Солёная карамель

После вопроса девочки палата вновь погрузилась в тишину. Снейп во все глаза смотрел на пышные кудри и тëмные полуночные глаза малышки. Точно такие же, практически обсидиановые, он видел каждый день в зеркале. Вкупе с тем, как она назвала его ночью, ситуация действительно выглядела подозрительно прозрачной для любого стороннего наблюдателя. Например, обожающая их с Гермионой пару Рита Скитер, сейчас бы уже готовила к публикации статью о его тайном романе, который разбил сердце гриффиндорки и вынудил еë сбежать от позора. Или о том, что Гермиона вовсе не пропала, а заточена в цепях в подвале их дома… Или ещё какую-нибудь провокационную чушь. Люди, не столь наделённые фантазией, предположили бы, что бывший шпион и герой войны быстро утешился, и вся его скорбь и метания в поисках жены и сына были показными. Не то чтобы Снейпа сильно волновало чужое мнение, но всё же ему хотелось найти правдоподобное объяснение для себя и для крохи, которой после буквально феерического вторжения в магическое пространство Британии поневоле придётся столкнуться со слухами и вопросами. Сара продолжала внимательно разглядывать пациентку. Несмотря на то что внешне она сейчас была спокойна, в области энергетических каналов на диагностической диаграмме начались всплески, да и в целом ситуация настораживала. Голос маленькой ночной гостьи звучал странно обречённо, словно она давно готовилась к чему-то тяжёлому, и вот оно, наконец, произошло. Худенькие плечи покорно опустились, а глаза то и дело наполнялись слезами, которые девочка сдерживала, очевидно, из последних сил. — Подожди, дорогая, давай-ка мы сначала поговорим. Почему ты думаешь, что тебе нужно попрощаться с мамой? — А разве нет? — Девочка удивлённо вскинула бровки. — Я ведь всё помню, я понимаю, что поступила плохо. Я опять сделала «это». Я ведь понимаю, «это» опасно и меня надо лечить. Но… — голос снизился почти до шёпота и дрожал. — Но мама… Она ведь расстроится. И Ал тоже. Мы честно-честно хотели попасть на приём к врачу, мы даже специально долго летели на самолёте, но не успели. Маме пришлось участвовать в кон-фе-рен-ции, это по работе, она ведь вылечила Лексу… — Элена старательно выговорила длинное слово. Ей хотелось показать, что она неглупая, что она очень хотела выздороветь и не так виновата, как отец и эта тётя в жёлтом халате, наверное, думают. — Если нельзя их увидеть, то можно я хотя бы напишу? Я умею, вы не думайте. Мама научила меня, и Ал помогал мне писать письмо Санте зимой. Сердце Северуса сжалось от паники и отчётливых молящих ноток в голосе ребёнка. Что она такое себе напридумывала? Что её так пугает и почему малышка считает себя больной? Судя по записям, которые он успел просмотреть за ночь, обскуры редко помнят то, что происходит во время приступа. Но, может быть, данные неполные? Или девочка больна чем-то другим, что не обнаружили диагностические чары? Какая-то малоизученная болезнь, которая не свойственна магам, или что-то генетическое? Предположения метались в голове встревоженной стайкой. Одно Северус знал точно: даже если этот ребёнок не имеет к нему никакого отношения, он должен помочь темноглазой потеряшке. Ни один ребёнок не должен так страдать и бояться. Иначе ради чего они сражались столько лет?! Его размышления прервало воркование Сары. Снейп в очередной раз поразился тому, как свободно подруга общается с девочкой. Где-то в груди раздался приглушённый завистливый вздох: у него почти не было опыта общения с детьми дошкольного возраста, и он сомневался, что сможет легко наладить контакт с малышкой, как бы ему ни хотелось расспросить её поподробнее о самочувствии и родных. Что ж, тем лучше, что рядом есть кто-то более располагающий. — О, дорогая, я не сомневаюсь, что ты умеешь писать. Но я не совсем тебя понимаю, думаю, нам стоит начать с самого начала. Итак, меня зовут Сара Лингли, я врач, ночью тебе стало плохо, и мы с моим другом постарались тебе помочь. Скажи мне, пожалуйста, как ты себя чувствуешь? — Хорошо. — Девочка ответила торопливо, но вроде честно. — Только немного кружится голова. — Отлично. Теперь скажи мне, как тебя зовут и сколько тебе лет. — Сара старалась придать своему голосу всю возможную мягкость. У неё был весьма скудный опыт в общении с детьми. Давным-давно, когда её племянники были маленькими, сёстры изредка просили их подменить, но тогда у мисс