Он мог сказать нет

Хонджун терял терпение. Весь месяц проходил под эгидой напряжённости, отрицания и внутренней ожесточённой борьбы с самим собой. Все два месяца Юнхо удостаивает его своим присутствием в этом офисе. И каждая их встреча один на один грозит обернуться катастрофой. Хонджун больше не может врать себе — он хочет Юнхо и довольно продолжительное время. Невозможно игнорировать это сильное чувство, потому что он видит его уже каждый день — на работе, в телефоне, во снах… Нужно что-то с этим сделать. Факт того, что он женат и у него есть маленький сын, нисколько не придаёт здравомыслия, тем более в офисе, где тут или там светится Юнхо, как маяк в ночи. Мысли о нём и желание укоренились в глубине сознания мужчины, и на горизонте вырисовывается что-то радикальное и рискованное. Глупо да и нельзя притворяться, что он не понимает ситуацию. Замечая мелочи, например, как Юнхо смотрит в экран своего ноутбука и щурится, когда что-то идёт не так, как говорит, иногда опуская взгляд на губы, как нервно дёргает ногой за неудобным столом, немного горбясь по привычке, Хонджун в некотором смысле находит его привлекательным. Хонджун и раньше иногда тайком наблюдал за ним — просто в небольшие и случайные моменты с деловитым видом проходил по залу, пока Юнхо корпел над любезно преподнесёнными ему задачами, кусал нижнюю губу и бегал к коллегам с глупыми вопросами. Глупыми, такими же, как и сами задачи. Босс просто хотел проверить его, подержать подольше, возможно, даже проучить, и Юнхо это сразу заметил, однако не всегда замечал пристальный и задумчивый взгляд с другого конца зала. Иной раз Хонджуну хотелось наконец увидеть на своём столе его заявление об увольнении. Теперь же Хонджун хочет видеть на своём столе самого Юнхо. Юнхо же послушно делал свою работу, не выступал против и изрядно выполнял должностные обязанности, которые ой как хотелось поскорее сменить, чтобы не быть на побегушках, чтобы выделиться из группы тупой, покладистой и угрюмой массы. Оговорка — перед Хонджуном он готов остаться покладистым. Со временем ему эта работа осточертела. С того самого момента, когда Хонджун начал думать, что Юнхо способен на большее, чем бессмысленно перекладывать бумажки с места на место, печатать еженедельные отчёты и составлять громоздкие таблицы в экселе, и передал эту мысль ему в затуманенный от алкоголя мозг через жаркий поцелуй. Юнхо тоже считал, что может сделать для него гораздо больше, чем от него требуют, и всё ждал своего часа. Сегодня у него день начался превосходно — автобус не пришлось долго ждать, водитель вёл себя дружелюбно, даже погода баловала довольно высокой температурой, что нечасто для начала ноября. Так что Юнхо идёт на работу в приподнятом и лёгком настроении, словно его фирменная улыбка — это ключ-карта для дверей офиса. Он заходит в уборную на этаже, чтобы поправить рубашку под синим кашемировым пиджаком, который носит уже всю неделю после того одобрительного сообщения от босса, как вдруг видит перед длинным зеркалом самого босса в очках. Первоначальная реакция Юнхо — яркое удивление вкупе с секундным ступором в дверях. Он не может поверить, что с самого утра ему предоставилась такая возможность побыть с ним наедине некоторое время, и от того слегка краснеет, вставая рядом и переводя взгляд на отражение. Хонджун одет слишком официально — все пуговицы застёгнуты, даже на рукавах, причёска аккуратная, будто закреплённая лаком, а в руках тонна текста на нескольких листах офисной бумаги. Хонджун что-то репетировал перед зеркалом? От этого умозаключения Юнхо немного прыскает со смеху, давно заправив выбившуюся из-под пояса рубашку, и тотчас ловит взор Хонджуна в отражении. Тот явно видел, с каким интересом на него посматривали, потому что в следующее мгновение раздражённо перелистывает доклад в начало, пока в итоге не сдаётся и резко не поворачивается к Юнхо всем корпусом. — Ну и чего ты вылупился? Долго будешь тут стоять? Опешив, Юнхо не рассчитывал, что Хонджун с ним заговорит первым, и теряется, выставляя руки в защитном жесте. — Я ничего, я просто рад увидеть Вас снова, капитан. Вы сегодня отлично выглядите. Сегодня у Хонджуна нет настроения играть в их игру. Юнхо отвлекает, а также отвлекают мысли, которые он притащил с собой. И это бесит, потому что, с одной стороны, хочется отправить его куда подальше, а с другой, стоять столбом, рассматривать его и поддаться искушению. Но первое оказывается сильнее — на носу встреча и её исход очень важен для фирмы, поэтому Юнхо подождёт. Не успевает Хонджун и слова сказать, чтобы выпроводить его, как Юнхо подходит вплотную. Властный образ босса напрочь отбивает разум и нормальное поведение. Юнхо реагирует на его раздражение уверенной улыбкой и думает, что тот снова играет, но уже в недотрогу. Юнхо лучше вообще никогда не думать. Поэтому он наклоняется для решительного поцелуя. У него даже хватает смелости положить руку на плечо, на котором не так давно оставил красный след от укуса, и сжать его. Юнхо норовит поймать губы Хонджуна, но лишь проезжается своими по его гладкой щеке и поджимает их в провалившейся попытке. Он разочарованно выдыхает, хмуря брови, и если бы босс не отвернулся, в точности как он когда-то, поцелуй был бы быстрым и мягким — на удачу. Почувствовав