Он мог сказать нет

Лёгкий, оставленный след на щеке Юнхо ещё сутки горел призрачным пламенем. Можно сказать, после того позднего вечера всё пошло кувырком. И с каждым днём Хонджуну становилось всё труднее отдавать себе отчёт о своих действиях. Грубо говоря, он избрал неправильный подход, и где-то глубоко в голове он это понимал, но не хотел принимать за правду, столь очевидную, что уже на первую неделю едва ли не безвылазного нахождения в офисе с кипами бумаг загруженный ненужными обязанностями и взятыми из воздуха поручениями Юнхо заметил, что так его безуспешно пытаются проучить за неприкрытую наглость. Хотя, по сути, Юнхо даже ничего и не сделал, скорее наоборот, попытался предотвратить бесповоротный момент. Дал шанс, а таким образом только подогрел и без того пылающий интерес босса к своей загадочной персоне. Прошло полтора месяца со дня перевода Юнхо в этот офис, но Хонджун не узнал о нём ничего нового, помимо того, что уже было изложено в его резюме. Исполнительный, ответственный, общительный — он это и так видит. Юнхо преданно делает своё дело, привычно улыбается всем, не жалуется на нагрузку, резко увеличивающуюся к концу дня и заставляющую засиживаться до полуночи. Да потому что он знает, к чему это идёт, и ради своей цели готов рискнуть сном и включить терпение на максимум. За всё время Юнхо ни разу не подходит лично к нему за советом или помощью. Хонджуна это начинает раздражать. Хонджун в принципе склонен раздражаться по мере приближения вечера. Поэтому за полчаса до конца рабочего дня он вызывает Юнхо к себе и приказывает купить какое-нибудь дорогое белое вино. Тот аж теряется от такой просьбы. — Почему я? Может, лучше оформить доставку? Да и Минги обычно этим занимается. — Минги курит. «Ну вот тем более, лучше бы Минги», — думает Юнхо и искренне не понимает, в чём подвох, но, наплевав на экселевскую таблицу, над которой бился второй час подряд, спускается и прямо в толстовке бежит через дорогу. «Пёс на побегушках», — думает Хонджун и искренне не понимает, за что ему на голову свалился этот сумасшедший — сумасшедше красивый, сумасшедше обаятельный, сумасшедше безотказный. Если он такой безотказный, тогда почему отвернулся? — Садись, — тяжело вздыхает Хонджун, принимая из рук запыхавшегося юноши чек и зеленоватую бутылку вина «Эрмитаж». Он даже не смотрит на чек, словно уверен в том, что Юнхо не купит ему суррогат по дешёвке. Тот же, неуверенно усевшись на одно из кресел у длинного стола, думает, что спиртное спрячут в мини-бар в другой части кабинета, и прикидывает, что произойдёт, если он в четвёртый раз за эту неделю не успеет сделать всё до того, как выйдет его рабочее время, из-за странного поведения Хонджуна. Юнхо явно лучше иной раз не думать. Вот только Хонджун ставит перед собой два стеклянных низких стакана, хотя под вино подошли бы лучше высокие бокалы. Всё было понятно без слов, и Юнхо не в праве отказать. — Тебе необязательно сегодня доделывать ту таблицу, — изрекает Хонджун, будто всё это время читал мысли юноши напротив. — Выпей со мной. В Юнхо борется два чувства: пустить всё на самотёк, забыться и расслабиться или же снова перевоплотиться в лучшего работника месяца, топить за здоровый образ жизни и отправиться заканчивать начатую работу, которую причём именно босс ему и поручил пару часов назад. Но, видимо, теперь ему придётся заканчивать начатую бутылку дорогого вина. — Как прикажете, капитан! — он пододвигает к себе наполненный наполовину стакан и с лёгкой улыбкой наблюдает за плескающимся в нём алкоголем. — Как ты меня назвал? — недоумённо нахмурившись, спрашивает Хонджун, отставляя бутылку подальше. — Повтори. — Капитан? Вы против? — Мне нравится. Юнхо смущённо округляет глаза, поджимая губы, но принимает правила игры, которую теперь ведёт явно не он. — А какой повод? Нам удалось договориться с организацией? Его рабочие вопросы невольно отсылают к тому позднему вечеру, когда он