Лингли было очень мало времени, в Мунго постоянно не хватало рук, а она мечтала стать лучшим целителем. Потом Сара периодически встречалась на семейных вечерах уже с внучатыми племянниками, но общение с ними ограничивалось вручением подарков да магическими фокусами. Теперь в ближайшем окружении детей почти не было, разве что у четы Саламандеров подрастали вихрастые близнецы, но мисс Лингли редко подолгу общалась с ними наедине, и обычно они сами проявляли инициативу, вовлекая забавную тётушку в игры. И, конечно, особняком стоял Алекс Снейп, первый и единственный младенец, взяв на руки которого мисс Лингли на секунду пожалела, что так и не родила ребёнка. Но он в её памяти так и остался годовалым крохой. Впрочем, сейчас явно было не время хандрить. Для воспоминаний у неё есть одинокие вечера у камина. — Конечно, мэм! — Девочка явно обрадовалась возможности поговорить на другую тему и продемонстрировать свои знания, и гордо отрапортовала: — Меня зовут Элена Уилкинс. Мне почти шесть… ну, на самом деле пять с половиной лет, — чуть смутилась малышка, — и я живу в Австралии. У меня есть мама, брат Алан, бабушка, дедушка и кот. Снейп слушал малышку и анализировал. Уилкинс… Элена Уилкинс, пять с половиной…пять с половиной лет… Уилкинс… Австралия… Он пытался поймать ускользающие мысли, но от волнения никак не мог сформулировать, что нужно спросить в первую очередь. Не обращая внимания на судорожный вздох друга и его явное беспокойство, Сара продолжила расспросы, лихорадочно соображая, как выяснить то, что ей нужно, не расстраивая ребёнка. — Очень хорошо, детка. У вас большая семья, а Австралия — очень красивое место. Я давно мечтала побывать в вашей стране, ведь там водится огромное количество уникальных фантастических… зверей. — Она усмехнулась, глядя на Снейпа, и увидела, как тот отзеркалил усмешку, очевидно, вспомнив один из их первых разговоров об увлечениях. — Но почему ты считаешь, что ты больна? К кому вы с мамой хотели попасть на приём в Лондоне? — О, это долгая история, мэм. Я давно делаю «это», — понизила голос девочка, выделив последнее слово. — Мама говорит, что я всегда отличалась от других. Заставляла летать игрушки, превращала горошины в цыплят, неожиданно исчезала и всё такое. Бабушка говорит, что это всё из-за папы. — Элена прекратила тараторить и робко перевела взгляд на застывшего мужчину. — Что я такая же, как он. Но я не знаю, что это значит, я ведь его раньше только на фотографии видела. И кошек я делать не умею, и прутика у меня нет… Если честно, я пробовала делать как папа, пока никто не видел, но ни один прутик так и не засветился. Малышка вздохнула. Северус растерянно смотрел на Сару, пытаясь вычленить из сбивчивого лепета девочки самое главное. — Так вот, когда я обидела мистера Сандмана, бабушка сказала, что меня надо лечить… А мама — врач, но совсем другой, она смотрит детей на всяких аппаратах, ищет, где у них болит, а потом режет… ну, делает операцию, чтобы всё исправить. А меня резать не надо, потому что у меня нигде не болит, просто я веду себя не как другие дети, и это плохо. У нас в садике никто не умеет так быстро появляться в другой комнате и делать так, чтобы игрушки сами ходили. — Девочка испуганно прикрыла рот ладошкой, а потом торопливо заверила взрослых: — Мама попросила, чтобы я никому не показывала, что я умею, и я очень старалась. Но дома не получалось совсем перестать… Поэтому она долго искала и потом нашла такого врача, который лечит всякие странности. Бабушка сначала говорила, что это бесполезно, опасно и лучше лечиться дома, но мама упрямая, совсем как я, она сказала, что прежде чем класть в обычную больницу, меня надо об-сле-до-вать. Поэтому она взяла меня с собой сюда, несколько дней мы были на кон-фе-рен-ции... Элена с такой гордостью произносила взрослые слова, что Северус невольно усмехнулся: ещё одна невыносимая всезнайка, а потом замер, осознав, как именно назвал эту незнакомую кроху и чуть не прослушал окончание речи. — ...