уперевшиеся в грудь небольшие, но сильные ладони, Юнхо вместе с шорохом бумаг над ухом слышит грозное, протянутое сквозь стиснутые зубы: — Нет. Хонджун протестующе и будто бы оскорблённо отталкивает его от себя, поправив очки, и глядит с нескрываемой яростью на растерянного Юнхо, а после достаёт из кармана брюк телефон. Чёрт, столько времени впустую, ещё и Минги строчит, не унимается. Не одарив Юнхо прощальным взглядом, он бросает едва понятное: «я занят», проходя мимо него, и торопливо выходит из уборной. Юнхо думает перехватить его, взять за руку и что-то спросить, но продолжает стоять как истукан, застигнутый врасплох, смущённый неожиданным отказом и вновь оставшийся без единого объяснения. Он ощущает себя почти что униженным и не может скрыть, насколько на самом деле его это задело. С каждой напряжённой минутой лицо становится более мрачным. — Слишком грубо, капитан. И почему ты всё ещё меня отталкиваешь? — в пустоту шепчет Юнхо и смотрит туда, где ещё мгновение назад стоял озлобленный, пренебрежительно холодный Хонджун. В каком именно смысле он занят? Сегодняшняя модель поведения босса по отношению к нему не только даёт нужный эффект с расчётом на то, чтобы Юнхо отстал, но и напрямую отражается на самом Юнхо. Весь день он ходит хмурым, отстранённым и замкнутым, а от утреннего жизнерадостного настроя ни остаётся ни следа. Даже в какой-то момент услышав голос Хонджуна в зале, общающегося с делегатами, он и усом не ведёт. Уже потом ему сказали, что на сегодня была запланирована встреча с представителями крупного предприятия, что лишь сильнее расстроило Юнхо. К вечеру Хонджун расстраивается куда сильнее. Переговоры совершенно ни к чему не привели и застопорились на том же месте, с которого всё начиналось. День окончательно испорчен, и злость, что резко вспыхнула утром, разгорается снова. Он возвращается в кабинет после собрания и, сбросив на подлокотник тесный пиджак, падает на диван у стены. Встреча была пустой тратой времени, как и все эти десять часов в офисе. Сейчас Хонджун хоть и неохотно, но позволяет мыслям крутится вокруг Юнхо. И что это была за выходка в уборной? Юнхо в себя поверил или что? Мужчина не уверен, хотел ли он так гневно и хладнокровно отвечать ему. Но одно он знает точно — он правда не хочет, чтобы Юнхо сомневался в нём и его чувствах. Возможно, Хонджун зашёл слишком далеко. Не значит ли это, что назад пути нет? Он лениво снимает очки и кидает на стол, продолжая лежать на спине и смотреть в натяжной полоток. За окном слышится шум города, гул автомобилей, уже горят фонари, которые всегда проливают свой свет по кабинету в вечернее время. Всё кажется таким неправильным, непонятным и сомнительным. А в голове вдруг становится пусто, будто разум оцепенел, а тело устало. Да и в самом деле не хочется думать ни о чём конкретном, кроме, может быть, отдыха. Чтобы просто уснуть в полнейшей тишине, съедаемый неопределёнными чувствами, невыполненными обещаниями и бесполезными ожиданиями. Глядя в собственное отражение на потолке, Хонджун вскоре прикрывает глаза, вспоминая тёплую улыбку Сонхва, несколько лет скрывающую нечеловеческую усталость, счастливый смех Уёна, способный в следующую секунду разбиться на сотни крохотных слезинок, и таинственные глаза Юнхо, в которых утонули рабочие графики, благоразумие и потрёпанное сердце Хонджуна. Интересно, а Юнхо уже ушёл домой? В дверь стучат, Хонджун знает, кто это, но ему невыносимо тяжело даже открыть глаза. В кабинет неспешно и опасливо заходит Минги и, немного потоптавшись на пороге, словно оттуда оценивая состояние босса, нависает над лежащим без движения мужчиной. Тот устало поднимает на него недоверчивый взгляд, замечая в его руках документы, и через силу поднимается, включая лампу и перебираясь в своё кресло, потому что должен сохранять самообладание и быть профессионалом. Минги протягивает бумаги на подпись, перед этим кратко излагая их содержание, но все мысли снова каким-то неиронично паршивым и насильственным образом сосредоточены только на одном — увидеть Юнхо. От одного этого имени появляется сразу два желания: забросить его на другой конец Земли и больше никогда не видеть в глаза или крепко прижать к себе как плюшевую игрушку и целовать до кровотечения на губах. После того, как Минги уходит, предварительно уточнив, что уходит до завтра, Хонджун глядит ему вслед и как будто пытается разглядеть в открывшимся дверном проёме следующего на очередь, но всё вновь оказывается простой фантазией. С её лёгкой руки он мысленно переносится в тот злополучный вечер с шоколадными конфетами, белым вином и хихикающим Юнхо. Чем дальше прокручивается слишком чёткое для пьяной головы воспоминание, тем отвратнее на душе. Что-то изнутри ещё гложет, поэтому Хонджун решает утопить в алкоголе все свои тревоги к чертям собачьим. И именно Юнхо и есть самый главный чёрт, демон, инкуб, такой же хитрый, соблазнительный и расчётливый, но одновременно с этим покорный, послушный и верный, как пёс. От таких мыслей уже по-настоящему тошно, и Хонджун направляется к минибару около шкафа и достаёт стакан с бутылкой виски. Пара заходов не помешает, дабы отдаться оцепенению, успокоиться, снять стресс и истощение. Но перед глазами всё продолжают мелькать моменты, проведённые вместе