Солёная карамель

Сара Лингли была стреляным воробьём и, пожалуй, одной из самых неординарных ведьм своего времени. Она трудилась в Мунго больше полувека. Пришла на должность медсестры совсем девчонкой, сразу после Хогвартса, потом доучилась и стала старшим целителем. Вообще-то, юная мисс Лингли обожала уроки ухода за магическими существами, мечтала путешествовать и узнавать, исследовать, впитывать. Но тяжело заболел отец, мать разрывалась на двух работах, пытаясь обеспечить четверых детей. И тётя, главный целитель отделения тёмных проклятий, предложила юной Саре подработку. Думалось, на время. А оказалось — навсегда. И путешествия по следам магических существ остались мечтой, на которую уходили все отпуска и выходные. Наверное, поэтому у целительницы так и не получилось создать семью. И наверное, именно поэтому она прикипела к мрачному коллеге, который казался ей порой почти сыном. Он появился в их отделении двенадцать лет назад, почти сразу после Второй магической войны. Конечно, профессора Северуса Снейпа знали в больнице давно. Он плотно сотрудничал с местными зельеварами, порой создавая на заказ особенно сложные составы. Кроме того, мадам Помфри, медиковедьма из Хогвартса, часто рассказывала истории о своём загадочном коллеге. Он не только исправно поставлял снадобья для больничного крыла, но и попадал в переделки, сначала будучи студентом, а потом — преподавателем и двойным шпионом Ордена Феникса. Сара помнила, как ещё во времена Тремудрого турнира Поппи шёпотом, с дрожью в голосе сетовала: «Я, кажется, своё тело знаю хуже, чем тело этого невыносимого человека. Шрамы, рубцы: после ран, после проклятий, после пыток. И ведь тянет до последнего. Никогда не пожалуется. И обрабатываю — не стонет, шипит только сквозь зубы, да бледнеет так, что привидения позавидуют. А потом встанет, сверкнёт глазами, процедит благодарность — и был таков, только мантия за углом мелькнёт. А мне потом переживать: дошёл до подземелий, или свалился с лестниц по пути, да лежит в уголке, пылью покрывается… Гвозди бы из него делать, они б от адского пламени не плавились». Сара тогда слушала причитания подруги, казалось, вполуха, но запомнила. И когда им на планёрке представили нового целителя, не особо удивилась. Мало кто захочет возвращаться туда, где было столько травм и боли. А в их отделении после войны как раз очень не хватало таких людей: увлечённых, несгибаемых и смелых. Всё-таки работа с заклятиями, особенно темномагическими, — дело на любителя. Сара знала, что параллельно с работой в Мунго Снейп продолжал карьеру зельевара. Первая любовь не забывается, как бы горько и иронично это не звучало в случае с бывшим шпионом, о чьих воспоминаниях после суда не судачил только ленивый. Впрочем, она пересудов не поддерживала: такая верность любимой женщине могла вызывать только уважение и немного, совсем чуть-чуть, — зависть. Так что мисс Лингли регулярно обсуждала с уставшим, но довольным коллегой новые зелья и чары для ликвидации последствий заклятий, и тихо радовалась: она обожала свою работу и наслаждалась общением с единомышленником. Постепенно разговоры во время обеденного перерыва и ночных дежурств переросли в настоящую дружбу. А потом появилась эта девочка. Юная, лёгкая и порывистая, как весенний ветер. Ученица Северуса, мечтающая о степени мастера зелий и карьере целителя. Знаменитая на весь магический мир героиня войны — Гермиона Грейнджер. Она поступила в госпиталь стажёром, проходила практику прямо здесь, в Мунго, и Сару Лингли назначили её куратором. «Вот только героев мне здесь и не хватало», — с раздражением подумала тогда мисс Лингли. Но протестовать вслух не стала: за кураторство неплохо платили, да и любопытно ей было, что эта умнейшая