Он мог сказать нет

Хостес проводит их к столику у панорамного окна с видом на весь город, который был забронирован Сонхва ещё месяц назад. Эта сыроварня одна из самых популярных и роскошных, с довольно высоким рейтингом. Сонхва любит такие заведения за их помпезную, выкрученную на максимум атмосферу богатства и достатка, а находясь среди одетых с иголочки и по последнему писку моды людей, он убеждается, что может причислить себя к ним, пусть и каких-то шесть с лишним лет назад едва сводил концы с концами на пару с Хонджуном и наскребал на новые зимние сапоги, которых сейчас у него несколько пар. Уён сразу же забирается на мягкий стул, спиной к окну, зато видит родителей по обе стороны стола на кожаных поскрипывающих диванчиках. Сонхва садится напротив Хонджуна, кладя сумку около себя и аккуратно подсаживаясь к сыну, чтобы поправить ему пиджак и белую футболку, на что малыш поначалу отнекивается, далее говорит, что всё сделает сам, но потом всё равно просит маму помочь. Хонджун наблюдает за этой маленькой стычкой и не может сдержать улыбку, доставая из кармана фигурку белки. Он позволяет этому спокойному чувству охватить себя, точно так же, как тёплый, закатный свет проникает внутрь и освещает окружение. Поставив Джуни около себя и взяв в руки меню, мужчина бросает на Сонхва кокетливый взгляд, словно давая ему понять, что никогда не перестанет любить его и что именно такими они должны быть каждый день. Сонхва по привычке отдёргивает рукав, выбирая блюда, и вскоре подзывает официанта. — Мне это, — говорит Уён и тыкает на нечто жёлтое в тарелке на картинке. Хонджун быстро реагирует, немного хмурится и спрашивает: — Может, ты хочешь чего-то более крутое? Несмотря на то, что Уён выбрал простые макароны с сыром — блюдо, которое не особенно подходит для такого элегантного ресторана, полном высококлассной еды, — Хонджун пытается объяснить ему, что качество здесь намного, намного лучше, чем в других местах, и можно побаловать себя чем-то дорогим, чего никогда не раньше не пробовал. Ещё он старается не перегнуть палку, чтобы мальчик вдруг не закатил истерику, но, на удивление родителей, малыш лишь медленно мотает головой из стороны в сторону и заявляет о своей вечной любви к макаронам с сыром. Тут даже Сонхва приоткрывает рот. — Ты у меня такой взрослый малыш, — Хонджун кладёт руку ему на плечо и перелистывает меню. — Хочешь что-нибудь ещё, пить, сладкое? Недавно, например, Юнхо попросил сладкое. Хонджун морщит лицо, на мгновение мрачнея, но их окликает подоспевший официант. Спустя некоторое время на их лакированном бордовом столе, украшенном маленькими вазочками с засушенными цветами, появляются брускетты с рыбой и овощами, бутылка красного вино, ризотто, три мешочка буратты, паста, свежевыжатый сок, мак энд чиз, молочный коктейль и кусочек шоколадного торта для Уёна. Важно накормить ребёнка сейчас, чтобы потом он мог отправиться в игровую комнату. Сделав семейное фото, они наслаждаются трапезой. Иногда Хонджун может заметить, как Сонхва украдкой бросает на него взгляды, и улыбается ему в ответ, словно они ведут их личную беседу без использования слов. Уён, без всяких сомнений, самый жизнерадостный и счастливый из них троих. Мальчик с удовольствием цепляет макароны на вилку, растягивая сыр и похрустывая панировочными сухарями, которыми посыпано блюдо, и искренне радуется, ведь они все снова вместе, папа никуда не торопится и мама не работает. Сонхва ест ризотто с предельной изысканностью и вежливостью, тщательно пережёвывая пищу. Хонджун смотрит то на свою тарелку с пастой, то на Уёна, следя за ним и не допуская, чтобы пятна от макарон или сыра попали ему на лицо, хотя малыш кушает аккуратно, пускай и быстро. Взрослые перебрасываются редкими фразами обо всём на свете, что