Друг для друга

      Она поправила длинные полы прозрачного серебристого пеньюара, скользнувшие между бёдер и, коснувшись подушечками пальцев ароматного крема, принялась втирать его в кожу.       Ладони Императрицы скользили от голеней к коленям и выше. Обыкновенная женская рутина помогала расслабиться и сбросить напряжение мыслей. Она сидела на мягком пуфе возле золотого столика с высоким зеркалом в широкой ажурной раме. Подарок мастеровых с одной из планет, где её встречали с триумфом. Называли Миротворицей. Клан, возглавляющий ремёсла, производящие предметы роскоши и вовсе нарёк её гневной Богиней, несущей новый Порядок. К трельяжу прилагались шкатулки с драгоценными камнями. Просто камни. Прозрачные. Разных цветов. Ваурон сказал, что у него есть пара отличных ювелиров на примете, и они бы с радостью изготовили особые украшения для Её Величества…       «Не думать о нём! В Бездну Ваурона!»       Асина с силой сжала тонкую кожу, втирая крем. Повторяющиеся круговые движения вызвали прилив крови и проявились розовеющими пятнами, но под монотонным давлением наваждение вызывающее тревогу отпустило.       Красивая хрустальная баночка, источающая мятный аромат захлопнулась со звоном, словно пудреница… Крем и был своеобразной пудрой выбеливающий сероватый тон кожи последователя Тёмных практик. Некоторую поддержку молодости и желаемого внешнего вида приходилось выполнять банальной косметикой. А разве это не ритуал? Ритуал красоты.       Изящная кисть потянулась к раскрытой круглой шкатулке и вытянула оттуда пару ауродиевых браслетов. В тишине её малой спальной комнаты апартаментов при Цитадели, стрекот цепочек, касающихся друг друга, эхом отразился от пустующих стен. Никаких картин, взгляду не за что зацепиться. Одно лишь одинокое женское отражение в зеркалах.       Сначала она изобразила несколько плавных величественных движений руками…       Так она подаёт руку для поцелуя лордам, годящимся в любовники.       Так она раздаёт приказы.       Так она подчиняет себе Силой…       Губы ситха растянулись в довольной улыбке. Она сильна. Очень сильна. Повелительница повелителей. Её слово — всегда приказ. Её приказ — высшая воля в Империи. Её Империи.       В зелёных глазах зажегся огонь, подтверждающий мысли. Превосходна во всём! Почти…       Она заметила, что забыла накрасить губы.       Пока очерчивала алый контур, пригляделась к своим запястьям. Несмотря на крепость рук удерживающих двухклинковое оружие, её ладони были утонченными, пальцы тонкими и небольшими. Залюбовавшись собой она, отложив помаду, снова сделала несколько плавных движений… без всякого смысла в жестах.       «Императрица умеет танцевать!»       Усмехнувшись своей идее, она взяла ещё несколько цепочек из другой шкатулки и, наклонившись, обвила ими свои лодыжки. Ножные браслеты смотрелись бы не менее красиво в движении…       Раздался короткий сигнал о раскрывающихся позади неё дверях, предвещающий появление того, кого она ожидала чуть позже. Вероятно, майор настолько расслабился частым расположением повелительницы к себе, что посмел пренебречь точно обозначенным временем. — Тебе придётся изрядно потрудиться этой ночью, чтобы умилостивить меня, — застёжка одной из цепочек слетела и ей никак не удавалось закрепить её, потому вошедший продолжал наблюдать Императрицу склонённой к своим ногам: — Чем оправдаешь свою наглость, Малавай? Только не смей слащаво шептать о том, что не мог сдержать свою любовь ко мне на жалкие полчаса! В Бездну… помоги же мне, не стой там, как растерявшийся болван!       