Он мог сказать нет

За окном ещё довольно темно, несмотря на яркие фонари и проглядывающееся из-за горизонта ноябрьское солнце. Первые звуки будильника, напоминающего полицейскую сирену, начинают доносится из-под груды одежды на полу ближе к шести утра. Хонджун поначалу не придаёт этому белому шуму на фоне красочного сна никакого большого значения и лишь повыше натягивает пушистое покрывало, пряча лицо в плече развалившегося на спине Юнхо. Чувствуя его рядом, он не хочет думать и волноваться о чём-то, погружаясь в тепло и покой между ними. Так проходит ещё около пятнадцати минут. По мере того, как будильник неустанно вопит, а Юнхо под лентой галстука продолжает сопеть в полной отключке, раздражение становится всё более и более ощутимым, и Хонджун всё-таки открывает глаза первым, попытавшись несильно толкнуть его, но получив примерно ноль реакции, встаёт сам и перелезает, склоняясь над ворохом. Все размышления по поводу прошлой бурной ночи и её последствиях он отводит на второй план, ставя главной целью найти неунимающийся телефон. — В пиджаке, — сквозь дрёму мямлит Юнхо и сворачивается в кокон к спинке дивана, укладываясь на другой бок. — Знаешь, предполагается, что ты должен просыпаться от этой тревожной мелодии, а не засыпать сильнее. Наконец вырубив поднадоевший звук, Хонджун некоторое время крутит телефон, разглядывая серебристый плотный чехол, и кладёт его на стол рядом с полупустой коробкой конфет. Накинув рубашку, он подходит к Юнхо, уводя руки за себя, и не может отделаться от мысли, что он — самое очаровательное создание на свете. Его рот слегка приоткрыт, что делает его таким уязвимым и милым. Хонджуна накрывает мощный прилив обожания и любви к этому парню, что он уже не в силах наблюдать за этой сценой слишком долго и целует его в щёку, аккуратно смахнув с лица тёмные волосы. Почему создаётся ощущение, что всё предельно хорошо, словно так и должно быть, хотя на деле всё совсем наоборот? Поддавшись чувствам и ещё несколько раз поцеловав вновь повернувшегося Юнхо в губы, Хонджун испытывает дежавю. Обычно поцелуями он будит своего мужа, из-за чего кажется, что в этом жесте или атмосфере есть что-то неправильное. Нельзя отрицать тот факт нечто совершенно отличного от того, что он когда-либо мог ощутить с Сонхва. Смотря на Юнхо сейчас, он понимает, чего ему отчаянно не хватало всю жизнь, и что эту образовавшуюся связь невозможно заменить. Невольно придя к этой мысли, Хонджуну становится резко не по себе, внутри начинается неприятное бурление от вспыхнувшего жара вины, отразившегося в волнении на лице красными пятнами. Всё это неправильно во всех отношениях. Сумасшедший акт любви, обернувшийся актом плотского предательства, противоречит ценностям, которыми он дорожил, но тем не менее Хонджун не считает его аморальным поступком. Поэтому уклончиво думает лишь о том, как сильно будет скучать по их сегодняшней долгожданной и интимной ночи, каждый раз глядя на Юнхо, на этого милого, чувствительного и к тому же своенравного мужчину, который отдавал ему своё тело. — Теперь я твой? — раздаётся неожиданно, и Хонджун, сидя на диване у него в ногах, слегка вздрагивает и поднимает голову, сталкиваясь с мягким взглядом, переполняемым надеждой и напряжением. Нужно принять решение, от которого будет зависеть его дальнейший образ скучной и однотипной жизни. Или ощутить все прелести потерянных впечатлений и ушедших лет вместе с энергичным и ярким Юнхо, или продолжить разлагаться в густой серой рутине с поздними возвращениями к уставшему Сонхва и засыпающему Уёну и прогулками по выходным. В этот момент Хонджун знает, чему именно должен сказать «нет», но та самая неугомонная, привязавшаяся и заискивающая новых удовольствий половина отвечает, чтобы заявить права на него. — Пока ты позволяешь мне быть твоим капитаном и обещаешь подчиняться мне во всём, ты будешь моим. И я хочу оставить это в секрете, только между нами двумя, не хочу делить тебя ни с кем и ни с чем. Юнхо на его излишнюю поэтичность закатывает глаза со смешком, но ответ принимает и робко берёт за руки, потирая большими пальцами маленькие ладони. Ещё ночью они творили с ним чудесные и головокружительные вещи, а сейчас невинные и на ощупь как шёлковое полотно. — Обещаю сохранить это в тайне. Хонджун бы в первую очередь не вынес, если бы это стало достоянием гласности. О любви никто не произнёс и слова. — До начала рабочего дня у нас есть час, — заявляет