А завтра, то есть сегодня, мы должны были идти к врачу и к Питеру Пэну, но я вышла на балкон, и теперь всё напрасно. К концу рассказа плечики малышки опять опустились, и вся она сникла, словно у заводной игрушки кончился заряд, или на нежный полевой цветок обрушился тропический ливень. Снейп приподнял бровь. Ситуация звучала всё интереснее. Сара оглянулась, вопросительно взглянув ему в глаза, и едва заметно наклонила голову в сторону девочки. Зельевар сделал несколько медленных шагов к кровати и осторожно присел на корточки, чтобы оказаться на уровне глаз малышки, и она могла спокойно видеть его. — Элена, меня зовут целитель Северус Снейп, я был с тобой, когда тебя доставили в больницу. Ты помнишь, что происходило ночью? После того как ты вышла на балкон? — Да, — кивнула девочка. — Мы с мамой ещё дома начали читать книгу про Питера Пэна, она её очень любила, когда была маленькой, как я. И когда мы собрались лететь сюда, то мама пообещала, что мы сходим в парк, где есть настоящий Питер Пэн… Ну то есть не живой, конечно, а памятник. Но у нас всё не получалось, эти дяди и тёти врачи всегда так долго и скучно говорят и много хвастаются. — Малышка грустно вздохнула и скорбно сдвинула бровки. Снейп усмехнулся: замечание было до смешного точным, именно поэтому он перестал ходить на пафосные конференции по приглашениям. — ...И вчера вечером тоже не получилось, потому что пошёл дождь. А ночью я проснулась и вышла на балкон. Я хотела на минуточку, честно. Я смотрела на деревья и думала, что ночью Питер, наверное, совсем живой становится, и феи танцуют, и мне так захотелось его увидеть! Я сама не знаю, как так получилось, но я прямо в ночном платье оказалась в парке. Было темно, очень холодно и мокро. Эта противная ворона каркала… И Питер не был настоящим, он был каменный, как на фотографии. И я испугалась, и деревья зашумели, и памятник… он… взорвался. Малышка часто задышала, на лбу выступила испарина. Северус осторожно накрыл своей ладонью её маленькую холодную ладошку. Пожалуй, стоит добавить дозу укрепляющего бальзама, но сначала отвлечь и успокоить: она на грани выброса, а подавитель магии нельзя давать так часто. — Не волнуйся, Элена, с памятником всё хорошо, его уже починили. — Северус искал верную интонацию, словно шёл на ощупь в темноте. — Когда тебя доставили в больницу, ты плохо себя чувствовала, и мы постарались тебе помочь. Теперь уже всё хорошо, ты в безопасности. Но ты назвала меня отцом… Расскажи мне, почему ты решила, что я твой отец? — Он хотел сказать «папа», но не решился. Это звучало слишком пронзительно и несбыточно. Алекс так и не успел назвать его папой, и зельевар смирился, что ему уже никогда не услышать это слово по отношению к себе. — Так ведь фотография же! — встрепенулась малышка. — На ней ты, то есть вы, и мама. Вы в таких смешных длинных чёрных халатах, и вы держите маму за плечи. — Девочка замялась, но потом решительно защебетала дальше: — У вас в руке длинный прутик, вы взмахиваете им, и появляется большая кошка. Ну, то есть я раньше говорила, что это большая кошка. Когда была маленькая. А теперь я знаю, что это — снежный барс, мне Алан рассказал, и потом я читала о них в эн-ци-кло-педии. Так вот… Мама делает такие смешные большие глаза, а вы её целуете в голову. И потом всё сначала. — Элена помолчала и задумчиво добавила: — Это вообще очень странная фотография. Мы с Аланом любим её рассматривать. Мама не видит большую кошку. И бабушка не видит, и дедушка. Но когда я бабушке рассказала про то, что картинка движется, то она вздохнула и сказала, что так и знала, и что надо было меня сразу к отцу отправить, но никто её никогда не слушает, а теперь все ещё пожалеют. И велела мне никому голову не морочить, а маму попросила фотографию ей отдать. Но мама не отдала, потому что это единственное, что у неё осталось. Только книжка и фотография. Она больше не помнит ничего после аварии. Снейп ловил каждое слово девочки, и когда рассказ оборвался, вопросительно взглянул на неё, но малышка пожала плечами, показывая, что больше ей добавить нечего. Северус кивнул и задумался, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. От волнения у него не получалось сложить в голове ясную и непротиворечивую картину происходящего. Мысли бились в голове, словно выброшенные на берег рыбы, путались, как рыбацкие сети в шторм. Прикрыв глаза, Снейп попытался сосредоточиться. Уилкинс… Очень знакомая фамилия… Элена Уилкинс, Австралия… Пять с половиной лет… Гермиона пропала шесть с небольшим лет назад. В рассказе девочки было много того, что вселяло надежду. Глупую, наивную, но совершенно потрясающую. Но мама Элены не видела движения колдографии, значит, она не колдунья. Но если это простая магла, то откуда у неё снимок