не сильно интересует мальчика. Всего два раза подхватив торт ложечкой, он делает большой глоток сока и выскакивает из-за стола в направлении игровой да так уверенно, словно каждый день бывает в этом ресторане. Сонхва хочет бросится за ним вдогонку, но Хонджун его успокаивает, мол, он уже большой, читать и писать умеет, найдёт путь. — Я ему даже сказать ничего не успел, — растерянно отмечает Сонхва и садится обратно за стол, ведомый мужем. — Он всё сам знает, поверь, — Хонджун продолжает держать его руку, касаясь большим пальцем колец. Они проводят ещё некоторое время в тишине, постукивая столовыми приборами, и Хонджун, закончив с пастой, переводит взгляд на распластавшийся город за окном. Отсюда всё кажется таким незначительным и не стоящим лишнего внимания, что он окончательно забывает обо всех своих проблемах там, внизу. Сейчас же, будучи на тридцатом этаже, в шикарном заведении и с любящей семьёй, его ничего не заботит. Повернувшись к Сонхва, он видит, как мужчина тактично вытирает губы салфеткой и, отодвинув бокал с красным вином, складывает руки перед собой. Как будто ужин становится немного более романтичным без Уёна, поскольку это даёт ему и Сонхва больше времени сосредоточиться друг на друге. Хонджун нежно улыбается, и как будто Сонхва считывает это как призыв к действию — он решительно хватает лежащую рядом сумку с длинным ремешком и начинает в ней рыться с толикой волнения в глазах. Хонджун спохватывается, произнося чуть громче обычного из-за возросшей тревоги. — Что-то потерял? Забыл? Сонхва со смешком отмахивается, открывает множество различных отделений, двигает рукой влево и вправо в темноте сумки, проверяет кармашки и заглядывает в каждый маленький уголок, хотя на деле же просто хочет заставить Хонджуна слегка напрячься. Он думает, что, возможно, со стороны выглядит как безнадёжный и взволнованный романтик, что сильно разнится с той хладнокровной и собранной манерой, которой он обычно придерживается. Но с Хонджуном и перед ним хочется быть другим и разным. Вдруг Сонхва наконец достаёт что-то с преувеличенно драматичным видом, будто всё это время бился с ужасным монстром, чтобы отвоевать коробочку размером с ладонь. Хонджун облегчённо выдыхает. Сюрпризы на сегодня не закончатся. Сонхва искренне хочет таким образом показать ему свою любовь, немного нервничает и волнуется. Хонджуну приятно видеть, каким застенчивым он может быть, ведь зачастую он спокоен и собран. Сонхва поднимается с места, возвышаясь над столом, и Хонджун тотчас поднимается следом, уже понимая, к чему всё идёт. Сонхва держит коробочку так, будто это самая драгоценная вещь во всём мире, крепко, с уверенным и стоическим самообладанием. — Хонджун, — многообещающе начинает он и моментально краснеет, вдыхая через зубы и улыбаясь, надеясь не пролить слёз. — Я знаю тебя почти пятнадцать лет, больше десяти мы живём вместе, и казалось бы, я должен знать тебя от и до и видеть тебя насквозь. Все эти годы я видел, как ты неустанно работаешь, и горжусь тобой. Понимаю, что твоя работа часто мешает тебе быть дома и проводить время со мной и нашим Уён-и. Сонхва стискивает в пальцах бархат и, несколько раз моргнув, продолжает: — Я понимаю твои трудности и по-прежнему уважаю твой выбор и трудолюбие. Иногда ты едва возвращаешься домой, и от этого мне грустно и одиноко. Однако я признаю твою преданность нашей семье и то, как усердно ты стараешься обеспечить нас. Пятнадцать лет… Столько всего произошло, но кажется, что мы встретились только вчера. Мы столько всего пережили вместе — взлёты и падения, перипетии судьбы и препятствия. Несмотря на это, наша любовь и привязанность друг к другу никогда не угасали и, я верю, никогда не угаснет. Он опускает глаза, застилаемые непролитыми слезами, и