с Юнхо, множество пылких взаимодействий и коротких бесед. А ведь тогда он специально отправил Юнхо за вином, только чтобы узнать, возразит ли он или повинуется. Безотказный. Сумасшедший. Хонджун хочет увидеть Юнхо, остаться наедине и честно поговорить. Хочет убедиться, что он всё ещё остаётся объектом его одержимости, что его утренняя холодность не заставила его разочароваться в нём, что он на самом деле чувствует, потому что это съедает его изнутри. Хонджун хочет убедиться, что он действительно хочет Юнхо… после стольких попыток, трусливых побегов и неоднозначных сигналов. Но однажды он уже поговорил с ним, руководствуясь планом. Может, в этот раз стоит руководствоваться чувствами? Мужчина допивает второй стакан виски и громко отставляет его от себя, опуская глаза на телефон. Вот теперь Юнхо точно ушёл домой. Хонджун без всякой тени надежды на лице тянет руку к селектору и как можно увереннее произносит: «Чон Юнхо, зайдите ко мне». На что он надеется? Уже почти одиннадцать вечера, у всех давно закончен рабочий день. Но не у Чон Юнхо, который сразу и практически бесшумно открывает дверь, словно стоял перед ней. И прямо сейчас Хонджун хочет, чтобы Юнхо сделал шаг назад и остался за ней. Почему он до сих пор здесь? Его загрузили работой? Он кого-то ждал? Или, возможно, чего-то? Юнхо уже не такой огорчённый и замкнутый, каким был раньше. Однако он и не пытается скрывать свои чувства, и по его лицу видно, что он расстроен, хотя, вернее сказать, устал. Он, как и его высокоуважаемый босс, устал бегать от очевидной правды, замалчивать о своих желаниях и делать вид, что ничего не происходит. Они оба знают, чего хотят друг от друга. Но Юнхо всё-таки спрашивает: — Вы меня вызывали? Тупой вопрос, как и лицо Юнхо в этот момент. Какое-то неправильное и другое. Хонджун смотрит на него и не понимает, что он тут делает с этой маской из фальши. Интересно, а Юнхо всё ещё думает или ему уже отшибло мозг? Тот терпеливо ждёт, кажется, немного нервничает, потому что знает, для чего вызывают под покровом ночи, и смотрит со смесью тоски и неверия. Словно вот-вот решится его судьба, а он и сделать ничего не сможет. Есть в этом что-то из отчаяния. Тоже бесит. — Юнхо… — ох, это запретное, отдающееся эхом имя. — Я могу попросить тебя об одолжении? — Хонджун может показаться рассерженным, звуча резко под конец, но изголодавшиеся глаза рассказывают совсем другую историю и ничего не утаивают. Выражение лица Юнхо проясняется, пусть и оставляет тяжёлый взгляд, который замечает бутылку виски, красные щёки босса и… Дальше он теряется, натыкаясь на красноречивый взор, пронизывающий его насквозь. — Конечно, капитан! — преувеличенно оживлённо отвечает Юнхо, с нервной улыбкой выпрямляясь, но Хонджун снова фыркает себе под нос, закатывая глаза, и откидывается в кресле. Ещё одна маска — чересчур учтивая и угодливая, уже познакомее. Если он настолько безотказный, то, естественно, ему не составит труда сделать всё, что угодно развращённой душе Хонджуна. Такой Юнхо нравится ему, заводит гораздо больше и становится намного понятнее. Он выглядит совершенно нелепо, когда пытается контролировать ситуацию, поэтому эта привилегия по праву принадлежит Хонджуну. Если Хонджун не думает ни о чём, кроме Юнхо, то Юнхо едва ли может о чём-то думать. И Юнхо окончательно понимает, для чего он здесь, а ещё смотрит этим преданным, послушным взглядом, тем больше подпитывая и распаляя страсть внутри. Стоит так же глупо, держа руку другой за спиной, от этого натягивая тёмную рубашку на груди, виднеющуюся из-под незастёгнутого синего пиджака. Хонджун цепляется испытывающим взором за узорчатый галстук, за тонкий ремень на светлых джинсах, за зашнурованные и на вид тяжёлые бежевые ботинки. Юнхо будто в темноте одевали, значит в темноте и разденут. Разглядывать его в приглушённом тёплом свете лампы одно эстетическое удовольствие, но в любой неосторожный момент оно может перетечь в совсем другое — плотское. На мгновение Юнхо тушуется, словно боясь пошевелиться в несоизмеримо долгом ожидании. Обоим давно известно, что за одолжение, даже если оно таковым и не является, остаётся лишь произнести эти заветные слова. — Подойди ко мне, — обречённо выпаливает Хонджун, потому что бежать уже некуда, они достигли той самой точки, откуда нет пути назад, и Юнхо уже не выйдет за дверь. В глазах Юнхо загорается то, что Хонджун когда-то видел. Словно отражение зелёного света, побуждающего к действию. Глубоко вдохнув, Юнхо в два шага огибает угол стола, оказываясь перед боссом, и будто дожидается следующих указаний, продолжая себя сдерживать, что заметно по сжавшимся кулакам и поджатым губам. Неужели он всё ещё тщетно пытается себя контролировать? Неужели так пытается передать Хонджуну остатки здравого смысла? Неужели думает? Хонджун снова раздражается от того, что Юнхо до сих пор не может уяснить этот простой, но важный урок, и, подавшись вперёд, хватает его за галстук, с силой притягивая к себе, чтобы не смотреть на него снизу вверх, чтобы показать ему его место, чтобы прервать бессмысленную череду воздержания. От неожиданности Юнхо быстро упирается ладонями в кожаные подлокотники кресла, склоняясь над мужчиной, выдавая внезапную вспышку удивления и шока на лице. Они всего лишь в нескольких