SINYM503

Что происходило дальше несколько стёрлось из памяти. Соник только помнит, как рыдал, свернувшись вокруг Марика, выставив колючки и не позволяя никому приблизиться, пока, наконец, сам не отъехал. Или задремал от стресса, или потерял сознание — не суть важно. Но следующий раз, когда он распахивает глаза, это уже будучи в каком-то узком коридоре, а в себя приходит из-за лёгкой боли в голове. — А? Что? — тут же вскидывается, но чувствует, как его свобода движения странно ограничена. Лишь спустя мгновение понимает — его несут на руках, крепко прижимая к мускулистой груди с торчащим белым пушком. На груди самого Соника удобно лежит Марик, присосавшийся к соску, однако не успевает ёж встревожиться, что его видят посторонние в столь интимный момент кормления, как замечает на себе сверху знакомую кожаную куртку. Кажется, это куртка Инфинита, и Соник натягивает её чуть повыше, до самого горла, желая спрятаться. И не от посторонних глаз или от двух пар особенных, уставившихся на него, нет. Внутри словно встал какой-то психологический блок, сложно поднимать взгляд, смотреть кому-то в морду или — упаси Хаос — в глаза; спидстер не хочет ничего, только комфортить сына и никуда никогда его не отпускать. Поэтому ёжится под кожанкой на сильных руках Шэдоу, лелея своё маленькое убежище. Впрочем, справедливости ради, от него никто ничего и не требует; Инфинит переводит на гибрида взгляд, не скрывающий отчётливые гневные нотки. — Нельзя поаккуратнее? Ему и без того плохо, ты ещё головой приложи к каждому косяку! — Заткнись. — Шэдоу привычно рычит в ответ, вжимая в себя Соника, чувствуя, как тот пытается сделаться как можно меньше в его руках, будто спрятаться от всего мира, никого не видеть и ничего больше не решать. Шэдоу как настоящий самец готов взять на себя всю ответственность за синее чудо и чудешко поменьше, спрятать за собой и закрыть ото всех бед этого мира. Он обосрался сегодня, едва не потерял сына и кое-как выстроенное хрупкое доверие Соника, больше этого не повторится. — Прости, Соник… сильно ударился? Соник только тихо охает от силы объятий, качая отрицательно головой, поглаживает прижимающегося бочком к груди отца ежонка по спинке. Марик почти как в коконе между своими родителями, и, на самом деле, спидстер счастлив, что сын именно в этом месте, именно так рядом с ним, наконец-то сосёт готовое для него молочко. Конечно, необходимость молокоотсоса никуда не делась, но очнись ёж после произошедшего без ребёнка в руках, наверняка скатился бы в новую истерику. Однако, в голове начинает проясняться, и ёж вновь выглядывает из своего кокона. И распознаёт весьма знакомую обстановку. — Соник! Сбоку появляется розовая мордашка с длиннющими ресницами. Эми. Уши разведены в стороны, на моське странно расстроенное выражение. Заметив очнувшегося Соника, практически сразу оказывается рядом, сложив руки у груди в суетливом движении. — Как ты? — спрашивает мягко, оглядывая его обеспокоенным зелёным взглядом. Ёж только и может, что поднять сложенные буквой «о» пальцы, на что подруга вздыхает с облегчением: — Это хорошо, что хорошо! — Видя даже лишь краем глаза, как подруга расслабилась, Соник не стал уточнять, что его жест это не «окей» — это «очко». — Мы решили, что будет лучше немного передохнуть, прежде чем отправиться за Изумрудами. А так как ангар довольно сильно пострадал, выбор пал на твой домик. Надеюсь, ты не против? Тебе и Марику легче будет восстановиться в родных стенах без надобности бегать за чем бы то ни было… Ёж оглядывает замерших посередине гостиной шакалов. Какие культурные, не развалились сразу по дивану, не выпили воду из вазы и не залезли в холодильник. Впрочем… с чего Соник решил, что они такие? Только из-за того, что они хищники? Шакалы? Инфинит ведь воспитанный и галантный, и друзья у него должны быть такими же, разве нет? Стоп. Вообще-то они бывшие наёмники, элитный отряд, и кто знает, какие вещи они вытворяли в прошлом. И не продолжают ли вытворять сейчас… Дааа, в голове полная каша, и как-то выудить из неё нормальные цельные мысли удаётся кое-как и то не с первой попытки. — Ну, не выгонять же. И… если только ты возьмёшь на себя заботу о наших гостях, — тихо проговаривает, опустив взгляд на малыша под курткой. — Я сейчас всё равно ни на что не способен… — А… да, конечно! — Эми Роуз с готовностью кивает, поворачиваясь к отряду шакалов. Соник же чуть приподнимает морду, прикрыв глаза, обращается к Шэдоу: — Отнеси меня в ванную. Марику нужно срочно сменить подгузник и искупать, пока не пошло раздражение. Шэдоу кивнул и уже повернулся в указанную синим сторону, когда их останавливает голос Инфинита: — А штука эта? — Он приподнимает в руке пакет; Сонику не нужно много времени, чтобы понять его содержимое. — Вроде не разбилось ничего. Зря только ходил за ней… — Ничего не зря… — вяло и тихо возражает Соник, так и не смотря ни на кого, кроме сына. Однако его слов шакалу будто недостаточно, ведь он продолжает сокрушаться: — Но если бы я остался, то был бы шанс лучше подготовиться к приходу хвостатого лиса! И мы бы смогли его поймать! А я ходил за этой штукой, и вот мы здесь! — Не смогли бы… никто не знал, что он так поступит… — Давай ты свою жалкую истерику выплеснешь на дружков где-нибудь подальше, — хмуро выдал Шэдоу, прижимая к себе с аккуратностью и нежностью всей вселенной драгоценную ношу. — Нам нужно сына умыть и ещё до кучи всего сделать, не до твоего нытья. Вытянутая псовая пасть тут же сморщивается, обнажая частокол острых клыков, низкое рычание прокатывается по дому. Соник невольно передёргивается от фантомной вибрации, вызванной колебанием воздуха в груди Шэдоу при его ответном рычании, вздыхает устало. И он ещё волновался об их состоянии после «виспового сиропа». Да всё с ними в порядке, тестостерон всё так же кипит, адреналин вот-вот перехватит инициативу и развяжет очередную драку, если только победят низшие самцовые инстинкты, а не разум. И как-то в победе разума Соник начинает сомневаться. — Ты снова смеешь называть меня жалким?! — А какой ты, если скулишь тут! Попросили сделать — ты сделал, молодец, хуле ноешь? — Когда у вас было перемирие, было намного лучше, что снова-то началось? Фини, — поднимает взгляд из-под куртки, но максимум останавливается на блестящей кнопке носа. — Придержи молокоотсос у себя, он понадобится точно, но сначала мне нужно немного подготовиться. Оба самца, пристыженные, опускают уши в попытке потушить огонь тестостерона. Где-то остаточно в крови ещё блуждает колючий адреналин от небольшой глупой стычки, толкающий вперёд, с клыками и когтями на того, кто крадёт у тебя драгоценность. Только вот у драгоценности есть собственное мнение по этому поводу, и петушиные бои — это последнее, что нужно в данной ситуации. Шакал кивает и всё же отпускает ежей. Конечно, ему не хочется оставлять этих двоих вместе, наедине, но, меж тем, он осознаёт важность помощи беззащитному младенцу, столько времени находящемуся без должного ухода. Шэдоу ведь говорил, что уже помогал Сонику провести