Прежде чем увидеть склонённую над своей щиколоткой темноволосую голову, она ощутила запах припавшего перед ней на колено. Вздрогнув, Асина резко отстранилась и замерла. Сердце бешено забилось, а рот приоткрылся в изумлении. Ужасно! Но она чуть не вскрикнула от нахлынувших эмоций. Испуг! Восторг! Гнев! Зачарованность… Женщина онемела от прикосновений тёплых пальцев к своим ногам. Ловких и умелых пальцев. Задуманный ею ножной браслет быстро был застёгнут, но Ваурон задержался ладонями на женской голени и, погладив до колена, заговорил: — Внесу пару оправдательных слов за майора Квинна. Он трижды сообщил мне то, что должен был. Но, увы, даже если бы он был ещё лучшим лжецом, слова о том, что ты сегодня не здесь, не действуют против моего ощущения твоего ближайшего присутствия. Что же до оправдания моей наглости… Я не смог сдержать свою любовь к Её Величеству и решил навестить…       Если сначала она испугалась его, совершенно неожиданно оказавшегося рядом, затем испытала восторг юной послушницы перед неведомым ей могуществом, то после испытывала попеременно гнев и зачарованность. Старый ситх умел подчинять себе всё внимание. Умел касаться так, как никто. Умел удивлять. Также сильно, как и злить. — Я не почувствовала тебя.       С обидой на себя и злостью к нему это прозвучало особенно жалко. — О, целая ночь впереди. Если Госпожа пожелает, то почувствует…       Чистокровный поднял к ней своё лицо и снисходительная улыбка на его губах, дала волю поднявшемуся возмущению взорваться. Женщина дернула ногами так, чтобы хорошенько лягнуть лорда, но он лишь грациозно отодвинулся и мигом поднялся с колена.       Её меч всегда был рядом. Рукоять можно было притянуть с тумбы за долю секунды и вступить в сражение. Если не избавить себя от проблем в лице коварнейшего из ситхов, что она знала, то хотя бы хорошенько вымотать его, чтобы он наверняка почувствовал, как порой он её раздражает. До смерти! Его смерти. — Что ты натворил, Ваурон?! И явился к ночи. Я не стану себя сдерживать, несмотря на наш договор. — В таком наряде? Предупреждаю на опережение, милая… Я сдаюсь. Ты победила в любом случае.       Этот елейный, насмехающийся тон был последний каплей её терпения. Асина предприняла попытку встать с пуфа, но была не менее резко осажена мужской рукой. Пальцы сильно сдавили плечи и больно тянули за спущенные русые локоны. Женщина поморщилась, и ситх великодушно смахнул её волосы за спину, и уже не с той силой, но не с меньшим давлением придержал её у шеи. — Я явился к ночи. Всё верно, дорогая. У меня такое настроение… Я думал, что обрадую тебя визитом.       Угроза. Сначала ситх не источал её. Играл, как всегда. Он всегда играет с ней, как с девчонкой. И ей всякий раз хотелось доказать ему, что она не та, за кого он её принимает. Но падала… Она падала, а он помогал подниматься. Возникал из ниоткуда и делал то, что выгодно ей. Но на самом деле ему. Всегда всё ему и для него. Унизительно! — Ты же видишь, как я рада. Советник!       Можно было предпринять множество известных ей приемов против него. Но она не могла. Перед ним вся похвала и ода своему могуществу таяли в понимании тщетности сопротивления. Хитрый советник, годами умело притворяющийся стареющим посредником, был сильнее. Трудно представить границы его блефа. Однажды он показал ей, что Он такое. Повторять неприятный опыт она не стремилась. Хуже всего, что иногда она действительно задумывалась о том, что Императрица она лишь по его усмотрению, какому-то его плану. Неведомому ей. Непостижимому. И в какой момент она перестанет быть нравящейся куклой в его спектакле? Или неугодной, занявшей своё время, сыгравшей свою роль. Нравилась ли она ему по-настоящему?       «Не смей думать об этом, Асина!» — жестоко оборвала она свой ничтожный поток страхов. — Знай меру.       Нависающий над сидящей оскалился и его палец вжался в кожу под женской ключицей. По серебру пеньюара закапала кровь. — Ты делаешь мне больно. Убери свои когти! — ситх смотрела на него снизу вверх, зрачки тонули в рдеющем янтаре Тёмной Силы; придушенная кошка, связанная невидимыми путами собственных заключений: — Прекрати, Ваурон!       Никакого флирта повелительницы с подчиненным. Никакой игры. Нет игры — нет и нарушения «меры» в ней. — Тебе не идёт этот цвет. Я говорил. Лучше красное или золотое. В наш первый раз ты была в зелёном, под цвет глаз. Мне понравилось. А красное было... неплохо.       