сантиметрах друг от друга. Хонджун не отпустит, не проявит никаких колебаний, не пожалеет сил и удержит его в своей ловушке. Покорная собака… Юнхо бы ещё хвостом повилять и язык высунуть, признать свой статус, подчиниться не только физически, но и эмоционально, раствориться в полной уступчивости, желании и послушании. Хонджун хочет заглянуть в его глаза и не найти там ни капли сомнения, пусть и услышать от Юнхо «нет» в качестве ответа почти нереально. Он едва моргает, дабы не упустить ничего подозрительного, как вдруг на самой поверхности различает знакомое ребячество, а после слышит ироничный шёпот: — Ты всё ещё думаешь, капитан. Ухмыльнувшись, Хонджун удостаивает его лукавым взглядом с оттенком высокомерия и презрения — просто чтобы усилить фактор доминирования, в противовес его замечанию подтягивает Юнхо ближе, второй рукой дотрагиваясь до его шеи под ухом, и проводит выше, сжимая пальцы в тёмных волосах на затылке. Всё это время он наблюдает за эмоциями на краснеющем лице перед своим, теряясь. Как будто мир вокруг погрузился в тишину, и только его немигающие глаза ментально твердят одно. «Хватит игр». Хонджун умелым движением захватывает его губы, целуя исступлённо, азартно и пылко, удерживая на месте резко вдохнувшего через нос Юнхо. Поцелуй горячий и настойчивый, со вкусом виски, власти и облегчения. Неожиданно закончить всё, молча сбежать и игнорировать случившееся на следующий день будет рассчитано как самое подлое предательство, которое Юнхо ему никогда не простит. Потому Хонджун даёт секунду, чтобы сделать быстрый вдох, и снова прижимается к его рту — утягивает не только в более жаркий поцелуй, он тянет Юнхо прямиком на дно, где безумие и безрассудство считаются нормой, а любые мысли — это разъедающий яд. Антураж их сумасшедшего мира. Кожа на подлокотниках скрипит, воздух между двумя трепещущими телами начинает раскаляться, мокрые языки переплетаются и отплясывают свой эротический и непристойный танец. Хватка на помявшемся в потной ладони галстуке исчезает, а пальцы спешно плывут к узлу, подцепляя его и ослабляя, тогда как большие подрагивающие руки ложатся на напряжённые плечи, вжимая в кресло. Хонджун звереет, гортанно рыча сквозь поцелуй, и складывает ногу на ногу, нарочно впиваясь острым коленом в промежность нависшего над ним Юнхо, из груди которого доносятся вибрации высокого стона. Он пытается отстраниться, встретиться глазами с Хонджуном, но ему не позволяют, лишь наоборот, обхватывают сильную шею двумя руками и с баловством и дерзостью надавливают на низ живота. Ощутив на мгновение свою беспомощность, Юнхо продолжает держаться на ногах, укладывая руку Хонджуну на бедро, чтобы другой приняться бороться с мелкими пуговицами на его белой рубашке. Понимая, что никогда не сможет вдоволь им насытиться, Хонджун шумно и горько выдыхает, опустив голову и с предвкушением наблюдая за тем, как вечно холодные ладони начинают исследовать его тело, как одна из них скользит под расстёгнутую рубашку. Покалывающий холод почти болезненный, но не менее приятный. Волнующее и опьяняющее чувство лучше любого виски. Он хочет верить, что когда-нибудь у него получится согреть эти руки, что они будут находиться на его открытой пылающей коже как можно дольше. Размякшее тело в кресле инстинктивно реагирует на прикосновения. Сейчас оно не думает сопротивляться, как и не думает в принципе. Сейчас его очередь сжимать подлокотники, и Хонджун пристально следит за Юнхо, чутко ласкающим и обводящим его изгибы двумя руками. Юнхо наслаждается передавшейся ему властью, при этом то и дело трётся о колено Хонджуна. Знает, что его роль — подчиняться, но каждый раз в его взгляде побитого щенка можно поймать необузданную похоть. Он не торопит события и даёт касаниям задерживаться с каждым движением. Своими проворными ледяными пальцами Юнхо обводит набухшие соски, прищипывая, пробегается по ощутимым рёбрам и перемещается ниже к торсу, стискивая талию и вдавливая большие пальцы под пояс натянувшихся брюк, тем самым выпуская из Хонджуна сладостный стон. Он замечает, как в этот момент мужчина вскидывает голову, запрокидывая её назад и раскидывая по спинке кресла короткие чёрные волосы, взмокшие у висков и лба. Одобрительно кивнув самому себе, Юнхо подаётся вперёд и судорожно выдыхает, обжигая шею Хонджуна. У него словно открывается второе дыхание, неугомонный прилив сил, что необходимо пустить в расход. Пока Хонджун опьянён высоким градусом после двух стаканов виски, Юнхо опьянён тем фактом, что босс добровольно отдал ему своё тело и позволяет беспрепятственно прикасаться к нему повсюду. Он нашёл именно те кнопки, на которые нужно нажимать, и отплатит за эту мимолётную возможность контроля. — Мне продолжать? — за глубоким и соблазнительным вопросом следует лёгкий укус за мочку уха, а низкий голос только подливает масла в огонь. Одолеваемый пронёсшимися по спине мурашками, Хонджун, не колеблясь, шепчет в ответ: — Если ты этого хочешь, мой безотказный мальчик… то продолжай. Юнхо немного отстраняется, напоследок оставляя на щеке до подбородка спешные поцелуи, будто больше ему не предоставится такой шанс, и кладёт ладонь на пытавшееся довести его до оргазма колено, небрежно скидывая с ноги. Та грузно и безвольно ставится рядом, шоркая подошвой. Снова