ведьма своего поколения собой представляет. Снейп, сообщая подруге о неожиданном пополнении, устало вздохнул: «Прости, Сара, я не мог ей отказать. Гриффиндорки коварны, она с министром на короткой ноге. Ну и долг жизни, сама понимаешь. Ей после битвы стало скучно, и она решила вытащить моё недоеденное бренное тело на свет божий. Правда, я искренне надеялся, что она будет просто зельеваром, а эта энтузиастка решила стать заодно и целителем. Так что, Сара, пара-тройка лет у нас есть, а там придётся искать новую работу. Эта невыносимая всезнайка получит должность и всех вылечит. А кого не вылечит — те сами сбегут от её занудных бесед и воинственного воодушевления. Даже домовики, терпеливейшие существа, и те прятались на кухне Хогвартса от освободительной кампании. Впрочем, не факт, что мы протянем эту пару лет рядом с ней. Кто знает, что сотворит с отделением неукротимая гриффиндорская энергия». Сара усмехнулась, но промолчала. С таким настроем Северуса ближайшие годы обещали быть интересными. Впрочем, мисс Лингли втайне импонировала наивная увлечённость будущей ассистентки магическими существами. Пусть непродуманная, но явно свидетельствующая о сострадательном сердце, которое для целителя ничуть не менее важно, чем знания. Ибо знания, в отличие от эмпатии, дело наживное. Однако вскоре стало ясно, что они оба ошиблись в худших ожиданиях и мрачных прогнозах. Девушка появлялась в отделении рано утром, молчаливая, бледная и худая до прозрачности, но с горящими глазами. Завязывала в высокий пучок непослушные каштановые кудри, надевала фартук из кожи дракона поверх лимонной мантии, а затем уединялась в лаборатории, где обрабатывала ингредиенты, чистила котлы и мыла утварь. Словом, выполняла распоряжения своего сурового мастера. Если же работы там не было, она проходила в сестринскую и спрашивала, какая помощь нужна. К моменту прихода на работу Снейпа и Лингли ученица успевала приготовить всё для запланированных экспериментов, изучить карты пациентов и помочь им с утренними назначениями. В обеденный перерыв Грейнджер брала книгу и погружалась в изучение проклятий и заклятий, механизмов их воздействия на организм и способах нейтрализации. Делала выписки, отмечала нужные страницы цветными закладками, но своими выводами ни с кем не делилась, несмотря на явные провокации Северуса и подначки некоторых других коллег. Поначалу скептически настроенная мисс Лингли с удивлением обнаружила, что ей нравится эта старательная девушка, которая, казалось, забыла о своём золотом статусе, и готова была постигать целительство с азов. Она не боялась тяжёлой, грязной работы и неприятных ран, получив прививку против страха и брезгливости во время войны. Она не реагировала на строгий тон и завышенные требования своего мрачного наставника (и самой Сары, хоть ей и не хотелось этого признавать), очевидно, получив представления о нраве Северуса Снейпа ещё в школьные годы. Впрочем, однажды ему всё-таки удалось затронуть какие-то глубинные струны в душе девушки. Кажется, тогда он довольно резко отозвался о «неумёхах, сводящих с ума собственную родню потугами в ментальной магии». В тот день Гермиона долго тихо стояла возле окна ординаторской, и её плечи периодически вздрагивали. А потом она провела ладонями по щекам и… отправилась в кладовку при лаборатории сортировать флоббер-червей, не сказав и слова ни встревоженной Саре, ни раздражённому бывшему учителю. Вечером, проходя мимо лаборатории, мисс Лингли впервые услышала, как её коллега перед кем-то извиняется. Первые перемены в отношениях мастера и ученицы Сара заметила спустя несколько месяцев стажировки девушки в Мунго. Сначала это было что-то неуловимое и, в общем-то, обычное для людей, давно и плотно