно пыталась согреться. В неясном свете угасающей луны он видел испуганные глаза, потемневшие от боли, спутанные кудри и дорожки слёз на бледных щеках. — Сев? — её голос, обычно бодрый и певучий, звучал надтреснуто. — Я не слышала, как ты вошёл. Северус сделал шаг ближе и присел на корточки у кресла, пытаясь оказаться с ней на одном уровне. — Прости. Старая привычка. Я надеялся, вы оба спите. — Я честно пыталась, — она виновато шмыгнула носом. — Но я помнила, что ты обещал вернуться через час, и, видимо, мозг решил сопротивляться. А потом я потеряла счёт времени. Как Элена? — Всё в порядке. Она почувствовала на себе действие ритуала, но совсем ненадолго. По словам Джиневры, немного поплакала, потом уснула. Завтра утром они с Сарой переместятся сюда, и мы обследуем и детей, и тебя. — И тебя, — Гермиона неловко улыбнулась, а затем опустила ноги и села, разворачиваясь к мужу всем телом. Помедлила пару мгновений, осторожно провела по волосам: — У тебя тут кровь… — Это… Скорее всего, из пореза на ладони. Ничего страшного. Она покачала головой. — Ты разучился врать за эти годы. Кэрроу чуть не свернул тебе челюсть, и, похоже, выбил пару зубов. Хорошо, что мои родители — стоматологи… — Гермиона усмехнулась и вдруг растерянно умолкла, ощутив кожей, насколько неуместно, если не сказать кощунственно, прозвучала привычная шутка. Пару лет назад её друг, Марк Морган, во время поездки на пикник неудачно упал, повредил один из передних резцов и потом долго лечился в клинике Уилкинсов. С тех пор шутка про таланты её родителей в деле восстановления зубов стала одной из привычных и любимых во время семейных посиделок и дружеских пикировок. Гермиона почувствовала, как новый поток слёз хлынул из измученных, воспалённых глаз, заливая лицо, заставляя мир вокруг расплываться тёмными, предрассветными пятнами. Семья… Несмотря на все сложности и разногласия, именно семью она считала своей крепостью, своим маяком, своим убежищем. Но как же шатко, как непрочно оказалось то, что она считала опорой, как коварны и лукавы те, кому она доверяла как себе. И как сложно будет разобраться в том, что собой теперь представляет эта самая семья. Причём сложно не только ей, но и детям. И если в том, что Элена относительно легко привыкнет и к новообретённому отцу, и к волшебному миру, Гермиона почти не сомневалась, то относительно Алекса она не могла быть так уверена. Точнее, она могла быть почти на сто процентов уверена в обратном, особенно после их с Северусом недавно случившейся беседы. Их сын унаследовал и ярко воплощал в себе самые выдающиеся качества своих родителей: феноменальное упрямство, любознательность и редкие для его возраста скрытность и рациональность. В сочетании это означало, что, если он был в чём-то уверен, переубедить его не представлялось возможным. Оставалось лишь ждать и надеяться, что, наблюдая и анализируя, он сможет сам переосмыслить своё отношение к Северусу и принять магию. — Прости, — она всхлипнула и робко взглянула на мужа. — Я понимаю, тебе неприятно говорить о моих родителях. Я не хотела их упоминать, но… — Тшшш, — Северус мягко коснулся её предплечья, обхватил руку длинными пальцами и аккуратно потянул на себя, побуждая привстать. Потом с неожиданной ловкостью поднялся, сел в соседнее кресло и усадил жену к себе на колени. — Ну-ка, иди сюда, — он осторожно приподнял пальцем её подбородок и заглянул в глаза. — Мне… Мне не неприятно, Миа. Неприятно — это не то слово, которое может выразить мои чувства. То, что они сделали с тобой, с нашей семьёй, с нашими детьми — чудовищно, непростительно, ужасно. Но от этого они не перестали быть твоими родителями, не перестали быть бабушкой и дедушкой для Алекса и Элены. Более того, как бы ужасно это ни звучало, но я уверен, что, задумывая весь этот кошмар, они не хотели зла и вот так извращённо пытались позаботиться о вас. Всеобщее благо в чистом виде, — он вздохнул, пытаясь яснее сформулировать то, что чувствовал. — Я не обещаю тебе, что смогу легко простить и тепло общаться с твоими родителями. Скорее всего, нет, во всяком случае, не в ближайшее время. Для этого я слишком злопамятный мерзавец. Не скрою, больше всего на свете мне сейчас хочется утащить вас домой, закрыть коттедж всеми известными щитами и жить отшельниками ближайшие лет… ну, хотя бы сто. Причём минимум треть этого срока я бы предпочёл провести в спальне, — он усмехнулся, наблюдая, как Гермиона улыбается и фыркает сквозь слёзы. — Но я… Я много думал о том, что произошло. Искал свои ошибки и просчёты, винил себя и всех вокруг. И наконец понял, что, как бы странно это ни прозвучало, я переиграл сам себя. Мои паранойя и зацикленность на безопасности сделали меня слепым и самоуверенным. Я в буквальном смысле не видел того, что творилось у меня под носом, я не слушал тебя, доверяя лишь себе и своему чутью. И в итоге чуть не потерял вас навсегда, — он чуть сильнее сжал жену в объятиях. — Поэтому я не буду запрещать тебе или детям видеться с твоими родителями, если вы захотите и это будет безопасно. И я не хочу, чтобы у нас с тобой появилась запретная тема для разговоров, чтобы ты чувствовала себя виноватой, подбирала слова, избегала упоминаний о Венделле и Джейн. Это только отдалит нас друг от друга, а нам и так предстоит восстанавливать отношения после разлуки. Гермиона уткнулась носом в шею мужа и вздохнула, в очередной раз удивляясь его благородству и неожиданному великодушию. Шесть одиноких, наполненных страданиями и болью лет определённо изменили её гордого, язвительного и закрытого мужчину. Тот, прежний Северус, вероятнее всего, настоял бы на полном прекращении контактов с неприятными и потенциально опасными родственниками. Он бы с яростным собственничеством