чувствуя на себе чужие руки, Хонджун с торжествующей ухмылкой заинтересованно глядит на Юнхо, который, слишком сексуально расстегнув пару верхних пуговиц на своей рубашке, сначала проводит от его груди до бёдер, а после сжимает колени и разводит их в стороны, становясь между ними. Сердце пропускает удар на миг осознания вида такого покорного Юнхо, но вскоре заходится в настолько бешеном ритме, что набатом отбивает в голове. Это высшая поза подчинения, и он у его ног, как настоящий пёс, уязвимый и готовый сделать всё, о чём его попросят. Хонджун только от этого уже хочет кончить и не может оторвать искушённый взгляд от того, как длинные холодные пальцы пробегаются по внутренней стороне бёдер, как плавно движутся к виднеющемуся на брюках бугорку, как ловко цепляются за пояс. Юнхо в состоянии легко расстегнуть одну-единственную пуговицу, но делает это очень медленно, превращая всё в мучительно долгий процесс, а ещё смотрит издевательски прямо в глаза и сводит с ума. Тем не менее, в нём остаётся некая доля осторожности и смиренности, поскольку его расчётливый взор всегда держится на лице Хонджуна, чтобы убедиться, всё ли он делает правильно. Но очевидно, что неправильно тут только одно — его медлительность. Хонджуну жарко в кабинете, а во рту Юнхо раскалённое пекло, и он поддаётся его языку пламени, чуть сползая в кресле, плавясь как шоколад, который тот употребляет тоннами и литрами. И кто из них более властен, могуществен и повелителен? Взяв возбуждённый член в рот на пробу и качнув головой навстречу, Юнхо проводит языком до основания, словно от неуверенности не зная, как подступиться. Закрадывается мысль, что он вообще сталкивается с подобным в первый раз, вот только Юнхо выглядит как человек, у которого было уже невесть сколько партнёров, неважно — половых или романтических. На деле он очень умён и понимает, чего и когда хочет. Хонджуну даже интересно число людей, побывавших в его кровати. А много ли раз он сам лежал и растягивал себя для кого-то другого? От этой беглой мысли в затуманенном разуме мужчина мрачнеет и вздрагивает именно в тот момент, когда Юнхо берёт до конца и полностью. Одной рукой он оглаживает и слегка царапает плоский живот и часто вздымающуюся грудь, пока второй придерживает пульсирующий орган, плотно обхватывая его губами и надувая и без того пухлые щёки, по которым вдруг скатываются повисшие на ресницах, непрошенные слёзы. Член глубоко терзает горло, и Юнхо их смаргивает, немного хмуря брови. Стиснув в пальцах пронзаемое судорогой бедро Хонджуна, он чувствует под ними твёрдые мышцы, что в любую секунду зажмут его между собой, окропив его самодовольное лицо вязким семенем. Ёрзая и непроизвольно вскидываясь в кресле от ласок внизу, Хонджун высоко втягивает воздух, переходя на сдавленный стон, и опускает взгляд на орудующего внизу Юнхо. В ушах всё звенит его низкий, вежливо вопрошающий голос, повторяющийся с ещё большей частотой, что хочется услышать его снова и слушать вечно, а пока что из звуков, наполняющих эту комнату, лишь влажное хлюпанье вперемешку с хриплыми и прерывистыми вздохами. Внезапно Юнхо перестает двигать головой, напрягает челюсть от различимого вкуса спермы на языке и решает ускориться, как вдруг чувствует опустившуюся и резко сжавшуюся в волосах руку, отрывающую его от незавершённого дела. — Нет! — сурово рычит Хонджун, с силой притягивая его к себе, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. У него будто развилась нездоровая тяга к прерыванию и оттягиванию своей разрядки, и он не собирается получать её так, пусть и выглядело бы довольно сногсшибательно. Юнхо, переводя дыхание, раскрывает полный рот слюны, что скатывается по подбородку. Он удивлён, но в то же время невероятно возбуждён и совсем не сопротивляется, позволяя вести, направлять и делать с ним всё, что заблагорассудится. Учащённо дыша, он пытается найти глаза Хонджуна, натыкаясь на томный, пожирающий взгляд, а выражение шока на его лице ещё больше подогревает возбуждение мужчины. Юнхо чувствует, что глубоко внутри его есть что-то, что нуждается в освобождении, да и тело открыто говорит об этом — Хонджун сейчас на пределе возможного. Замерев в этой позиции, Юнхо не смеет вновь прикоснуться к его изнывающему члену, не смеет подняться с отведённого ему места, не смеет даже что-либо сказать против. До сих пор он смутно осознаёт происходящее и облизывает припухшие губы, наблюдая за иногда дёргающимся Хонджуном и его неменяющимися эмоциями. Тот тоже особо не двигается, всё усиливая хватку на макушке Юнхо, держит его близко перед собой и дышит одним разгорячённым воздухом. В уголках расширенных глаз Хонджун замечает застывшие слёзы и невольно стирает их другой рукой. Большим пальцем он проводит по мокрым приоткрытым губам, иногда нажимая, и у Юнхо внизу живота болезненно стягивает от усилившегося желания чего-то большего, пульсирует, напоминая о себе каждую секунду, но делать ничего нельзя. Но он не удерживается от неожиданного жалобного стона и поджимает губы, когда между его ног на полу оказывается холодная подошва. Он жарко дышит на палец у рта, который всё-таки на время проходится по стиснутым зубам и оттягивает щеку изнутри. Прижатый ботинок сильнее впивается в промежность Юнхо и возвращает его