сглатывает. — Этот подарок — дань уважения нашей совместной жизни и воспоминаниям, символ нашей долгой и нерушимой связи. Если тебя что-то тревожит или огорчает, ты всегда можешь рассказать мне. Я всегда был, есть и буду рядом с тобой, чтобы поддержать и помочь. Ты — моя жизнь. Ты — моя любовь. И я всегда буду твоим. Я люблю тебя, Хонджун, с днём рождения. На этой сильной и эмоциональной ноте Сонхва протягивает чёрную квадратную коробочку, склоняя голову и позволяя скапливающимся слезам стекать прямо в бокал с вином. Хонджуна захлёстывает огромная волна вины и сострадания, на плачущего Сонхва невыносимо больно смотреть. Если в начале его поздравительной речи Хонджун счастливо улыбался ему, мысленно подбадривая, то сейчас после всех сказанных слов он полностью разбит, от улыбки не остаётся и следа, а на лице отображается только сожаление. Он тронут и счастлив. В трёх словах — горько-сладко опечален. — Сонхва… — всё, что может сказать Хонджун, а после сделать шаг из-за стола и обнять его, прижимая к самому сердцу. Он утыкается ему в плечо в чёрной блузке, вдыхая родной запах вперемешку с цветочными духами, и целует в шею и щёку. Проводя по спине и останавливаясь на талии, Хонджун отмечает, что Сонхва ощутимо похудел, буквально кончиками пальцев пересчитывая его кости, поэтому ослабляет мощную хватку в страхе сломать его окончательно. Перед глазами проносятся их совместные годы, и он тихо, но твёрдо говорит: — Спасибо тебе, Сонхва. Большое тебе спасибо за всё, что ты делаешь. Мне так повезло, что ты со мной, и мне жаль, что работа отдаляет меня от тебя. Я буду и впредь находить время для тебя и Уёна, обещаю. Вы и только вы вдвоём всегда занимаете моё сердце. Я очень сильно вас люблю. Под действием прошлого Хонджун улыбается, немного сминая в пальцах ткань блузки Сонхва и, поцеловав его в щёку, произносит: — Сравню ли с летним днём твои черты? Но ты милей, умеренней и краше. Сонхва внезапно затихает, отстраняясь и глядя на Хонджуна, который всё продолжает говорить и пробуждать столь давние, но незабываемые воспоминания из их первого курса об их литературном кружке по вечерам и сонетам Шекспира. — Ломает буря майские цветы. И так недолговечно лето наше. — Ты помнишь… — удивляется Сонхва, хлопая мокрыми ресницами. — Ты же тогда кое-как это выучил. Ох, сколько же мы постановок поставили! Несомненно, он проводит их по тропинке былых юношеских дней, возвращая в то время, когда они оба были моложе, но всё так же заняты. А Хонджун всё так же изо всех сил старался совмещать время между учёбой и свиданиями, иногда плевал на дела, которые требовали безраздельного внимания либо в университете, либо дома. Он всегда был таким: целеустремленным и трудолюбивым, никто никогда не сможет этого изменить — ни он сам, ни Сонхва, что понял это ещё на первом году обучения с ним. Юнхо же не пытается его изменить — наоборот, пытается подстроиться, угождать и восхвалять. Оставив на губах Сонхва почти невесомый поцелуй, Хонджун осторожным касанием стирает с его щёк слёзы и принимает подарок, усаживаясь рядом с ним на диванчик. В элегантной, тонкой коробочке, обшитой внутри чёрным атласом находится серебряный браслет, и мужчина поражается его красоте, поскольку он специально для него. Это внезапное осознание приходит к нему, когда он замечает изящную гравировку на браслете и мгновенно узнаёт фразу из их первой встречи. «Нам было суждено встретиться, да?» Сонхва определённо вложил в этот серебряный браслет глубокий смысл. Тонкая концепция судьбы — невольно брошенная фраза много лет назад после нескольких встреч глазами в стенах университета, которая свела их вместе как пару, — связанная с их пересёкшимися путями, наполненная любовью и символизмом. Ностальгический штрих и отсылка к их богатой