Сам он был, как и всегда в одном из своих типичных костюмов. Черные брюки, высокие сапоги, черная куртка с металлическим корсетом и пурпурная приталенная накидка в пол. Перчатки оставил на кресле у дверей, когда она попросила помочь… Какая неосмотрительность и доверчивость! Порой Асина злилась только на саму себя. Она сама позволяла подобному происходить в её жизни. Но могло ли всё быть иначе?       «Ты сильнее. Сильнее… Сильнее…» — убеждала она саму себя, лишь бы не совершить того, за что придётся платить не несколькими каплями крови. Впрочем, само унижение перед ним, чем не та же невыносимая плата? Ситх, связанный волей другого ситха.       «Императрица!» — оскорбительно выплюнула она своё обращение собственному отражению в зеркале, когда чистокровный оставил её и, отвернувшись, сделал несколько шагов в сторону. Неизвестно, что его могло там заинтересовать, но за это время она смогла выдохнуть ворох из чувств, эмоций и вернуть себя к роли.       «Знать меру?» — она догадывалась, что он имел в виду. То же, что и она. Об этом всё равно было необходимо переговорить. — Ваурон! Ты организовал нападение на экзарха и рыцарей Закуула! — Да. Они мертвы. Но их заменили другими с ещё большей свитой.       Советника заняла собственная дека, которую он не весть откуда достал из-под накидки. Пролистав пару сообщений, он отключил её и, положив на то же кресло у дверей, приступил к неспешному снятию с себя верхней одежды.       Асина отвернулась от зеркала и, поднявшись с пуфа, подошла к нему ближе. — Зачем ты это сделал?       Чистокровный легче прежнего дотянулся до её предплечья и сильнее приблизив к себе направил женские руки к металлическим застежкам на его корсете. Она не послушалась. Раздражительно хмыкнув, вышла из комнаты.       Настроение было отвратительным. Незваный ситх расстроил планы на спокойную ночь полную ничем не обязывающих удовольствий. Удовольствия обещанные чистокровным обязывали…       На данный момент обязывали её переодеться.       Сбросив тот пеньюар, что нравился ей, женщина надела платье, которое нравилось Ему. Не такое прозрачное, как все её прочие ночные наряды, золотистое, как цепочки обвивающие ноги с неприличным стрекотакинием.       «Не танцующая Императрица. Рабыня, исполняющая танец.» — Какая послушная! А ты сильно испугалась, дорогая… Не стоит. Я ценю тебя. Не обижу.       Не разделся сам. Ждал её. Стоял у постели со своей декой. Снова весь внимание где-то, в каких-то делах.       «Отвлекается на неё или отвлекает она?»       Когда ситх поднял на неё свой взгляд, то ей удалось уловить тонкую грань ответа на своё возмущение о себе. Алые глаза чистокровного задержались на ней. Разглядывал нравящееся.       Асина забрала из его рук планшет. Прежде, чем он одним нажатием ввёл блокировку панели, заметила построение типичного графика топливного снабжения. Дела его Сферы. — Специально для тебя. Советник.       Прокомментировала она своё преображение, прекрасно понимая, что критика её наряда была всего лишь провокацией. На самом деле ему совершенно безразлично во что она одета. — Я тебя не обижу. Не стоит бояться моих решений. Бойся своих ошибок, что я не смогу предотвратить.       Повторил он с большей убедительностью, когда она сняла с него корсет и тонкую защитную куртку. Её движения были резкими. У такой страстной, грациозной женщины была особая неуклюжесть в проявлении подобного внимания. Она никогда никого не знала, кто был бы сильнее её и имел бы с ней близость. Интим с подчиненными был другим. Сама она была подчиненной некогда лишь своему мастеру и Императору. Первому она была безразлична, а второй ни разу её не видел. Служить мужчинам она никогда не хотела и не умела. Ваурон был исключением из всего того, что она знала. Коварный, подлый, хитрый ситх, не просто использовал её в своём неведомом плане на Империю. Он влюбил её в себя. Она безнадежно желала ему нравиться больше, чем может. Потому всё, что она делала с ним, как с мужчиной было таким наигранным и нелепым. Он видел её положение и смеялся над ней. В её спальной. В её постели. Открыто. Передразнивая, шутя, не менее наигранно поддаваясь или не менее переигрывая, изображал из себя воспитателя собственной Госпожи.       