так отчаянно делал вид, что трудится над меморандумом, а на деле попытался подтолкнуть своего руководителя сделать запретный шаг. Очень удачно получилось. — Удалось, но, если честно, мне захотелось узнать тебя получше, — прямо отвечает Хонджун. Он уже устал буквально ходит вокруг да около, пора что-то делать и не важно что. Сложив ногу на ногу и открыто рассматривая Юнхо, он подмечает множество деталей, что были ему недоступны. Сейчас Юнхо не окружён посторонними людьми, для которых всегда играет роль жизнерадостного весельчака, но при этом не теряет присущей ему живой искры в глазах, олицетворяющей жажду приключений. По своей сути он очень даже открытый к людям и к новым идеям, а улыбка с его губ спадает, только когда он по-настоящему чем-то раздосадован. Хонджун тянется к нему со стаканом, после чего раздаётся негромкий звон, оповещающий о начале алковечера. — Вы со всеми такие вечера проводите? — Нет, мог бы с Минги, но он ушёл. — Он же курить выходил. — Неважно. Юнхо пару раз как-то по-тупому моргает, но не придаёт этому большого значения. Неужели от его вида у босса настолько всё отшибло? Юнхо считает, что эта мысль была слишком самоуверенной и высокомерной, и выпивает всё с первого раза, тогда как Хонджун с лёгким прищуром следит за этим движением, немного сжимает в напряжённых пальцах стакан и не может оторвать глаз от запрокинувшего на секунду голову юноши. Обычно он так смеётся, заваливаясь назад. Интересно, отчего ещё он так выгибается. Хонджун отпивает совсем чуть-чуть и убирает стакан за бутылку, чтоб Юнхо не заметил. Юнхо делает вид, что не заметил. — Расскажи о себе. И Юнхо рассказывает, что живёт один и ездит домой на автобусе, который делает большую петлю на окраине города, но другим рейсом ему попросту до дома не добраться, что пять лет учился на юриста и в итоге больше не может спокойно воспринимать слово «право», что всё детство хотел собаку, а мама хотела от него всё самое высокое, лучшее и постоянно повышала планку. — Только мама? — Родители в разводе, — монотонно выдаёт Юнхо, но с резким входом меняется в лице и натягивает улыбку. — Но я это пережил. И стараюсь всего добиться сам. «В частности, Вас, капитан», — обрубается на языке. Хонджун наливает уже побольше вина и достаёт из своих закромов коробку конфет, на что Юнхо выгибает бровь. — Ну не будешь же ты кофе закусывать. — Я могу сходить к автоматам внизу, если Вам… — Сиди уже, безотказный! И Юнхо сидит, неуверенно сжимаясь. А Хонджун со стаканом поднимается с места, обходит свою часть стола, заходит за спину Юнхо и стоит так с минуту. Юнхо кожей ощущает на себе его впившийся взгляд и осмеливается слегка повернуть голову, дабы взглянуть назад, но мужчина тотчас продолжает свой извилистый путь вокруг стола, вдруг замирая на месте напротив. — Ты так и раньше ходил? Сам себе дресс-код придумал? — в голосе Хонджуна отчётливо слышится нотка осуждения. Странно, что он решил высказаться по этому поводу только сейчас, а не в первый же день. — А что, мне надо что-то поменять? — Юнхо принимается осматривать себя, тянуть за длинные рукава. Типичная серая толстовка с капюшоном, в которой Хонджун бы буквально утонул, если бы примерил. — Так же комфортнее и удобнее. — Кому как. — Мне завтра прийти в другом? Мозг Хонджуна сразу же генерирует образ Юнхо в схожем, как у Минги, пиджаке, в однотонной тёмно-синей рубашке под ним, в узорчатом галстуке, с помощью которого его будет легче затянуть к себе в кабинет. — Как хочешь, — отмахивается Хонджун, скорее от размышлений и всплывшего перед глазами представления, нежели от вопроса, и чокается с ним, допивая оставшееся в стакане с первого захода. Поморщившийся Юнхо своими длинными пальцами пытается вытащить конфету из потрескивающего коррекса, отправляет одну в рот и снова морщится от горькости тёмного шоколада. Хонджун не в силах сдержать улыбку и тихо хихикает, возвращаясь к своему кожаному креслу. — Бери