работающих вместе. Просто однажды утром Снейп, помимо стаканчика с собственным американо, принёс из кофейного автомата латте для невыспавшейся ученицы. На другой день в обеденный перерыв он принудительно отвёл её обедать в кафетерий, притворно ворча, что она может грохнуться в голодный обморок в лаборатории и испортить весь эксперимент. А после выходных Гермиона принесла на обед три ланч-бокса, потому что «подозревала, что больничная еда даже в волшебном мире весьма специфическая, но не настолько же». Сара с удовольствием отметила, что готовит девушка просто, но вкусно. «Повезёт кому-то, жена и накормит, и вылечит», — с улыбкой пошутила она, накалывая на вилку тушёный картофель. И с удивлением заметила, как нахмурился коллега и покраснела его помощница. Их было много, этих знаков, заметных только внимательному наблюдателю. Сара перебирала их словно чётки, с материнской нежностью и теплотой. Его ненароком брошенный задумчивый взгляд на фигурку, застывшую перед диагностической схемой сложного пациента. Её робкая улыбка в ответ на привычный сарказм во время обсуждения научной статьи. Редкая книга зелий, которую в день рождения принесла Снейпу сова, так как Гермиона была на сессии в магловском медицинском университете и не могла поздравить своего мастера лично. Его пиджак, накинутый поверх слишком лёгкого платья блистательной ведьмы на весеннем балу. А однажды в сентябре Сара заметила на столе в лаборатории открытую бархатную коробочку, в которой лежал простой, но изящный кулон с патронусом-выдрой, явно сделанный на заказ. Она даже знала кем, потому что не далее как месяц назад рассказывала Снейпу о гоблинской мастерской, где можно было найти подобные украшения. Вещи там были дорогие, но уникальные, единственные в своём роде. Смущаясь, Северус продемонстрировал подруге цепочку охранных чар, способных защитить владелицу от ментального вторжения, вредных зелий и большинства опасных заклятий, кроме разве что Авады. То, что её друг был тем ещё параноиком, не было для Сары открытием. Как говорится, привычка — вторая натура. Но то, что он оказался ещё и заботливым романтиком, стало приятным сюрпризом. Подаренный кулон Гермиона надела сразу же, сияя, словно подсвеченная внутренним солнцем. И потом блестящая выдра с изумрудным глазком то мелькала в вырезе мантии, то виднелась за отворотом кофточки. Белое золото сочеталось и с шикарным нарядом на выпуске из университета, и с подвенечным платьем, и с больничной сорочкой в день рождения их с Северусом сына. Они были счастливы, головокружительно и отчаянно, смело и громко, хоть и никогда специально не выставляли отношения напоказ. «Ежедневный пророк» регулярно печатал колдографии и статьи о двух героях войны, называя их «инь и ян волшебного мира», «союзом на грани света и тьмы», «чёрным золотом» и прочими патетическими наименованиями. Северус фыркал, Гермиона тяжело вздыхала, но журналисты были неумолимы. Впрочем, любые новости приедаются, и со временем пресса стала более сдержанной, переключившись на новых героев, а Снейпы смогли вздохнуть спокойно. Их свадьба была уютной, светлой и по-домашнему тихой. Ни журналистов, ни пышной церемонии. Только венчание в старой церкви, где, кроме священника-сквиба и молодожёнов, присутствовали родители Гермионы, Минерва МакГонагалл и Филиус Флитвик из Хогвартса, супруги Поттер, Рон Уизли со своей невестой, Невилл Лонгботтом и, к удивлению и недовольству Сары и Гермионы, Люциус Малфой. Северус продолжал общаться со своим старым скользким другом, несмотря на тяжёлое общее прошлое и события в Визжащей хижине. Более того, блондин даже стал свидетелем их брака со стороны жениха. На все возражения Северус отмахивался и грустно констатировал, что кроме Люциуса ему и