Хонджун, поднимаясь и склоняясь над кучей одежды, и натягивает свои помятые брюки. — Нужно найти завтрак в офисе или сходить… — Подожди, — Юнхо поднимает вытянутую руку вверх для привлечения внимания и спрашивает: — Это правда, что через три дня у тебя день рождения? Неспешно застёгивающий пуговицы Хонджун тотчас прерывается, замирая, и на его лице отражается мгновенная паника от неожиданного вопроса. Он не хочет думать о своей семье в этот момент, не хочет вспоминать Сонхва и Уёна в этот момент, хочет просто остаться здесь в этот момент, с Юнхо. Но внезапный вопрос немного встряхивает его. — Ну, да, правда, седьмого числа. Откуда ты узнал? Немного помявшись и проведя по своим голым плечам, Юнхо с улыбкой говорит то, от чего кровь стынет в жилах. — Я искал тебя в интернете, хотел узнать тебя получше. В каком-то смысле, у меня это получилось. Просто было любопытно. Но важно не это, — он некоторое время в смятении отводит глаза, но всё-таки решительно произносит и свешивает ноги с дивана: — Не хотел бы ты провести этот день со мной? Во-первых, Хонджуну не совсем нравится, что он так уязвим в медийном пространстве, но всё равно сделать с этим ничего не может. Сердце начинает бешено колотиться. Как много теперь Юнхо знает и сколько у него сейчас информации о его личной жизни? Факт того, что он через него мог в любой момент легко выйти на Сонхва, пугает и отрезвляет одновременно. И во-вторых, вопрос задуман как своего рода предложение, но категорически нельзя дать Юнхо хоть единый намёк на то, что у него есть семья, нельзя дать узнать об этой его стороне, особенно не сейчас. То, как он спрашивает, наводит на мысль, что он, возможно, сделал себе небольшую заметку на память, которую нужно перечеркнуть или в лучшем случае оттянуть подальше её выполнение. Проблема в том, что Хонджун бы и рад принять приглашение, быть с ним и притворяться, что всей этой домашней жизни никогда не существовало, пускай на один день, что все прежние проблемы растают бы в тот момент. Сейчас слишком велико искушение сказать «да», но он понимает, что даже лелеять такую идею опасно. Поэтому решает выгодно выкрутиться, очень тщательно подбирать слова: — На самом деле я не праздную уже много лет. Я всегда в этот день бываю занят, да и забываю часто. Вот теперь Хонджуну определённо необходимо начать думать. В голове усердно крутятся шестерёнки и так громко, что, наверное, Юнхо может услышать их скрип осознания, что жизнь Хонджуна отныне разделилась на две части. Одна связана с работой и Юнхо, а другая — с семейной жизнью и с Сонхва и Уёном. И важно разобраться с этим в кратчайшие сроки, то есть в ближайшие несколько секунд, выделенные на ответ. Хонджун не может позволить Юнхо узнать, что он женат и имеет ребёнка, и так же не может позволить семье узнать, что у него есть тайный любовник. Придётся быть осторожным и спланировать всё так, чтобы и Юнхо, и его семья не попадались друг другу в поле зрения. Перед глазами появляется мысленный распорядок дня рождения, учитывающий время наедине с Юнхо и отдельно от домашних. В день X, в понедельник Хонджун намеревается устроить себе недо-выходной, чтобы провести его с Сонхва и сыном, но также нужно будет найти способ поработать в офисе и побыть побольше с Юнхо. Внезапно до него доходит, что слишком сильно он поддаётся очарованию Юнхо, что теряет из виду действительно важное — семью. Хонджун вовсе не одарённый от природы лжец, но стоит с невозмутимым лицом и смотрит прямо в глаза. — Если хочешь, мы, конечно, можем отпраздновать вместе, но в другое время. У меня на вторую половину дня будет назначена рабочая поездка на конференцию, и своё тридцатитрёхлетие я встречу на ней. Довольно правдоподобный предлог, чтобы смыться домой пораньше, надо ещё Минги предупредить для пущего эффекта. Уж лучше так и потом жить всю неделю в предвкушении, ведь часы, которые он проведёт с Юнхо, будут чрезвычайно ценны для него, но как-то по-особенному, не так, как с Сонхва и Уёном, с которыми привык отмечать дни рождения. Хонджун до сих пор хочет, чтобы они всегда оставались его главным приоритетом, поэтому лжёт Юнхо, не раскрывая ему всей правды, и чувствует себя невероятно виноватым из-за перед человеком, который не сделал ничего, кроме того, что так восхитительно относился к нему эти месяцы. Иногда такая ложь необходима, тем более в его запутывающейся ситуации. Хотя тот ли это человек, перед которым он должен чувствовать себя виноватым?