волшебной камеры? И точно ли там изображён он? Может, просто кто-то похожий? Впрочем, если там действительно он, значит рядом точно Гермиона — за последние десять лет кроме неё он обнимал разве что Сару и Минерву. Могла ли лучшая волшебница столетия потерять не только память, но и магию? Ему нужно было ещё немного времени и окклюменция. Ситуацию спасла Сара: — Фотография, которую ты описала, называется колдография. Те люди, которые не владеют магией, не видят, как она движется. Раз ты видишь, значит, ты волшебница. Ты понимаешь, что это значит, Элена? — Да, — грустно вздохнула девочка, — это значит, что мне опасно общаться с нормальными людьми и надо лечи’ться. Это ведь ле’чится? — Она с надеждой взглянула на Сару. — Я очень хочу домой, к маме и Алу. Я не хочу всегда жить в больнице, даже если с папой. — Элена смутилась от того, как невежливо это прозвучало, и поспешила исправиться: — Он, наверное, хороший, и многое умеет, но я ведь его совсем не знаю. А мама у меня самая лучшая на свете. И Ал… Он ждëт, он просил привезти магнитик с Биг-Беном. — Последние слова она произнесла совсем тихо и, наконец, заплакала. — Подожди, малыш, не плачь! — Сара подошла к кровати и, присев на край, нежно обняла девочку. — Скажи, как зовут твою маму и где она сейчас? — Маму зовут Миона Джин Уилкинс. Она осталась в той комнате с балконом, где мы с ней ночевали. Там большая кровать, и утром привозят завтрак на железной тележке. Мама спала, когда я вышла на балкон. Ой, она ведь, наверное, меня ищет! Она строго-настрого запрещает мне уходить одной… — испуганно проговорила девочка, будто только что сообразила, что мать будет волноваться, не обнаружив её рядом. — Не волнуйся. Мы сейчас вызовем… ммм… полицию, и они привезут твою маму сюда. — Не надо! Не надо, пожалуйста, — вскрикнула Элена и умоляюще взглянула сначала на Снейпа, а затем на Сару. — Я не хочу, чтобы мама умерла. — Подожди, Элена. С чего ты взяла, что твоя мама умрёт, если её привезти сюда? Это больница для волшебников, но здесь безопасно. — Нет, нет, бабушка сказала, что когда я рядом с мамой делаю свои фокусы… ну, колдую, — девочка с трудом выговорила это слово и досадливо нахмурилась, — маме до смерти плохо. И Алу плохо. И раз это опасно, то я должна перестать, если я их люблю. А я их очень люблю, и я стараюсь ничего такого не делать, но у меня не получается. — Малышка разочарованно покачала головой. К концу этой речи Снейп с трудом сдерживал себя от того, чтобы нарушить запрет на трансконтинентальную аппарацию и проклясть безмозглую старую курицу, так бессовестно издевавшуюся над ребёнком. Кем бы она ни была. Он отчётливо помнил ощущение страха и безысходности, когда никак не удавалось удержать рвущуюся магию под контролем. Это безмерно раздражало отца, и в самом лучшем случае Северус отделывался парой оплеух. О том, что было в худшем, он старался не вспоминать. Неужели и у этой кудрявой горемыки такая же покорная, равнодушная мать? Нет, это никак не может быть его Гермиона. Она бы не позволила издеваться над собственной дочерью. К сожалению, свою тёщу зельевар знал плохо и не мог ответить определённо, способна ли она так запугать внучку. — Послушай, детка, — Сара продолжала обнимать всхлипывающую Элену, — твоя бабушка не права. Я не знаю, почему она рассказала тебя всё это. Но магия не может быть опасной для обычных людей, она наносит вред только в том случае, если этого хочешь ты. Ни твоей маме, ни брату ничего не грозит. Наоборот, с помощью своего дара ты сможешь порадовать и защитить их. — Защитить? И от мистера Сандмана? — Глаза Элены удивлённо распахнулись, и Северус понял, что Лингли случайно попала в точку. Он невольно позавидовал еë успеху, который зажёг радостный огонëк в обсидиановых глазках. — И от мистера Сандмана, конечно. — Сара понятия не имела, о ком шла речь, но сейчас было жизненно важно успокоить девочку, не хватало очередного всплеска стихийной магии и новой угрозы обскури. — Нам очень нужно поговорить с твоей мамой о том, что с тобой произошло ночью. И вообще о твоих необычных способностях. Это очень важно и совершенно безопасно для неё. Я обещаю. Элена кивнула. Эта женщина в лимонном халате была очень доброй и убедительной. От неё пахло травами и немного печеньем. А мужчина… — папа? — был спокойным и серьёзным. Им хотелось довериться. Девочка видела, насколько расстраивалась мама