отстаивал границы их семьи, по-слизерински тонко манипулировал чувствами и страхами, утверждал своё влияние на детей, столь вероломно отнятых у него. И он был бы в своём праве. Этот Северус, прижимавший её к груди, уже не в первый раз готов был идти на компромисс, просить, а не требовать, поддерживать, а не ставить перед выбором, уступать, а не настаивать. Это было непривычно, но в то же время заставляло что-то внутри неё удовлетворённо и радостно трепетать, давало надежду на то, что они смогут легче и с меньшими потерями соединить две их насильно разделённые жизни обратно в одну, счастливую и полноценную. — Кто ты и куда ты дел Северуса Снейпа? — фыркнула Гермиона, прижимаясь к груди мужа ещё крепче и с наслаждением вдыхая его запах: травы, табак (неужели он опять курит?) и что-то особое, горьковато-цитрусовое. Мерлин, как же она скучала по этому терпкому и одновременно свежему, свойственному только ему аромату. Не удержавшись, она провела носом по его шее и чуть колючей линии подбородка, с удовольствием ощущая лёгкую дрожь. — Мерлин, ведьма, ты хочешь моей смерти? — Северус рвано выдохнул и потянулся к её губам. — Не ранее, чем через сто лет, — усмехнувшись, Гермиона коротко коснулась его тонких губ и отстранилась, лукаво глядя в чёрные глаза напротив. — И минимум треть этого срока мы должны провести в спальне, — она улыбнулась, втягивая мужа в более глубокий и откровенный поцелуй. Северус едва не зарычал, пытаясь обуздать фантазию и собственные руки. Адреналин, всё ещё кипевший в крови после тяжёлой, насыщенной событиями ночи, подталкивал к необдуманным и недвусмысленным решениям, а ощущение миновавшей смертельной опасности пьянило и делало восприятие более острым. Он не мог отделаться от мысли, что уютное кресло было достаточно широким и вполне могло бы послужить великолепной отправной точкой к их с Гермионой воссоединению во всех смыслах этого слова. И он бы поддался порыву, ничуть не смущаясь, но… Но в трёх шагах от них, отделённый всего лишь спинкой этого самого просторного кресла, спал их семилетний сын. И Северус очень сомневался, что картина страстных объятий и поцелуев с его матерью поспособствует укреплению их взаимопонимания. Пожалуй, эта необходимость даже наедине постоянно помнить о возможных свидетелях будет самым разочаровывающим открытием в новообретённом родительстве. Тяжело дыша, Снейп оторвался от самых желанных в мире губ и прижался лбом к её лбу: — Миа… Нам надо остановиться. Алекс… — Да… — её голос звучал слишком искушающе низко, а в глазах вспыхивали тёмные искорки. — Но он… спит. И мы могли бы ещё чуть-чуть… — Нет, чуть-чуть это сейчас не про меня, — Северус хмыкнул. — И концентрация сейчас не про меня, так что я не удержу заглушающее. А ты, если ничего не изменилось, бываешь довольно громкой. — Я… не знаю. Не было случая проверить, — она покачала головой и глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. — В самом деле? А как же твой друг, доктор Морган? — глупые, пропитанные ревностью слова вырвались помимо воли, и Снейп внутренне застонал от ощущения неотвратимого фиаско. Подобный вопрос был грубым даже для гриффиндорца, а уж из уст слизеринца звучал совершенно дико. Но мучительная неуверенность в себе, разбуженная словами младшего Уизли, уже успела впрыснуть яд сомнений в душу Северуса. Он обязательно вымолит у неё прощение, но он должен, просто обязан знать, есть ли у него основания для ревности. Точнее, насколько они серьёзны. Глаза Гермионы расширились и в них засветились совершенно неприкрытое удивление, растерянность и… смущение. Последнее, впрочем, быстро сменилось обиженной досадой. — Марк? С чего ты взял, что у нас что-то было? И откуда ты вообще о нём знаешь? — Гермиона испытующе и возмущённо взглянула в глаза мужа. — И к чему такие вопросы, я ведь говорила тебе, что у меня никого не было за эти годы. Ты мне не веришь? — Да, — он кивнул, подтверждая, что помнит тот разговор, — я помню то, что ты сказала тогда, в палате… И я верю. Но перед тем как прийти сюда, я встретил Рональда Уизли. Он намекнул, что там, в Австралии, есть человек на многое готовый ради тебя. И, судя по тому, как покраснели твои щёки, для тебя это не новость. — Не новость, Сев. — Гермиона встала с его коленей и отошла к камину, задумчиво глядя на языки пламени. — Знаешь, я скажу тебе всё как есть, но только один раз. Больше ни повторять, ни оправдываться я не буду. Не поверишь, что ж — твой выбор, — она скрестила руки на груди и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Клянусь, за эти шесть лет у меня не было ни одного серьёзного романа. В моей постели не было ни одного мужчины, более того, я даже не целовалась, как бы странно это ни прозвучало, — она оглянулась и, увидев приподнятую бровь мужа, пояснила: — Да, это странно, Северус. Потому что я молодая и, хочется верить, довольно привлекательная женщина. И было бы вполне естественно, если бы у меня за эти шесть лет появился молодой человек или даже муж, — она ухмыльнулась, услышав отчётливый скрип зубов ревнивого супруга. — Ты забываешь, что я ничего не помнила и потому была абсолютно свободна в своих действиях. Я была уверена, что ты меня просто бросил, что наши дети тебе не нужны. А Марк… Он действительно ухаживал за мной все эти годы. Между прочим, очень красиво ухаживал, заботился и оберегал. Ему даже удалось подружиться с детьми. И если в случае с Эленой это было не так сложно, то подход к Алексу он искал весьма упорно. Только это, к сожалению или к счастью, оказалось совершенно бесполезным. Я не знаю, что повлияло больше: магия нашего брака или твоё убийственное обаяние, которое не смогла уничтожить даже амнезия, но я никого не хотела, кроме тебя. Северус