гигиенические процедуры с малышом, так что его присутствие будет лучше. Хищник же заглушит ревностные порывы осознанием, что его метка на синем ёжике всё ещё пахнет им, и осталось совсем немного прежде, чем он сможет её обновить. Он знает. Поэтому отходит к своему отряду, около которых крутится Эми, уже вызвонившая Крим. Шэдоу заходит в маленькую ванную комнату, где аккуратно усаживает Соника на край неожиданно большой чаши. Похоже, несмотря на свою боязнь воды и неумение плавать, спидстер вполне не прочь провести некоторое время в ароматном джакузи, наполненном пеной и различными маслами, ухаживая за шерстью и иголками — об этом красноречиво говорит целая шеренга разноцветных баночек. Не меньшую их часть составляют цветастые бутылёчки с изображениями мультяшек, цветочков и чего-то ещё игриво-детского — всего необходимого для заботы о малыше. Пока он всё это рассматривал, мысленно преследовал две цели. Первая — как можно глубже погрузиться в мир Соника, ухаживающего за их общим малышом. Представить их купающимися, как вообще купать таких крох! Как ухаживать за нежной шёрсткой и такими мягкими иголочками, что совсем скоро затвердеют, а пока не острее ворса у ковра? Сколько Соник прочёл книг об этом? Или, может, у него есть свои материнские инстинкты, подсказывающие, как лучше? Столько вопросов вертится у гибрида в голове, но ни один он пока не смеет задать вслух из-за второй цели. Ровно год назад он был уже в этом домике. Он мало что помнит, на самом деле, потому как всё его внимание было сначала на постели с влажным пятнышком, а затем на еже на этой самой постели с пятнышком, увеличивающимся его стараниями в геометрической прогрессии. Год назад им было так хорошо вместе! И если бы он только не струсил! Если бы всё-таки взял себя в руки и заставил бы посмотреть в глаза реальности, взять ответственность за свершённое, кто знает, сколько бы счастливых моментов они провели с Соником в этих стенах. Сколько бы дружного смеха звучало, ласкового шёпота, признаний в любви, стонов удовольствия? Но… ничего этого не было. И сейчас, несколько тормозя с осмотром, он хочет впитать в себя этот домашний уют, на мгновение представить, что они семья, а снаружи не происходит ничего страшного. Соник прижимает к себе Марика, ласково поглаживая его по голове. Он мало что помнит после того, как увидел в руках Шэдоу сына, однако в голове ясно отпечатался встревоженный детский крик. Кажется, малыш успокоился только когда его приложили к груди. Интересно, кто додумался? Инфинит? Шэдоу? Эми? Стоп. А откуда двое последних вообще оказались в ангаре? Он же оставил их с Наклзом! Да уж, веселье веселее, ничего не скажешь. Попросил быть осторожными и остаться в безопасности на острове, но нет! Как дети малые, всё по-своему делают. А Соник не мамочка им всем для перевоспитания и заботы. Определённо, никого перевоспитывать он не собирается, ему хватает собственной безумной вечеринки мыслей и мельтешащих образов в голове, от чего она ощущается словно огромный чугунный котёл, в пустоту которого кинули гвоздей, и они там гремят-гремят-гремят! Впору свалиться в новый обморок, но Соник не позволяет себе роскоши расслабления даже сейчас. Не тогда, когда малышу требуется восполнить десятичасовой пробел во внимании и заботе. Заметив, что Шэдоу замер и тупо смотрит куда-то в шкафчик, из приоткрытой двери которого выглядывает стопка подгузников, Соник тихо окликает его: — Шадс? Набери ванную, тёплую. Помнишь, как определять температуру правильно? Черныш кивает, невольно вздрогнув от первого обращения. Он даже не заметил, как глубоко ушёл в свои мысли, а он, вообще-то, только что решил реабилитироваться в глазах синего ёжика! И сразу же начал лажать! Придурок. Пока другой ёж подготавливает ванную, Соник осторожно и очень неспешно начинает раздеваться. Марик находится в полудрёме, однако от соска не отлипает, максимум, что смог сделать спидстер, это быстро переложить его к другой груди, да и то за эти мгновения младенец успел поднять такой крик, что заложило уши. Похоже, иного пути нет, кроме как залезть в ванную вместе с ним; Соник кое-как одной рукой раздевается до трусов, но, когда осознаёт, что так же раздеть сына уже не сможет, пихает осторожно локтем Шэдоу, обращая его внимание на себя. — Помоги раздеть его, — тихо проговаривает, подставляя ребёнка на руках. Гибрид замирает на мгновение от осознания, что Соник перед ним сейчас совершенно обнажённый. С его роста ему прекрасно видна открытая грудь, такая выпуклая, налитая, с торчащими пухлыми сосками. И если раньше он мог её игнорировать, отвлекаясь на окружение, то сейчас, запертый в маленьком тесном помещении, он чувствует себя пубертатным подростком с одной единственной бьющейся в голове мыслью «Сиськи!!!». Это могло бы быть прелюдией к чему-то большему, если бы не присутствие невероятно вонючего сопящего крохотного комочка, что сейчас разделяет полную монополию на владение прекрасным персиковым наливом. Шэдоу приходится мириться с этим, мысленно думая о том, как позже обязательно отхватит себе небольшой кусочек (с коровий носочек) этих сисечек. Руки почти не дрожат, когда он снимает выпачканные в саже ползунки, а затем и подгузник. Судя по тому, что тот уже лопнул, совершенно переполненный, его не меняли с самого утра. Ну, логично, вряд ли похитивший малыша ради омерзительного акта шантажа стал бы заморачиваться с уходом за ребёнком. И если Шэдоу всё кажется логичным, подпитывающим ненависть к хвостатой паскуде, раскрывшейся лишь сейчас — и слава Хаосу, что именно сейчас, когда Шэдоу рядом с Соником и может подставить для него плечо! — то Соник чувствует лишь горечь непонимания и обиды. Что могло произойти? Почему Майлз так поступил? Этот вопрос он задаёт себе уже столько, аж тошнит. Но меж тем ему всё ещё сложно поверить, что лис, столько времени проведший рядом, помогавший в беременность, в родах и после, первый научившийся менять подгузники быстро и эффективно… и вот так поступил. И ёж бы понял предательство себя, но предательство ребёнка… Кем нужно быть, чтобы схватить ёжика, поить его неизвестно чем и не ухаживать за ним? И при этом будучи тем, кто так сюсюкался с ним ранее, с таким удовольствием занимаясь даже столь отвратительным делом, как смена вонючего полного подгузника. В голове не укладывается, поэтому Соник решает поступить так, как делает уже на протяжении последних двух суток — заблокировать эту часть мыслей в дальнем чулане. Сейчас важно привести в порядок сына, об остальном он подумает позже. Наконец, когда малыш оказывается раздет, ванна как раз наполняется до нужного уровня, и ёж осторожно переступает через бортик с поддержкой чёрных рук, чтобы затем опуститься в воду. Марик удобно устраивается попкой на синем бедре, поддерживаемый под голову и спинку у соска, в который так вцепился. Он уже даже и не сосёт молоко, просто держит сосок, старательно продлевая это чувство единения с родителем. И Соник совсем не возражает. — Я могу чем-то тебе помочь? — спрашивает Шэдоу, сев на маленький стульчик у