позвать-то на эту роль некого, разве что Дамблдора с помощью воскрешающего камня. Гермиона старалась не спорить, только настороженно смотрела на того, с кем не раз встречалась на поле боя. Однако никаких провокаций с его стороны не последовало, и постепенно все расслабились. Маленькую церковь окутывала древняя как мир магия, и на душе было по-весеннему тепло и радостно. Мартовское солнце освещало алтарь, хрупкую фигуру невесты и монументальную — жениха, и Сара невольно прослезилась, в очередной раз ощущая себя матерью, которая любуется счастьем своих детей. После короткого свадебного путешествия новоиспечённое семейство погрузилось в исследование новых проклятий. Закончив практически одновременно обучение магловской и магической медицине, Гермиона стала целителем и специализировалась на лечении детей, которые реже получали заклятия, но тяжелее от них оправлялись. Теперь она не молчала в ординаторской. Научные споры и обсуждения рецептов новых зелий, проверка результатов экспериментов, споры, вопросы, вопросы и снова споры. Тут-то Сара и вспомнила саркастичное замечание Северуса о бедных хогвартских домовиках. Впрочем, жаловаться было поздно, а сияющие глаза её друга искупали любые неудобства. Тем более что спустя несколько месяцев миссис Снейп вновь притихла. Бледная, даже слегка зеленоватая, она выходила из уборной, чтобы вновь вернуться туда через четверть часа. Через пару недель во время обеда Снейпы пригласили Сару в кафе и торжественно предложили стать крёстной их малыша. Она с радостью согласилась, предвкушая роль названой бабушки. Не омрачило её радость даже то, что с крещением малыша всё складывалось непросто. По давней традиции маги крестили детей с помощью священников, знавших о магии, чаще всего, являющихся сквибами. Они сочетали Таинство Крещения с обрядом магического посвящения. Но родители Гермионы после возвращения памяти крайне настороженно относились ко всему, что касалось магии и магических традиций. Поэтому обряды пришлось разделить. Сара стала крёстной маленького Александра Снейпа вместе с Гарри Поттером, а магическими поручителями стали Джинни Поттер и Люциус Малфой. Северус шутил, что его сыну с таким-то количеством крёстных грозит стать великим Светлым лордом. Не то чтобы Сара имела что-то против: она питала к малышу самые тёплые чувства. После рождения ребёнка Гермиона взяла декретный отпуск, и в отделении стало тихо и скучно. Сара поймала себя на том, что тоскует по энергичной миссис Снейп и маленькому Алексу. Конечно, крёстная старалась забегать к друзьям при первой возможности, но понимала, что молодой семье сейчас как никогда хорошо вместе. Поэтому часто на выходных и праздниках она покидала Британию и уезжала на поиски очередной магической зверушки. Гермиона всегда поддерживала мисс Лингли в её увлечениях, с удовольствием слушала рассказы, разглядывала фотографии и задавала привычные сотни вопросов. Именно она познакомила Сару со своей школьной подругой, Луной Саламандер, в девичестве Лавгуд. Выйдя замуж за внука знаменитого исследователя фантастических тварей, забавная рейвенкловка устроилась магозоологом в крупный волшебный заповедник, где уже работал её муж. Молодая увлечённая пара с удовольствием принимала у себя целительницу, сначала исходя из принципа «друг моего друга — мой друг», а потом просто потому, что общность интересов сделала разницу в возрасте практически незаметной. Кроме того, овдовевший Ньют Саламандер нередко заглядывал к наследникам дела своей жизни. Не то чтобы мисс Лингли была заинтересована, но это определённо делало поездки более насыщенными. К сожалению, именно в гостях у Луны и её семьи во время пасхальных выходных Сара и получила то страшное известие, что раскололо на «до» и «после» и жизнь её гениального друга, и её собственную. Подумать только, прошло уже шесть лет, а мисс Лингли до сих пор помнила те дни практически поминутно. За пару часов до срабатывания обратного порт-ключа в Англию в гостиную Саламандеров тяжело проскользнул полупрозрачный снежный барс, в котором Сара узнала патронус Снейпа. Лань покинула мужчину, когда он впал в магическую кому, укушенный змеёй Волдеморта. Затем защитник долго был бестелесным, а вскоре после встречи с мисс Грейнджер Северус удивлённо продемонстрировал Саре величественного снежного барса, сотканного из его самых светлых и ярких воспоминаний. И она всегда удивлялась насыщенному, практически искрящемуся свечению заступника друга. Но в апреле 2004 года перед встревоженной целительницей появилась лишь его тусклая тень. Из призрачной пасти усталого животного раздался глухой голос Снейпа: «Гермиона и Александр пропали. Прошу, помоги». Сара не помнила, как она пережила те два часа, которые оставались до отправки. Она металась по комнате, проклиная невозможность трансатлантической трансгрессии, пытаясь вспомнить все известные ей поисковые заклинания и тех, к кому нужно было обратиться сразу по возвращении. Но с ужасом понимала, что едва ли такой известный параноик, как её друг, знал меньше способов отыскать нужного человека. В его распоряжении были методы Пожирателей смерти, а также древняя магия крови, прибегать к которой при пропаже близких родственников разрешалось законом. Впрочем, Лингли не сомневалась, что ради Гермионы и сына Северус обратился бы к абсолютно любым методам, законным и незаконным, светлым и тёмным, невзирая на угрозу наказания со стороны людей и магии. Спустя два часа и пять минут она стояла посреди разгромленной гостиной Снейпов. Пол почти ровным слоем покрывали разорванные книги, один из шкафов лежал на боку, частично перекрывая вход в кухню. Северус и Гарри Поттер одновременно колдовали возле совершенно пустой стены, за их спинами виднелась красная надпись. У двери накладывали опознающие чары два аврора и, как ни удивительно, Люциус Малфой. Неловко ступая по осколкам стекла и страницам книг, Сара прошла дальше, к окну. На столике возле камина лежал кулон с патронусом-выдрой, покрытый засохшей кровью, а рядом — любимая серебряная погремушка её маленького крестника. Воспоминания разноцветным вихрем кружились в сознании мисс Лингли, растревоженные словами крошечной девочки. Она ошеломлённо наблюдала, как Северус бережно держит в руках хрупкое бессознательное тельце, как потерянно его тёмный взгляд скользит по бледному личику ребёнка. Папа! Простое, короткое, но такое желанное для него слово. Как он был счастлив тогда, много лет назад, услышав от Гермионы робкие радостные слова о беременности, увидев золотистое свечение внизу её живота! Какой гордостью и нежностью сияло его лицо, когда он впервые взял на руки новорождённого сына. С каким нетерпением он ждал первых слов Алекса. Сара помнила, как однажды, во время обеденного перерыва, друг смущённо признался, что мечтает услышать это «папа», произнесённое детским голосом. Лишённый ласки собственного отца, Снейп мечтал компенсировать, разорвать порочный круг нелюбви, созданный жестоким маглом, породившим его. Не смог, не успел… И вот теперь замер, услышав слова своей мечты из уст незнакомой, чужой девчушки. Впрочем, чужой ли? Сара с удивлением отмечала схожий цвет смоляных прядей Северуса и кудряшек девочки-обскура, бледность кожи (впрочем, тут способствовал и обморок) и гордый профиль с выделяющимся носом. Она с грустью вспомнила, как друг ликовал, что у Алекса курносый аккуратный носик, совершенно не похожий на его, большой и с горбинкой. Что ж, кажется, природа решила, что нельзя такому