после разговоров с бабушкой о еë проделках. Она устала бояться, что навредит ей и брату. Может быть, бабушка действительно ошиблась? На самом деле, маленькой мисс Уилкинс совсем не хотелось разучиться делать эти необыкновенные вещи. Раньше в животе всегда так приятно щекотало, словно там спрятался маленький пушистый котёнок. Перепрыгивать из комнаты в комнату было не очень честно, зато она всегда выигрывала в прятки, даже у друзей Алана, а они ведь совсем большие. А с живыми игрушками было намного интереснее придумывать всякие истории. Кроме того, Элена всё ещё надеялась найти подходящий прутик, чтобы сделать светящегося снежного барса. На фотографии это выглядело завораживающе. Может быть, она бы даже смогла научить Ала… — Прекрасно. Посмотри, пожалуйста, папе… эээ… доктору Снейпу в глаза и вспомни тот дом, в котором вы с мамой живёте здесь. Не бойся, это совсем не больно. Элена посмотрела в чёрные глаза целителя и почувствовала мягкое, гладящее прикосновение к своим мыслям. Как будто большая тёплая ладонь прошлась по её измученному сознанию и почесала за ушком притихшего котёнка в её животе. — Это отель «Рембрандт», недалеко от Кенсингтонских садов. — Северус вынырнул из мыслей девочки и кивнул. — Рядом с ним сейчас как раз проходит Международный конгресс по сердечно-сосудистой хирургии, мне присылали приглашение. Ты говорила, что твоя мама — врач. Она лечит сердце? — Да, сэр. — Девочка просияла. — Мама говорит, что это самый главный орган. Конечно, оно на самом деле не такое красивое, как на открытках, которые присылают Алу глупые одноклассницы. Но зато без него нельзя жить, а ещё мама говорит, что оно — самое зоркое, ведь… — …Самого главного глазами не увидишь… — прошептал Снейп, чувствуя, как мелкая дрожь прошлась по телу, разбуженная любимыми словами его пропавшей жены. Именно этой цитатой из её любимого «Маленького принца» она много лет назад окончательно разбила его стальные щиты, убеждая, что ей абсолютно наплевать и на его возраст, и на своеобразную внешность, и на неоднозначную репутацию. Теперь он почти не сомневался, что потерявшая память мама Элены — это Гермиона, его Гермиона. Только она умела поэтизировать самый тяжёлый труд, только она смогла бы после серьёзной травмы и потери памяти освоить одну из сложнейших областей медицины. И только у неё могла родиться такая очаровательная тараторка. Мозг лихорадочно работал, а сердце готово было выпрыгнуть из груди и нестись навстречу, казалось, потерянной мечте. Уилкинс… Элена Уилкинс, Австралия… Пять с половиной лет… Что-то знакомое было в этой фамилии. Подозрительно знакомое и неприятное, болезненное. Он мысленно хлопнул себя по лбу: ну конечно! Именно эту фамилию Гермиона дала своим родителям, когда спасала их от Пожирателей. И именно в Австралию она их отправила, чтобы сбить преследователей с толку. Но ведь те Уилкинсы давно вновь стали Грейнджерами и переехали обратно в Лондон. Силы лучших ментальных магов были задействованы в возвращении памяти родным героини войны. Гермиона потратила всё лето, чтобы быть рядом с ними, и была совершенно истощена. Он помнил, какой усталой и подавленной девушка выглядела в тот единственный раз, когда навестила его в больнице, чтобы вернуть сломанную волшебную палочку. Сам Северус тогда находился сначала в коме, а потом под заочным следствием, и в процедуре возврата воспоминаний не участвовал. Точнее, участвовал, но только в качестве внештатного консультанта. Всё-таки он, даже без опыта целительства, был одним из лучших легиллиментов не только волшебной Британии, но и всего магического мира. Когда они с Гермионой начали встречаться, непричастность к процедуре восстановления памяти показалась Снейпу невероятной удачей. Пришедшие в себя Грейнджеры восприняли новости о поступке дочери и своей модифицированной личности крайне негативно, и ему не хотелось ассоциироваться у них с такими тяжёлыми воспоминаниями. Они и так нервно и настороженно отнеслись к его тёмному прошлому, статусу бывшего учителя их дочери и значительной разнице в возрасте. Со временем отношения в семье любимой наладились, но прежняя теплота не спешила возвращаться. Конечно, родители присутствовали на самых значимых событиях в жизни дочери. Они были рядом в день свадьбы, на праздниках в честь дня рождения, Северусу даже удалось провести Грейнджеров в Мунго во время родов, и они все