в реальность, где Хонджун держит его за подбородок, смотря неотрывно, и ближе наклоняется к нему, увлекая в долгожданный поцелуй. Но теперь этого уже недостаточно — они должны стать ещё ближе, стать единым целым. Ощутив на губах отголоски солоноватости, надежды и отсутствия терпения, мужчина двумя ладонями оглаживает лицо Юнхо и тихо спрашивает, улыбаясь: — Что ты хочешь, Юнхо? — провокационно, но с придыханием, доминированием и авторитетом. Юнхо находит это сексуальным и до безумия глупым, ведь ответ написан по всему его существу. Юнхо глядит таким умоляющим и отчаянным взглядом, что ожидание почти ломает его. — Тебя, капитан, я хочу тебя. — Скажи это ещё раз, — прямо в губы шепчет Хонджун и ловит скулящий вздох. — Я хочу тебя, капитан. Едва Юнхо успевает закончить фразу, его снова тянут на себя, прижимаясь к желанным губам и разделяя обоюдную потребность друг в друге. Хонджун прокручивает сказанные слова и понимает. Больше нет времени ждать. Взяв ситуацию в свои руки, он берёт Юнхо за лацканы его синего пиджака, поднимает с пола и, развернув его от себя, толкает к дивану. Пока Хонджун быстро вспоминает, где спрятана смазка, Юнхо долго вспоминает, когда у него был последний раз. Будто от головокружения он поражённо падает спиной на диван, в неверии кладя холодную ладонь на лоб, и глубоко дышит. Сейчас он не думает и не делает — только чувствует. Юнхо чувствует, что кому-то нужен, и с ним он готов исчезнуть из этого мира в тот, что был создан ими специально для них одних. Он погружается в своеобразный транс, возбуждённый и ослеплённый пустотой в мыслях, что едва способен держать глаза открытыми. От мимолётного представления требовательного и собственнического Хонджуна перед собой Юнхо чуть ухмыляется и встречает взгляд, под которым кажется настолько незащищённым и беспомощным, насколько это возможно для взрослого человека. Хонджун над ним, глядит изучающе, выжидательно, будто пытается сохранить некоторый контроль над собой и не поддаться чисто животной похоти, что просто просится вырваться из тела. Вот он — переломный момент. Юнхо безумно хочет, чтобы с него сорвали одежду и наконец взяли его, но какая-то часть всё ещё жаждет напряжения от медленного приближения неизбежной угрозы. Он вдруг резко садится на диване, одновременно избавляясь от обуви и пиджака. Вцепившись уже в воротник рубашки, он замечает опустившуюся напротив голую ногу и сомневается в правильности этого жеста, неуверенно переводя взор вверх. Хонджун в расстёгнутой рубашке и боксерах неодобрительно морщится и двумя ладонями утыкается ему в грудь, толкая назад и забираясь сверху. Он зол не из-за его действий, а потому, что хочет полностью поступить с ним по-своему. Не хочет, чтобы он раздевался сам — хочет сделать это для него. Храбрость и инициативность Юнхо привлекают, но лучше бы ему оставаться уязвимым и беспомощным щенком, которого вот-вот утянут под воду. — Ты и так сделал достаточно. Не двигайся, — доминирующей аурой Хонджун прибивает его к дивану с целью сохранить преимущество. — Какой эгоистичный капитан, — саркастично хмыкает Юнхо, укладывая свои большие руки на спину прильнувшему мужчине. Хонджун не станет спорить, оставит на его губах лёгкий поцелуй и выпрямится, сидя на крепких бёдрах и надавливая ладонью на его вставший член с едкой ухмылкой. Для него жизненно необходимо удержать Юнхо на месте, чтобы не соскочить самому. Необходимо насладиться зрелищем, поиграть со своей добычей как можно дольше. Сейчас Юнхо под ним не кажется демонической, проклятой, коварной тварью. Сейчас он непорочный ангел, спустившийся с божественных небес на эту грешную землю, запертый в этом нечестивом кабинете и оскверняемый самым настоящим дьяволом. Его тёмные, сливающиеся с цветом дивана волосы разбросаны по единственной, далеко не мягкой подушке — Хонджуна неосознанно посещает фантомное ощущение их в своих пальцах. Незабываемо. Расслабленный галстук безвольно лежит на вздымающейся груди, а полузакрытые глаза всё так же прикованы к нему, почти не моргают. Эти эмоции уже известны, но что с ними произойдёт, если… Хонджун приподнимает уголок губ вверх, тянет руки к пуговицам на рубашке Юнхо, убирая немного галстук, и от его пристального взгляда не уходит то, как часто тот задышал и прикусил нижнюю губу. Дойдя до последней, он обнажает грудь под хлопковой тканью и позволяет вытащить руки из рукавов. В полумраке и блёклом свете всё ещё включённой лампы на столе Юнхо выглядит соблазнительно и неотразимо. Его руки, лицо, глаза, тело — всё это лежит под ним в сладостном ожидании. Испытывая невообразимое желание соприкоснуться, Хонджун яростным и от того не менее будоражащим дух движением стягивает с себя рубашку и склоняется, чтобы почувствовать бьющееся сердце прямо под своим. Страстные следы от поцелуев остаются на шее и плечах, неумолимо движутся вниз под учащённое прерывистое дыхание. Юнхо запускает одну руку в чёрные волосы, тем самым притягивая Хонджуна и его губы к себе, пока второй поглаживает его по спине, постанывая ему на ухо. — Не можешь передо мной устоять? — бормочет Хонджун, а после цепляет зубами мягкую кожу под ключицей. — Да, — выдыхает Юнхо, шевеля приподнятыми бёдрами. — Я не могу сопротивляться тебе, капитан. Хотя на данный момент ему и трудно