истории. Браслет служит напоминанием о том, что всё было предопределено и они созданы друг для друга. Сонхва очень дорожил этими простыми, легкомысленными, но значимыми словами, потому что именно с них всё началось. Трепещущее сердце тает, а прилив эмоций, чувства счастья и благодарности снова овладевают всем телом. Хонджун едва замечает то, как по щеке скатывается крупная слеза, и поворачивается к Сонхва, теряя дар речи и смотря на него с благоговением и восхищением от отразившейся радости на его лице. Он не может не улыбнуться ответ и обнимает его за плечи. — Спасибо тебе, любовь моя. Я не мог бы желать лучшего подарка или лучшего мужчины в своей жизни, — так много хочется сказать, но трудно выразить все эмоции словами. А бельчонок Джуни смотрит на открытую чёрную мягкую коробочку с драгоценным во всех смыслах украшением и на двух всё ещё любящих и цепляющихся друг за друга людей. Хонджун держит Сонхва обеими руками, притягивая близко к себе, словно щит от противоречивой действительности. Ему кажется, что если он отстранится хотя бы на миллиметр, всё снова окажется неправильным, вернутся навязчивые мысли и образы, разрушится его настоящий привычный мир, и оттого страшно отпускать и смотреть в глаза, знающие тебя не один десяток лет, видавшие тебя в самых разных состояниях и обличиях, способные разглядеть любую мелочь и несостыковку в знакомом поведении. Ужас и сожаление с новой силой буквально вскипают в венах. Он нагло и лицемерно улыбается, целует и обнимает Сонхва, хотя совсем недавно негласно предал его доверие. Он только что получил от него такой сердечный подарок, что будет запятнан скрытым чувством вины и стыда, как только Хонджун его наденет. Так не должно быть, и потому Хонджун прижимается к Сонхва в надежде раствориться в нём навсегда. — Хонджун? Всё хорошо? Без Сонхва он был бы никем, он обязан Сонхва всем, что имеет на сегодняшний день, Сонхва вытаскивал его с морального дна, нёс на своей спине и верил, когда казалось, уже нет никакой надежды. Но Сонхва не заслужил того, чтобы в один прекрасный день его любимый муж проснулся в объятиях совершенно другого человека. Юнхо… Хонджун вновь утыкается носом в шею Сонхва и проводит по его голове. То ощущение сжатых в кулаке тёмных волос уже забылось, а с Сонхва он никогда не позволит себе такое сделать. С Юнхо всё по-другому, по-неправильному. С Сонхва и Уёном это день семейных уз, воспоминаний и любви, а с Юнхо это ночь свободы, вседозволенности и страсти. Слишком важное и яркое различие, чтобы забыть, что эти отношения нельзя рассматривать одинаково. Даже когда Уён возвращается из игровой комнаты к их столику, Хонджун не отпускает Сонхва. Щёки мальчика розовые — не то от смущения, не то от усталости. Он бросает недоумевающий взгляд на родителей, делает глоток сока, дотягиваясь до стакана, и после тихо смеётся, когда Сонхва открывает глаза и подмигивает ему. А через секунду он тянет Хонджуна за край пиджака и спрашивает приглушённо, будто боится их потревожить и прервать этот своеобразный ритуал. — Пап? Можно к вам? — окликает его Уён, и Хонджун моментально выскальзывает из транса и кивает. Мальчик немедленно подпрыгивает и обхватывает их своими маленькими ручонками, крепко обнимая, между тем взволнованно рассказывая, как сильно он скучал по ним и как рад, что они все наконец-то вместе. Сонхва бегло осматривает малыша, скорее по привычке, и прижимается щекой к его голове, пока Хонджун корит себя за эгоистичные мысли о Юнхо, отодвинувшем его семью на второй план. И на какое-то время тёплая нежность затмевает разъедающее чувство вины.