вместе переживали за Гермиону. Но это не был тот трепетный, радостный контакт людей, безусловно друг другу доверяющих. Скорее это было чувство долга, приправленное опасливой заботой. Северус помнил, как горько плакала жена каждый раз после посещения отчего дома. С дрожью в голосе она рассказывала, что мама просит её не пользоваться магией, а отец побаивается поворачиваться к ней спиной. Гермиона чувствовала себя бесконечно виноватой и соглашалась на любые компромиссы, даже на невиданное ранее разделение крещения и магического посвящения Алекса. Зельевар утешал любимую, обещал, что время сгладит последствия войны, и родители вскоре простят и поймут её. Однажды, незадолго до рождения сына, Северус не выдержал. Его сердце разрывалось от боли и несправедливости. Он дождался, пока Миа, наплакавшись, уснёт, и аппарировал к дому Грейнджеров. Подробное описание того, как их дочь провела год в поиске крестражей, что именно ожидало двух маглов при допросе Пожирателями, а также демонстрация нескольких боевых заклинаний заняли почти всю ночь. Северус не поленился и захватил с собой Омут памяти, чтобы познакомить тестя и тёщу с Волдемортом и его коллегами в серебряных масках, а также продемонстрировать им панораму битвы за Хогвартс. Вернувшись домой ранним утром, он чувствовал себя уставшим, морально выпотрошенным, но удовлетворённым: покрасневший мистер Грейнджер поклялся, что они переосмыслят своё отношение к поступку дочери, а заплаканная миссис Грейнджер обещала больше её не упрекать. С тех пор визиты жены в отчий дом проходили спокойнее, а после крещения Александра в отношения родных, казалось, вернулась и теплота. Они души не чаяли во внуке и даже несколько раз навещали их в новом доме. Конечно, отношение четы Грейнджеров к зятю стало ещё более настороженным, но это казалось незначительной платой за спокойствие Гермионы. Тем более что спустя пару месяцев, на одном из семейных ужинов, тесть улучил минутку и поблагодарил Северуса за то, что он открыл им глаза на происходившее в волшебном мире и помог примириться с решением дочери. И только сейчас, вспоминая события тех далёких дней, Северус усомнился в своих действиях. Тогда ему казалось логичным защитить беременную жену от нападок и внушить её родителям уважение к магии. Он пытался доказать, что Гермиона предвидела их страшную участь и лишила их памяти не ради свободы и развлечения, а исключительно для того, чтобы спасти им жизнь. Восстанавливая гостиную, пострадавшую от прицельной бомбарды, Снейп объяснял родителям супруги, что магия — могущественный инструмент, и их дочь — сильная колдунья, которая воевала на стороне добра и никогда бы не причинила им вреда. Опуская воспоминания в Омут памяти, он коротко, но ёмко и красочно описывал процесс поиска родителей самой яркой маглорождённой ведьмы и гнев Тёмного лорда на верных ПСов, не сумевших выполнить его приказ. И Грейнджеры, казалось, поняли… Но действительно ли это было так? Не мог ли он своим напором внушить им не уважение, а отвращение к волшебному миру? Возможно, увидев неприглядную сторону Второй магической войны, родители супруги решили забрать своих дочь и внука из этого опасного и непонятного мира? Неужели он настолько виноват… Северус помнил, как поздно вечером в день пропажи Гермионы он, изнемогая от страха и надежды, постучался в двери дома её родителей. Он знал, что Поттер почти сразу проверил этот адрес, но может быть, позже ей удалось сбежать и скрыться от преследователей здесь? Дверь открыла мать Гермионы, и Снейпу показалось, что они вернулись к моменту знакомства, настолько холодным был приём. — Что, не уберёг? — зло выплюнула женщина в лицо убитому горем зятю. — Не трудись, Гарри Поттер и Рон Уизли уже были здесь, расспрашивали, искали… Самое дорогое тебе доверили, думали, герой войны, сильнейший маг. Гермиона соловьём заливалась, насколько ты надёжный и заботливый. Говорила я ей, всё не по-людски у вас, у колдунов. Тем более у тёмных. — Она поджала губы и твёрдо сказала: — Видеть тебя в своём доме не желаю. Муж с сердцем слёг, когда узнал, что случилось. Будут новости — тебе сообщат. Ну, или она сама позвонит тебе по телефону. — И Джейн Грейнджер с силой захлопнула дверь. Домашний телефон появился у Северуса вскоре после свадьбы и смотрелся в доме волшебника весьма сюрреалистично. Но Гермиона хотела, чтобы родители могли спокойно