Сладкий подарок

Ну что, парни, про кого вам рассказать? Про сиротку? Так про Шурика же… А, вам чтобы совсем душещипательно? Ишь, задачку задали… Ладно, есть у меня на примете одна история. Жил-был однажды мальчик Петя. Нет, не тот же, что позавчера, другой. Тёзка его. Скажете, так не бывает? У нас вон на одной улице сколько Витьков да Юрков, а? То-то! Жил, говорю, мальчик Петя. Кажется, очень хорошо жил, ну, так ему вспоминается. А может, придумывается, чтобы хоть за что-то держаться можно было. Вот как зимой, когда невмоготу уже от холода и темени, вспоминаешь, каким лето было, так и Петя спасается мыслями о былом. В общем, сначала умерла у Пети мама, а папа вместе с тем сделался чужой и холодный, будто и сам умер. Это он, наверное, горевал так, совсем про Петю позабыв. А потом что? А потом, парни, он отгоревал, оттаял, но сразу же взял и женился, Петю не спросив. Другой он сделался, не как прежде. Жену-то новую балует, а Петю держит в строгости. Ну, а потом у них дочка родилась — и стало совсем скверно. Дочку-то назвали Софочка, но именем редко пользовались. Всё она им то ласточка, то заинька, то солнышко. Петя и при мачехе-то чах, а в сестрёнкиной тени и вовсе заброшенным сделался. Только затем о нём и вспоминали, чтобы в очередной раз прикрикнуть или выпороть. Папа-то ихний… Ну, их, их! Ишь, умные какие стали, вот как дам ремня, чтоб не перебивали!.. Я говорю, папа Петин и Софочкин по командировкам мотался часто и оттуда всякие интересности привозил. В основном, конечно, Софочке и супружнице своей новой, а Пете — ну, может, одну заморскую конфетку из общей коробки попробовать, да и то не всегда. Да почём же я знаю, Юрок, чего он гад такой? Может, Петя на мамку свою похож был, мало ли. Такое, знаете, болезненное напоминание. А может, мачеха против него настраивала. Ну, сами же попросили жалостливое и про сиротку! В общем, в этот раз вернулся папаша их из командировки, а по случаю наступающего Нового года расщедрился: жене привёз бусы коралловые с серьгами, дочке — платье из парчи да из бархата, а сыну — набор новых латунных пуговиц, чтобы к прошлогоднему костюму пришить, и крохотный бутылёк золотой краски. Вот это последнее Пете особенно ценно было. Он, знаете ли, всегда миниатюрой увлекался, ещё с папой вместе, пока мама жива была, над макетом города работал, а там улицы, дома, кареты, поезда — всё как настоящее, только крохотулечное. Папа этот макет давно забросил, а Петя — нет. Всё колупался там чего-то: то прутиков из веника надёргает и деревья из них мастерит, то из картонки стену дома вырезает, то из спичек шпалы железнодорожные выкладывает. Медленно процесс шёл, со скрипом. Сложно одному-то. Папа всё хотел фонари сделать, чтобы светили по-настоящему, и кареты позолотить, но потом мама умерла, всё забылось. То есть Петя-то не забыл, даже пытался разок выпросить у отца керосину для фонарей, а выпросил только ремня. С тех пор всё сам делал, всё потихоньку, чтобы никого не раздражать. А получается, папа-то и не против, раз сам краску привёз? А может, и помочь с макетом захочет? Аж дух у Пети захватило, но вслух сказать ничего не вышло, кроме простого «спасибо». Папа про макет не заговорил ни сразу, ни вечером, ни на следующий день. Петя, понятное дело, расстроился, но тут же себе сказал, что сам виноват: нечего было додумывать. Хватит и того, что папа краску привёз, а кареты покрасить можно и самостоятельно. Вот выпадет свободная минутка… Не тут-то было. — Мы в театр, — объявила за обедом мачеха. — Ура! — завопила было Софочка, но папа её огорошил: — Спектакль для взрослых. Ты остаёшься дома, ласточка. Софочка, понятное дело, губу выпятила, реветь приготовилась, а папенька ей и говорит: — Ну, солнышко, не реви, вот за тобой Петя присмотрит… — И сквозь зубы так, с металлом в голосе: — Да, Петя? Ну, что тут Пете оставалось… Папа с мачехой, значит, ушли, а Петя остался Софочку развлекать. Это, надо вам сказать, задачка не из лёгких. Она ведь и сама по себе избалованная, эта Софочка, а тут ещё и настроение у неё скверное, попробуй угоди. Петя попробовал. Что он только не попробовал! И шарады показывал, и кукольный театр, и