края ванной. Поливает ладонью Марика, намачивая свалявшуюся грязную шёрстку. Соник дотягивается до одной из бутылочек на подставке и, вылив из неё несколько миллилитров, начинает взбивать пену. Марик, заметив вокруг себя множество белой влажной ваты, переливающейся в пузырьках яркими цветами, закряхтел, засопел, махая ручкой, однако от сиськи так и не оторвался, продолжая почти буквально висеть на ней. Гибрид с умилением смотрит на сына, чешет аккуратно по бочку острым когтем, от чего малыш хмурится и чуть дёргается. — Он боится щекотки. — Да. — Соник улыбнулся уголками губ, видя, как постепенно малыш начинает словно оттаивать. До этого он был напряжённым комочком, столь же напряжённо присосавшимся словно присоска к груди родителя. Сейчас же, чувствуя тепло и ласку родных рук, запах и вкус молока, любовь и заботу, он успокаивается и прикрывает глаза — Соник волнуется, что мелкий жёлтый ушлёпок мог перепоить ребёнка неизвестной сранью, которой пытался отравить Инфинита и Шэдоу, и надеется, что его молоко передаст малышу нужные вещества для восстановления. А так по внешнему виду вроде всё нормально, как бы ёж не высматривал аномальности в поведении ежонка. Шэдоу же всё смотрит на двух мокрых ёжиков, ожидая ответа на свой вопрос, однако Соник или не услышал его, или специально проигнорировал. Гибрид не собирается оставлять это просто так, поэтому вновь заговаривает, на этот раз чуть громче и твёрже: — Соник, я хочу помочь тебе облегчить боль. Эми рассказала… что такое лактостаз. И чем он может обернуться для кормящей мамы. — Спидстер резко вскидывает острый хмурый взгляд на последнем слове, и Шэдоу не сразу, но понимает свою ошибку. — Родителя… Кхм, в общем, тебе нужно сделать массаж груди, чтобы улучшилось кровообращение и молочные протоки раскрылись. На это Соник только тихо фыркает в сторону: — Сам знаю. Но сейчас немного не до этого. Там, вон, бутылочка стоит, лиловая, давай её сюда. Как только флакон оказывается рядом, спидстер подставляет ладонь, чтобы на неё вылилась густая гусеница шампуня, что тут же оказывается втёрта в мягкую чёрно-синюю шёрстку. Малыш всё не отлипает от груди, только глазами поглядывает по сторонам, и Шэдоу, понимая, что в одну руку мыть ежонка не очень удобно, принимается помогать. В три с половиной руки шампунь пенится намного быстрее, собирая всю грязь и мерзость, прилипшую к ребёнку от долгого нахождения в полном подгузнике в печке. Аккуратно и в какой-то мере медитативно массируя шерсть под мягкими иголками, Соник старается словить спокойствие в размеренности собственных движений. Теперь он полностью осознаёт сына рядом, он в порядке, в норме, в его лапах. Значит, всё остальное уже неважно. Но как же сложно остановить колючие мысли, что начинают накручивать бесконечное «А что если бы всё случилось не так?». Это тупо, это глупо, это бесполезно и приносит лишь боль, но сложно остановиться, представляя, как им могло не повезти. — Слава Хаосу, Марик вновь с нами, — тихо шепчет, наклонившись к самой мордашке сына. Лижет его в переносицу и лоб, вдыхает столь родной милый запах. — Если бы он не вернул его… — ёж жмурится, едва сдерживая слёзы, голос его срывается на полубеззвучный шёпот: — Я… я не знаю, Шэдоу… я бы не смог… не пережил бы… Похоже, чулан таки переполнился, более не в состоянии хранить в себе каждую закинутую внутрь мысль. Дверь не закрывается, и оттуда вываливается несколько особенно сложных в сокрытии дум. Сонику нужно поделиться с кем-то своими переживаниями, своей болью. Он так устал всё нести один… и какое счастье, что сейчас он не в одиночестве, и есть тот, кто может ему помочь. Недолго думая, Шэдоу приподнимается и обнимает обоих ёжиков, прижимая к сердцу. Ему очень больно видеть Соника в подобном состоянии, совершенно несвойственном ему. Этот засранец должен быть всегда ярким, всегда шумным и невыносимым, но… не таким вот тихим, всхлипывающим над своим ребёнком. Над ИХ ребёнком. — Больше никто не посмеет тронуть вас, я клянусь, что буду на вашей защите. Соник… Синий ёжик приподнимает одну мокрую руку, скользя ею по шее Шэдоу, прижимает к себе ближе. Поднимает морду, притираясь к его подбородку, вздыхает прерывисто, принимая вылизывания широким цепким языком по лбу и ушам. Они вновь делят общие чувства, жмутся друг к другу, и какое счастье, что теперь они все вместе, и маленький милый ежонок тоже. В безопасности родных рук. Однако даже в этой идеальной бочке мёда, в которой Соник не отталкивает Шэдоу, а, наоборот, прижимает в ответ, позволяет прикасаться к себе и сыну, чувствуется ложка дёгтя, коей является метка на синей шее. Она всё ещё издаёт те же малоприятные ароматы затхлой воды, с плесенью, с выброшенными на берег гниющими кустами водорослей. Инфинита нет здесь, однако присутствие его прекрасно ощущается, будь он проклят. Нос противно царапает, но ёж не отстраняется, выражая молчаливо поддержку, пока не чувствует лёгкий толчок. Только тогда он отстраняется от столь тёплого мягкого Соника и возвращается на стульчик у ванной; к счастью, улучшение в состоянии синего вполне заметны невооружённым глазом. Кажется, он смог успокоить беспокойный ворох мыслей, и теперь ему намного легче. А раз успокоился спидстер, то и ежонок тоже быстрее пойдёт на поправку. Ежи вместе продолжают активно намывать ежонка, пока его шёрстка не начинает скрипеть от чистоты, а неприятный запах испражнений полностью сходит на нет. К этому моменту он, наконец-то, сменил грудь на соску, однако всё ещё продолжает фыркать и кряхтеть, когда Соник передаёт его в распахнутое полотенце в руках Шэдоу. Тот заворачивает мелкого как шаурму в лаваш, вытирает, прижимая к себе, чувствуя лёгкость от ощущения и осознания, как он ухаживает за своим маленьким сыном. И уже как-то не столь важно, что там творится снаружи, что там с Изумрудами, что там с роботами и проклятым хвостатым. Главное, чтобы Соник был рядом счастлив, а малыш доволен. Оказывается, так приятно чувствовать себя частью семьи. Пока папа вытирает ребёнка, ласково с ним сюсюкаясь — нечто новое и необычное, несвойственное кому-то вроде чрезмерно пафосного Шэдоу, но да, он именно что сюсюкается, — Соник быстро споласкивается сам, чуть морщась от боли от содранной шерсти с локтя, при этом массажными движениями касается груди. Чёрт, насколько же она полная! Марик хоть и висел на ней почти час, выпил совсем мало, нужно сцедить излишки. Быстро переодев мокрые трусики, Соник накидывает на себя свободную домашнюю майку, заглядывая через чёрное мускулистое плечо на малыша. Тот игриво блестит глазками, насасывает пустышку, дрыгая ножками, будто пытается пнуть отца, но Шэдоу ловко перехватывает одной когтистой лапой обе маленькие лапки, чтобы аккуратно полотенцем промокнуть шёрстку в промежности и затем надеть подгузник. — Подожди, пока не одевай его, — мягко останавливает гибрида Соник. — Нужно бы сделать гимнастику, размять немного. Как мы вчера делали. Пойдём в детскую, там пеленальный стол, удобнее будет. В коридоре их перехватывает появившийся из ниоткуда