Асина прослушала то, что он ей сказал, но чувства не могли подвести. Слух и сердце говорили:       «Он искренен. Твой хозяин проявил милость, а ты всё прослушала, дурная!» — Ваурон… Зачем ты это сделал?       Бордовая кожа на ярко очерченном впалом прессе была сухой и шероховатой. Она машинально спросила его всё о том же, погладив руками обнаженный торс. Она уже привыкла, но тем не менее, каждая близость была особенной в том числе из-за запаха, что она запомнила с их первой ночи на которую согласилась из любопытства. Это любопытство стоило ей покоя. Покой — это ложь. Есть лишь страсть. Но страсть не должна править разумом! Когда она была с Вауроном разум заглушали чувства. И она превращалась в рабыню. — Твои агенты следили за мной. Ты всё знаешь. — Они следят за всеми советниками и лордами в прямом подчинении!       Ненужное оправдание. Все её действия самые обыкновенные. Со времен старого Совета все всегда следили друг за другом. А кто не следовал этой «традиции», тот долго в верхах Пирамид не задерживался, теряя вес в интригах всех против всех.       «Я должна всё знать, и ты не исключение! Тем более ты...» — почти добавила она, но последнее прозвучало лишь в её голове. Должна, но не знала. Она не знала, зачем он навлёк на них усиление мер контроля. Договор с Закуулом и без того был бесконечно унизительным для Империи. Такой поступок был не в его характере, и та Асина, что признавала себя Императрицей и не будь старого ситха рядом, славно бы правила без оглядки… гневалась на его неуместный акт сопротивления! Лорд решил вспомнить молодость?!       Та Асина, что замирала от прикосновений его губ к своей шее, и запускала пальцы в мягкие каштановые волосы с тонкой проседью, втягивая ноздрями запах близости чистокровного, удивлялась тому, что в убийствах рыцарей он принял личное участие. Вступал в сражение и пронзал врагов собственным алым клинком. Можно было подумать, что ситх просто сошел с ума, но Ваурон не был похож на сумасшедшего.       «Почему именно те миры, только те рыцари, почему именно так?» — Ты моя умница… Моя умненькая, прекрасная Императрица.       Либо она задала свои наводящие вопросы вслух, либо утратила контроль и снова открылась ему мыслями. А он учил её противостоять ему. Учил против самого себя… Чтобы ему было интереснее.       Дыхание у её уха участилось. Ситх возбуждал её и возбуждался сам. Ласкал губами и языком белоснежную шею и скулы. Гладкие касания традиционных украшений вторили:       «Это он. Не фантазия. Тот, к кому ты воспылала чувствами. Здесь и сейчас снова с тобой.»       Женские ладони хаотично передвигались от плеч к волосам и ниже, от шеи к спине. Скользили и задевали ноготками кожные вырезы на груди и позвонках. Чистокровный не обладал выдающейся мускулатурой. Его тело было поджарым и неумолимо стареющим. Страсть, что он разжигал в ней одной лишь аурой таинственного могущества и своим тонким, обволакивающим запахом того, кто владеет чем-то ей не подвластным, превращали его в самого желанного любовника. Этот ситх был не похож на прочих лордов. Ни его расы, ни людей. И он был бесподобен в каждом прикосновении к ней. Неповторим в утехах плоти.       «Была бы безразлична… разве бы он так старался?»       Ситх не торопился. Его ладони так и не опустились с её рук. Не спешил обнажить её тело и помочь ей раздеться, так как она помогала ему. Наверное, он хотел, чтобы она продолжила свои догадки о том деле, вызывающим в ней негодование и недоверие. Она не хотела нести ответственность за советника устраивающего казни тем, с кем едва ли удалось установить «приличные» оккупационные рамки. — Ваурон! — приказала она самой себе дёрнуть его за волосы и поднять его лицо к себе, отвлекая от своей груди: — За кого ты мстил?! — Дочь. Они убили мою дочь. Сначала я нашел их детей. Затем их самих. Каждого причастного. Почти… Есть ещё тот, кто сидит на троне. Настанет и его время.       Асина закрыла приоткрывшийся рот. Помада давно смазалась на подбородок, и ситх с невыносимой нежностью растерев алую полоску по фарфоровому подбородку, аккуратно скользнул когтями по горлу и впился в женские губы долгим, полным наслаждения поцелуем.       