богатству пропадать даром. Но как, как такое могло случиться? И кто мама этой крохи? Тем временем Снейп, оправившись от первого шока, пристально посмотрел на подругу. — Сара, нам понадобится отдельная палата с усиленной магической защитой. Приступ прошёл, но, к сожалению, состояние обскуров бывает крайне нестабильным и расслабляться пока рано. Мисс Коннерс, — он перевёл взгляд на нервно вздрогнувшую привет-ведьму, — девочку доставили авроры? Одну? — Д-да, сэр. Одну, без матери. — Ясно. Сообщите аврорам, что угрозу обскури удалось купировать. Девочка останется в больнице до окончательной стабилизации состояния, а им необходимо срочно найти родственников ребёнка. Учитывая степень угрозы, я предпочёл бы переговорить лично с главой аврората Гарри Поттером. — Н-но, сэр, — голос привет-ведьмы звучал тонко и жалко. Снейп поморщился, хотя в душе понимал, что девушка просто сильно испугалась. — Разве… Разве не лучше отправить девочку в максимально удалённое от Лондона место? В наш филиал под Эдинбургом, например. Конечно, это госпиталь для паллиативных больных, но… Сара как раз закончила диктовать распоряжения патронусу и вздрогнула, услышав слова привет-ведьмы. Отделение реабилитации и хоспис больницы Святого Мунго были открыты по инициативе тогда ещё мисс Грейнджер. Она много лет наблюдала, как томились взаперти измученные сумасшедшей Лестрейндж родители Невилла Лонгботтома и другие волшебники, которым даже магия не могла помочь. Всё, что они видели до конца жизни — это больничные стены. После войны неизлечимо больных и очень медленно выздоравливающих магов стало больше. Пожиратели смерти не церемонились со своими врагами. В итоге героиня войны лично убедила сначала главного врача больницы, а затем и членов Визенгамота, что тяжелобольные волшебники заслуживают гораздо более уютного места для жизни. Она открыла фонд помощи непоправимо пострадавшим и вложила половину средств от полученного Ордена Мерлина, чтобы отстроить корпуса больницы в живописной деревеньке под Эдинбургом. Близость к природе и свобода передвижения на закрытой территории благотворно действовали на пациентов: ускоряли процесс восстановления тех, кто ещё мог выздороветь, и утешали тех, кому помочь было уже нельзя. Конечно, там был медицинский персонал, практиковались как магические, так и магловские способы лечения и ухода за больными. Но разве можно помещать туда ребёнка? — Вы невероятно патриотичны и при этом жутко циничны, мисс Коннерс. Готовы пожертвовать пешкой, чтобы спасти ферзя? — Видя непонимание на лице молодой колдуньи, он снизошёл и пояснил: — Жителей провинции жаль меньше, чем жителей столицы? А паллиативным больным всё равно умирать, какая разница, от обскури или от неизлечимого проклятья, да? И, кстати, мисс Коннерс, я правильно понимаю, что вы предлагаете ребёнка, только что пережившего магическую перегрузку, вновь подвергнуть воздействию магии и угробить окончательно? — Нет-нет, сэр, я только…только подумала…это ведь опасно… — Опасно? Да, мисс Коннерс, тут я соглашусь. Вам думать опасно. Неизвестно, до чего вы ещё можете додуматься. Так что слушайте и запоминайте: девочка останется в отделении. Мы примем все, подчёркиваю, все возможные меры для того, чтобы приступ не повторился. А аврорат должен принять все возможные меры, чтобы доставить сюда родных девочки. Вам ясно? Или мне записать? — Ясно, сэр. Конечно, ясно. Лиза выскользнула из приёмного кабинета и торопливо застучала каблучками. Снейп хмыкнул. Наверняка эта пустоголовая трещотка страшно страдает, что ночью ей особо не с кем поделиться новостями. Навряд ли авроры с радостью выслушают её рассказ о незаконнорождённом ребёнке Северуса Снейпа. Впрочем, кто знает. Мужчины на самом деле намного