настольную игру с фишками — Софочка нос воротит. Наконец Петя говорит: — Ну, чего бы тебе хотелось, Софочка? — В театр! — кричит Софочка и ногой топает. — Да там пьеса скучная, раз для взрослых, там даже никого дубинками не бьют, не поют и не пляшут, только разговаривают, — говорит Петя. Софочка вся надулась, задумалась. Потом говорит: — Тогда на горку хочу. Кататься! — Ладно, только оденься тепло. В общем, пошли они на горку. Там как раз снег новый, пушистый, никем ещё не укатанный — раздолье! Сначала-то санки плохо идут, Пете толкать их приходится — а Софочка и рада, уже хохочет, а не дуется. Ну, и Петя тоже рад, вот придут мачеха с отцом — он им довольную сестрёнку отдаст, а сам кареты красить будет, чем не праздник? Ну, ясное дело, Витёк, что-то будет! Ежели всё гладко пройдёт, о чём тогда рассказывать-то? Наскучила Софочке горка. — Пошли, — говорит, — в лес! Петя изо всех сил упирался, но тут Софочка закатила истерику. Надо в лес — и всё тут! А в лесу под снегом то кочки, то болото, всё это добро и не промёрзло как следует, потому как зима выдалась мягкая… Да чего там тянуть интригу. Провалилась Софочка по пояс, еле вытащил её Петя. Доволок на саночках до дома, зашли они в прихожую… Вот тут-то самое страшное и открылось. Софочка пальтишко мокрое стащила, а под ним — платье подарочное из парчи да из бархата, которое папенька из командировки привёз! — Ты что! — кричит Петя. — Ты зачем это платье надела? — Я хотела красивая быть! — воет Софочка. Красивая, не то слово! На волосах сосульки да хвоя, подол весь в болотной жиже… Петя как увидел, так и понял, что конец ему. Ну как это — почему? Потому что за свою ласточку спросят мачеха и папа с Пети, ясное дело. — Дура! — кричит Петя. А Софочка как разревётся! И не по-обычному, не капризно, а горько-горько, потому что жалко ей себя стало. Тут и у Пети в груди защемило. Обнял он сестрёнку, неуклюже по мокрым волосам гладит: — Ну, не реви, — говорит, — ласточка, сейчас мы всё поправим… Стащил он, значит, с сестрёнки всё мокрое, саму её в горячую ванну и в полотенце пушистое, пальтишко кое-как щёткой отчистил и сушиться повесил, чулки выкинул, потому что у Софочки их много, никто не заметит, сапожки ополоснул и у камина поставил, а платье… Ох, братцы, вы бы попробовали с бархата болотную жижу оттереть! Петя попробовал. Сначала тряпочкой, потом щёткой, потом даже мочалкой. Вроде чуть лучше стало, но всё равно видно. Выходит, стирать надо. Стирать-то Петя не очень умел, но постарался на славу: в холодной воде, чтобы ткань не села, платье замочил, потом мылом все пятна натёр, потом полоскал три раза, потом отжимал… Все руки закоченели, но вроде грязь сошла. А с ней, увы, и позолота с парчи. Тут, парни, какое дело: настоящая-то парча — это когда золотыми нитями ткань расшита, а на Софочкином платье золотой узор просто нарисован был, вот и облез. Ну, откуда же Петя мог знать! Как представил он, что с ним теперь сделают… Софочка-то вся отогрелась, сидит розовощёкая, на Петю даже с сочувствием смотрит, говорит: — Мы им ничего не скажем, да, Петь? А Петя кивает уныло, а сам понимает: не поможет ему сестрёнкина доброта. Надо платье спасать. Посушил он его у камина — вроде и нормально, а остатки золотой росписи так и бьют по глазам. Что же делать-то… Да цыц, парни! Я же как раз к этому и подступаюсь. Ясное дело, дотумкал Петя, что у него как раз есть золотая краска. Принёс он бутылёк и самую тонкую кисточку, начал узоры прорисовывать. Хорошо, что по следам клея всё видно. Плохо, что краски мало. Макает Петя кисточку — и с каретами позолоченными прощается. Опустел бутылёк, но платье зато как новенькое — ежели при дневном свете на него не глядеть. Только успел Петя всё прибрать, одежду подсохшую по шкафам развесить и Софочку уложить — вернулись папа с мачехой. На платье, ясное дело, никто и не посмотрел. Это только Пете из-за его нечистой совести казалось, что обязательно разглядывать будут и всё узнают. А они вернулись в очень даже хорошем настроении и не придирались. Папа всё какую-то мелодию насвистывал, а потом и говорит: — А что, Петь, не заняться ли нам макетом? Принеси краску, кареты позолотим.