Повелительница почувствовала себя сосудом, из которого не пьют, а в который вливают. Чувство удовлетворения и радости отмщения. Чувство временного… Покоя. Он сделал то, что должен был.       «Вот о каком настроении ты говорил… Ваурон.»       Золотая ткань пала к ногам, сильные руки подняли её под ягодицы и она подхваченная этим желанием разделить его ликование, живо обвила бёдрами мужскую талию и ощутила, как быстро её спина оказалась на шёлке постельного покрывала. Без прочих прелюдий и даже не сняв сапоги, ситх только расстегнув ширинку брюк, заполнил женское лоно собой, войдя в неё одним рывком. Покрыв красивое, женское тело собой, он снова впился в припухлые от долгих поцелуев губы, глуша стоны страсти и бессознательные обращения. Асина умела отдаваться чувствам. Вся без остатка. Забывая своё Я, свою Силу, ошибочно думала о себе не то, чем являлась для него. Не рабыня… не кукла…       Жена возненавидела его после гибели их дочери, за то, что он, не смотря на их родительское предвидение, не смог предотвратить её судьбоносного решения. Серкет погибла во время вторжения Закуула на Коррибан. Она не должна была быть там в тот день…       Ваурон разделял горе утраты с супругой, хоть и был лишен её общества. Она игнорировала его попытки прийти к перемирию. Игнорировала его существование. А она была нужна ему.       Ему была нужна женщина.       Асина была той, с кем он мог позволить себе проявить эту страсть. Понятную другому ситху. У него было множество женщин, но лишь с единицами он мог быть искренен. Ему нужна была личность способная в чем-то на такую же искренность. Так случилось, что именно в этот период его жизни кроме жены, рядом с ним были только Шаар и Асина. Ученицу он любил, как дочь и в той близости своего наставничества сам определил себе меру. Та же, кому он помог возглавить Империю в кризисное время, оказалась безнадежна вовлечена в свой чувственный мир. И он был тем, кто толкнул, он же был тем, за чью руку она удержалась над пропастью. Не равная, но достойная. Она совсем его не знала, но того, что она о нем гадала про себя, ему было достаточно. Как и её искренней очарованности этой тайной непрошенного, но желанного наставника. — Не выходи! — сжала она свои затекшие скрещенные ноги вокруг него ещё сильнее: — Не выходи!       Он кончил минуту назад и слабеющей плотью ощущал такое же слабеющее стягивание внутри горячего влажного лона. — Ты единственная женщина кому это нравится… — Ты не в том состоянии, чтобы лгать… искусно. Советник.       С недавних пор она стала постоянно добавлять это статусное обращение, подтверждающее его подданство перед ней. По его же наставлению. Его смех был уместен. Только она опять подумает, что он смеется над ней, а не над собой. Она и сама была не в том состоянии, чтобы искусно распознавать его намеки. — Ты единственная женщина кому это нравится, помимо моей жены.       Последнее прозвучало слишком откровенно, и он ощутил возникшее напряжение в нежной, аккуратной груди, но не отреагировал. Только удобнее расположил свою голову у её шеи и тихо попросил: — Расслабь свои чудесные ножки, милая. Мне нужно отдохнуть и… снять хотя бы сапоги.       Бёдра заныли в оттоке крови. Стало ужасно неудобно, но она не ослабила свою хватку на его ягодицах. — Ты её любишь?       Ваурон поднялся на локтях и встретился взглядом с обидой в обыкновенных зелёных глазах словно самой обыкновенной ревнивой человеческой женщины. — Асина… С чего мы начали?       Он потёрся о милое лицо короткими лицевыми отростками, и она ощутила лёгкую щекотку от ласки, которую получала только от него. В её постели были другие чистокровные мужчины, но они никогда так не делали. Этот жест близости был ей особенно дорог.       «Знай меру.»       Повторила она про себя, то на что он указывал. Меру в границах откровенности, которую она смела требовать и отнюдь не для приумножения доверия. Меру в разыгрывании её власти над ним.       Как и всегда. После великолепного секса, она чувствовала себя разрывающейся от нестерпимого одиночества.       