Инфинит. Брякнув подносом, он специально привлекает к нему взгляд Соника, и, пока тот его с интересом осматривает, тараторит: — Я приготовил тебе лёгкий ужин! К сожалению, жаркое испортилось, пришлось похозяйничать у тебя в холодильнике. Соник совсем забыл про жаркое, про запасы, вообще про всё, даже про тянущее лёгкой болью ухо с лопнувшей перепонкой, в конце концов, у него тут то бывшие друзья-враги, то брат вытворяет непонятную хуйню, то какой-то полуапокалипсис корячится. А вот заботливый шакал, на удивление, даже при ограниченной наполненности холодильника умудрился сделать более-менее сносный ужин, напомнивший ежу, что последняя трапеза его хоть и включала плов на ужин, однако оказалась совсем мелкой порцией, уже переварившейся. — Мм, спасибо, — не сдерживает лёгкой благодарной улыбки. Ох, как же приятно, когда за тобой так ухаживают! И когда смотрят на тебя такими блестящими глазами, что начинают блестеть лишь ярче вкупе с махающим за спиной хвостом от проявленной тобой благосклонности. — Можешь принести ещё баночку витаминов, она такая белая с розовыми полосками? — Момент! Пока Инфинит ушёл искать нужные витамины, Соник, подхватив его пакет, поставил поднос на тумбочку в детской и взглянул на Шэдоу, что на специальном пеленальном столике занимается с сыном. В груди теплеет, когда становится видна правильная техника — гибриду было достаточно один раз попробовать, и вот он уже безошибочно самостоятельно делает всё верно и аккуратно. Малыш радостно весь дрыгается, впитывая в себя всё уделяемое ему внимание, в то время как Шэдоу лишь помогает ему дрыгаться в нужном направлении и нужными конечностями. — Ты очень хорошо справляешься, — мягко похлопал по чёрному плечу Соник, посылая ободряющую улыбку и получая легкий хмык в ответ, и отходит к мягкому большому креслу. Достаёт молокосос и, недолго думая, стягивает футболку, вновь оставаясь в одних лишь трусиках. Грудь хоть и опорожнилась благодаря сыну, но всё ещё ощущается двумя булыжниками, разве что чуть полегче. Чучуть. Тем не менее, опустошить полностью её необходимо, и здесь на помощь придёт бутылочка с большой воронкой сверху. Не сказать, что Соник часто прибегает к её помощи, обычно Марик более-менее высасывает всё, за исключением, когда вне зависимости от чего бы то ни было случаются перебои в подаче молока. И массаж груди для раскрытия протоков ёж выучил буквально с первых дней после родов. Приходится немного напрячься, вспоминая все точности: подхватить грудь снизу, пальцами второй руки пройтись чуть выше ареолы, массажируя, разогревая, а затем погладить по направлению к центру — к соску, нагоняя молоко. Делается всё не столь легко, как могло бы показаться, и Соник морщится от боли при давлении на покрытую персиковой шерстью ареолу, когда в комнату заходит Инфинит. На пару мгновений он встаёт в ступоре на пороге, пока Соник не прикрикивает на него: — Дверь-то закрой! Ещё ему не хватало, чтобы кто-либо посторонний видел его топлесс, обойдутся. Шэдоу и Инфинит не в счёт, потому как они же его любовники, и они занимались куда более развратными вещами, чем просто свечение друг перед другом в обнажёнке. Более того, от одного он родил, от другого носит метку принадлежности. Так что… не совсем посторонние теперь. К тому же не для красоты оголился, право слово! Поведя ушами, Инфинит несмело делает несколько шагов к ёжику, сжимая в одной руке заветную бутылочку, а в другой стакан воды. Замечая его нерешительность, совершенно несвойственную — вечер несвойственности сегодня! — Соник приподнимает брови и кивает ему на стоящий рядом небольшой диван, продолжая массировать грудь. Ощутив готовность, приставляет к ней воронку молокоотсоса и принимается нажимать на ручку, что имитирует внутри приспособы сосательное движение; в прикреплённую бутылочку падает несколько первых капель бежевого молока. Шакал большими глазами смотрит на это, впервые видя воочию молоко у кормящей самки. — Ради приличия можно так не пялиться, — делает мягкое замечание Соник, и это словно разбивает неловкость, испытываемую Инфинитом. Он придвигается ближе, касается синего колена под колким взглядом двух острых рубинов. — А если не ради приличия? Я могу помочь со второй грудью, — облизывается, и Сонику становится невольно слишком смешно. Боже, какой грязный нелепый флирт. Инфинит будто насмотрелся уроков каких-то пикап-мастеров, ему ещё осталось сказать нечто вроде «Соник, ты как пирожок на вокзале: сочный, горячий и очень опасный!» и вскинуть руки с победно вытянутыми губами. Это не отвращает и тем более не возбуждает, лишь вызывает улыбку, что новым мазком целебного бальзама обласкивает расслабляющееся после вечернего ужаса сердце. — Обойдёшься. Можешь с ложечки меня покормить, если уж так не сидится просто на месте. Но сначала — витамины. Чекал кивает, высыпая две капсулы на ладонь. Соник протягивает свободную руку, однако Инфинит легко усмехается и подносит таблетки к персиковым губам, намекая раскрыть ротик, что ёж и делает, получая свои витамины и затем воду. — М, спасибо, — проговаривает тихо, чувствуя красноту на щеках от смущения. Чтобы немного отвлечься, поворачивает голову к гибриду. — Шэдс? Как Марик? — Кажется, утомился, глазки закрываются. — Положи его в колыбель на животик, он сам перевернётся, если захочет. Гибрид кивает и поднимает ежонка на руки, прижимая ласково к себе. Соник следит за ними краем глаза — не может не следить, Хаос, ему кажется, стоит только отвести взгляд, и малыш опять пропадёт! — но сам в основном сосредоточен на ритмичном нажимании на ручку молокососа. Бутылочка постепенно наполняется уже почти на половину, грудь чувствуется полегче, а вот голова наоборот — тяжелее. Потому что вот столь не вовремя он вновь вспоминает, что, вообще-то, у него секса не было почти неделю, а потом его то драконили, то прокатывали… И ладно бы его состояние недельной давности, когда он искренне верил, что его вагина уже заросла от ненадобности, но нет ведь, Инфинит так отлично его откупорил, напомнив, каково это — заниматься страстным сексом, словно разбудил от долгой дрёмы. А тут маленькая комнатка, интимный полумрак от единственной включённой лампы в углу, два напичканных по самые уши тестостероном самца и Соник, сидящий с раскрытой грудью в одних трусах… Кажется, весь стресс от дневных событий ухнул в промежность, разгораясь там ярким пламенем. Штош. — Давай, открывай ротик. — Рядом появляется ложка, наполненная творогом с кусочками фруктов. На мгновение ёжик стопорится, пытаясь вспомнить о наличии у него творога, однако почти сразу вспоминает про скисшее молоко, которое сам же отставил в сторону, чтобы потом чего-нибудь с ним сделать. Инфинит нашёл его и приготовил кисломолочную кашку? Какой же заботливый… — Ммм, — жмурится спидстер, пережёвывая столь вкусную порцию. Лёгкая кислость кисломолочки нивелируется сладостью фруктов, среди которых присутствуют банан и клубника, Соник подобного сочетания ещё не пробовал, а потому оно показалось ему невероятным. Кажется, у шакала неоспоримый талант