связаться с ней в любое время дня и ночи. К счастью, их коттедж находился не в магическом поселении, и связь работала без перебоев. После пропажи жены и того странного разговора на крыльце Снейп несколько раз звонил Грейнджерам, но ни разу так и не смог поговорить с ними. Считая долгие гудки в трубке, зельевар мечтал услышать любимый голос, но его фантазиям было не суждено сбыться. Телефон молчал пять лет, и прошлым летом Северус всё же отключил телефонную линию. Это было первым шагом на пути к горькому признанию: он почти не надеется найти жену живой. Вторым шагом стало официальное объявление Гермионы и Александра Снейпов погибшими… И его иссушенная душа замерла в ожидании последнего, третьего шага. Впрочем, до него оставалось ещё несколько лет поисков, которые с каждым месяцем казались всё более безнадёжными. И вот, оказывается, пока он медленно умирал, перелистывая альбомы с колдографиями и справочники самых сильных ядов, где-то на краю света росли его сын и дочь, а его жена, потеряв память, училась жить заново и справлялась с ворохом проблем и забот в одиночку. Его отчаянно смелая, талантливая девочка, его Миа… Кто сотворил это с ними? Он, заклеймённый, с расколотой душой, безусловно, заслужил эти годы страданий, но она? Был ли кто-то светлее, чище, самоотверженнее? Был ли кто-то достойнее счастья и покоя? Комок встал в горле при мысли о кровавой надписи в разгромленной гостиной их дома, и Снейп сглотнул, усилием воли прогоняя страшные образы. Получается, в момент пропажи из дома Гермиона была беременна… Боль и сомнения, свернувшиеся у сердца, словно ядовитые змеи, подняли голову и зашипели, озвучивая самые страшные, чёрные мысли. Могло ли так случиться, что тот мальчишка-аврор был прав, и его жена просто сбежала, не выдержав жизни рядом с ним? Не захотела, чтобы их детей однажды назвали «пожирательским отродьем»? Впрочем, секунду спустя Северус гневно тряхнул головой. Во-первых, если бы его невыносимая всезнайка действительно решила спрятаться, она бы ни при каких обстоятельствах не вернулась в Лондон. Во-вторых, она всегда была истинной гриффиндоркой и вряд ли бы пропала без объяснений, скрывшись с семейного поля боя. А в-третьих… В-третьих, даже если он совсем не знает свою жену, и она в самом деле просто бросила его, инсценировав своё похищение и смерть, он всё равно должен найти её, чтобы взглянуть в карамельные глаза в последний раз. В коридоре раздались шаги, дверь палаты распахнулась, и Северус поймал себя на мысли, что он чуть ли не впервые в жизни действительно рад видеть Гарри Поттера. Сейчас бывший ученик вовсе не выглядел суровым главой одного из самых строгих отделов Министерства магии. Взъерошенный и чуть запыхавшийся, он скорее напоминал зельевару мальчишку, который замер в предвкушении подарков на день рождения. — Доброе утро, профессор, мисс Лингли. — Гарри поправил очки и поприветствовал присутствующих. — Доброе утро, мисс. Зелёные глаза с аврорской цепкостью осмотрели маленькую пациентку. Кудрявая девочка смущённо кивнула в ответ, прижимая к груди потрёпанного, но уже чистого медвежонка. — Доброе утро, мистер Поттер. Я давно не ваш профессор. — Снейп встал и, не удержавшись, погладил Элену по голове. — Не переживай, Элена. Скоро ты увидишься с мамой. — Он перевёл взгляд на целительницу и добавил: — Сара, будь добра, попроси у домовиков что-то лёгкое на завтрак и не забудь про зелья. Укрепляющее и обязательно блокиратор магии. Волнений сегодня будет ещё много, а мне впервые за последние годы расхотелось умирать. И садиться в Азкабан за причастность к разрушению Святого Мунго тоже не тянет. Лингли ободряюще улыбнулась другу и кивнула. С бьющимся в горле сердцем зельевар покинул палату. Как бы ни сложились сегодня обстоятельства, обратно он вернётся с ответами на огромное количество вопросов. Конечно, был шанс на то, что он ошибается, но отрицательный результат — в любом случае результат. Если это окажутся просто однофамильцы его жены, что ж… Одним ударом больше. Наткнувшись на настороженный взгляд главы аврората, зельевар качнул головой в сторону ординаторской. Как бы ему ни хотелось побыстрее оказаться в отеле «Рембрандт», он сомневался, что лимонная мантия целителя произведёт должное впечатление и на персонал, и на… Снейп мотнул головой. Сейчас безопаснее было думать о матери Элены как о безликой женщине. Ему нужна холодная