Ноги опустились сами собой. Стоило ему покинуть её тело и отстраниться, как она повернулась на бок и завернулась в одеяло.       Ваурон сел на край кровати и наклонился, чтобы стянуть обувь, но услышав гневный, громкий приказ, повременил: — Убирайся!       Выждав паузу, он расслышал дополнение, задавленное в подушку: — Видеть тебя больше не хочу! Слышать не хочу! — Совсем, как женушка…       Не слишком громко признался ситх, и принялся избавляться от обуви и брюк спешнее. Женские истерики он предпочитал тушить, как можно скорее, иначе они могли довести его до обращения в праведнейшего из джедаев. — Ты не останешься до утра? Почему ты никогда не остаешься?!       Умиротворенная и уставшая после нескольких часов наполненных всеми видами известных ему проявлений любви мужчины с женщиной, она снова и снова оставалась в обиде на него. — Меня ждут дома. — Ты издеваешься?! Ты издеваешься. Ненавижу тебя, Ваурон! Я тебя ненавижу! — Меня ждут дома заботы об очень очень очень маленьком чистокровном, тоскующем по своему "па".       Асина подобрала ноги и приподнявшись к изголовью кровати, убрала спавшие на лицо локоны. Голос старого ситха был полон трепетной нежности, лишенной страсти и какого-либо подтекста. Он открылся ей своим чувством и она ощутила защищенность, принадлежащую не ей. Эта тёплая любовь была к тому, о ком он говорил и к кому спешил вернуться. — У тебя есть сын? — Ты многого обо мне не знаешь, Асина. Если бы знала хоть немного… Но ты даже не поинтересовалась.       Ваурон наклонился к ней для прощального поцелуя, и застёгивая последнее крепление накидки, направился к дверям. — У тебя есть сын? Да? Скажи мне! Это твой сын?       Чистокровный не обернулся, но в двух шагах к выходу ответил: — Сын Серкет и Абарона. Внук. У меня есть внук, Ваше Величество. И внучка, но жена не позволяет мне видеться с ней. Своих детей я не смог спасти. Ни дочь. Ни сына. Никого невозможно спасти. Есть нечто, что не обмануть даже самому сильному игроку. Как не блефуй, как не расставляй фигуры, это Нечто смеётся слаще. Над каждой пролитой слезой. Над каждой каплей крови. — Ваурон…       Императрица оказалась за его спиной и обнимая, прижалась щекой к плечу. Ему было одиноко. Он приходил к ней, чтобы развеять это в её обществе. Возможно, она была одной из сотни любовниц, но именно единственной из сотни он впервые искренне пожаловался на… жизнь?       Асина тихо засмеялась, сдерживая любимого гостя в метре от дверей. Абсолютно обнажена телом, он — душой. Смех становился громче и зазвучал непривычным высвобождением в понимании того, что она не могла выразить в словах. — Ты ещё никогда так не смеялась. — Твоя правда, смешнее любой шутки. — Моя Императрица становится мудрее прямо на глазах…       Ваурон повернулся и указал ей на золотое платье, брошенное на спинку софы. — Что там? — Мои перчатки. Прошу, будь любезна…       Она покружилась вокруг себя, стрекоча браслетами на ногах и в блаженной эйфории живого существа без пола и возраста, как дитя помчалась исполнять просьбу своего возлюбленного божества.       Когда Асина поняла, что он ничего не забыл, и его уже нет в комнате, то небрежно накинув свое платье, побежала за ним вслед. Он не может исчезать! Не умеет! Так не бывает! За это время он даже не успел бы оказаться возле лифта…       Его нигде не было. Как будто он был сном и не приходил. Может быть он вовсе не существует и она его себе придумала?       Майор Квинн контролирующий охрану покоев своей повелительницы сначала вытянулся по стойке смирно, затем низко поклонился в почтении, прижав руку к груди. — Проклятый колдун! Ты сведёшь меня с ума!       Крикнула она в пустующий коридор, заливаясь новой волной смеха сквозь слёзы. — Малавай… Скажешь, что ты его не видел? И он не приходил?! — Кто, Владыка?       На его серьезное обращение полное замешательства, она рассмеялась ещё громче и, скрывшись за дверями спальной, сбросила с себя мешающее платье и упала на постель. — Мой старый, коварный Советник... Никогда бы не подумала, что ты можешь быть таким несчастным.       