сформулировать какие-либо внятные предложения, помутневшие глаза ясно кричат, как сильно он хочет его прямо сейчас и что полностью подчиняется его господству. Хонджун улавливает этот сигнал и принимается снимать с него тесные джинсы вместе с бельём, оставляя Юнхо лежать совершенно беззащитным с одним лишь галстуком на шее. Что-то в нём есть, да и Юнхо целенаправленно не торопится с ним прощаться, а значит его можно использовать. Предпоследняя крепкая и тихая стена рушится? Хонджун подведёт его к краю и заставит окончательно потерять рассудок в полёте в рай или ад. Юнхо на мгновение закрывает глаза и резко открывает, дёргаясь от опустившихся на его член тёплых рук и хватаясь за подлокотник дивана, на который был брошен пиджак Хонджуна, но этому он не придаёт никакого значения. Мужчина умело дразнит его, круговыми движениями ладони массируя головку, и проводит по стволу кончиками пальцев, вскоре сжимая в кулаке, от чего низ живота сводит судорогой, а Юнхо начинает тихо скулить, мелко дрожит и выгибается навстречу, открыто намекая на большее продолжение. Свободной рукой Хонджун обхватывает свой давно затвердевший член, постепенно ускоряя темп и рвано дыша. От собственных же касаний мысли полностью уходят из головы, оставляя только тягучее желание. Не раздумывая, он щёлкает тюбиком смазки, вырывая из груди Юнхо восхищённый и предвкушающий вдох, и касается влажными пальцами анального входа, медленно погружая внутрь один за другим. В следующую же секунду Юнхо тотчас втягивает воздух, сжимаясь. Пальцы двигаются в нём аккуратно, но неожиданно и беспорядочно, заставляя вздрагивать, неважно, от боли или же от острого удовольствия. Чтобы облегчить его страдания, Хонджун наклоняется и целует в шею, пока занимается растяжкой, думая о том, как бы не кончить раньше времени. Притягивая его лицо к себе, Юнхо проводит большими пальцами по его мокрым губам и томно выдыхает, сосредотачиваясь на забытых ощущениях. Он трётся носом о щеку Хонджуна, шипя от входящих прохладных пальцев, но после распахивает глаза и глядит на него с немой мольбой. — Осмелюсь предположить, что это твой не первый раз, — Хонджун хочет найти подтверждение своей догадки, немного сгибая пальцы внутри Юнхо и играя с оставшимся на его шее галстуком. Тот отвечает не сразу, делая глубокий и шумный вдох, и чуть выгибается. — Не помню уже какой это. Но секса у меня давно не было. Ему дают больше, растягивая тремя пальцами, и целуют, топя пронзительные стоны на губах. Хочется доставить Юнхо максимум удовольствия. Даже больше, чем получить самому. — Ты будешь моим, Юнхо, хочу тебя больше всего на свете, — самозабвенно произносит Хонджун и вновь тянется к смазке, вскрывая презерватив. Юнхо разогрет и теперь разочарованно хнычет, тщетно пытаясь насадиться на покидающие его нутро пальцы, которые заменит нечто побольше. Устроившись между дрожащих ног Юнхо, Хонджун раскатывает по члену резинку и медленно входит до конца, чуть морщась от узости и тугости. Юнхо прикрывает глаза с хриплым выдохом, потому что выдерживать такую картину перед глазами подолгу оказывается просто не в состоянии. И между ними пропадает последний выстроенный барьер. Весь воздух из лёгких выбивается внезапным толчком, и Юнхо не сдерживает стона, запрокидывая голову назад. Ничего внятного сказать не может, только едва разборчиво что-то шепчет и позволяет слюне скатываться по уголкам губ. Хонджун наклоняется вперёд, оказываясь так глубоко, как может. Сперва даёт привыкнуть, продолжая целовать его, куда дотягивается, и после начинает двигаться. Ускоряться не будет, пока Юнхо не попросит этого сам. — Всё хорошо? — Да, — кажется летним муссоном, приносящим с собой интенсивные и мощные осадки, волну возбуждения и желание действовать, отключив мысли. — Более чем. Побыстрее. Собирая выступившие на зажмуренных глазах слёзы, Хонджун продолжает двигаться, прижимая Юнхо к себе, горячо дышит тому в шею и утыкается лбом в плечо. Голова идёт кругом от накативших ощущений, а внутри всё сводит. Он рискует и наращивает темп, натыкаясь на положительную реакцию в виде протяжного стона, тогда как сам старается не быть совсем громким. Сейчас он больше всего боится, что это — его пьяные бредни, глупый сон, итогом которого станут очередные ночные поллюции. Есть неутолимое желание прижать Юнхо к себе и не отпускать больше никогда. Словно в очередной раз норовя себе что-то доказать, Хонджун впивается зубами в чужое плечо и, хватаясь за лежащий на груди Юнхо галстук, приподнимается, нависая над ним. — По-твоему, это достаточно туго? — в прищуренных глазах просыпается ребяческий азарт и жажда острых ощущений, и Юнхо, до этого дёргающийся в его руках от укуса и таранящего его члена, на секунду усмехается между вздохами и произносит одними лишь губами: — Мгнх, ах! Н-нет? Юнхо не из робкого десятка, за что его награждают на более быстрым темпом, вынуждая стонать протяжнее, выгибать спину, держась пальцами за бледные плечи над ним до побеления. Хонджун с некоторым садистским удовольствием сначала сжимает в руке напряжённый член Юнхо, а затем тянет его галстук, завязывая петлю туже, и когда доходит в упор до шеи, то затягивает так сильно, что Юнхо внезапно высоко выпаливает его имя, содрогаясь. — А! Х-Хонджун! Он распахивает рот в