светлые, если не нравится. — Всё в порядке, — уверяет Юнхо, встрепенувшись, словно его окатили холодной водой. — Ей-богу, ты никогда ничего мне против не скажешь? — Наверное, я слишком безотказный, — а после глупый смешок. О, вот оно, началось. Хонджун не собирается упускать такой шанс и берёт в руки бутылку, разливая обоим чуть больше половины. Юнхо подносит стакан к глазам и едва может насчитать пару пузырьков, что кажется ему неправильным. — Знаете, капитан, мне однажды показали, как усилить игру пузырьков, — со знанием дела заявляет Юнхо, не глядя одной рукой доставая снова тёмную конфету, что была ближе всего, несколько раз прокручивает её пальцами, пока не бросает в стакан с сопутствующим бульком. — Это вино, Юнхо, — начиная смеяться, говорит Хонджун, очевидно убивая его ожидания. — А… Юнхо рассчитывал на интересный и завораживающий фокус, но единственное, что Хонджун считает тут поистине интересным и завораживающим, — это сам Юнхо, а также его попытки выглядеть лучше, чем он уже есть. Он давно уже понял, что Юнхо хочет быть достаточно хорошим для него, хочет быть самым лучшим, самым красивым и самым привлекательным. Иначе не объяснить то, как Юнхо отклоняется назад, как делает большие глотки, как позволяет конфете в стакане упасть ему в широко открытый рот. Чон Юнхо сумасшедший. Хонджун замечает, что все эти моментальные и одновременно невыносимо долгие пять секунд сжимает подлокотники, из-за чего кожа на них раздражающе скрипит, и отодвигает от себя наполненный стакан, вглядываясь в Юнхо. Тот откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза, и опять кривит лицо в попытке как можно быстрее проглотить конфету и забыть горьковатый привкус. Будучи уже не в силах себя контролировать, Хонджун встаёт вновь позади Юнхо. — Ты забавный, — мечтательно произносит он, и Юнхо приоткрывает один глаз, будто по щелчку пальцев становясь на несколько лет младше и меньше в этой толстовке. — Я ценю то, с каким усердием ты выполняешь всё, о чём тебя просят. Юноша по-детски моргает, когда не замечает босса в своём кресле, но зато чувствует его руки на своих плечах, сомкнувшиеся где-то на ключицах. Маленькие, аккуратные, тёплые, в отличие от вечно холодных, бледных и больших. В этих руках он даже боится дышать, словно простым судорожным вздохом может как-то повредить их, а и без того пунцовые от градуса алкоголя щёки вспыхивают красным, выдавая его смятение. Юнхо к этому не готов, но ничего не имеет против. И останавливать он не намерен. Он накрывает обе ладони своими с мыслью согреться от них, а не от пылающих щёк, неспешно проводит по пальцам, не обнаруживая ни единого кольца, и думает повернуться, чтобы посмотреть на мужчину. Лицо которого враз оказывается с левой стороны, что можно соприкоснуться. Юнхо от неожиданности вдыхает и отворачивается назад, смотря вперёд и напрягаясь сильнее. Отворачивается снова. Как в тот вечер. Но в этот раз Хонджуна это не бесит, наоборот, раззадоривает, и он садится на место по левую руку от Юнхо, наклоняясь ближе с целью заглянуть прямо в глаза, что так старательно его избегают. — Ты меня боишься? — с наигранной грустью спрашивает Хонджун и смело касается его руки в мешковатой толстовке. Лучше бы он завтра её не надел. Из-за затянувшегося молчания кажется, что Юнхо и дышит, и думает слишком громко, но на самом деле слишком громко он смеётся, прикрывая рот и сталкиваясь плечом с Хонджуном. — Вы прямо у меня перед носом! Ещё и смотрите так! Я сейчас задохнусь! — такое чувство, что он пытается разрядить накалившуюся обстановку и тянется за уже светлой конфетой, но оно заменяется другой мыслью — как же будет приятно и сладко его целовать. Несколько тёмных уложенных прядей падает Юнхо на закрывающиеся глаза, но он продолжает посмеиваться, немного сгибаясь влево, где сидит Хонджун. Мужчина улыбается оттого, с какой непринуждённостью он себя ведёт даже в такой ситуации, и приобнимает его, кладя