чувствовал, как вина и облегчение борются за главенство в его душе. Было и ещё что-то, тоскливое и болезненное, появившееся при упоминании дружбы Алекса и этого Марка, но это чувство Снейп решил пока не анализировать и спрятал за щиты. Отношения с сыном он будет налаживать позже, а пока… Решительно преодолев разделяющие их метры, он положил руки на хрупкие плечи жены и притянул её в объятия. — Прости. Я старый дурак и ревнивец, — это было честно, хотя он и не сожалел о своём порыве: терзаться сомнениями было бы хуже и взрывоопаснее. — С этим не поспоришь, — Гермиона откинула голову назад, упираясь макушкой в плечо и прижимаясь спиной к его груди. — Я искуплю свою вину. — Само собой, ты попытаешься. — Я покажу тебе, как сильно я раскаиваюсь, — не удержавшись, он перекинул густые каштановые пряди на одну сторону и прикусил мочку маленького ушка. — И докажу, что достоин прощения. — Тебе придётся быть очень убедительным, — мурлыкнула она, чуть сильнее наклоняя голову для лучшего доступа. — И одного раза точно будет недостаточно. — Твоя память явно ещё восстанавливается, женщина. Иначе бы ты помнила, что одного раза нам всегда было недостаточно. — Мгмх… В таком случае, целитель Снейп, вам стоит попробовать альтернативные… мм… методы восстановления утерянных воспоминаний, — она чуть изогнулась и потёрлась о него, словно мартовская кошка. — Может быть, что-то инвазивное… — О, не сомневайтесь. Я использую новаторские методики и индивидуальный подход, вы будете удовлетворены результатом, — Северус слегка прикусил кожу там, где шея плавно соединялась с плечом, и усмехнулся, услышав её сорванный вздох. Да, дорогая, в эту игру можно играть вдвоём. Лёгкие, скользящие поцелуи пьянили и заставляли кровь медленно закипать. Мерлин, как же он скучал! Кожа Гермионы пахла, словно прогретый солнцем персик, и была такой же бархатистой на ощупь и сладкой на вкус. Избитое сравнение, но такое правдивое в случае с его невероятной женой. Себя же он, точно так же избито и правдиво, мог сравнить с голодным путником, вымотанным горем и долгими скитаниями, прошедшим полмира, вытерпевшим ночной холод и дневной зной, чтобы, наконец, найти свою землю обетованную. К счастью, несмотря на то, что с конца войны прошло более десяти лет, шпионские навыки Северуса остались при нём. Именно поэтому, уже почти сдавшись буре первобытных ощущений, почти решившись предложить Гермионе переместиться в более уединённое место хоть на полчаса, он смог краем сознания уловить движение в глубине комнаты и услышать тихий, похожий на скулёж, звук. Осторожно отстранившись от недоумевающей и распалённой страстью жены, он придержал её за локоть и кивнул в сторону дивана. — Кажется, наш сеанс терапии откладывается, миссис Снейп. Возникли непредвиденные обстоятельства. — Хм… Да, определённо. — Гермиона поправила волосы и потёрла переносицу, пытаясь привести затуманенное сознание в норму. Мерлин, она чуть не утащила мужа в камин, чтобы отдаться ему где-нибудь в ординаторской или пустой палате, пока их сын спал в его кабинете. Кажется, опыт совмещения статуса жены и матери будет весьма непростым, во всяком случае, в первое время. — Прелюдии без продолжения — это весьма… непривычный опыт. — Да, определённо, — Северус вернул фразу, усмехнулся и максимально незаметно поправил брюки. — Не могу сказать, что я впечатлён, но, боюсь, моё мнение в данной ситуации нельзя назвать ни непредвзятым, ни решающим. Хнычущий звук повторился, и Гермиона, вздохнув, улыбнулась. — Что ж… Я разделяю ваше мнение, коллега. Но, боюсь, для продолжения экспериментов нам теперь стоит более тщательно выбирать время и место. Или, как минимум, обеспечить нашим любимым обстоятельствам периодический приятный досуг в компании новых друзей, — она подмигнула ему и, обогнув кресло, быстро прошла к дивану. Северус помедлил пару секунд, глядя в огонь и улыбаясь своим мыслям, а затем присоединился к жене. Алекс, насупившийся и заплаканный, сидел на коленях Гермионы. Он цеплялся за её шею и прерывисто вздыхал, явно находясь под впечатлением от приснившегося кошмара. У Северуса сжалось сердце: сын выглядел напуганным и измученным. И увы, как бы ему ни хотелось ошибаться, ночи, подобные этой, скорее всего, повторятся ещё не раз. — Мама, где ты была? Мне такой сон страшный снился. Я тебя звал, звал. Там волшебники были, и оборотни, и даже папа… — Алекс поднял взгляд и осёкся, заметив отца в полутьме кабинета. — Так это что, всё правда? Северус усмехнулся своеобразному детскому рейтингу страшных видений и подошёл ближе. Сообразив, что сыну наверняка после кошмара хочется больше света и уюта, он зажёг свечи невербальным люмосом и, подумав, взмахом кисти добавил огня в камин. Июньские ночи совсем не жаркие, особенно после дождя и холодных стен малфоевского ритуального зала. Краем глаза он отметил, как при виде волшебства в серых глазах Алекса вспыхнул живой интерес и самодовольно ухмыльнулся: ключиков к сердцу мальчика понадобится много, но любопытство и эффектная магия — определённо один из них. Гермиона сильнее обняла сына за плечи и поцеловала в макушку: — Не знаю, что именно тебе снилось, но всё то, что ты перечислил — определённо, правда, — она старалась говорить спокойно и ровно, но недавние слёзы и сменившая их страсть добавили в голос лёгкую осиплость. Алекс отстранился и внимательно осмотрел лицо матери, отмечая припухлость вокруг глаз и покрасневший нос. — Ты опять плакала, мам? — он с недетской печалью вздохнул и перевёл разочарованный взгляд на отца: — Зачем ты вообще нам нужен, если мама всё равно плачет? Северус поперхнулся воздухом и приподнял бровь в немом вопросе. Он, конечно, не ожидал скорых перемен в отношениях с сыном и в целом