***

Дома его с порога ошарашивают два раза. Первый и самый быстрый — Уён. Глаза Хонджуна загораются при виде рисунка, что протягивает ему его сын. Это его второй подарок, и мальчик нарисовал папу в деловом костюме без помощи мамы. Его художественные навыки улучшаются впечатляющими темпами, и мужчина тронут тем, как детально и точно он его изобразил. Раскрашено чуточку размашисто, но гордый Уён говорит, что это его собственный стиль такой. Хонджун не в праве с ним спорить в этом вопросе. А второй… Обещание личного подарка от Сонхва в их спальне наполняет его предвкушением и некоторым опасением. Хонджуну одновременно и очевидно, и боязно, и интересно, что это будет за подарок и к какой ночи он приведёт. Уложив Уёна спать, Хонджун включает лампу на стене спальни, создавая нежную атмосферу, и падает на кровать с телефоном в руке, пока Сонхва в ванной готовится его поразить. Но в данный момент его поражает пришедшая стопка сообщений от Юнхо. Хонджун тотчас, раз и навсегда отключает любые звуки и уведомления от этого «Ю», кидает их недо-переписку в архив и уже оттуда принимается читать то, что тот настрочил за полдня разлуки. «Здравствуйте, капитан! Как прошёл день? 😁» «Надеюсь, на конференции было не слишком нудно 🥰🥰🥰» «Наверное, обидно и грустно работать в день рождения…» «Ах да» «С днём рождения!!!!! Вам 33!!!!! 🥳🥳🥳🥳🥳🥳» «Вы мне ещё не сказали дату нашей встречи» «Уже поздно, Вы дома?» Как всегда, Юнхо сначала начинает небрежно, однако позже он вновь прибегает к излюбленной тактике флирта и даже смелеет, предлагая встретиться сегодня вечером, хотя с момента отправки конкретно этого предложения прошло около трёх часов. «Может, после работы капитан захочет чего-нибудь выпить и пообщаться?» «В более уединённом месте? 😏🥵😏🥵😏🥵😏🥵😏» «🤣🤣🤣🤣» Слава всевышнему, последним сообщением оказываются смайлики, иначе бы Хонджун закрыл их диалог, только увидя то, что перед ними. В принципе уже давно пора закрыть всё это к чертям и выкинуть вместе с телефоном, но он думает, что ответить. Зря. Хонджун уже слышит приближение Сонхва, который, как обычно, идёт проверить Уёна, поэтому необходимо быть особенно осторожным. Но он всё думает, нервно сжимая кулак, и всё же решает проигнорировать, проматывая в голове прочитанное. А если всё-таки… Сонхва появляется посреди спальни, застигая его врасплох. Он неподвижно стоит в лёгком шёлковом халате чуть выше колена, слегка выдвинув вперёд одну ногу и прислонив её к изножью кровати, и тем самым оголяет бедро. На его лице лукавое, заигрывающее выражение, поскольку этот взгляд явно нацелен на соблазнение. Лента на талии едва ли завязана, чтобы Хонджун мог видеть его подтянутое тело и V-образную линию выреза. Он выжидает долгую минуту с чувственным намерением, желая полностью завладеть его вниманием и подчинить в пылу момента, и шагает к нему. Удерживая изумлённые глаза Хонджуна и манящий вид, Сонхва двигается медленно и обдуманно и начинает искусительное представление. С ухмылкой он ведёт своими ладонями от бёдер, подцепляя края халата по обеим сторонам, к бокам, ещё сильнее расслабляя узел, доходит до груди и резким движением хватается за воротник, стягивая вниз и оставляя на талии, чтобы открыть острые плечи и кружевной белый бюст. Под халатом не было ничего, кроме сексуального кружевного белья… Хонджун чуть не давится раскаляющимся воздухом, а глаза Сонхва озорно мерцают в ожидании. Внезапное действие обнажить верхнюю часть оказывается довольно провокационным, словно такого он от него никак не ожидал. Довольно неожиданно увидеть Сонхва в ещё более соблазнительном образе. Он поначалу теряется, но потребность приблизиться и прикоснуться к его всё ещё недоступному телу возрастает. Он ощущает лёгкий румянец на щеках, останавливаясь на обнажённой груди, которую прикрывает полупрозрачный кружевной лиф на тонких лямках, что так хочется поскорее сорвать. — Значит… ты пытаешься соблазнить меня? Тихо хмыкнув, Сонхва, ободрённый