его голову себе на плечо. Юнхо однозначно пьян, уязвим и чувствителен, и этот факт отмечается в затуманенном разуме Хонджуна. Отчего-то Юнхо перестаёт глупо смеяться, но не перестаёт мелко дрожать, пытается восстановить дыхание и сохранить самообладание. Через несколько мгновений Хонджун видит, как он погружается в состояние полного расслабления, опираясь на него, и нежно, почти в успокаивающем жесте проводит пальцами по взлохмаченным волосам на затылке. Опустив одну руку Юнхо на бедро, обтянутое джинсой, Хонджун глубоко вздыхает и утыкается носом ему в шею, поднимаясь выше и горячо шепча на ухо: — Слышишь моё сердце? — раздавшегося «угу», отдавшееся вибрацией где-то из груди, вполне достаточно для ответа. Хонджун прижимает его к себе сильнее, губами касаясь виска, выдыхая тихое: — Что же ты со мной делаешь? Хонджун закрывает глаза на минуту и представляет, как они сидят на какой-нибудь лавочке во дворе в тёмное время суток в окружении высоток, точно подростки, которым запрещено гулять допоздна, которых могут отчитать и наказать, которым нельзя быть вместе. От этого внезапного вывода Хонджун хмурится и наклоняет голову, смотря на Юнхо. Тот дышит размеренно, едва слышно и глядит задумчивым взглядом куда-то на стол. — Я не знаю, — звучит шёпотом спустя казавшуюся бесконечной тишину. Он выглядит таким потерянным, таким изнурённым, таким беззащитным, что Хонджун считает своим долгом показать и доказать, что Юнхо больше никогда не будет одинок. Он хочет сказать что-то ещё, подняв глаза на Хонджуна, но тот прикладывает палец к его желанным губам и говорит: — Ты сводишь меня с ума, — ладонь перемещается на всё ещё горячую щеку, и в глазах Хонджуна можно найти всё меньше осознанности и всё больше желания. Последнее, что Юнхо в них видит, — это себя, а через секунду голова отключается от мгновенного прилива дофамина по всему телу. Сначала Хонджун целует медленно, методично и нежно, вскоре твёрдо, страстно и напористо, вызывая дрожь, с которой Юнхо не смог бы совладать, даже если бы попытался. Мужчина прижимается своими губами к его, сминает и с каждый движением отдаляется от этого мира. В его сумасшедшем мире есть только он и Юнхо. Он проникает языком в его рот, чтобы попробовать его всего на вкус. От Юнхо пахнет шоколадом, и во рту у него контрастно — приторно и горько, и язык двигается неуверенно, уступая в инициативе. Хонджун неспешно опускает руки вниз, проходясь по шее и останавливаясь на груди, где под серой тканью толстовки бешено колотится сердце. Юнхо издаёт высокий стон, который тотчас тонет в губах Хонджуна. Они балансируют на тонкой грани, размывающейся от каждого распаляющего выдоха. Хонджун хочет, чтобы этот момент длился вечно, чтобы язык исследовал всё в этом податливом теле, каждую маленькую щелочку и уголок сладкого рта, чтобы они прижались друг к другу и слились в одно целое. Хонджун хочет, чтобы они двигались горячо и безумно и чтобы в пиковый момент их тела синхронно содрогнулись и замерли в одном положении… Хонджун хочет Юнхо. Приблизившись к точке невозврата, мужчина замедляется, норовясь прервать поцелуй. Из-за его попытки отстраниться Юнхо сильнее обхватывает предплечья Хонджуна, прижимаясь ближе и не отпуская. Остановиться и создать дистанцию сейчас будет сродни вероломству, и Юнхо очевидно не собирается сдаваться так просто. Сделав глубокий вдох, он снова притягивает Хонджуна к себе и проникает пальцами под воротник его рубашки — к острым ключицам и точёным плечам. Понимая, что всё грозит перерасти в нечто более интенсивное, Хонджун испытывает момент прозрения. Он находится не в переулках дворов, а в кабинете в своём офисе, и ему далеко не шестнадцать, а в два раза больше, и он не школьник, целующийся с одноклассником, а муж и начальник, несущий полную ответственность. После осознания всё становится таким напряжённым, тревожным и… реальным. — Юнхо, ты должен меня отпустить, — Хонджун аккуратно