понимал, что за его агрессией прячутся боль, страх и желание скрыть собственную уязвимость, но подобная постановка вопроса неприятно удивляла и причиняла боль. — Ты в самом деле считаешь, что этой ночью её расстроил именно я? Больше ничего плохого не произошло? Мальчик покачал головой: — Мама часто плачет по ночам, я знаю. Мне казалось, что когда ты появишься, она перестанет. Но я ошибся, ничего не изменилось. — Так вот в чём дело, — Снейп сдвинул плед и присел на край дивана, чтобы не возвышаться над ребёнком мрачной громадой: этот эффектный способ подавления бунта стоило пока приберечь. — Боюсь, хоть я и волшебник, но не могу так быстро избавить твою маму от переживаний. Да в этом и нет необходимости, — он помолчал, собираясь с мыслями. — Знаешь, я раньше считал, что слёзы — это всегда плохо. Но потом один мудрый человек сказал мне, что чувствовать — это нормально, что грустить и плакать, когда произошло что-то неприятное, причиняющее боль, — естественно и не стыдно, — Северус грустно усмехнулся, поймав удивлённый взгляд Гермионы: она явно узнала собственную горячую проповедь в защиту эмоций и их проявлений. — Сегодня ночью произошло много всего тяжёлого и страшного. Погиб хороший человек, мамин друг и мой крестник, — он внимательно взглянул на притихшего сына. — Нам всем нужно время, чтобы смириться с утратой, успокоиться и восстановить силы. — Мама сказала то же самое, когда мы с Эленой плакали над Мэриан, — задумчиво произнёс Алекс, глядя на серьёзного, усталого и удивительно терпеливого мужчину перед собой. На своего отца, который реагировал на его капризы совсем не так, как другие знакомые мужчины. Пожалуй, даже Марк бы разозлился на такие слова, а отец лишь нахмурился. Над этим стоило подумать. — Но мне всё равно не нравится, что мама грустит, — упрямо закончил он и вздохнул. — Мне тоже. Надеюсь, теперь, когда мы все вместе, у неё будет меньше поводов для слёз, — Снейп произнёс это как можно мягче, а затем, немного помолчав, всё же решился задать вопрос, который отзывался внутри болью и тревогой: — Алекс, кто такая Мэриан? Мальчик вскинул на него льдистые серые глаза, и в них снова блеснули слёзы. Немного поколебавшись, он тихо произнёс, словно поверяя тайну: — Мэриан — это волшебная горлица, наша с Эленой подруга. Мы отбили её у нашего кота Живоглота, он повредил ей крыло, когда охотился. Глотик был такой огромный, а она такая маленькая… Но она была храбрая, как невеста Робин Гуда, и сражалась, хотя ей было больно и страшно. Бабушка посмотрела и сказала, что ей уже не помочь, но мы не поверили, и мама сказала, что надо попробовать, — он сглотнул и сердито заморгал. — Мы заботились о ней целую неделю. Я ловил ей мух, Элена собирала хлебные крошки, а ещё мы взяли деньги из моей копилки и попросили маму купить настоящий корм для птиц, и он понравился Мэриан. Она каждый день пела для нас, а мы сидели и считали белые жемчужинки на её крыльях… А потом Мэриан улетела на радугу. И теперь она поёт там, — последние слова Алекс произнёс практически шёпотом, глядя в окно на рассветающее небо и не замечая слёз, сбегающих по щекам светлыми ручейками. В кабинете повисла тишина. Северус с трудом сдерживался. Ему хотелось взять этого колючего, ранимого мальчишку и прижать к груди, укачивая, словно маленького. Хотелось забрать его боль, стереть из памяти травмирующий опыт и переживания, чтобы в таких родных карих… нет, теперь уже серых глазах больше не было этого недетского, печального выражения, этого знания, от которого так много печали. На самом деле, это было странно. После всего услышанного этой ночью Северус должен бы хотеть совсем иного. Ни один человек на Земле не смел разговаривать с ним, суровым бывшим шпионом, мрачным зельеваром и грозой подземелий, в таком тоне. Ни один человек, кроме, пожалуй, Тёмного Лорда, не рискнул бы предъявить ему такие претензии. А если бы рискнул, то уже пожинал бы горькие плоды своей дерзости и купался в обжигающем море снейповского сарказма. Но по отношению к сыну Северус не испытывал ни гнева, ни злости, ни даже раздражения. Только боль и горечь, ведь тот, чьего рождения он ждал больше всего на свете, кого любил самой беззаветной и естественной любовью, был сейчас столь далёким и незнакомым. Но по сравнению с тем, что ещё неделю назад Северус был абсолютно уверен, что его сын мёртв, даже столь неприятное открытие казалось ему вполне преодолимой мелочью. Они справятся. Не могут не справиться. И этот рассказ о чудесной птице, такой сокровенный и полный эмоций, тому подтверждение. — А ты правда волшебник? Вопрос, заданный тонким голоском, вырвал Снейпа из пучины размышлений. Он перевёл взгляд на сына: Алекс смотрел выжидательно, чуть прищурившись. Ему был очень знаком этот цепкий, недоверчивый взгляд: именно так он смотрел на себя из зеркала почти всю юность. — Правда, — Северус кивнул и усмехнулся про себя: внутри у сына явно шла борьба любопытства и недоверия. — Докажи! — на контрасте с недавним душещипательным рассказом это прозвучало особенно дерзко. — Хм… И что же ты хочешь? — Я хочу есть. Алекс осёкся. Он не планировал говорить именно это, не хотел признаваться отцу в своей слабости, особенно после того, как столь позорно расплакался, но желудок устроил настоящий голодный бунт. В последний раз он ел ещё дома, когда они с бабушкой собирались уезжать и обсуждали, как будут устраиваться на новом месте. К несчастью, оладьи тогда слегка пригорели, и это было совсем не так вкусно, как обычно, поэтому Ал съел всего несколько штучек. Потом, в том страшном подземелье, он часто со стыдом вспоминал, как кривился при виде обугленных лепёшек: скользкая гадость, которую им принесли на ужин, была совершенно несъедобной. При