Сладкий подарок

Ну что, парни, сказку вам или быль сегодня рассказать? Быль — это когда по правде всё было, а может, и не было, но могло бы быть. Ну, я так считаю. Ишь, заинтересовались, да? Ну, давайте быль тогда. Жил да был… А, нет, так сказки начинаются. Живёт в соседней деревне Агафон. Ну, правильно, Витёк, не знаете, имя-то я изменил! Для конспирации, да. Чтобы настоящему Агафону стыдно не было, что вы про него всё узнали. В общем, Агафон — человек нелюдимый и мрачный. Ну, Юрок, почему сразу дядя Алёша? Мало ли нелюдимых по соседним деревням! Я говорю, этот Агафон сам-то без семьи живёт, так и не женился… Да хватит угадывать, парни! Всё, считайте, что это сказка. Нет на самом деле никакого Агафона, я его придумал. Так вот, о чём я… Живёт этот Агафон на самом краю деревни на пригорке — как дядя Алёша, да — и из дому редко выходит. У него хозяйство своё, всё есть, зачем в народ выходить? Люди — они жуть какие шумные и приставучие, особенно дети. Не жалует их Агафон. Но тут вот однажды как-то так случилось, что наш Агафон всё-таки со двора вышел. Не знаю, может, по грибы собрался. У них там в ту пору лето было, да. Идёт, значит, по улице, кепку на самые глаза надвинул — ну, вы знаете, какая у дяди Алёши кепка-то… Ой. Оговорился я. А чего вы мне все уши про дядю Алёшу прожужжали, изверги! Слушайте молча. Идёт, значит, Агафон, надеется, что никого не встретит. А народу и впрямь мало, все делами занимаются. Чуть кто вдалеке покажется, Агафон сразу шаг ускорит, кивнёт поспешно и дальше торопится, мол, некогда мне разговаривать. Уже почти всю деревню прошёл, вдруг слышит детские голоса. А у Агафона на них почти что аллергия. Очень ему дети противными кажутся: шумные, беспокойные, ужас! Перешёл он поскорее на другую сторону улицы, кепку до самого носа надвинул, лицо посуровее состроил, а голоса всё громче. — Налетай! Покупай! — кричат. Агафон из-под кепки осторожно выглянул, смотрит — детишки в магазин играют. Да так основательно! Столик хлипкий за калитку вынесли, у дороги поставили, сверху кусок брезента на палках натянули, чтобы солнце не пекло товар и продавцов. Натуральный киоск вышел! И продают не какие-нибудь листики да бусинки, как это у детей бывает, нет: выложили на стол сладости магазинные, печенье домашнее, браслетики какие-то плетёные, ценники поналепили, даже большущую тетрадь взяли, чтобы прибыль записывать. Агафон всё это с безопасного расстояния разглядел — да и фыркнул про себя. Ну, думает, дураки! Он же сам по молодости торговал, петушков на палочке продавал, сушки всякие с баранками, свистульки — ох, плохо брали! То им цены высоки, то свистульки малы, то баранки черствы — не угодишь. Бывало, по часу стоит Агафон и ни одной конфетки не продаст. И это ещё в базарный день! Да, может, он оттого и угрюмый такой, парни, как же знать. А может, наоборот — торговля плохо шла, потому что Агафон не своим делом занимался. Ну, не про то мы сейчас. Позлорадствовал, значит, Агафон, что дети ничего не продадут, и твёрдо вознамерился молча мимо прошмыгнуть. Да только как-то так вышло, что подошёл он к прилавку, остановился и спрашивает: — Чего продаёте? Дети-то обычно от Агафона шарахаются, чувствуют его нелюбовь, а тут вдруг осмелели. Вышла вперёд девочка с тощими косичками и в синем в горох платье, рассказывает: — Вот у нас печенье есть, конфеты ещё, варенье крыжовенное. И мальчик из-за девочкиной спины подсказывает, носом шмыгая: — И медаль шоколадная, вкусная! — Монета, а не медаль, — строго говорит девочка. — И стоит она не две копейки, а двадцать, Гриша просто написал неправильно. Глянул Агафон на ценник — «02 коп». Выведено так старательно, видно, что Гриша душу вкладывал. — Хорошо торговля идёт? — строго спрашивает Агафон. Девочка глаза опустила, а мальчик, который, видимо, и есть Гриша, опять носом шмыгает и шепчет: — Потихонечку… А народу-то нет никого! — Мне вот, пожалуйста, шоколадную монету, — говорит Агафон и тридцать копеек достаёт. — А у нас сдачи нету, — вздыхает девочка. — Ну, чего теперь, — говорит Агафон. Девочка с мальчиком переглянулись, и мальчик робко предлагает: — Возьмёте печенья ещё? — Отчего не взять. Угощу бабушку. Дети аж засветились от радости, печенья в бумажный кулёк щедро насыпали, а шоколадную монету мальчик Гриша сверху положил, нежно погладив на прощание. — До свиданья, спасибо вам, приходите ещё! Бабушке кланяйтесь! — говорит девочка и в тетрадку записывает: «Шоколадная монета 20 коп, печенье 10 коп, итого 30 коп». Так вот он, стало быть, куда шёл, Агафон-то! Не за грибами вовсе, а к бабушке. Она у него за прудом живёт, совсем уже древняя старушка беззубая. Идёт Агафон дальше, а губы сами собой в улыбке растягиваются. Ишь, предприниматели какие! Выдумали, надо же! И цены-то задрали, но оно и понятно, нельзя же продавать за столько, за сколько в магазине купили, а то прибыли не будет. Навестил Агафон бабушку, печеньем угостил — бабушка его в чай макала и очень осталась довольна, даром что беззубая. А шоколадную монету Агафон пока в карман положил. Не надумал, что с ней делать. То ли самому съесть, то ли мальчика Гришу на обратном пути угостить. Да только не обидится ли? Распрощался Агафон с бабушкой, домой идёт и всё думает. Надо было ещё чего-то у детей купить. Сам ведь знает, каково это, когда торговля не идёт, надо было раскошелиться. Ну и что, что в магазине дешевле. И чем ближе Агафон подходит, тем ему радостнее. Уж он мысленно и конфет купил, и варенья, и даже ненужных браслетиков. А как девочка обрадуется, с каким удовольствием всё в тетрадь запишет! А мальчик будет старательно считать монетки — много-много обычных и одну особенную, шоколадную. Вот уже и столик, только на нем почти пусто. Одна баночка варенья, крошки от печенья, два браслетика да раскрытая тетрадь, в которой уже много-много строчек. И детей нет, а к брезенту пришпилена табличка: «Зокрыто». Посмотрел Агафон на это дело, улыбнулся грустно и домой пошёл, сжимая в кулаке шоколадную монету.