толкает его, стискивая в пальцах его плечи, и серьёзно повторяет: — Юнхо, нужно остановиться. Сейчас, — звучит довольно твёрдо и властно. И Юнхо ничего не может сделать против — отстраняется и смотрит с льющейся из глаз надеждой, смешанной с похотью. Таким Хонджун его никогда не видел. Судорожно сглотнув, Хонджун облизывает слегка сладкие губы и выбирается из объятий, уходя ему за спину к окну, чтобы маломальски привести себя в порядок и наконец застегнуть пуговицы на воротнике, дабы те ненароком не смутили Юнхо вновь. — Уже поздно, — подмечает Хонджун, хотя, честно, впадает в ужас при виде времени — первый час, и отходит к шкафу, выуживая оттуда бежевое пальто. — Может, мне тебя подвезти? Лучше не стоит оставлять тебя тут в таком виде, иначе сделаешь какую-нибудь глупость. — Что? В каком виде? Могу и остаться здесь… — сонно бормочет Юнхо, упираясь лбом в стол и зажимая руки между бёдрами. Возбуждение его всё отпустить не может. А Хонджун не может отпустить мысль о том, какой Юнхо в постели в итоге. Он оставляет всё на столе, как есть, — всё равно через несколько часов сюда возвращаться, — и берёт Юнхо за локоть. — Просто держись поближе ко мне, хорошо? Юнхо же очень смущён и взволнован. Он изо всех сил старается сохранять хладнокровие и вести себя так, как будто ещё минуты три назад ничего не было, но у него не получается скрыть румянец или дрожащий голос. Какое-то чувство напряжения и опасности, но теперь оно ещё сильнее. Юнхо неуверенно держится на ногах, и по тому, как он себя ведёт, трудно сказать, это его аллея позора или триумфа. Он что-то непонятно бормочет себе под нос в поисках своей куртки, однако всё-таки натянув её, замолкает, правда, до того момента, пока они не выходят на ночной городской воздух к парковке. Юнхо делает всё возможное, чтобы идти, расправив плечи и твёрдо ступая, но ничего не может с собой поделать. Его слегка шатает, и он продолжает случайно задевать Хонджуна то тут, то там. Тому приходится схватить его за руку и отвести к машине, поддерживая за спину. — Простите, я такой идиот! Я всё отработаю, буду работать больше и лучше для Вас, — пьяно причитает юноша словно в бреду. Хонджуну только и остаётся со всем соглашаться, поощрять и заставлять просто сосредоточиться на себе и следовать за ним. Мужчина подводит его к своему чёрному BMW — броскому, но не кричащему своей помпезностью — и открывает пассажирскую дверь спереди. — Готов отправиться домой? — он продолжает улыбаться, и Юнхо очень осторожно забирается внутрь сам. Хонджун неторопливо обходит автомобиль, осматривая со всех сторон, и садится на водительское сиденье, а после поворачивается к Юнхо с вопросом: — Итак, какой у тебя адрес? — в ответ невнятный бубнёж, и если бы сейчас Юнхо ответил «к Вам домой», Хонджун бы не удивился. — Ты не знаешь, где живёшь? — Вы же выпили, — вдруг выдаёт юноша, чуть хмурясь, и мгновение смотрит с осуждением. Будто он не лучше. — Я уже протрезвел, да и в час ночи нечасто можно встретить патрули, — выкручивается Хонджун, пусть и откровенно солгал. Видя, как тот пристёгивается, Юнхо следует его примеру, тянет на себя ремень безопасности и говорит адрес, ожидая начало пути. Заумно говоря, он всё ещё под сильным воздействием полулитра алкоголя и капельки вожделения. Проще говоря, он едва находится в сознании, отчаянно старается взять себя в руки, и его в любой момент может вырвать. Только выехав с парковки, Хонджун резко даёт по газам, и взбудораженный Юнхо впивается в натянутый перед грудью ремень. Он даже не успевает толком возмутиться, потому что уже в следующую секунду его заносит вправо так, что он чуть не впечатывается в слегка запотевшее стекло. Хонджун притворяется, что не видит приближающийся красный свет на светофоре и остановившуюся перед ними машину, и просто продолжает ехать, пока глаза Юнхо увеличиваются от неподдельного страха, как вдруг авто внезапно тормозит, и Юнхо немного отбрасывает