воспоминании о бабушке Алекс почувствовал, как на глаза снова набежали слёзы, и с досадой вытер их рукавом. Нет, он больше не будет плакать, и думать о ней тоже не будет. Он ей верил, а она… Северус с тревогой смотрел на расстроенного сына, старательно сдерживающего слёзы. Неужели он проголодался настолько сильно? Или теперь его очередь проживать эмоции наяву? — Знаешь, Ал, много лет назад жил один волшебник. Его имени мы не знаем, а вот фамилия известна — Гэмп. Он изучал возможности магии и сформулировал особые магические законы, которыми мы пользуемся до сих пор, — Снейп говорил спокойно, монотонно и с удовлетворением отметил, что сын явно начал успокаиваться и пытаться осмыслить незнакомую, суховатую информацию. — Так вот, согласно одному из законов еду нельзя сотворить из ничего, — плечи мальчика разочарованно опустились, и Северус поспешил его утешить. — К счастью, мы можем получить её другим путём. Дикси принесла вам угощение вскоре после моего ухода, но ты уже заснул, — невербальным акцио он легко призвал тарелку с журнального столика, а затем передал булочку с глазурью и изюмом прямо в руки сына. Заметив, что мальчик робеет есть в одиночку, Снейп вручил ещё одну румяную сдобу Гермионе: — Поешьте как следует. На столе ещё есть чай и каша, — поднявшись, он передвинул столик ближе к дивану и улыбнулся, глядя на сына, успевшего перемазаться в сладкой обсыпке. — А я пока узнаю, что происходит в отделении. Скоро должны прибыть Сара с Эленой, нужно будет вас обследовать. На секунду задержавшись у двери, Северус вышел в коридор и прищурился от яркого света. Наступающий день сулил много хлопот, в том числе весьма неприятных, но теперь ему было, ради кого стараться и к кому возвращаться после долгого дня, и это знание согревало и заставляло торопиться. Взмахнув палочкой, он отправил патронус Поттеру и Саре и с лёгким сердцем направился в ординаторскую. *** Элена с восторгом и наивной детской гордостью наблюдала за мощным голубым барсом, с достоинством замершим посреди кухни Поттеров. Они с Джеймсом, Альбусом и Лили только что закончили есть восхитительные блинчики с шоколадным сиропом и уже собирались сыграть в прятки, когда появился посланец отца и легко, пружинисто направился в сторону тёти Сары и тёти Джинни. — Доброе утро, Сара, — зверь слегка поклонился. — Как закончите завтракать, отправляйтесь в Мунго, я буду ждать вас в ординаторской. И ни в коем случае не перемещайтесь в мой кабинет: Алекс пока только привыкает к магии. Передай мою благодарность за гостеприимство миссис Поттер. Призрачный гонец ещё раз поклонился, уже всем присутствующим, и растаял. Элена радостно взвизгнула: — Алекс! Тётя Сара, папа сказал: «Алекс»! Значит, всё хорошо, и я его скоро увижу. Я так соскучилась! — она обвела сияющими глазами новых друзей. Лили и Альбус выглядели воодушевлёнными, легко подхватив её настроение. А вот Джеймс недовольно хмурился, и Элена перевела недоумевающий взгляд на взрослых, не понимая, что так не понравилось мальчику. Они так прекрасно играли вчера вместе и понимали друг друга буквально с полуслова. Ей даже казалось иногда, что он тоже её брат, как Ал. — Какой ещё Алекс? — в голос Джеймса звучали неприязнь и обида. Элена заметила, как губы тёти Джинни чуть дрогнули, будто она сдерживала улыбку. — Алекс… Алан… — Элена растерянно взглянула на старшего сына Поттеров. — Он мой брат, старший. Он как ты, умный и весёлый, и знает много всяких игр. Только Ал говорит намного меньше тебя, я слышала… ну, случайно, однажды, как дедушка говорил бабушке, что это он в папу. Ну, я, конечно, пока плохо знаю папу, но очень похоже. Они оба серьёзные, и брови у них сердитые, когда им что-то не нравится. Хотя с виду Ал ну совсем как мама, такой же кудрявый и с веснушками. Бабушка говорит, что это его солнышко поцеловало, не то что я, как будто из подземелий вылезла… — она взволнованно тараторила и вдруг замерла, услышав звонкий смех тёти Джинни. Очевидно, то веселье, которое она сдерживала, слушая Джеймса, всё-таки вырвалось из-под контроля. Мама всегда так говорила про них с Алом, когда они, оставшись без присмотра, бегали по всему дому с криками и играли в индейцев. — О, детка, прости, — Джинни утёрла выступившие от смеха слёзы и переглянулась с Сарой. — Прости, что прервала тебя. Просто вспомнила одну забавную вещь про подземелья. Не знаю, что там говорила твоя бабушка, но, по-моему, это глупости: у тебя кожа как у настоящей аристократки, белая и красивая. — Она перевела взгляд на Джеймса и ласково улыбнулась: — Не дуйся, Джейми. Александр старший сын тёти Гермионы и дяди Северуса. Ты его не помнишь, они… уехали, когда ему был год, а тебе — полтора. Но раньше вы с ним неплохо ладили. Особенно когда ты не бил его погремушкой по голове, а он не кусал тебя за пятки. — Не знаю я никакого Алекса, — буркнул Джеймс. — И никого я не бил, — он строго покосился на младших брата и сестру, уже готовых наперебой выдать матери все его прегрешения. — Конечно, милый. Но я уверена, когда всё уладится, вы познакомитесь заново и подружитесь. Папа тебе расскажет, как найти подход к Снейпам. — Вот ещё! Больно надо, — Джеймс упрямо мотнул головой и, развернувшись, быстро убежал с кухни, не слушая призывов вернуться и напоминаний об этикете. Он потом извинится перед… перед всеми. Но сейчас ему нужно успокоиться и забыть об этом Алексе-Алане, которому так до обидного сильно обрадовалась их симпатичная маленькая гостья. А ведь вчера они так здорово играли, и с ним она смеялась намного больше, чем с малышнёй! Не то чтобы его это как-то касалось, Джеймс и сам толком не понимал, чем ему не угодил незнакомый мальчик, но сил совладать с собой не было. Слишком мало у него было