***

Ритмичная музыка играет из сиреневой портативной колонки около раковины и слышится из каждого уголка просторной трёхкомнатной квартиры, пропахшей хлоркой и проветриваемой всеми ветрами. Стёкла в приоткрытых окнах буквально сверкают в лучах полуденного солнца, весь шлак и мусор в чёрных тонких мешках ждут своего заветного часа отправления в последний путь, загруженная стиральная машина жужжит в разы громче задумчивого мычания Уёна в спальне, а вспотевший Сонхва посреди выдраенной кухни представляет, как даёт рок-концерт в центре столицы мира и разрывает гигантскую сцену, сжимая в руках в кислотно-жёлтых перчатках швабру словно микрофон. — Don't make it rain! — он вскидывает вверх кулак, отбивая ногой в скользком шлёпанце бит. — When the stars are all around you! Сонхва хорошо умеет строить планы, потому уже давно просчитал все варианты празднования дня рождения любимого мужа. Он очень серьёзно относится к подобным вещам, несколько месяцев думая о подарке и даже не одном, подготавливая много маленьких сюрпризов и намереваясь сделать этот день полным торжеств и любви. Сегодня он не повёл Уёна в детский сад по выдуманной причине — поездка в другой город, поэтому как только провожает Хонджуна на работу, сразу же хватает ролик, ведро и тряпку, принимаясь за полки в гостиной, пока сам Уён не присоединяется к нему после быстрого завтрака. Но когда Сонхва достаёт едкие моющие средства, малыш сбегает в спальню родителей и закрывает плотно дверь. Мальчику не нравится, когда мама жестоко душит квартиру вонючими и почти ядовитыми растворами, но уборка Сонхва без странного удовлетворения от химозного тошнотворного запаха, ощущения густой пены на пальцах и блеска в каждом углу не считается им за уборку. Так и сейчас, Уён по привычке лежит на животе на двуспальной кровати, подперев голову и болтая ногами, и смотрит мультфильмы. Именно поэтому он тут обычно и сидит, пережидая чистящую бурю, — у мамы с папой в комнате есть большой телевизор на стене. Малыш уже думает, как после того, как полы будут вымыты, вытерты и высушены, они начнут украшать дом к приходу именинника, но вдруг по-мультяшному корчит лицо в раздумьях, садится по-турецки и размышляет, поворачиваясь к лежащему рядом мистеру Ёу. — Что бы ещё подарить папе, хм? Может… А, нет, — думает он, потирая подбородок, берёт лисёнка в руки и держит перед собой, словно вот-вот он что-то ему скажет. И да, в детской голове все вообразимые и невообразимые идеи рождаются практически из воздуха и за считанные миллисекунды. — Я нарисую его! И спрячу в рюкзачок для подарков, папа обрадуется! Спасибо! Мальчик спрыгивает с кровати и резко тормозит. Мама ещё не закончил прибираться, музыка во всю играет, но уже не так сильно пахнет. Уён открывает дверь как можно тише, будто боится, что его услышат и увидят, но вряд ли из-за своих песнопений Сонхва что-либо заметит. Сейчас нужно быстро пробежать в комнату за художественными принадлежностями. Как хорошо, что этот путь лежит не через кухню. Маленькие ножки в пушистых носочках переполнены адреналином, изо всех сил стараются сохранить план в тайне. Нарочно зажав нос, малыш крадучись проскальзывает к себе, подбегая к убранному столику, и хмурится. Мама тут уже побывал и всё убрал, но он знает, где искать. Выдвинув все ящики письменного стола, он находит в них набор карандашей, пастельные мелки и два листа А4 на случай, если не получится с первого раза. Но Уён собирается вложить всю свою любовь в создание своего шедевра, поэтому будет предельно стараться. Снова выбегая в коридор, Уён слышит красивый голос, перекрываемый музыку, и ему становится интересно, правда ли это такая песня или… Мальчик заглядывает из-за косяка в кухню, наблюдая, как его мама двигает телом в такт поп-треку и чувствует струящуюся по венам энергию. Сейчас Сонхва не слишком беспокоится о внешнем виде, не боится испачкаться, время от времени откидывает влажные волосы назад ладонью в резиновой перчатке, будучи в своём личном пространстве, на кухне собственной квартиры, на финишной прямой к окончанию уборки, поэтому нет необходимости выглядеть правильным и совершенным. — I know exactly what I want and who I want to be, — Сонхва резко поворачивается к стеклянным дверцам шкафчика и театрально откидывает выбившуюся волнистую прядь, сводя брови домиком. Он танцует почти безумно, хаотично и непредсказуемо, направляя внутреннюю, грациозную диву в нужное русло, и не думает ни о чём, кроме как о тексте, отдаваясь грандиозному перформансу. Игриво, в самой непринуждённой манере Сонхва покачивает бёдрами и проговаривает строчки из песни, притягивая ручку пластмассовой швабры. На его лице отражается искреннее наслаждение каждой секундой выступления, и, закрывая глаза, он представляет перед собой многотысячный стадион, ограничивающийся лишь маленьким сыном. — Oh no! Oh no! Oh no-oh! Прогибаясь в талии, стянутой лентами кухонного фартука, он драматично падает на колени, поднимая