вперёд с пронзительным криком. — Протрезвел? — мужчина поворачивает голову, расслабляясь, и самодовольно ухмыляется от… — Ты сумасшедший! — шокированное выражение лица из смеси ужаса и гнева в принципе говорит то же самое, откидывая всякие формальности. Прямо сейчас с его жизнью просто-напросто бестолково играют. — Ох, ты недоволен? — Хонджуну удаётся вывести его из привычного себя уже в который раз за день, что появляется азарт узнать и увидеть, в каких состояниях Чон Юнхо может открыться больше. С одной стороны, он явно не доволен таким небезопасным вождением. Но, с другой, он же ещё слишком навеселе, чтобы воспринимать всё абсолютно серьёзно. Так что, как бы страшно это ни было, пускай получает удовольствие от этого «волнения». Хонджун откровенно его пугает тем, что не обращает должного внимания на дорогу, пристально засматривается на него, а в один момент и вовсе кладёт правую руку на колено и сжимает, и теперь Юнхо не знает, чего ожидать. Мужчина всё так же делает резкие повороты и быстро ускоряется в случайных местах, но при этом сохраняет холодное и невозмутимое спокойствие. От этого Юнхо определённо нервничает ещё больше, и он крепко держится за ручку на двери и стискивает зубы каждый раз, когда ему преподносят один из опасных трюков. Лёгкая паника в его распахнутых и уже не таких утомлённых глазах мелькает ровно до того, пока Юнхо наконец не понимает, что ничего катастрофического не происходит, его жизнь по-прежнему цела, и что босс просто дурачится. Заметив знаковый жилой район многоэтажек, он облегчённо выдыхает. Услышав это, Хонджун специально круто проворачивает руль и тормозит около подъезда, встречая на губах Юнхо ехидную ухмылку. — Хорошая попытка, капитан. Как насчёт того, чтобы в следующий раз больше сосредотачиваться на вождении, а не на пассажире? — Я об этом подумаю на досуге, — язвительный ответ не заставляет себя долго ждать, и вот уже они глупо смеются. Отпустив смятый в кулаке ремень, Юнхо прикрывает ладонью рот и с благодарностью смотрит на Хонджуна, который посчитал обтянутый кожей руль очень интересным именно сейчас. — Я хочу… спасибо, что подвезли меня. — О… — Хонджун тотчас оборачивается и пожимает плечами. — Не придумывай. Это мой долг как твоего босса — заботиться о тебе! Но… Мне правда было бы неловко, если бы я позволил тебе идти домой одному или вообще бросить в офисе, когда ты так… пьян. Неловко было бы ему, как же. Вернее сказать, неловко было остаться там обоим на всю ночь и не прервать начатое в один момент. Вылезая из автомобиля, Юнхо может сделать вывод, что это самое неловкое прощание в истории человеческих взаимодействий. Никакого продолжения уже не хотелось, хотя сердце подсказывает, что сейчас ему предоставляется идеальная для этого возможность. Остаётся лишь попросить Хонджуна проводить до квартиры, может быть, предложить зайти внутрь, чтобы… поговорить. Но Юнхо отмирает от мягкого и приятного: — Спокойной ночи. Напиши мне, когда доберёшься и ляжешь спать, — машет ему Хонджун на прощание и улыбается так по-доброму и искренне, что Юнхо думает сорваться в любой миг и оставить на его губах трепетный поцелуй. Юнхо иногда лучше не думать. Хонджун хочет верить, что всё это было большим совпадением и что он не пытался приставать к Юнхо весь вечер, что ничего не случилось и что он совсем не взволнован их зарождающейся… связью. Пока ещё не отъехав от высокого дома, Хонджун достаёт телефон и замирает. Сердце резко начинает колоть внутри и стучать от сообщений от Сонхва. В любой другой день или ночь он бы и не удивился этому, но сейчас, когда он в прямом смысле почти предал их брак, это ощущается иначе. Первая мысль содержит в себе то, что, как он надеется, Сонхва не заметит никаких изменений в его настроении или поведении. Потому что, когда Сонхва обнаруживает, что что-то не так, он замечает каждую мелочь. Также нужно убедиться, что он не будет выглядеть раскрасневшимся и