реакцией, уверенно наступает и ставит ногу аккурат промеж колен Хонджуна, открывая крышесносный вид на едва прикрытые бёдра. — Это да? Хонджун уже тянет к нему руки, но что-то внутри подсказывает, что пока рано. Зная натуру и моральные заскоки Сонхва, нужно дать ему время для выработки его максимального уровня уверенности. Оттого зрелище выходит чересчур интригующим. Он кладёт ладонь на приподнятое колено и неспешно ведёт к себе, слегка царапая кожу, словно срывая с себя последние остатки врождённой нерешительности. Сонхва дразнит и обнажает всё больше и больше своего тела, пока в один момент не сбрасывает распахнутый халат на пол. Запрокинув голову и оставив руки безжизненно свисать вдоль туловища, он будто перерождается, напоминает древнюю скульптуру в музее, переживает самый напряжённый период в своей жизни. Будто этот момент не носит в себе интимный, порочный характер. Его тело… Оно стало ещё более стройным и тонким. Как сильно он похудел с тех пор, как они были вместе в последний раз? Было ли это из-за стресса или чего-то похуже? Хонджун думает, что он как-то к этому причастен, отчего грызёт себя изнутри, и чувствует вину за то, что смотрит на него таким образом. Замирая на талии, груди, руках, ногах, он отмечает обнажённую и мягкую плоть, красивые и изогнутые линии и изгибы тела, всегда пленяющие его. В нём есть определённая чувственность и хрупкость. Ясно, что Сонхва заботится о своей внешности, поскольку кожа гладкая, тело стройное, а все его уязвимости только в голове. Даже синяка нет, как он и говорил, что и радует Хонджуна, и заставляет его жалостливо скривиться. До невозможного тонкая полоска кружевных трусиков облегает кожу на тазовых косточках. Они совсем ничего не прикрывают. Сонхва опускает глаза с потолка на мужа, а после и сам опускается на него, уперев руки в матрас около его плечей, нависая над ним. Взгляд Хонджуна невольно смещается с его покрасневшего, обрамлённого длинными чёрными волосами лица на выступившие соски, просвечивающиеся сквозь ткань, и он не удерживается и проводит кончиками пальцев от дрогнувшего живота к кружевному белью, надавливая на грудь обеими ладонями и буквально выбивая из Сонхва тихий полустон, который вскоре похищается горячими губами. Шуметь нельзя. — Разве ты не хочешь, чтобы это осталось только между нами? — улыбается Хонджун, и Сонхва склонялся, приближаясь к уху. — Только я и ты. Сейчас нам больше никого не надо, — его голос низкий и немного хриплый после длительного молчания. — Я бы не стал делить тебя ни с кем другим. Всё игривое настроение внезапно улетучивается от укола вины в самое сердце. Теперь эти конкретные слова не имеют смысла — Хонджун уже поделил себя надвое. Мысли о Юнхо закрадываются в разум, несмотря на все попытки избежать этого. На мгновение ему кажется, что в спальне выкачали весь воздух, хотя он задержал его в лёгких. Он хочет встать и уйти, потому что у него больше нет права на любовную ночь с Сонхва, который осыпает его шею жаркими поцелуями. Он целует его там, где несколько дней назад были губы Юнхо, где был язык Юнхо, где были зубы Юнхо... Хонджун искренне надеется, что он не заметит перемены в поведении и эмоциях. Когда Сонхва садится на его бёдра, опуская руки ему на низ живота, Хонджун интуитивно обхватывает его узкую талию ладонями, чуть сжимая и ловя восхищённый вздох, и глядит на выглядывающий из-под мутно-белых трусиков член. Решая немного поиграть, он резко оттягивает ткань за две полоски назад, что они впиваются в кожу, и большими пальцами прижимает возбуждённый орган к телу, отчего у Сонхва сводит согнутые ноги и открывается рот в немом крике. Хонджун пытается отвлечься от Юнхо и сосредоточиться исключительно на Сонхва и, немного сжимая в ладонях его бёдра, ощущает под ними напряжённые