раскрытую ладонь вверх, а потом опускает её на лоб, повержено оседая на полу. Музыка заканчивается, и есть несколько тихих секунд на переключение новой. Сонхва хмыкает себе под нос, но внезапно чувствует обернувшиеся вокруг своей шеи тонкие детские ручонки и замирает. Уён всё это время потрясённо и восхищённо смотрел на него: поначалу подглядывал, дабы не попасться на глаза, далее открыто стоял в проходе, держа карандаши и бумагу, в итоге оставил всё это добро у стены и бросился к не заметившему его родителю с объятиями. — Ты красиво поёшь и круто танцуешь, мама! Тебе надо сниматься в фильмах! А, нет, даже выступать на концерте! Ты превосходный! Сонхва поспевает за его умными словами, удивляясь, что он знает их значения. Уён не сдерживается и хлопает в ладоши, подпрыгивая и громко подбадривая его. По мнению Сонхва, он многое преувеличивает и всё же светится от радости. Мальчик ещё добавляет, что думал, что мама ведёт себя немного странно, но был очарован тем, как он счастливо пел сам себе и полностью погружался в момент. Тут включается мелодичная «Hurts like hell», и Сонхва аккуратно прижимает сына к себе. Смотреть на то, как мило и смущённо Уён хихикает, как прикрывает рот руками, зачем-то заглушая звонкий мягкий смех, который нарастает внутри, как краснеет, берёт его за руки в перчатках, не брезгуя, и тянет на себя, — это самое трогательное, что Сонхва видел в своей жизни. Наравне с тем, как на гранитной набережной перед ним на одном колене стоял Хонджун, протягивая бархатистую красную коробочку с кольцом и своим горящим сердцем. — Пой почаще! Чтобы все-все слышали! Ты лучший! — Ох, ты мой любимый мальчик, самый умный! — Сонхва чмокает радостного малыша в лоб и поднимается, смотря на часы над обеденным столом. До прихода Хонджуна ещё есть время, поэтому нужно поспешить закончить с уборкой, сходить в душ и нарядиться для похода в ресторан, где у них забронирован столик. Пока Сонхва доделывает последние штрихи, пробегаясь полусухой тряпкой по всему полу и пряча всё и себя самого в ванную, в спальне Уён сосредоточенно морщится, проводя затупившимся кончиком мелка по рисунку, и оценивающе вертит его перед собой. Папе должно понравится. После быстрой обмывки, всё ещё находясь в ванной перед зеркалом над давно постиравшей вещи стиральной машиной, Сонхва, обмотав нижнюю часть тела полотенцем, включает фен и направляет горячий поток воздуха себе в лицо, от чего резко отстраняет от себя. Уже который раз в прямом смысле обжигается и не может запомнить нужный режим. Он ерошит волосы и несколько раз проводит по ним рукой, которой вскоре тянется к расчёске на полке и осторожными движениями расчёсывает. Чуть прищуренные глаза остаются прикованы к отражению, дабы убедиться, что всё получается безупречно. В итоге он мотает головой в разные стороны, наклоняясь, и зачёсывает их назад, оставляя несколько прядей на лице выбившимися из длинной чёлки. Выдернув шнур из розетки, Сонхва осматривает себя в зеркале и касается кожи на боках, животе и талии. Считает ли он себя привлекательным? — безусловно. Гордится ли он собой? — несомненно. Будет ли он критиковать себя за любой мелкий недостаток? — абсолютно. Сонхва всегда слишком критичен к себе и иногда борется с внутренним голосом, твердящим всякое: от «господи, я сын Афродиты» до «умри, уродливое ничтожество». Он отходит немного назад, неуверенно снимает полотенце с бёдер и поворачивается к зеркалу спиной, пристально глядя из-за плеча. Вид уже получше, Сонхва даже довольно улыбается, но что-то скребётся внутри, заставляя сомневаться в себе. Тщательно осмотревшись, он ловит себя на мысли, что занимается не тем, ёжится в смущении от своего же скрупулёзного взора и прячет лицо в полотенце, посмеиваясь. Какими бы незначительными ни казались ему детали его тела, будь то кожа, волосы, телосложение, — Хонджун его любит. Завязав чёрный шёлковый халат, Сонхва выходит из ванной и в спальне не находит Уёна, но понимает, что дальше их жилплощади он не уйдёт, потому открывает шкаф, смахивая зеркальную дверцу влево, и впадает в ступор, не зная, что ему надеть в ресторан. Он на самом деле настоящий перфекционист, когда дело доходит до его нарядов, так что порой тратит уйму времени на подбор и сочетания аутфита. Взяв одну вешалку с пиджаком с переливающимся блёстками на лацканах, он хмурится в смутном представлении, что с ним и под него надеть, и начинает своё «любимое» занятие — показ мод, приправленный угрюмым выражением лица, раздражительностью и желанием сжечь всё это шмотьё к чёртовой матери. Его нерешительность приводит к тому, что ему приходится примерять несколько нарядов по десятку раз, сменяя то пиджак, то рубашку, то брюки. Отчаяние растёт, настроение портится. Сонхва воюет со всем, от пуговиц до ткани и того, как одежда смотрится на его теле. Теперь он открыто сомневается в себе и беспокоится, что, в конце концов, Хонджуну ничего не понравится. Доставая из шкафа белую