надежде вдохнуть, цепляясь за руку, удерживающую галстук, а Хонджун на этот миг забывает и вовсе, как дышать, пропуская удар бешеного сердца. Наивно было полагать, что в этой комнате осталась хоть какая-то частичка формализма и профессиональности, ведь она хлопнула дверью и ушла вместе с Минги. Но это не значит, что Хонджуну не понравилось услышать это посреди их с Юнхо сумасшедшего акта страсти. Ускоряя толчки, Хонджун предчувствует вожделенную разрядку и желает в этот момент полностью потеряться, упав с обрыва вместе с Юнхо. Он склоняется над ним, над его трясущимися руками, над выступившими на шее венами, над широко открытым ртом и, сохраняя галстук натянутым, кладёт свою маленькую ладонь ему на грудь, туда, где неистово трепыхается свободное сердце. С последующим резким движением бёдрами он кончает, оставаясь внутри и усердно шевеля рукой на члене Юнхо. Спустя мгновение тот бурно доходит до разрядки, закатывая глаза, и замирает в одном положении, проживая мощнейший оргазм за свои двадцать пять лет, пока горячая жидкость обжигающей струей вытекает на живот. Хонджун, отдышавшись, ослабляет узел на его шее, наконец предоставляя возможность вдохнуть, и Юнхо пользуется ею, оседая под ним. Кое-как совладав с дрожащими руками, он тянет их к Хонджуну и отпускать его совсем не торопится, даже наоборот, с новой силой прижимает к себе и тяжело дышит, поглаживая его по голове. — Юнхо? — зовёт мужчина, прижавшись щекой к его груди, на секунду мысленно шутя, что и не сможет что-то расслышать из-за слишком неспокойного биения его сердца. — Дай мне минуту, — совсем шёпотом произносит Юнхо, успокаивающе целуя его в чёрную макушку, и задумчиво смотрит в потолок. Ещё несколько часов назад так же лежал Хонджун, не зная, что ему делать, — теперь эта участь постигла и Юнхо. Они оба устали, но всё ещё испытывают ошеломляющее чувство, погружаясь в дымку тихого блаженства. Вскоре Хонджун приподнимается, в прямом смысле отлепляясь от утомлённого тела, напоследок проводит по потрёпанному жизнью галстуку и наконец выходит из Юнхо под сиплый выдох, избавляясь от презерватива и возвращаясь уже с пачкой влажных салфеток. Юнхо же всё это время находится где-то далеко отсюда, словно пребывая на дне глубокого омута, и безучастно наблюдает за ухаживающим за ним мужчиной. У него не остаётся ни слов, ни сил на эти слова, он даже позволяет маломальски одеть себя и уже через несколько минут, будучи укрытым пушистым, приятным коже пледом, неожиданно произносит: — Хочу сладкое. У Хонджуна в этот момент резко от недоумения открываются глаза и пропадает желание спать. Он, лежащий на боку, прижатый к спинке дивана и совершенно застигнутый врасплох тем фактом, что тому хватило энергии внезапно попросить о чём-то, осторожно садится, осматривая всё так же зависшего на грани между мирами Юнхо, и решается переспросить, дабы убедиться, что правильно расслышал. — Прости, что? Сладкое? Сейчас? То у Юнхо нет сил говорить, то наоборот, готов и дальше горы сворачивать. Быстро он перезарядился. Хонджун с ним явно не соскучится. Тут Юнхо поворачивается к нему, и выражение удивления и толики возмущения на его лице резко контрастирует с его обычным игривым характером, но, учитывая, насколько он вымотан, Хонджун не может его винить, немного смутившись и повторив вопрос с гораздо меньшей раздражённостью. — Извини, то есть, я могу сходить тебе за кофе или к торговому автомату, у меня вроде есть сок здесь, — он перебирает варианты до тех пор, пока глаза Юнхо не расширяются от последнего предложения. — По-моему, оставались ещё конфеты. — Конфеты? Шоколадные? — он аж встаёт на руках, подпирая их позади себя. Покрывало, натянутое до подбородка, тотчас падает, открывая шикарный обзор на исцелованную и кое-где покусанную грудь. Хонджун невольно цепляется за неё взглядом, довольно оценивая свои плоды в темноте, и игриво вздёргивает бровь. — Опять шоколад. Он достаёт припасённую на всякий случай, купленную когда-то вместе с пачкой презервативов, целую коробку конфет из одного из ящиков в столе и протягивает ему, предлагая несколько видов на выбор, но Юнхо забирает всё, щурясь и вглядываясь в перечисление вкусов, как вдруг шоколад озаряется тёплым светом. Подняв изумлённые глаза, он замечает перед собой счастливо улыбающегося Хонджуна, светящего ему экраном телефона. Максимальная яркость делает пространство вокруг таким обширным и романтичным, а их общий мир таким маленьким и осязаемым. Этот нежный момент кардинально отличается от страстного и эротичного. Совсем другие чувства — не те, что одолевали их во время близости, теперь они намного утончённые, лёгкие и миниатюрные, что одно необдуманное действие их могло спугнуть, смахнуть. Свет с экрана телефона освещает лицо Юнхо во мраке кабинета, играет на его выразительных щеках и отражается в безмятежных блестящих глазах. Хонджун бы смотрел на него вечно, каждый раз подмечая для себя что-то новое и интересное, но сейчас он может сказать только: — Ты прекрасен, — то, что всегда было адресовано лишь одному-единственному человеку в сердце Хонджуна. Эти простые, но чувственные слова предназначались одному-единственному человеку, которого он предал этой ночью. И этот один-единственный человек совсем не похож на сидящего перед ним Юнхо.