более падки на жареные новости, чем это принято изображать. Что ж, теперь нужно отнести девочку в палату и ждать мальчика-которому-нужно-снова-всех-спасти. Он не сомневался, что национальный герой явится с первыми лучами солнца, если не раньше. Северус перевёл взгляд на малышку, неловко прильнувшую к его груди. Упрямая завитушка цвета воронова крыла упала на нос и щекотала, заставляя ёрзать и морщиться. Осторожно отведя мягкую прядку, Снейп с удивлением отметил, что девочка действительно могла бы быть его… их дочерью. Он помнил, как в одну из бессонных ночей после рождения Алекса Гермиона спросила, уютно устроившись у него под боком: — Сев? — Ммм? — После двух часов непрерывного хождения по комнате с семикилограммовым свёртком на руках говорить не хотелось. — Сев… Скажи, а ты хотел бы… Хотел бы ещё детей? Сон слетел, словно сбитый бладжером, мысли бешено завертелись. Алексу исполнилось полгода. Последние недели перед родами были тяжёлыми, и он ужасно соскучился по ведьме в своей постели. И она вовсе не протестовала, с радостью принимая его в свои объятья почти каждую ночь. Неужели он ошибся в приготовлении зелья контрацепции? Или Гермиона от усталости забыла принять дозу? Нет, он любил, очень любил Алекса и хотел, очень хотел ещё ребёнка. Но не сейчас, хотя бы через год. Гермиона слишком измотана беременностью, родами и коликами, да и он давно не спал больше двух часов подряд. Учитывая категоричность жены, она лучше купит ещё один фибул или как там называется этот жуткий резиновый шар, чем наймёт няню-домовика. И как бы благотворно прыжки на этом орудии пыток ни сказывались на форме ягодиц, он был категорически против удвоения нагрузки и для себя, и для жены. Впрочем, не поздновато ли он спохватился… — Эээ… Ну, теоретически да. Мне уже можно радоваться? — Что? — Гермиона рассмеялась и потёрлась носом о его щёку. — Нет! Нет, Сев. Что ты! Я не беременна, нет. Просто Алекс так быстро растёт, так меняется. Я всегда жалела, что у меня нет ни брата, ни сестры. Всё мечтала, как бы было весело расти вдвоём или втроём. И я бы, пожалуй, хотела ещё малыша, потом… Но мы с тобой никогда не обсуждали, сколько детей хочешь ты. — Я абсолютно точно хочу ещё ребёнка. Желательно девочку, дочку. С твоими кудрями и носом, глаза можно мои, ладно. — Запрос принят, будет в обработке ближайший год. А как бы ты её назвал? — Эйлин. Я назвал бы нашу принцессу Эйлин. — Северус напряжённо вслушивался в дыхание жены. Это имя отзывалось сладкой болью в сердце. Он любил мать, несмотря ни на что, и её имя всегда казалось ему самым красивым на свете. — Эй-лин… — Гермиона произнесла знакомое имя так, словно услышала его впервые. — Эйлин Снейп. Мне нравится. Они умолкли, слушая сладкое сопение Алекса в кроватке, синхронизируя мечты и дыхание. Кажется, в ту ночь он впервые проспал почти до утра, и ему снилась маленькая кудрявая девочка с глазами цвета полуночного неба и выразительным орлиным носом. Снейп покачал головой, стряхивая с себя сладкий морок воспоминания. Интересно, как зовут эту малышку? На вид ей лет пять-шесть, вполне сознательный возраст. Значит, утром стоит с ней побеседовать, если родители не объявятся раньше. Пять-шесть, пять-шесть... Число встревоженной птицей стучало в сознании. Гермиона пропала шесть с небольшим лет назад. Если предположить, если только предположить, что она была беременна в момент исчезновения, эта девочка могла бы быть его… их дочерью. Впрочем, об этом стоит подумать позже. Осторожно поднявшись, зельевар молча вышел в коридор и, не удостоив коллег даже взглядом, отправился к лифтам с хрупкой ношей на руках. Вслед ему с надеждой смотрела Сара, и озадаченно улыбался Дэвидсон. Это дежурство определённо запомнится им всем надолго.