людей, способных понять его вот так, с полуслова. И слишком завидно было слышать, что кого-то так сильно любит младшая сестра. Элена почувствовала, как губы дрожат от обиды и непонимания. Она же не сделала ничего плохого, почему Джеймс так разозлился? Разве плохо, что она скучает по Алу? Он ведь её брат, и они не виделись целую вечность! И столько всего произошло, обо всём надо поговорить. Теперь у них есть папа, свой собственный, и мама больше не будет плакать ночами, а утром говорить неправду, что всё хорошо. Они теперь всегда будут вместе, папа ведь обещал. И наверное, они всё-таки смогут переехать в красивый дом, другой, большой, и бабушка больше не будет ворчать, что везде тесно и громко, и ссориться с дедушкой. А может, они вообще будут жить без бабушки и дедушки и даже заведут собаку… И тогда они пригласят Джеймса, и Альбуса, и Лили в гости, и будут играть целый день. И Джеймс подружится с Алом, и поймёт, что зря ругался и обижался. Ну и что, что Ал кусал его за пятки… Элена хихикнула, представив эту картину: надо будет обязательно спросить, зачем брат это делал. Она вынырнула из своих мыслей и заметила направленные на неё взгляды: встревоженный, чуть виноватый тёти Джинни и заботливый — тёти Сары. — Ты только не расстраивайся! — мама Джеймса всплеснула руками, явно обескураженная побегом сына. — Не знаю, что нашло на Джейми. Наверное, ему просто очень не хотелось с тобой прощаться. Я поговорю с ним. Он добрый мальчик, но иногда бывает вспыльчивым. К сожалению, сейчас говорить с ним абсолютно бесполезно, но потом он извинится, — Джинни улыбнулась и погладила Элену по голове. — А пока вам с тётей Сарой пора собираться в Мунго. Не стоит заставлять профессора ждать. Сара кивнула и тепло улыбнулась расстроенной хозяйке дома: — И ты не расстраивайся, Джинни. Не мне тебе рассказывать, как непостоянны детские обиды. Ещё будут не разлей вода. Но ты права, нам действительно пора. Может, во времена Волдеморта Северус и отличался терпением, но сейчас в это трудно поверить. Спасибо за завтрак, — она поднялась и протянула руку девочке: — Пойдём, Элена. Мне не терпится повидать крестника, обнять твоих героических родителей и убедиться, что всё, наконец, хорошо. Элена вздохнула. Ей очень не хотелось покидать гостеприимный дом Поттеров и расставаться с Джеймсом, когда он обижается на неё, да и с Альбусом и Лили было очень весело. Но папа и вправду сказал очень чётко — отправляться в больницу сразу после завтрака. Значит, надо идти. Ещё раз вздохнув, она кивнула, поблагодарила тётю Джинни за блинчики и прижала к себе плюшевого медведя. Потом повернулась к притихшим младшим Поттерам, и, помедлив секунду, обняла. — Я рада, что мы теперь будем дружить. Я попрошу маму и папу, — Элена с удовольствием выделила последнее слово, — чтобы мы позвали вас в гости. Только я пока не знаю точно, куда, — смущённо пробормотала она, сообразив, что и большой дом, и собака были пока только в её мечтах, — Но папа пришлёт своего барса. Затем повернулась к хозяйке дома и застенчиво улыбнулась: — Передайте, пожалуйста, Джеймсу, что я хочу с ним помириться. Надеюсь, вы скоро придёте к нам в гости, — она протянула руку Саре: — Полетели? Сара улыбнулась и кивнула. Ей нравилась эта неунывающая маленькая копия Снейпа. — Конечно, мы придём, — Джинни ещё раз провела рукой по чёрным кудряшкам Элены и внутренне хихикнула, припомнив шутку Рона и Гарри про волосы детей Снейпа. Признаться, девочке повезло, что их фантазии не воплотились в жизнь дословно, иначе малышке пришлось бы несладко. — Мне не терпится повидать твою маму и задать ей хорошую трёпку. — Трёпку? За что? — Элена удивлённо округлила глаза. Джинни наклонилась и доверительно прошептала: — Твоя мама — моя единственная подруга. И пока она грелась на солнышке в Австралии, мне пришлось искать других крёстных для Альбуса и Лили. Это совершенно непростительно. Элена приподняла бровки и уже собралась защищать маму, но затем, распознав шутку, прищурилась и усмехнулась уголком губ: — Что ж, придётся вам с дядей Гарри родить ещё хотя бы одного малыша, чтобы мама могла исправиться. Обещаю, я буду помогать ей нянчиться. Это была сказано и сыграно настолько по-снейповски, что Джинни с трудом удержала рот закрытым. Как и в случае с волосами, сочетание генов профессора Снейпа и Гермионы Грейнджер оказалось совершенно взрывоопасным, но очень интригующим. Что ж, если эта девочка так понравилась Джеймсу, то ему понадобится очень много смелости и терпения. И, похоже, не только ему. В ординаторской отделения тёмных заклятий было тихо и сумрачно. Сара вышла из камина, помогла выбраться Элене и покачала головой: — Ну, это уж ни в какие ворота. Оторвал нас от вкуснейших блинчиков, а сам бродит неизвестно где, — она обвела глазами комнату, отметив недоеденный завтрак и пару окурков в пепельнице на подоконнике. — Что-то мне это не нравится. Неужели за эти полчаса могло что-то случиться? Никакого покоя с этими героями. Вечно подвиги, да ещё вне графика. А потом лечи их несварение и свои нервы. Внезапно дверь в кабинет с грохотом распахнулась, и на пороге возник Северус. Из-за его спины выглядывала перепуганная младшая медсестра. Сара с интересом взглянула на друга. Из-за недосыпа и усталости он был бледен более обычного, под глазами залегли синяки, а на щеках уже пробивалась щетина. Зато сами глаза взбудоражено, зло и удовлетворённо блестели, словно он только что обезвредил тяжёлое проклятие или, наконец, сварил особенно сложное зелье. Ну или набил кому-то морду. — Сара, слава Мерлину, вы здесь. Пойдём скорее, там Венделл… — заметив ошарашенное лицо Лингли, он нетерпеливо махнул рукой, — долго объяснять. Нужна помощь и поскорее, — он оглядел кабинет, и его