не только к выпечке, но и готовке в целом, в то время как сам ёж готовит просто из-за желания есть — душа к этому совсем не лежит. Партнёр, что взял бы на себя рутину в виде готовки, да ещё и столь лакомо это делающий, кажется всё более привлекательным в зелёных глазах. — Очень вкусно! Инфинит улыбается в ответ, изгибая нижние веки блестящих глаз и даёт ёжику ещё несколько ложек. Их маленькая странная атмосфера внезапно оказывается разрушена, когда с другой стороны на кресло приземляется Шэдоу, и от того, что сидушка хоть и широкая, но для двух морфов — один из которых достаточно крупный самец — узковата, он вплотную прижался прямо к Сонику, чем вызвал недовольный взгляд разноцветных глаз и удивлённый — изумрудных. — Ешь, Соник, тебе необходимо набираться сил, чтобы наш сын не оставался голодным. — Вся шерсть по синей спине встопорщилась от низкого глубокого голоса, говорящего столь спокойно и зубодробительно уверенно. Кажется, Шэдоу так говорил первый и последний раз, когда они были вместе той ночью. И вот, внезапно — сейчас. Это всё благодаря вернувшейся авторитарности Совершенной Формы Жизни? Или дело в чём-то другом? В продолжающемся соперничестве? Даже Инфинит и тот замер. Больше, конечно, от наглости и бессовестности гибрида, ведь тот продолжил: — А ты, Инфинит, продолжай кормить Соника, чего застыл? — Оставшиеся невставшими волосинки и подшёрсток ощетинились, когда по поясу скользнули сильные лапы, притягивая спидстера вплотную к мускулистой груди, хотя, казалось бы, куда плотнее. — Ты… ты не охренел ли? — фыркнул по-ежиному возмущённо шакал, поджимая уши и хмуря брови. Полупустая тарелка оказывается отложена; со второй стороны на кресло подсаживается теперь Инфинит, явно не желая уступать сопернику. А оказавшийся между двумя тисками Соник замирает камнем, не в силах даже пошевелиться от степени сжатия. Щёки обдаёт жаром, иголки, кажется, стоят дыбом круче, чем в Супер Форме. А ещё встали соски на округлившейся не столько от полноты, сколько от возбуждения груди. И, конечно же, это не осталось незамеченным обоими самцами. — Вы… Вы чего творите?.. — Кажется, ты сильно напряжён, Соник. — Послав на Инфинита колкий взгляд, Шэдоу продолжает гнуть свою линию. Он аккуратно отцепляет молокоотсос, отставляет бутылочку куда-то на пол, быстро возвращаясь обратно. Соник снова горячая сосиска между двух булочек. Возбуждение гоняет по голове ветер, задувая очаги мыслительной деятельности, но несколько огоньков упорно остаются. — Ты дурак, что ли! Эй! — встрепенулся ёжик, провожая молокосос большими глазами и тут же впериваясь ими в чернушного. — Мне нужно сцедиться! — Чшшш! — Губы накрывают пальцы, заставляя замолчать, а после ласково оглаживают щёчку. — Мы можем помочь. — Зачем какие-то странные штуки, если есть мы? — Целая толпень мурашек пробежала по спине к основанию хвоста от игривого рычания, опалившего правое ухо, и лапы, сжавшей левую грудь. Ситуация начинает выходить из-под какого-либо контроля в момент, когда правая грудь также не остаётся без внимания когтистых пальцев с красной полоской. — Мы тоже голодные, — рыкнул низко Шэдоу в другое ухо, наминая полный персиковый налив, который Соник ещё не успел сцедить. От того ощущения самые странные: лёгкая боль вперемешку с накатывающим теплом. И смущение от неожиданной сплочённости двух самцов, что только что, буквально секунды назад, едва не были готовы разорвать друг друга. — Накормишь нас? — А мы поможем тебе сцедиться. — Мгх… — Соглашайся. — Давай же. — Давай! — А Марик… — Он уже заснул, да и мы тихо. Соник переводит взгляд на колыбельку, где из-за мягких подушек на прутьях кроватки видна только вздутая подгузником задничка с маленьким торчащим хвостиком. Он почти не шевелится, что говорит о спокойном положении малыша, скорее всего он уже близок ко сну. Какое счастье, что он вновь с ними, он здесь, целый и невредимый. Пусть отдыхает, малёк, день был кошмарный. Хороший спокойный отдых нужен и Сонику тоже. Правда… сразу с двумя самцами? Точно??? А с другой стороны — почему нет? Они оба этого хотят, в кои-то веки не рыча друг на друга, а действуя столь слаженно, да и Соник не сказать, что против. У него уже был опыт групповухи, совершенно отличный от происходящего сейчас, но… Будет ли он большей шлюхой, чем он уже есть, если просто поддастся всеобщей страсти? Не занятие полноценным нормальным сексом, нет — не то время и не то место, а вот грудь мягкую помять это ведь для любого приятно, в том числе и для носителя этой самой груди. Да и как облегчение от застоя молока… молокоотсос хорошая вещь, но не такая доставляющая, как когда ласкают сильные руки, при прикосновении оставляя лишь заботу и трепетность, скрывая самцовую силу глубоко внутри и при этом невербально выражая уверенность, желание защитить и способность это сделать. Сонику вновь предлагают буквально «руку помощи», обещание расслабления и чувство защищённости. Он не один и может позволить себе скинуть часть ответственности. — Я хотел, конечно, чтобы вы перестали собачиться и подружились. — Соник старается легко усмехнуться в попытке расслабления, хотя внутри всё ещё чувствует сковывающее его напряжение. С Эспио и Майти всё было иначе: и обстановка, и предпосылки, да и взаимоотношения между ними не были столь сложными. Здесь же боязно сказать и сделать что-то не так в опасении, что Инфинит с Шэдоу вновь превратятся в две бензопилы и загрызут не только друг друга, но и ёжика меж ними. Поэтому Соник говорит тихо и вкрадчиво, подпитывая интимность атмосферы, показывает правильную технику массажа груди для сцеживания, ненавязчиво касаясь их пальцев собственными, и парни, на удивление, достаточно легко принимают новые правила, оглаживая именно так, как нужно, срывая стоны с персиковых губ. — Но не ожидал, что вы дойдёте до подобной сплочённости. — Это только ради тебя. — Шэдоу посылает долгий хмурый взгляд на Инфинита, и тот встречает его дерзкой зубастой усмешкой, практически сразу трансформирующейся в мягкую улыбку для Соника. — Ради тебя, Соник. Просто помочь, столько всего произошло, тебе нужно расслабиться. По кисти с красной полосой разбрызгались жемчуга молока, что потекло настоящим потоком, стоило лишь чуток нажать на сосок, и Инфинит, не теряя времени, наклоняется, подхватывая зубами влажную горошинку. Спидстер ахает, невольно слишком сильно сжимая опустившуюся руку Шэдоу, ошалевше смотрит на шакала, с прикрытыми глазами и неприкрытым удовольствием высасывающего молоко. Щекотные мурашки пробегаются по синей спине от нового испытываемого ощущения. Это совсем не то же самое, что кормить грудью ребёнка. Со взрослым самцом обычный акт заботы о младенце превращается в нечто пошлое, пряное от неправильности, похабного бесстыдства. Становится невероятно горячо, мысли тлеющими углями ухают в промежность, чтобы возгореться там сладким пожарищем. Ещё сильнее оно разгорается, когда и к другой груди цепляется второй самец, заставляя синюшного страстно ахнуть. Сложно не признать, что подобный способ «сцеживания» весьма