кофточку с лентами, он без особого энтузиазма нацепляет её на себя и даже не хочет завязывать их, оттягивая короткие рукава. Сонхва ворчит, как сильно он это ненавидит, и уже хочет переодеться обратно в пижаму и остаться дома. — Кошмар, с кого ты это снял? — через пару минут уже: — Под чем ты был, Пак Сонхва, когда это покупал? — а ещё спустя пять: — Раздевайся и иди поплачь. Оттого, что он позволил внутреннему голосу говорить, легче не становится, скорее наоборот. Сонхва всё смотрит в зеркало, чуть нахмурившись и сжав губы, словно намереваясь его разбить. Он уже смирился, что его укладка пошла лесом, но сдаваться в такой день он не намерен, поэтому снимает всё и швыряет одежду на кровать, куда вскоре грузно опускается, глядя на открытый перед собой, почти пустой шкаф с надеждой, будто вот-вот в нём что-нибудь нормальное да появится. Внезапно Сонхва мельком замечает широкий чёрный рукав-фонарик и срывается с места, хватаясь за вешалку. Недолго думая, он цепляет на себя брюки, которые ему более-менее пригляделись, застёгивает ремень и смотрит в отражение. Будь его воля, он бы прямо тут и упал замертво. Сжатые губы расплываются в улыбке. Он наконец-то нашёл идеальную блузку! Пропорции в самый раз, и он удивлён, что всё так сидит и делает его похожим на элегантного тёмного принца. Ему даже льстит приятный материал. Он сразу же чувствует, что его уверенность в себе взлетает до небес вместе с возбуждением, тщеславием и удовлетворённостью. Сонхва замечает большой бант на плече и то, как хорошо он дополняет образ, и вздыхает с облегчением, не веря, насколько замечательно и стильно выглядит в этой блузке. Неосознанно он обнимает себя, словно утешая после пережитого стресса, и кивает себе в зеркале, язвительно бросая: — Заткнись. Ты прекрасен даже с растрёпанными волосами. Убрав чёрные пряди за уши, Сонхва идёт к Уёну. У него, как он надеется, проблем с нарядом не возникнет, хотя Уён непредсказуем и непостоянен, тут нельзя быть в чём-то на сто процентов быть уверенным. Сонхва входит в комнату, и у него аж перехватывает дыхание от Уёна, совершившего набег на его коллекцию косметики и ограбившего его до последних блёсток. Пойманный с поличным, малыш сидит за детским столиком с густо подведёнными глазами и красуется перед карманным зеркальцем с губной помадой в ладони. Для Сонхва это что-то вроде двойной пощечины, потому что он ещё не отошёл после безумной примерки, а теперь этот фокус. Он и сам не замечает, как с порога спрашивает и довольно громко: — Это что такое?! Скривившись в озлобленной гримасе, он сурово наступает, несмотря на шикарный наряд, присущий только благовоспитанным леди, и останавливается на полпути при виде сжавшегося как пружина мальчика. Он не должен показывать гнев — должен сохранять спокойствие перед маленьким ребёнком, перед своим очаровательным и очень любопытным пятилетним сыном. Глубоко вдохнув, Сонхва разжимает кулаки и вместо того, чтобы кричать или отчитывать Уёна, садится на корточки, чтобы быть на уровне его буквально чёрных глаз, и тихо произносит: — Ох, Уён-и, и что же ты делаешь? Он не сердится, но недоумевает, как Уён смог сам нанести подводку, хоть и не совсем ровно. Сонхва понимает, что нужно радоваться, что тот чудом не ткнул себе в глаз да и не видно, что малыш плакал, и аккуратно, но твёрдо тянется отнять у него помаду. На это мальчик отдёргивает руку, не отдавая косметику, и стискивает в двух ладонях. Сонхва на мгновение злится и всё же не решает действовать силой, лишь смотрит на разложенные по столику и под ним свои принадлежности и не торопится их забирать, замечая охраняющего их лисёнка. Хвала богам, он и его не разукрасил. На лице Уёна застывает выражение полного удивления и непонимания. Он понятия не имеет, как реагировать на спокойное поведение родителя, ведь он ожидал чего-то гораздо более громкого и агрессивного, чем это. Румянец на его щёчках становится ярче, и он смущается и нервничает, так как думает, что сейчас на него всё-таки накричат. Малыш даже не знает, что ответить, потому что, по сути, не сделал ничего плохого, но ощущает себя немного виноватым за то, что использовал косметику мамы и устроил такой беспорядок. Уён несколько раз открывает рот и тотчас закрывает, а после и вовсе опускает глаза и прячет своё маленькое личико, отчего у Сонхва сжимается сердце. Он хочет приблизится к нему сбоку, обойдя стол, как вдруг слышит тихий всхлип. — Прости, мама. Я хотел выглядеть круто… Сонхва смотрит на Уёна пару секунд, больше не может сохранять сердитое лицо, заключая сына в крепкие, защищающие объятия, и дарит ему лёгкие поцелуи в макушку, успокаивающе поглаживая по спине. Мальчик сильно не плачет, это уже хорошо. — Всё в порядке, мой малыш. Прости меня, просто я волновался за тебя. Косметикой пользоваться опасно, она не для маленьких. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты же мог повредить глаза! Обещай, что никогда больше так не поступишь, особенно без разрешения. Уён мычит в ответ с очередным всхлипом и отстраняется, всё ещё держа в руках помаду. Как Сонхва может увидеть, это оказалась гигиеническая, вот это удача. — Ну, честно говоря, — начинает он, рассматривая макияж сына, чтобы утешить его и чтобы он знал, что мама ценит время и усилия, которые он вложил. — Вышло очень мило. — Правда? — мальчик аж расцветает, сверкая глазами. — Я очень старался. Уён во всех красках объясняет, как увидел косметичку и захотел изучить её, как открыл посмотреть, что внутри. Он часто видел, как мама всем этим пользуется, и заинтересовался. Затем его внимание привлекла подводка для глаз, но он не был уверен, что у него получится, но должен был выяснить. В то же время он думал, что это сделает его немного старше и круче. Что касается результата, он не рассчитывал, что появится такая толстая линия сначала под одним, а потом и под вторым глазом. Иногда от разговоров Уёна возникает желание вернуться в тот момент, когда он мог только есть, портить бельё и спать, но сейчас Сонхва действительно важно узнать, что творится у малыша в голове. Помимо того, что он задаёт сотни вопросов на дню, так ещё заглушить его не по годам умные изречения не всегда предоставляется возможным. Уён также просит разрешения намазать губы помадой, и Сонхва не в силах отказать. Слабость, которую каждый родитель испытывает к своему ребёнку, очень заметна. — Совсем чуть-чуть. Будь осторожен, — он улыбается и подмигивает, пытаясь немного поднять настроение. И Уён уверенно снимает колпачок, держа гигиеническую помаду в кулаке, и как-то агрессивно мажет губы. Его счастью нет предела, и он поднимает зеркальце, смотрясь в крохотное отражение. — Мне идёт? Я могу так пойти? — Мой замечательный малыш, — Сонхва нежно берёт лицо Уёна в свои ладони и прижимается к его лбу своим. Нужно быстро найти ему одежду, время поджимает, и Хонджун может явиться с минуту на минуту. — Прости, но представь, как испугается папа, когда тебя увидит. Ты молодец, что умеешь подводить глаза как профессионал, но лучше смотреть на тебя и видеть своего сына. А не какого-то бесёнка, который будет преследовать меня во сне, — голос сквозит юмором и игривой энергией, чтобы развеселить и заставить Уёна чувствовать себя более комфортно. — Пойдём умоемся. Сонхва находит под столиком бутылёк мицеллярной воды и тянет мальчика в ванную.

***

Хонджун пишет, что прибудет примерно через пять минут, и со вздохом убирает телефон. После той ночи с Юнхо… всё поменялось — в худшую сторону. Хонджуну все выходные казалось, что он не имеет больше права видеть Уёна, спать в одной постели с Сонхва, жить с ними в одной квартире. Было нелегко просыпаться в одном пространстве с ними. Хонджун не мог смотреть на мужа прежним взглядом, зная, что имел близость с кем-то другим. Дистанция между ними кажется теперь слишком ощутимой и растёт из-за него. Измена. Как бы Хонджун ни пытался отрицать, переубеждать и не верить, это очевидный факт. Очевидный только для него. Хонджун слишком боялся своих чувств в течение последних двух дней, что в один день пытался предельно избегать пересечение с Сонхва, поздно вставая с кровати и едва вступая в диалог, а во второй вёл себя совсем непринуждённо и привычно, иногда ссылаясь на загруженность на работе. Его поглощало чувство вины, всегда таящееся где-то в глубине сознания. Хонджун любит Сонхва больше собственной жизни и никогда не захочет предать его. Но в то же время привязанность к Юнхо продолжает набирать обороты, таким образом вынуждая думать, что он предаёт и его тоже. Он не может решить, чью сторону выбрать, и этот конфликт с каждым разом добивает его изнутри. В субботу Хонджун продолжал прокручивать в голове момент их с Юнхо ночи, момент, когда потерял контроль над собой и позволил себе поддаться порыву страсти, несмотря на то, что был женат на самом тёплом, добром и заботливом человеке в мире. К воскресенью он изо всех сил старался отбросить Юнхо и попытаться максимально сосредоточиться на семье. Но всё равно оставался тот несмываемый факт, что он полный подонок. Тем не менее, всякий раз, когда он слышал, как Уён и Сонхва общаются в соседней комнате, всё, что он чувствовал, это чистую любовь и счастье. Но когда к нему приближался Сонхва, на душе становилось погано. К воскресенью Хонджун понял, что никто никогда не должен узнать о его служебном романе. Поведение стало более нормальным и обычным, тогда как в мыслях он снова и снова прокручивал моменты с Юнхо, чтобы оправдаться. Он пытался придумать причины, почему то, что он сделал, было нормальным и необходимым. Что он взрослый мужчина и может принять такое решение — провести ночь только для себя, и это не значит, что он меньше любит свою семью. Что всё было под влиянием момента, и он больше не мог себя контролировать. Что он немного эгоистичная личность и что его счастье имеет значение. Что это только разово и у него нет к Юнхо эмоциональной привязанности. Что