Асина провела ладонью по пустующей подушке, на которой он точно был четверть часа назад. С привязанностью к своей жене. В беспокойстве за будущее внуков. Скорбящий по своим детям. Кто ты, Дарт Ваурон?       Женщина повернулась на спину и задрав сначала одну ногу, затем другую, стянула с лодыжек красивые цепочки. Накрутив их на кисти рук, прикрыла ладонями глаза. У неё никогда не было мужа. Не было детей. Она никогда об этом не задумывалась. Всегда шла вперед по Пути ситхов. Предопределен ли был этот Путь? Знает ли она что-то о счастье вне жажды, которую не утолить?       Минуты назад, она смеялась так искреннее, словно не она обнимала, но обнимали её. Тысячи Богов и сама Вселенная. Сетование на жизнь чужого мужчины открыло перед ней простор допущения. Чтобы не произошло, она не одна. Есть Нечто смеющееся над всеми. Даже над тем, кто блефует всех лучше. — Владыка? Прошу прощения…       Слушая стрекот цепочек на руках и следуя за новыми для неё мыслями обо всём, что рассеивалось в незнакомом для неё прежде настроении, повелительница пропустила звук сигнала входных дверей. Квинн позволил себе вторгнуться в покои Императрицы, но пройдя в спальную, смущенно отвернулся от влекущего мужской взор обнаженного тела. — Что случилось, Малавай? Ты уже видел меня такой, откуда это вечное смущение? — Простите мою бесцеремонность. Я посмел предположить, что… — Что? — Что Вам нужна моя помощь.       Безупречно зачесанные черные волосы. Имперская униформа сидела на нём идеально…       Даже обернувшись, смотрел не на свою госпожу, а в пол, как смиренный раб. Говорил в той же смиренно почтительной интонации. И всегда слишком тихо, почти что шептал, шелестя лестью и лживой преданностью к каждому, кто обещает ему место со званием повыше. — Была бы я простой смертной, ты бы прошёл мимо, как слепоглухонемой.       Оторвавшись от своей игры, Асина приподнялась над подушками и поманила его к себе пальцем. — Вы не могли бы быть простой смертной, моя Госпожа.       Малавай опустился на колени подле постели и покрывал поцелуями протянутые к его лицу женские руки. — Императрице ты согласен целовать пятки за оказываемую милость… Ты делал бы это кому угодно, кто бы не оказался на моём месте.       Офицер остановился и задержал на ней взгляд. В усталых синих глазах она увидела желание сбежать. От её нападок, капризов, придирок и унижений того достоинства, что ещё осталось при нём после покинутости своей бывшей покровительницей и несправедливого заточения. Зачем она так обращалась с ним? Сбежать или возразить… Пусть скажет то, что он хочет. — Вы обратили на меня внимание. Вы помогли мне. Никто другой. Я предан из благодарности, — когда женская ладонь погладила его по голове, Малавай отвёл взгляд в сторону и едва слышно добавил: — Я терпелив в служении из восхищения своей спасительницей. — Чем ты восхищен, Квинн?       Она потянула его к себе за плечи. С силой увлекла так, чтобы он оказался сверху. — Вами. — Чем именно, Малавай. Конкретнее!       Про себя она смеялась, как вдруг сама превратилась, на манер Ваурона, в того, кто играет безжалостного хозяина. — Вами. Вы для меня… непостижимая женщина. На моём месте мог быть, кто угодно лучше и достойнее, но на моём месте… лишь я. Простой смертный выбранный самой могущественной повелительницей. — Поцелуй…       Попросила или потребовала… Сегодня её глаза были особенно завораживающими, зовущими, нуждающимися. Объятие горячее, чем когда-либо, а губы мягче и нежнее.       Асина отдавала себя ему. Позволила проявить своё мужское эго и эта близость была не похожа на то, что она получала от него раньше в своём диктате привычных для неё условий. — Хочешь узнать, почему я тебя выбрала?       Приподнявшись с груди, почти заснувшего майора, Асина откинув в сторону хвост своих волос, подтянулась к его лицу и, глядя в сонные, но полные удовлетворения глаза, закусила губу в наблюдении за его мимикой. Уголки чувственных губ слегка напряжены, морщины у глаз разгладились, когда веки открылись полностью в желании получить ответ. — Ты мне понравился. — Мои заслуги невелики, но… — Тсс! Ты мне понравился, Малавай Квинн.