нервным, встретив его у двери. Потому что, если он увидит даже малейшее изменение по отношению к нему, то сможет сказать, что от него что-то скрывают. И это нехорошо… Вторая мысль — надо купить что-нибудь для Сонхва. Что-нибудь, чего он не ожидает и просто будет счастлив. Хонджун и так давно его не радовал не то что подарками, даже своим появлением на пороге дома. Третья мысль — это осознание, насколько он плохой муж и отец. Юнхо отписался практически сразу же и до сих пор продолжает что-то писать, но уже полчаса Хонджун едет в полной тишине ночи вокруг в раздумьях. Да, у него есть муж. У него есть целая семья: муж и сын. Ему необходимо помнить об этом. Нужно вернуться домой и убедиться, что с ними всё хорошо. Убедиться, что он никогда больше не станет флиртовать со своим подчинённым. Каким бы горячим, неотразимым и безотказным он ни был. Насколько же сильно они во всё это вляпались. Где-то на этом моменте размышлений Хонджун сворачивает к круглосуточному маркету и покупает милую открытку, набор конструктора для Уёна и шоколад ручной работы с небольшими фигурными цветочками на каждой дольке. Он уже уточнит у неспавшего словно тысячу лет кассира, что это незабудки. Как удачно, что это любимые цветы Сонхва. Подписав открытку на руле и попытавшись наспех устранить оставшийся запах алкоголя парфюмом и парой мандаринов, Хонджун поднимается в квартиру, прячет в одной руке подарок, а другой — печатает Сонхва, что подходит. Уён уже точно спит, и шуметь ни к чему. Дверь ему открывает слегка взъерошенный мужчина с очками в тонкой оправе на носу и в длинной сиреневой футболке и счастливо улыбается, будто вот-вот заплачет, пропуская его в коридор. Закрыв за мужем дверь на замок, Сонхва аккуратно обнимает его и прячет лицо в вороте его пальто. — Наконец-то ты дома. Разумеется, он чувствует от него нотки спиртного. Не в первый раз Хонджун так брызгается духами, чтоб это скрыть, но сейчас для Сонхва это совсем неважно. Главное, что он дома в безопасности со своей любящей семьёй. — Сонхва, — тихо зовёт Хонджун, слышит звучное «м?» и видит перед собой усталое, но радостное лицо. — Это тебе и Уёну, — он протягивает скромный презент в виде пирамидки: коробка конструктора, пачка шоколада и сверху приоткрытая маленькая открытка. — Знаю, что я снова поздно… но мне очень хотелось тебя порадовать. Я не смог найти ни цветов, ни каких-либо других романтических штук в такое позднее время, поэтому я просто принёс тебе сладости, а Уёну — Лего. На мгновение Сонхва теряет дар речи. Он поражён тем, что у Хонджуна всё же есть время на заботу и любовь для них, что он купит подарок, каким бы крохотным или незначительным он ни казался. Сонхва опускает растерянный взгляд вниз на подарок и даже пытается пройти мимо него, чтобы снова прижать Хонджуна к себе, но тот мягко отталкивает, вручая ему в руки. — Спасибо, любовь моя, — всё вокруг вдруг становится мутно от застилающих обзор слёз, и руки немного подрагивают, но он всё-таки читает спешно сделанную надпись на открытке: «Лучшему мужу на свете». — Там шоколад с цветками незабудок, которые ты любишь, — Хонджун осторожно смахивает скатывающиеся по нежным щекам дорожки слёз тыльной стороной ладони и целует в уголок губ. — Я очень скучаю по тебе, — от этой трогательной фразы теперь почему-то особенно больно. — Раздевайся, расскажешь, как прошла ночь на работе. Вероятно, Хонджун сохранит события этой ночи в секрете. Уже в спальне Сонхва замечает, как Хонджун с кем-то быстро переписывается и со вздохом выключает телефон. — Тебе с работы пишут? — обеспокоенно удивляется он и хмурится. — Ты кого-то оставил работать за тебя? До утра? — Ах, да неважно, — отмахивается мужчина, отключает уведомления на телефоне, а затем переворачивает его экраном вниз, чтобы лишний раз не создавать соблазна. Но даже так он несколько раз просыпается, просто чтобы проверить сообщения от Юнхо. И шоколад отныне напоминает ему только о Юнхо.