они просто удовлетворяли сексуальные желания друг друга и ничего больше. Что Сонхва не понимает его или того, что ему нужно в отношениях. Пока Хонджун размышлял над отговорками, главной причиной, пришедшей в его голову, было то, что эта интрижка не носит глубокого характера. Они оба лишь находят друг друга привлекательными, и это было не более чем вожделение друг к другу и уж точно не в силах разрушить семью, поскольку то — простое удовлетворение сексуальных потребностей. Невзирая на все отчаянные попытки внушить себе обратное, Хонджун понимает, что это ложь и самообман, что не способны обелить его перед Сонхва и, в первую очередь, перед ним самим. Он даже пытался придумать, как наладить отношения с Сонхва и во всём ему признаться сразу. Вот только одно лишь короткое сообщение от некоего «Ю» вмиг разрушило этот решительный настрой. Они зашли слишком далеко. Хонджун ловил себя на том, что представляет, как они занимаются обыденными вещами, как бывает с Сонхва и Уёном, но чувства оживают совсем иные, заставляя сердце биться чаще от волнения и желания. Что в пятницу, что сегодня Юнхо более-менее оставался формальным, вежливым и обходительным, зачастую осторожничая в своём подходе. Он по-прежнему был довольно дружелюбным и безмятежным, но ступал по тонкому льду во всём, что говорил и делал. Хонджун понимал, что теперь без толку продолжать от него бегать — пусть всё идёт своим чередом, он не будет менять ход их событий, кроме как… Поскольку весь офис поздравлял босса с днём рождения и преподносил подарки большую часть утра, приходилось общаться с коллегами и сотрудниками. Многие дарили сертификаты на посещение спа-салона, подарочные карты магазинов, открытки, галстук, наборы чая и шоколадных конфет. Минги так вообще скинулся с кем-то из заведующих на коробку хорошего алкоголя. Юнхо не стал ни в чём откровенничать — затаился, чтобы сохранить роман в тайне, потому проявил деликатность и непринуждённость, наравне со всеми подарил ничем не примечательную, но вместительную флешку, а по ходу дня нашёл время подмигнуть уходящему пораньше мужчине. Несмотря на нервозность внутри, Хонджун ему лишь ухмыльнулся напоследок. Как бы то ни было, поначалу Хонджун едет домой в относительной гармонии под приглушённое вещание радио над ухом. Это его день, пока ничего не предвещает беды, всё спокойно и без выдуманных тревог. Или это он так выдохся за выходные, наполненные непрекращающимися мыслительными процессами? Ему не терпится осчастливить Сонхва и Уёна милым вечером в изысканной сыроварне. Но по мере приближения к первому пункту назначения всё активнее просыпаются мысли о прошедших неделях жизни, о том, что можно сделать, чтобы всё стало более «нормальным», и избавиться от чувства вины. Однако в то же время хочется расслабиться в хорошем месте с любимыми людьми, отбросив все переживания и забыть про этого сумасшедшего Чон Юнхо. Хонджун начинает беспокоиться, что в какой-то момент создаст неловкость и напряжение. Почему он вдруг стал бояться свою семью и возвращаться домой? Помотав головой и припарковавшись, Хонджун выходит из автомобиля, пару секунд смотрит вверх, на балкон их квартиры, и вспоминает голос Сонхва, задаваясь вопросом: Стоила ли вся эта история потери того, что у них уже было? Хонджун хочет себе врезать, но набирает в лёгкие побольше воздуха, тяжело выдыхает, забирая пакет с подарками, и пишет Сонхва, поднимаясь в квартиру. Он всё ещё не может забыть то, как ударил его посреди ночи из-за глупого ведения, и корит себя за это по сей день. По словам Сонхва, синяк был небольшим и быстро прошёл, но проверить Хонджуну возможности не предоставилось. Сонхва открывает дверь сразу же с очаровательной улыбкой, которая всегда вселяет умиротворение. Привычно поздоровавшись, Хонджун легко целует его в губы, рассматривая его от головы до пят, пока Сонхва заглядывает в его подарочный пакет и отставляет ближе к их спальне, вскоре снова показываясь в коридоре. Одет он сногсшибательно. Закрывающая шею чёрная блузка сидит на нём как влитая, а бант на плече добавляет нотку женственности этому образу с очень мужественными и серьёзными брюками со стрелками. Даже обувь у него непростая — сразу и не скажешь, туфли это или ботинки. Сонхва настолько совершенен, что больше походит на персонажа голубых кровей из сборника рассказов, и невероятен, что Хонджуну хочется влюбляться в него каждый день и говорить ему все эпитеты в языке, чтобы описать его красоту. Но почему-то изо рта вырывается не комплимент, а вопрос: — Чем пахнет? — глупый вопрос причём, ответ он и без того знает, но от чего-то хочется получить подтверждение своей догадки, что это шоколад. — Это ароматические свечи, — не сразу отвечает Сонхва, словно прогрузившись. — Уён любит их задувать. Тебе не нравится? — Опять шоколад, — выдыхает Хонджун и прижимает ладонь ко лбу. Только не это, не этот запах, не эти ассоциации, не эти мысли. — Хонджун, ты в порядке? Всё хорошо? — Сонхва