лицо смягчилось при виде дочери: — Милая, прости, папа очень торопится. Сейчас мисс Кроули отведёт тебя к маме и Алу, — он развернулся к медсестре и очень чётко, глядя прямо в глаза, произнёс: — Мэри, не спускайте с неё глаз, пока не передадите матери, — и вылетел в вихре мантии, не дожидаясь ответа и увлекая за собой растерянную Сару. Молоденькая медиковедьма внимательно посмотрела на девочку и вздохнула. Надо же так подставиться! Утро выдалось суматошным и нервным. Её коллегу, как более квалифицированную и привычную, срочно отправили в Азкабан для помощи местным целителям и обследования арестованных Пожирателей смерти. А её, совсем неопытную, оставили одну в отделении ждать колдомедиков утренней смены. Мерлин, да она же работает всего месяц! По закону подлости именно в этот момент сразу двум постоянным пациентам стало хуже. Она, конечно, нашла выход и наложила на одного из них, более стабильного и сильного, кратковременные чары стазиса и занялась другим, более тяжёлым. Откуда же ей было знать, что замглавы отделения, этот невыносимый и сверхтребовательный Мистер-я-убью-тебя-взглядом буквально ворвётся в палату и, не слушая возражений, потребует немедленно идти за ним, чтобы — подумать только! — отвести ребёнка в его личный кабинет. Мэри внутренне фыркнула: девочка не так мала, вполне могла бы подождать своего отца-параноика здесь, никого не обременяя, или вообще дойти сама. Она наколдовала темпус и чуть не застонала: чары стазиса спадут с мистера Джонсона уже через три минуты, ей нипочём не успеть. Секунду поколебавшись, она наклонилась к Элене и тихо, но твёрдо проговорила: — Детка, мне нужна твоя помощь. Я не успела закончить одно очень, очень важное дело. Мне нужно отойти минут на десять. Ты сможешь побыть здесь одна? Только никуда не уходи. Дождавшись неуверенного кивка, медсестра быстро ушла, оставляя девочку одну. Элена внимательно осмотрела ординаторскую. Она иногда бывала у мамы на работе и ждала, когда она освободится, в комнате для персонала. Но обычно там был кто-то из маминых коллег, с которыми можно было попить чай и поговорить. Если же нет, то на столике всегда лежали журналы с интересными картинками и альбом с цветными карандашами. Здесь же не было абсолютно ничего, подходящего для игр или чтения. Эта мисс Кроули даже не включила свет, поэтому в комнате было сумрачно и немного страшно. Посидев несколько минут на диване, девочка встала, подтащила стул и выглянула в окно. На незнакомой улице возле больницы кипела жизнь. По серой ленте дороги бежали разноцветные жучки-машины, люди в пёстрой одежде торопливо пересекали пешеходный переход, заходили в магазинчики с красивыми витринами или шли дальше по своим делам. В непривычно сером небе кружили чёрные птицы. Одна из них подлетела ближе, и Элена вздрогнула от неприятных воспоминаний о мужчине-вороне, который влетел в окно её палаты. Девочка решительно слезла со стула, задёрнула шторы и робко подошла к двери. Ей не хотелось оставаться здесь одной. Она не знала точно, сколько прошло времени, но казалось, что медсестра задерживается. Судя по тому, что сказал папин голубой барс, мама и Ал должны быть в его кабинете. К счастью, она прекрасно помнила дорогу туда: вниз по коридору, а потом направо почти до конца. Там ещё будет холл с большим окном, и возле него аквариум с рыбками. Не так уж важно, как она придёт туда, правда? А папе потом можно сказать, что мисс Кроули никуда не уходила. Элена ещё раз оглядела неуютное помещение, тяжело вздохнула и шагнула за порог. В пустынном коридоре было гораздо светлее, чем в ординаторской, и девочка приободрилась. Конечно, ей не хотелось нарушать просьбу медсестры, но при мысли о возвращении в животе неприятно заныло. Элена тряхнула головой и быстро зашагала вперёд. Если идти быстро, то совсем и не страшно, а если тихонько петь в такт, то даже весело. А потом можно будет вернуться обратно, всем вместе. Тут же совсем недалеко, она точно помнит. А папа поймёт, даже если выяснится, что она ушла без разрешения. Он ведь просто не знает, что у мисс Кроули очень, очень важное дело, а ей страшно и грустно сидеть в одиночку в тёмной комнате и долго-долго ждать. А ещё эти вороны… Нет, хорошо, что она ушла, оставаться было совсем невыносимо. Элена завернула за угол и застыла как вкопанная. На пути к кабинету отца, у того самого большого окна и столика с аквариумом, прямо на полу сидела её бабушка, Джейн Уилкинс, и плакала. Да, она сидела отвернувшись и закрыв лицо руками, но девочка прекрасно помнила и это коричневое платье, которое бабушка называла дорожным, и золотое кольцо с изумрудным глазком, и изящную заколку-бабочку, удерживающую седые пряди в низком пучке. Она много раз просила примерить затейливое украшение, представляла, как будет сиять эта бабочка в её волосах, но всегда получала отказ. Это было обидно, но вполне ожидаемо: бабушка никогда особо не нежничала с ней, предпочитая баловать брата. Элена знала, что мамина мама не особенно любит её, и всегда тянулась к деду. Но сейчас было не время таить обиду. — Бабушка! — она вскрикнула и кинулась вперёд, опускаясь на колени перед той, чьё одобрение она всегда так безуспешно пыталась заслужить. — Бабушка, что случилось? Тебе плохо? Услышав голосок внучки, та вздрогнула, убрала руки от лица и неверяще посмотрела перед собой: — Э… Элена? — Да, да, бабушка, это я. Почему ты плачешь тут, на полу? Тебя кто-то обидел? Я могу помочь? *** Джейн Уилкинс не плакала уже очень давно. Так давно, что уже и забыла это сладостное и болезненное чувство освобождения, которое возникает, когда слёзы, наконец, прорываются сквозь душу и свободно скользят по щекам. Да и была ли у неё душа? Не продала ли она её, пытаясь переиграть