мышцы. Тот тяжело выдыхает, водит руками по его телу, приподнимая спальную футболку и лаская кожу под ней. Затем он медленно наклоняется, просовывая ладони Хонджуну под спину, и глубоко целует, прижимая очень близко к себе. Хочется лишь позволить ощущениям взять верх, отпустить свои мысли и отдаться близости с Сонхва, которой не было уже несколько месяцев. Прикосновения Сонхва сродни огню, но когда Хонджун чувствует на своём плече смыкающиеся зубы, забыть обо всех своих тревогах по поводу Юнхо не получается. Укус был совсем другим по сравнению с нынешним ощущением. Сильное нетерпеливое желание не похоже на нежный и деликатный подход Сонхва. И зачем он постоянно их сравнивает, тем более в такой момент времени? Мысленно разочаровавшись, он делает судорожный вдох, словно кто-то или что-то заставляет его оставаться на месте. Вдруг Сонхва поднимает голову и успевает заметить отрешённое выражение лица мужа, быстро приближаясь обратно к лицу и совсем тихо, почти с обидой спрашивая: — Джуни, ты где? Хонджун моргает, пересекаясь взглядом, и Сонхва будто враз меняется с непредсказуемой развратной бестии на заботливую переживающую мамочку. Хонджун моргает снова, будто пытаясь переключить кадр, вернуть всё, как было минуту назад, стереть это излишнее и неподходящее ему сейчас беспокойство, и порывисто целует, удерживая его за голову. Эти его изменения вовсе неуместны, потому появляется нужда переманить его на другую сторону. Сонхва на секунду опешивает, скользит рукой по простыни и едва не падает на Хонджуна под собой, но вскоре прикрывает глаза и приоткрывает рот для настойчивого языка. Медленно положив руки на плечи Хонджуна, чтобы помочь ему расслабиться, он опускает их вниз и встряхивает ненавистную его футболку, разделяющую их тела. Оторвавшись от мокрого поцелуя, Хонджун остервенело сбрасывает её с себя, давая возможность приступить к чувственным касаниям. Отчаянно возбуждая его и разжигая страсть между ними, Сонхва проникает пальцами под резинку его трусов и сжимает столь желанный, но полутвёрдый член. Что-то внутри Сонхва начинает трескаться. Озадачившись, он пытается завести Хонджуна ещё больше, освободив его от ткани полностью, и проводит по всей длине, набирая темп, а после, чуть нагнувшись, прижимается своим членом к его, стараясь взять одной рукой. Хонджун едва реагирует, лишь шикает и отводит взгляд. Возбуждение есть, но немного приглушённое. Сонхва безумно привлекателен, никогда не теряет надежды, рассчитывает на более позитивный ответ с его стороны, но мысли и сердце Хонджуна частично где-то в другом месте. Яркого эффекта от действий что снизу от рук Сонхва, что сверху от его пухлых губ нет, из-за чего Хонджун хочет кричать и биться об стену головой, что забита диаметрально другим. Другим человеком. Хонджуна одолевают влечение и нервозность. Он смотрит на него со смешанными чувствами, будучи одновременно загипнотизированным его красотой и сексуальной привлекательностью и до невозможного взволнованным из-за роящихся в голове мыслей, и думает. Думает и о Сонхва, и о Юнхо и не может сконцентрироваться ни на одном, ни на другом. Хонджун молчалив и совершенно равнодушен к их взаимодействию. Горечь внутри отравляет всё либидо. «А как будет в этом выглядеть Юнхо?» Сонхва всё ещё верит, что, возможно, ему нужно продолжать, и произойдёт чудо, и Хонджун что-нибудь ответит. Но тогда почему с каждым движением ладони в глазах скапливаются слёзы, собственное возбуждение уходит, а Хонджун садится на кровати? — Это бесполезно, Хва. Сонхва? — он берёт его руки в свои и немного тянет на себя, заставляя взглянуть на себя, но теперь Сонхва растворяется в уничижительных размышлениях. — Сонхва! Почему так вышло? Что он сделал не так? Что-то его отвлекало? Хонджун с самого