эффективен, один глоток — и уже половина груди пуста, едва ли не невооружённым глазом заметно, как грудь уменьшается в размерах, наконец-то опорожненная. Но, с другой стороны, воздух вокруг троицы насыщается привкусом запретного, на грани мерзости — Соник и представить не мог, что его молоко, да молоко любой другой кормящей самки, кроме разводимых специально для этого на фермах коров, может пить кто-то ещё кроме карапуза, для коего оно и предназначено! Ему самому оно кажется отвратительным, хоть и пахнет довольно приятно — каким-то лёгким заварным кремом, — и сам он пробовал однажды лишь капельку на проверку свежести. А тут… что Инфинит, что Шэдоу присосались как оголодалые и ни единого намёка в их мордах на отвращение. Приласкав их по подбородкам щекочущими движениями пальцев, Соник шепчет: — Не давите на сосок, возьмите больше, вместе с ареолой… оох, вот так, да! Инфинит едва ли не всю грудь помещает в свою вытянутую пасть — с его стороны молока больше, а вот Шэдоу практически ничего уже не остаётся после сына и молокоотсоса, и он отстраняется, поднимая на синего блестящие рубиновые глаза. Губы его мокрые, видна белая капелька в уголке, Соник легко стирает её кончиком пальца с мягкой усмешкой: — Вкусно? Вместо ответа Шэдоу наклоняется ближе и прижимается к персиковым устам своими в лёгком поцелуе с привкусом молока; у Соника встопорщивается подшёрсток между спинных пучков игл от переданной на язык толики его же собственного молока. Это заставляет всё синее тельце задрожать с горячим выдохом, а снизу трусики хоть выжимай. Словно специально по бёдрам, совсем близко к месту их соединения с туловищем, лежат лапы Инфинита и Шэдоу, поглаживают чувственно. От скользнувших под самую резинку трусиков пальцев Соник сглатывает тяжело, разрывая влажный поцелуй, опуская взгляд на чёрную лапу, наполовину пробравшуюся в его исподнее. И внезапно замечает весьма приметные выпуклости в штанах у обоих самцов. Ё-мана… им что, реально понравилось? Его молоко? В трусы залазит ещё одна лапа; Соник давится собственными слюнями, когда в соперническом рычании несчастный клочок белья оказывается разорван острыми когтями, и влажную, набухшую от прилившей в возбуждении крови киску трогает прохладный воздух. А затем не только воздух. Пальцы с мягкими подушечками оглаживают мясистые половые губы, чуть сминают их, добираются и до средоточия всего естества спидстера, спрятанного под густой синей шёрсткой — до маленького треугольника клитора, что оказывается сразу зажат пальцами. Приходится прикусить собственную губу, сдерживая сладкий стон, настолько всё хорошо сейчас. Все тревоги остались где-то там, далеко. Он заслужил немного счастья. Да и к тому же, разве оргазм не является хорошим способом расслабиться? Соник запрокидывает голову с новым тихим стоном, чувствуя, как Шэдоу покрывает лёгкими поцелуями и вылизываниями его щёку и висок. Запах самцов, их тяжёлые лапы на талии и бёдрах, ласка чувствительной груди и киски — всё сводит с ума, заставляя ёжика отлететь куда-то в астрал. Наконец-то он может расслабиться и получать заслуженное удовольствие. Самцы не пьяные и не заснут, снаружи их точно не побеспокоят — если только Майлз и Метал не решат начать дискотеку с Изумрудами прямо сейчас, что как-то маловероятно. А у Соника слишком давно не было нормального оргазма. Из-за этих двоих в том числе. Так что пусть отработают за себя и за Джета ещё, будь его хвост полностью выщипан, паскуда. Шэдоу наклоняется, оставляя поцелуи на ключицах, обласкивает и упругую грудку, наконец-то пустую и лёгкую. Однако не останавливается на этом, спускаясь ниже по мягкому животику, ещё не подтянувшемуся полностью после родов. Он готов обласкивать каждый миллиметр этого божественного тела, благодаря всё мироздание, бога Хаоса и самого Соника, конечно, за то, что теперь у него есть сын. Маленький ежонок, такой неуклюжий сейчас, но в будущем обещающий стать даже сильнее своего отца, сильнее обоих родителей. Шэдоу возьмёт на себя обязательства и воспитает из него настоящего бойца, того, кем сможет гордиться Совершенная Форма Жизни. Сейчас же с некоторой тоской и умилением Ёж Шэдоу готов признать, что единственная Совершенная Форма Жизни здесь не он, а Соник. Ведь он действительно совершенен. Идеал. После трусливого побега любовника он не спасовал перед трудностями, а собрался, встал и пошёл. К будущему, где маленький комочек сопит у него на руках, топает ножками, разносит всё вокруг в ярком порыве познания окружающего мира, заводит друзей, а после становится взрослым красивым ежом, продолжающим род быстрейшего живого существа. Нет ничего прекраснее молодой мамочки с ухоженным ребёнком. Шэдоу будто влюбляется вновь и готов не только склонить голову перед синей бестией, но и встать на колени в благодарности за подаренного сына. Рубиновые глаза обласкивают прекрасное тельце, что добавило с беременностью и пока не скинуло несколько лишних килограммов. Да будь он проклят, если скажет, что выглядит это ужасно, некрасиво, неподходяще для героя Мобиуса. Для него Соник прекраснее всего на свете. А Соник чувствует свою власть над Шэдоу. Смотрит на него сверху вниз, почёсывает за ушком Инфинита, что с таким удовольствием присосался к персиковой грудке. Он уже почти и не сосёт молоко, скорее играется с соском, то прикусывая, то теребя языком, заставляя Соника ощущать себя дойной коровой. Сначала его оплодотворили, развели как на ферме, а теперь выкачивают молоко. Как бы отвратительно то не звучало, самое интересное — ему это нравится. Настолько, что уже ёрзает нетерпеливо, раскинув ножки в стороны перед гибридом, без стеснения являя его жадному взору свою влажную маленькую киску, всё ещё обласкиваемую чёрными когтистыми пальцами. Впрочем, они вскоре убираются, чтобы тут же оказаться облизанными длинным псовым языком; Соник на мгновение отвлекается на столь развратное действие шакала прямо под своим носом, чувствуя запах собственных выделений. — Всё такой же потрясающе вкусный, — рычаще рокочет Инфинит, вызывая лёгкую дерзкую усмешку на персиковых губах. — Успел соскучиться? — Как можно не соскучиться по такой сладости? — Даже если прошло всего пару дне… ааах! — Не забыли там про меня? — низко рыкнул Шэдоу, что мгновение назад чуть сжал зубами клитор, чтобы обратить желанное внимание синей зазнобы на себя. Соник невольно тяжело сглатывает от вида острых клыков, мелькнувших за палевыми губами в опасной близости от его чувственного средоточия. Чтобы немного разрядить обстановку, ёжик кладёт руку на красную макушку, касаясь границ её пересечения с чёрной, поглаживает нежно. Пока не сжимает в ладони шерсть, притягивая ближе к промежности, вот так без слов показывая, что он хочет и чего ожидает. Шэдоу не решается играться с терпением своей бестии, к тому же ему так нравится, когда большие чувственные изумруды смотрят лишь на него. А потому наклоняется к влажному персику, проводя языком между складок, собирая натёкший нектар. Его сладость приятно обволакивает рот, заставляя ощущать словно зависимость — хочется ещё и ещё, больше соков текущей киски, высосать её досуха. Но, Шэдоу знает, эту конкретную киску осушить невозможно, ведь на пике она выдаст целый фонтан сладкого сока. И только это сможет утолить его жажду. Соник кусает нижнюю губу, не сводя блестящих глаз с ежа между своих ног. Тот смотрит на него в ответ, откровенно вылизывая пленительный цветок, и подобные взгляды в такой ситуации заставляют нервы натягиваться словно струны, что при касании издают звуки потрясающей обольстительной музыки. Спидстер не может сдерживаться, стоны срываются с его дрожащих губ, кое-как заглушаемые укусами собственных клыков; дыхание вырывается частыми выдохами с носа. От промежности по всему телу жаркими волнами расходится сладко щекочущее нервы удовольствие, от чего дыхание сбивается, пальцы на ногах поджимаются, как и кулаки, один из которых невольно дёргает за чёрно-красную шерсть, а другой — за белую. Сонику остро необходимо чувствовать что-то физическое, иначе он рискует отлететь. Наверное, это не столь страшно, когда тебя легко удерживают четыре сильные руки. — Восхитительно видеть тебя таким. — Горячее дыхание обжигает поджатое ушко, сменяясь следом клыками, слегка сходящимися своей остротой на тонкой раковине. Ёжик выгибается, поджимая губы и жмуря глаза от всё закручивающейся спирали удовольствия, подпитываемой внешними ощущениями на грани боли от с силой засосанного клитора, от чего под веками взрываются разноцветные фейерверки. Соник словно воздушный шарик, наполняемый страстью, вожделением и возбуждением, ещё немного — и точно поднимется ввысь, улетит! К счастью, его надёжно удерживают на месте, вцепившись в бёдра, в грудь и в правое плечо. Инфинит, что полностью опустошил «свою» грудь, тоже не собирается так просто сидеть, позволяя чёртовому чернышу одерживать победу в привлечении внимания их зазнобы. Согнать его со столь вкусного местечка и самому заняться ублажением синего ёжика хоть и хочется до одури, но он понимает, что иногда можно тактически отступить и потом получить намного больше. Поэтому он продолжает обласкивать опустошённую, но всё такую же выпуклую мягкую грудку, оттягивая влажные соски, и легонько покусывает острое плечико, языком взъерошивая место соединения бежевой и синей шёрстки, пока не переходит выше к самой шее. Соник послушно наклоняет голову, подставляясь под столь приятные ласки и тем самым открывая то, что не сразу можно было бы заметить. Шакал в удивлении от ощущения на языке отстраняется, чтобы рассмотреть нечто выбивающееся из общей картины. Более того, теперь оно ещё и бьёт по чувствительному обонянию, до этого скидываемое на что угодно иное: на запах шампуня, стресса или вообще чего-то непонятного, но вполне естественного. Нет, совершенно не естественного. Синяя шерсть на шее потемнела до жутко ржавого оттенка, среди которой проглядывает голая кожа. И ладно бы просто содранная шерсть, можно было бы понять! Но здесь оно складывается в некий загадочный рисунок, не похожий ни на что когда-либо виденное Инфинитом, пахнущий сажей и раскалённым металлом, перекрывая даже метку принадлежности. Недопустимо! — Мгх… я скоро..! Всё существо обоих самцов сосредотачивается на дрожащем синем ёжике, стоит только заметить, как он начал дышать чаще, поверхностнее, извиваясь всем телом. Запрокидывает голову с протяжным поскуливанием, разводя ноги шире… и тут же сводя их вместе. Не остаться с раздавленным арбузом вместо головы Шэдоу позволяет только его собственная реакция, при которой он успевает прижать одну ногу Соника за бедро к его боку, вторую же ножку удерживает Инфинит. Он хочет оставить больше своего запаха на спидстере, перебить странную омерзительную метку, ведь наверняка она если и не доставляет боль, то явно ощущается не очень приятно. Он зализывает её, едва не морщась от отвратительного ощущения, затем же поднимается выше по подбородку к пушистой мягкой щёчке, поворачивая к себе столь любимую мордашку, что сейчас расплывается в удовольствии, расплавляется от горячности общей страсти. Шакал старательно запечатлевает эту картину в голове, любуясь сексуальной красотой возлюбленного. Соник готов маслом растечься на проклятом кресле, на котором ему делают так хорошо. В четыре руки обласкивают его уставшее за день тело, наминают его округлости и мягкости как тесто, Хаос милостивый, словно он самое ценное в этом мире. Это то, чего так не хватало уставшему от забот ёжику — просто почувствовать себя желанным, ценным и нужным. И тут сразу в двойном объёме! Язык Шэдоу вытворяет невероятные вещи, играясь с горошинкой клитора да ещё и делает это так умело! Не просто ласкает, а засасывает в рот, прикусывает… Сонику приходится сжать зубы на собственных костяшках, когда чувствует проникновение во влажную узость влагалища — всего лишь два пальца, но вместе с контрастными ласками самого чувствительного местечка туманит разум сильнее любого наркотика. Чувствуя, что ему срочно нужно за что-то схватиться, заземлиться в крышесносном моменте, Соник цепляется сильнее за шерсть на чёрно-красной макушке, другой рукой обхватив мускулистые чёрные плечи, прильнув плотнее к боку с окрасом наподобие рёбер. Инфинит не сдерживает тихое рычание и прижимает желанное тело к себе плотнее. Ёжик в его руках весь извивается, пыхтит и скулит, заметно, как старается быть тише, но вместе с тем не может сопротивляться переполняющим эмоциям. Шэдоу видит это и не прекращает своих действий, присосавшись к сочному текущему персику, старательно работая языком. Вместе с этим двигает рукой, вставляя уже три пальца в хлюпающую влажную щёлку, в которую с таким удовольствием погрузил бы свой член! Заставил бы самодовольную морду шакала сморщиться от очередного напоминания, что Соник принадлежит лишь одному самцу и точно — не ему. Но, ничего, собственное желание он может легко переждать, а вот доставить удовольствие возлюбленному — его главная прерогатива в данный момент. Спираль удовольствия скручивается всё сильнее внизу живота, пока, наконец, не распрямляется под действием пикового импульса. Соник несдержанно скулит с вываленным наружу языком; полуприкрытые глаза едва не разъезжаются в стороны, полностью теряя фокусировку. Ёжик только успевает всхлипнуть «Кончаю…», как его подбородок сжимают, притягивая для жёсткого поцелуя, чтобы проглотить все невольно срывающиеся звуки. Шэдоу полностью обхватывает ртом синюю киску, ловя каждую каплю хлынувшего в рот нектара, прокатывая по языку, смакуя, прежде чем проглотить, руками же крепко удерживает на месте трясущиеся синие бёдра. Инфинит ласково оглаживает постепенно расслабляющееся тельце, нежа в объятиях своих рук и длинного хвоста, вылизывает солёную от слёз мордашку. — Хороший мальчик, — одаривает шёпотом синее опущенное ушко, чуть покусывая, в то время как Соник пытается вновь собраться с мыслями. Оргазм свёл бёдра восхитительной судорогой, промежность пульсирует, облизываемая напоследок дочиста старательным языком Шэдоу, продлевающим мгновения экстаза. Они добились своего. — Какие же вы… — Синий