судьбу, перекроить жизни всех, кто ей дорог, себе в угоду? Да, она хотела как лучше, но сидя здесь, оставленная и ненавидимая всеми, кто ей дорог, она проклинала тот день, когда решилась поиграть в Бога. Эта ночь, жгучая, чёрная, словно сотканная из самых изощрённых кошмаров, останется с ней навсегда. Кажется, даже если она снова потеряет память, эти воспоминания не сотрутся и останутся выжженным пятном где-то на подкорке. Ещё там, в той проклятой машине Сандмана, Джейн поняла, что проиграла, и замерла в ожидании развязки. И эта развязка была сокрушительной. Нет, её не испугали ни холод темницы, ни клыки оборотней, ни смех Люциуса, который глумился над её доверчивостью и глупостью. Это всё было заслуженно, но выглядело лишь декорацией к тому ужасу, который сквозил в глазах внука, к его горькому «предательница», которое он прошептал ей, отшатываясь, когда она попыталась его пожалеть. Это всё было лишь фоном к разочарованному взгляду дочери, к её крикам под пыточным проклятием, которые до сих звенели в ушах. Но хуже всего была та ненависть, то горячее, обжигающее презрение, с которым встретил её покинутый муж, когда она, улизнув от мальчишки-аврора, вбежала в его палату. Вспоминая рассказы Люциуса, Джейн ожидала увидеть распростёртое на кровати обожжённое тело, но магия воистину творила чудеса. Венделл, такой привычно высокий и подтянутый, стоял у окна и курил, и лишь несколько бинтов, очевидно, оставшихся ещё с той, обычной больницы, напоминали о нанесённых взрывом страшных ранах. На мгновение Джейн показалось, что они вернулись во времена юности: в последний раз она видела мужа с сигаретой ещё до рождения Гермионы. Потом он бросил, чтобы не травить их с дочкой табачным дымом, и, как ни странно, она даже скучала по этой его вредной привычке. В груди закололо от нетерпения. Вот тот, кто всегда был её опорой и защитой, тот, кто был на её стороне даже против всего мира. Как могла она забыть об их клятвах? Как могла переступить через ту любовь, что всегда светилась в его ласковых карих глазах? Вот сейчас он обернётся и… Джейн почувствовала, как запекло в груди, и моргнула. Нет, сейчас не время плакать. Она должна объяснить, должна сказать ему, что она, наконец, всё, всё поняла, что он был прав все эти годы. Они смогут, они исправят то, что она натворила, и будут счастливы. — Венделл! Она позвала тихо, но он услышал. Стряхнул пепел с сигареты, медленно обернулся, и Джейн почувствовала, что задыхается: в глазах мужа, всегда таких тёплых, теперь были лишь лёд и гнев. — Убирайся! — прошипел Венделл сквозь сжатые зубы и отвернулся. — Но… — она не знала, что именно должна была сказать, но молчать не могла. Нет, нет, только не это, только не сейчас, только не он!.. — Я сказал: убирайся прочь. И знай, если ты ещё раз хотя бы посмотришь в сторону семьи моей дочери, клянусь, я убью тебя. Задушу голыми руками. И поверь, я не шучу. И что-то такое было в его голосе, что Джейн поняла: это конец. Он не простит её, никогда. В последний раз окинув взглядом фигуру мужа, она на негнущихся ногах вышла из палаты. Венделл так и не оглянулся. Словно в полусне Джейн дошла до поста медсестры, попросила у неё бумагу и ручку. Та сначала покачала головой, но потом, словно узнав её, пробормотала «сейчас, минутку» и куда-то отошла. Вернувшись, протянула блокнот и карандаш. «Маглорождённая, как Гермиона», — с горькой нежностью подумала Джейн, кивком поблагодарила и побрела прочь в поисках стола. Место нашлось в укромном коридорчике, возле большого светлого окна. На столике стоял аквариум, а кругом царила такая тишина, что хотелось завыть. Она и завыла, но сначала написала письмо тем, с кем хотела бы поговорить, но не решалась. И уже не решится. Никогда. *** — Бабушка! Бабушка! — Элена трясла родственницу за плечи и отчаянно жалела, что поддалась порыву, а не пошла, как положено, искать взрослых. А вдруг бабушка сейчас умрёт? Чем она, такая маленькая и слабая, может ей помочь? Бабушка была такой бледной, смотрела куда-то сквозь неё и словно не слышала ничего вокруг. Внезапно Джейн подняла руку и медленно, словно ощупывая, погладила внучку по щеке. — Моя девочка… — слова прозвучали тихо, словно шелест ветра, но Элена услышала. Услышала и замерла. Бабушка никогда не говорила с ней так. — Да, бабушка? — Прости меня, — разговор давался ей с трудом, слова словно сухой песок, застревали в горле. — Прости за всё. Видишь там, на столике, блокнот? Передай его своей маме. Она поймёт. Элена покачала головой. — Ты передай ей сама, бабушка. Она вон там, вон в том кабинете, в конце коридора. Пойдём. Они там с Алом. — Элена почувствовала, как противно защипало в носу. Она всегда мечтала, что бабушка будет говорить с ней вот так, по-доброму, но сейчас ей больше всего на свете хотелось, чтобы она стала прежней, строгой и ворчливой, но не умирала. — Я не смогу, детка. Они… — она покачала головой, а потом подняла другую руку и аккуратно отцепила блестящую бабочку от пучка. Несколько кудрявых седых прядей упали ей на плечо. — Возьми на память. Я знаю, она всегда тебе нравилась. Прощай. Джейн с трудом поднялась с пола и медленно пошла прочь, опираясь о стену. Элена провожала её взглядом и не знала, что ещё должна сказать. Это было так грустно, так неправильно, хотя… Котёнок внутри неё радостно замурлыкал, и девочка улыбнулась. — Бабушка! — она крикнула звонко и Джейн вздрогнула, но не остановилась. — Бабушка, ты придёшь ко мне на свадьбу? Джейн замерла и обернулась. — А ты бы хотела? — Да, очень. Приходи обязательно, ладно? Мы с… — она смущённо улыбнулась, — Мы будем очень рады. У меня будет красивый жених, и платье, и шоколадный торт. Ты придёшь? Джейн улыбнулась и кивнула. Она непременно придёт.