начала был не особо сосредоточен на нём. Такое чувство, будто Сонхва даже не было рядом с ним, будто тело Хонджуна отвергало его, будто ему чего-то не хватало. Все его попытки оказались бесполезны… Хонджун больше не мог выносить отчаяния на его лице, давая призрачную надежду на то, что всё увенчается успехом. Было бы просто несправедливо по отношению к нему продолжать притворяться. Он не знает, как достучаться до Сонхва, и намеревается притянуть к себе, но тот внезапно противится, оставаясь сидеть в напряжении. Хонджун думает, что сейчас он припомнит ту «коллегу» с шоколадными духами, но Сонхва всё берёт на свой счёт. — Я тебе больше не нравлюсь? Не нравится, как я выгляжу? — Что?.. Хонджун округляет глаза и опускает плечи, когда Сонхва поднимает голову, открывая душераздирающий вид на своё заплаканное лицо. На мгновение кажется, что он вновь проснулся после того кошмара с Юнхо и ударил Сонхва, но сейчас он ударил его куда сильнее. — Я тебя не привлекаю? Мне сесть на диету? — он не унимается, впиваясь ногтями в свои бёдра и оставляя на них глубокие следы. — Нет, Сонхва, нет! Не вини себя, это не из-за тебя! — всё-таки Хонджун хватает его за плечи, будучи не в состоянии выносить ломающегося Сонхва. — Я люблю тебя, люблю твоё шикарное тело, люблю твою утончённую душу, люблю тебя всего! Вот только в слове «люблю» нет ничего кроме отмазки. Сонхва молчит в ответ и не верит. Тело Хонджуна всё уже сказало за него, чётко и понятно. — Сонхва, посмотри на меня, послушай, — он пытается поймать его затуманенные самобичеванием глаза, поднимает его голову и целует в обе щеки. — Ты не виноват. Такое бывает. Я… Это всё я, — тут Сонхва наконец переводит потерянный взгляд на него. «Не смей думать о Юнхо». Юнхо и так сыграл такую маленькую, но очень значительную роковую роль в его рассеянном сознании. — Мне писали с работы, это было важно. И… — Хонджун хочет провалиться сквозь землю и набирает побольше воздуха. — Я не мог перестать думать. Ты ни при чём, Хва, правда, поверь мне! Просто… слишком много всего навалилось. Вторая ложь за один день. Он продолжает лгать Сонхва, который совсем этого не заслуживает. Ради чего эти чёртовы оправдания, потуги обелить себя в своих же глазах, выдумки и никчёмные объяснения? Ради сумасшедшего Юнхо?! Сонхва чувствует себя отвратительно из-за самого себя, полагая, что он потерял форму и перестал быть достаточно хорошим для Хонджуна. Это видно его расстроенному лицу, словно на нём он проецирует мелькающий текст со всеми укоризненными высказываниями в свой адрес. Судорожно вдохнув через рот, он выпутывается из кольца рук Хонджуна и, вставая с кровати, поднимает с пола халат. — Тогда отдохни, Джуни, подумай о работе, а я посплю с Уёном. Сегодня он не сможет уснуть с Хонджуном в одной постели. Сонхва выбегает за дверь и, судя по шагам, бежит в ванную, где тотчас запирается и встречается со своим растрёпанным отражением. — Раздевайся и иди поплачь, уродливый Пак Сонхва, — проговаривает он себе сквозь зубы и не может больше смотреть на себя в зеркало. Для Хонджуна этот жест становится последней каплей. Он даже не хочет думать в этот момент и срывается за ним, но встречается носом с закрытой дверью. — Сонхва? Пожалуйста, прости меня, — ком в горле невыносимо мешает говорить, а услышав приглушённые сдавленные всхлипы, он норовит сорвать вставшую на пути преграду с петель и добраться до Сонхва, чтобы его утешить. — Прошу, Хва, открой. Спустя секунду он уже не слышит ни вздохов, ни рыданий, только шум воды, некоторое время помявшись в коридоре, идёт в спальню и сжимает в руке телефон с желанием кинуть его в стену. У Сонхва одна болезнь под названием «Хонджуну не понравится». Но Хонджун ни в чём не виноват, а Сонхва будет работать над тем, чтобы стать лучше.