едва находит в себе силы на усмешку. Стоит признать, он не жалеет о произошедшем, абсолютно. Грудь пустая, вместе с ней опустела и голова от бесконечно крутящихся там ненужных мыслей, а от промежности всё ещё расходятся отголоски удовольствия. На самом деле, одного оргазма ему мало, простого куни — мало, хочется заняться настоящим нормальным сексом, чтобы его нагнули над этим креслом и оттрахали хорошенько. Но вместе с тем, он знает и понимает, что сейчас не время, не место, да и глаза уже слипаются. Слишком многое произошло за сегодня, он совершенно опустошён, и такое завершение практически суточного пиздеца приносит немного успокоения. Инфинит не сдерживает лёгкой усмешки, лижет губы своей зазнобы прежде, чем подняться на ноги и вместе с Шэдоу уложить ёжика на диване. Его накрывают пледом, оглаживают, и Соник чувствует себя невероятно. Ему так хорошо, так легко, приятно; он благодарно смотрит на склонившихся над ним самцов, чуть улыбаясь. — Здорово, когда вы не ругаетесь… спасибо. Шакал и ёж лишь переглядываются с лёгким фырканьем, однако ничего не говорят, оставаясь рядом с прикрывшим глаза спидстером. Тот выдыхает довольно, облизывает пересохшие губы. — Присмотрите… за Мариком… Я доверяю его… вам… В следующее мгновение уже слышится сопение, говорящее об одном — Соник заснул. Наконец-то смог позволить себе расслабиться, смог позволить себе довериться кому-то другому, прекратив играть в героя. Он всё ещё герой, бесспорно, но теперь — герой своей собственной жизни. И сидящие на полу у дивана Инфинит и Шэдоу отчётливо понимают, что готовы стать теми стенами, за которыми будет скрываться маленький ёжик с потомством. Даже если ради этого им придётся продолжать выстраивать свои нейтральные взаимоотношения, забыв былые разногласия. Недолго они сидят в тишине, практически неподвижные, глядя куда-то перед собой, каждый в своих мыслях. Инфинит легко толкает в плечо гибрида, обращая его внимание на обнаруженное ранее. Выжженная метка на синей шее кажется ещё более отвратительной сейчас, когда застилающий глаза пыл страсти прошёл, обнажая неприглядную реальность. Шэдоу хмурится, всматриваясь в показанное шакалом, пока не вздрагивает от осознания. — Твою мать… — Что? — тут же напрягается Инфинит, однако вместо ответа получает лишь пожёвывание губами и недовольное ежиное сопение. Чувствуя, что ёж сейчас уйдёт — метафорически в себя или физически в другую комнату, так и не объяснив свою реакцию, — чекал вновь толкает его. — Что? Ты знаешь, что это? И где Соник подцепил? — Я видел уже похожую метку, — заговаривает всё же Шэдоу совсем тихо, но шакал легко улавливает малейшие колебания звука своими большими ушами. Ещё пара мгновений тишины, прежде чем закончить мысль: — Где-то с полгода назад было найдено два тела разной степени разложения. И у того, что ещё был не разложен до костей, виднелась похожая выжженная метка, знаешь, как скот метят раскалённой кочергой. Может, и у второго была такая же, но, по понятным причинам, узнать это уже нельзя — остались лишь кости. — Что за тела? — нахмурился теперь и Инфинит. Он подбирает под себя ноги, положив удобно локоть на колено, хвост расслабленно лежит рядом, чуть подёргивая пушистым кончиком. Стояк всё ещё неприятно давит на ширинку, придётся, похоже, выйти немного прогуляться для отвлечения. Шэдоу чувствует схожие чувства, с одной лишь разницей: своим телом он владеет более серьёзно, будучи Совершенной Формой Жизни, и угомонить плоть может быстрее. Здесь ему также помогает разговор с бывшим врагом, к которому раньше испытывал столько неприязни, но, похоже, их общая влюблённость в одного ёжика может позволить зарыть топор войны, пусть ненадолго. — Неизвестно. Не были установлены ни имена, ни возраст, вообще ничего. Только то, что оба принадлежали к одному виду. — Шэдоу поджимает губы и всё же поднимает взгляд на шакала. — Оба были ежами. — Откуда… — Инфинит невольно вздрагивает. — Откуда ты знаешь про эти тела? Ведь G.U.N. не занимается обычными убийствами. Шэдоу переводит взгляд на сцепленные руки над широко расставленными, подтянутыми к груди коленями. Его молчание и долгий подбор слов начинает нервировать несдержанного Инфинита, и он понижает голос до рычания, подталкивая с чего-то мнущего яйца ежа: — Или… это были не обычные убийства? — Да, это были необычные убийства, — с ответным рычанием закатывает глаза гибрид. — Большего раскрыть пока не могу — несмотря на то, что в G.U.N. мне в данный момент путь заказан, я всё ещё их агент, связанный соглашением о неразглашении. — Шэдоу поднимает колкий взгляд на шакала, облизывает губы, на которых всё ещё ощущается столь приятный привкус возлюбленного. Отошедшие на второй план мысли о сковывающем бёдра возбуждении вновь возвращаются, а сопящий Соник с красиво выделяющимися под тонким покрывалом формами приковывает к себе взгляд. Поэтому приходится отвернуться, устремляя взгляд на рядом стоящую детскую кроватку с посапывающим малышом и продолжить разговор. — Этот след… никто не знает, что он означал на тех телах, но теперь он напрягает меня только больше. Соника пометили для чего-то. Он нужен им. То, что лис украл Марика — лишь отвлечение от истинных мотивов, ему не нужен ребёнок, ему нужен Соник. Ни капли былой атмосферы расслабленности не остаётся более в детской. Снова это гнетущее ощущение, давление сверху, дамокловы мечи так и звенят, грозясь вот-вот упасть и разрубить на куски. Неприязненно поведя плечами, чекал трёт с силой шею, хрустит, наклонив голову к плечу, но призрачная тяжесть никуда не исчезает — наоборот, начинает давить на хребет сильнее. — Потенциально, ежонок может оказаться сильнейшим существом, учитывая, кто его родители. Это не комплимент, — не сдерживает нервный смешок шакал, слыша подобный же от Шэдоу. — Просто констатация факта. — Это… да, — кивает с тихим вздохом Шэдоу. Он протягивает руку между прутьев кроватки, чтобы коснуться тёплого бочка малыша, пощекотать его легонько кончиками когтей. — Однако его главный недостаток — он слишком мал, использовать его силы в каких-то своих целях невозможно, потому что они ещё не проявились. Да и проявятся ли? Будет ли он владеть Хаосом, или, может, это будет какая-то иная форма — этого не знаю даже я. Поэтому ублюдки нацелились на Соника, нащупав его слабое место, коим и является Марик. Ради него он на всё готов. Я... тоже готов на всё ради них. Инфинит тихо хмыкает и легко поднимается на ноги. Оглядывает всех троих ёжиков, делает глубокий вдох прежде, чем посмотреть в глаза Шэдоу. — Значит, наша с тобой задача сделать так, чтобы рыжий ублюдок не добрался ни до Соника, ни, тем более, до ежонка. Мы налажали этим утром, больше того повториться не должно. Когтистая лапа с чёрными подушечками протягивается к гибриду, тот смотрит на неё несколько молчаливых мгновений прежде, чем усмехнуться и с силой сжать её в крепком дружеском жесте, принимая помощь в подъёме на ноги. Теперь перемирие скреплено нерушимым мужицким рукопожатием. — Остался только один вопрос: кому мы можем доверять?