голова. Кстати, а когда он её в последний раз мыл? Кажется, вчера вечером перед сном. Пожалуй, стоит наложить очищающие чары. — Вы не особенно торопились, мистер Поттер. — Он говорил подчёркнуто спокойно, одновременно снимая мантию и призывая из шкафа магловский пиджак. — Нам стоит прогуляться в окрестности Кенсингтонских садов. Пока сложно поверить, но, кажется, у нас впервые есть ниточка в нашем общем расследовании. — Ну, судя по тому, что рассказали ребята, тут не ниточка, а целый канат! — Глаза мальчика-который-выжил радостно просияли. — Простите, сэр, я пришёл как только смог. Патронус с сообщением о девочке застал меня в Атланте. Я чуть с ума не сошёл от волнения, но пришлось ждать порт-ключ. — Отложите помешательство на потом, Поттер. Ваш светлый ум нам ещё пригодится, — усмехнувшись, произнёс Снейп. — Промедление в данном случае не страшно, девочка проснулась только полчаса назад. Будить её было бы не просто бесполезно, но и опасно. Несмотря на блокиратор магии, её состояние всё ещё нестабильно, а потенциал угрожающе велик. Застегнув пиджак, он распахнул дверь перед собеседником в приглашающем жесте: — Но сейчас нам стоит поторопиться. Если мисс Элена Уилкинс на самом деле дочь моей Гермионы, Лондону в очередной раз угрожает опасность. Не мне вам рассказывать, что такое ярость гриффиндорской львицы, защищающей своего детёныша. Убедившись, что Поттер вышел в коридор, Северус взглянул в зеркало и коротким неуловимым движением наложил чары свежести на волосы. Помедлив секунду, он вздохнул и произнёс лёгкое маскирующее заклинание, позволяющее скрыть следы многолетнего недосыпа. Не то чтобы это могло сделать его сильно привлекательнее в глазах молодой женщины, но… Кинув ещё один оценивающий взгляд в зеркало, зельевар убрал палочку в рукав, шагнул за порог и наложил запирающие чары на кабинет. К счастью, он не мог видеть понимающую ухмылку друга своей жены, который наблюдал за прихорашивающимся мастером зелий через отражение в оконном стекле. — Скажите, сэр… Элена, она в самом деле обскур? — Гарри передёрнул плечами и оглянулся на дверь палаты. — Как такое вообще могло произойти? — В самом деле, Поттер. Все внешние признаки налицо. Очевидно, ей пришлось длительно подавлять магию из-за негативного отношения родственников, в частности, родной бабушки. Большего пока сказать не могу. Стоит скорее наведаться в отель и привести мать девочки сюда, кем бы она ни оказалась. Тогда мы сможем поговорить спокойно. Шагая вслед за бывшим учителем и мужем своей лучшей подруги, Гарри с трудом сдерживал трепещущее сердце. Ему хотелось бежать, хотелось говорить и расспрашивать, но он молчал и шёл позади, уважая право Снейпа первым раскрыть эту тайну. Они не были друзьями и встречались редко, но трагедия, случившаяся шесть лет назад, сделала их странно близкими. Тогда этот суровый мужчина поверг бывшего ученика в шок своей искренней просьбой о помощи. Стоя посреди разгромленной гостиной, накладывая чары разной степени сложности, в том числе весьма древние и тёмные, они делили общее горе. Расследуя исчезновение Гермионы и Алекса, разрабатывая новые поисковые теории, они делили надежды и разочарования. Пережив утрату, Снейп стал жёстким, но хрупким, как олово на морозе. Не раз после очередной неудачи Гарри казалось, что он сломается под тяжестью невыносимой боли. Но после очередного провала зельевар вставал и шёл дальше, одержимый идеей найти виновных в гибели своей семьи во что бы то ни стало. И это Гарри мог понять, ведь основным мотивом его детской борьбы была именно месть за безвременно погибших родителей, и лишь повзрослев, он проникся идеей всеобщего блага. Гарри усмехался: возможно, спустя лет сто он оценит и лимонные дольки, и фиолетовые мантии. Но пока он с горьким восхищением наблюдал за тем, кто наводил на него ужас все школьные годы. Его стойкость поражала и воодушевляла. Поттер никогда бы не признался, но в самые тяжёлые моменты последних лет, когда ему было смертельно страшно, когда казалось, что эта аврорская миссия будет последней, когда они с Джинни чуть не потеряли Джеймса, он вспоминал именно несгибаемого мастера зелий, а не кого-то другого из близких мужчин. И вот теперь они вновь делили, но уже не горе и разочарование, а новую надежду. И Гарри был готов на многое, чтобы эта надежда оправдалась и его потерянная лучшая подруга вернулась домой.