уже открыто беспокоится, подходит к нему, чтобы проверить температуру, но тот лишь отступает с натянутой улыбкой. — Ты все выходные был сам не свой, сейчас ещё хуже. Что-то случилось? Отчётливые нотки горького шоколада в воздухе мгновенно возвращают к воспоминаниям о Юнхо и их ночи вместе. Хонджун на долю секунды чувствует желание бросить всё, вернуться офис, протянуть к нему руку и попросить о встрече наедине. Вопросы Сонхва выводят из задумчивости, вынуждая быстро взять себя в руки. На эти простые вопросы определённо непросто ответить, так как нужно оставаться более-менее честным, но в то же время осторожным, чтобы не вызвать никаких подозрений. — Я в порядке, любовь моя. Просто у коллеги в офисе похожие духи, жуть какие сильные, прямо выливает на себя литрами, что дышать потом невозможно, — для правдоподобности Хонджун машет ладонью перед носом, ловя удивление в глазах напротив. — У мужчины или у женщины? «Молодец, Хонджун, ты сам себя топишь в этой трясине вранья, двуличия и фальши». Тут он стопорится в недоумении и по-настоящему пугается, что Сонхва начнёт ревновать. Сонхва всегда эмоционально восприимчив, так что можно сыграть на чувствах, а ещё уйти в самую крайность. — Ей пятьдесят с лишним лет, Хва, — с укором Хонджун выгибает бровь и грустнеет. — Её духи ещё и пахнут как-то по-мужски, но я стараюсь быть вежливым, потому что они напоминают ей о любимом человеке, который, к сожалению, скончался не так давно. Но почему горевать надо прямо в моём офисе… Но внезапный смешок от Сонхва — совсем не то, чего он ожидал услышать. — Боже, что у вас там за драмы творятся? Как много ты знаешь о своих сотрудниках, сплетник? — он специально водит руками над Хонджуном и около него, демонстративно отгоняя раздражающий запах, и успевает поцеловать его. Вероятно, Сонхва подумал, что с его стороны ужасно мило учитывать чувства женщины и стараться изо всех сил не сделать её более несчастной. По идее, он довольно доверчив, когда дело доходит до мелких деталей. По-видимому, он принял это странное объяснение за чистую монету и не станет утруждать себя слишком глубоким вниканием в это. На деле же Сонхва правда проглотил, но в глубине души у него затаиваются некоторые сомнения. В итоге он отбрасывает всякие надуманные подозрения, поскольку вдова со стойкими духами звучит действительно правдоподобно, да и доверяет он Хонджуну. Но тем не менее информация сохраняется в памяти на всякий случай, если ему понадобится вернуться к ней позже. Хонджун больше слышать не хочет никаких вопросов о таинственной коллеге с шоколадным парфюмом. Аромат шоколада резко напомнил ему о Юнхо. Невольно и подсознательно он снова начинает сравнивать Юнхо и Сонхва, задаваясь вопросом, кто из них двоих действительно делает его счастливее. Внезапно пересёкшись с пленительными и пронзительными глазами Сонхва, что излучают ауру понимания, возникает страх того, что он уже давно его прочёл и всё знает. Сердце буквально пропускает удар, и Хонджун тотчас напоминает себе, что он ничего не знает. Оттого в животе завязывается неприятный узел из раскаяния, но, благо, взгляд Сонхва захватывает выскочивший из гостиной Уён с восклицанием: — Сюрприз! Настроение мгновенно меняется, а надуманные размышления полностью тают в голове, когда мальчик с раскрытыми руками бежит к папе. Хонджун успевает присесть и порывисто обнимает сына, выкидывает мысль, что теперь совсем не заслуживает этого милого жеста с его стороны, и несколько раз целует в щёку. — Папа, с днём рождения! — выпутавшись из мужских рук, Уён что-то достаёт из кармана своего серого пиджачка в полоску и отворачивается, выглядывая из-за плеча и сохраняя интригу, чтобы через секунду открыть ладони и показать отцу. — Та-дам! В маленьких ручках сидит небольшая фигурка бельчонка из коричневых деталек конструктора, тогда как на голове этакий мех у неё чёрный, как и волосы Хонджуна. Однажды он уже видел себя в образе этого грызуна на рисунках мальчика, но сейчас он будто ожил, хоть и не до конца. На создание этого подарка ушло немного времени, явно не без помощи Сонхва, но то, что они вместе строили фигурку для него, трогает до глубины души и едва не выбивает из мужчины слёзы. — Тебе нравится? Всегда бери Джуни с собой и никогда не забывай о нём! — настаивает Уён, знающе кивая, и передаёт бельчонка, а Хонджун удивляется. — Джуни? Где-то сверху со смеху прыскает Сонхва, немного прикрывая румяное лицо. Он точно приложил к этому руку. — Это я придумал, — признаётся он, наклоняясь и проводя по волосам сына. — У меня не хватило фантазии, а у Уён-и были слишком заковыристые предложения. — Джуни так похож на тебя, папа! — малыш показывает пальцем на фигурку, подпрыгивая на носочках и привлекая внимание назад, и после кладёт руки на щёки Хонджуна и слегка сжимает, смеясь: — Он такой же милый и добрый, как ты! — Чем же я на него похож? — Мама сказал, что похож! Сонхва смеётся уже в голос. У них такой замечательный сын.