За расставаньем

      Наверное, если принять, что он виноват перед Сашей — а это он признал уже давно — надо принять и то, что перед её младшей сестрой он тоже виноват. В том же самом. В том же, что не нашёл Сашу вовремя. В том, что позволил ей так надолго сбежать от него. В том, что упустил время. Ему кажется, он повторяет для себя пункты из списка своих проступков уже в тысячный раз. Только вот это не те проступки, которые можно исправить, а значит, они будут отравлять его, пока он сам себя не простит.       Пока что он не уверен даже что его простила сама Саша. А она добрая, она простит его раньше, чем он заслуживает того.       Чего нельзя сказать о Василисе. Вот эта малявка точно посоревнуется с ним в длительности непрощения. Наверное, он это заслужил. Наверное, она права. Скорее всего, она права. Но где-то внутри поднимает голову вредный зверёк, который не готов так легко сдаться на её милость и уползти обратно в норку, зализывать раны. Зверёк, который ему не позволит сделать то же самое. Ваня с Есей на пару под командованием тёть Яны заворачивает рогалики со сладкой начинкой, и у него выходят не намного ровнее, чем у его ещё даже не четырёхлетней дочери — они обе с него смеются. Он только плечами пожимает — мол, а что тут поделаешь, если пальцы у него не такие ловкие, и у него бы лучше получилось твиззлами через весь каток проехать раза три без перерыва, чем сделать те же три раза подряд ровный и красивый рогалик? Но Саша возникает в дверях, когда они уже почти закончили, теснит его бедром, чмокает мимоходом в щёку, и он понимает её по одному взгляду — кому бы на его месте было нужно больше? Он почти тянет время — почти. Совсем его тянуть нельзя, и он это прекрасно понимает.       Да что он как маленький, в конце-то концов? Боится разговора по душам с девочкой больше чем втрое младше? На него не похоже. Ваня вдыхает и выдыхает пару раз, по коридору бредя неспешно, пока не толкает дверь в детскую. Василиса там, на ковре сидит, крутит в руках любимую куклу Еси, и только взгляд на него поднимает ненадолго, лишь чтобы отметить, что да, вот он тут, пришёл, как и было ожидаемо. Мол, а что, было возможно иначе? Он на ковёр садится напротив неё, разговора не начинает. Выжидает. Дело даже не в том, что его когда-то учили, что каждый диалог это проверка на прочность, и кто первым заговорит, тот слабее — что он, совсем дебил, самоутверждаться за счёт девочки, что, будь она в фигурке, ещё бы в юниорки не вышла? Даже не смешно. Просто он не хочет перебивать её мысли. Пусть она спрашивает — он ответит со всей честностью.       — Почему ты не нашёл Сашу сразу?       Вот и первый вопрос. Василиска, конечно, делает вид, что не смотрит на него, но взгляд её на себе он ловит без усилий — бритвенно-острый, того и гляди, шею ему перережет, как в том фильме про мстящего цирюльника. Только тот мстил за себя, а эта малявка его прибьёт за сестру. И, в принципе, будет иметь полное право.       — Хороший вопрос. Если бы ты спросила, почему я её не искал, я бы уточнил, в какой момент времени, потому что в основном я её всё-таки искал. А почему не нашёл… Ты давно с ней играла в прятки? Так, чтобы она не поддавалась?       — Она всегда поддавалась, — бурчит малявка, и становится на пару секунд обычным ребёнком. Не сердитым на него. — Постоянно начинала шуршать, если я её найти не могла.       — Мне она в детстве никогда не поддавалась, — делится Ваня, улыбается краешком рта. — Я ей немножко, но даже когда нет, она меня находила легче, чем я её. Если она хотела спрятаться, мы её могли всей семьёй по часу искать, пока ей самой не надоедало или она не выдавала себя случайно, не учтя какую-то мелочь.       — Ты хочешь сказать, что она спряталась?       — Я хочу сказать, что она спряталась так старательно, что её бы целая спасательная операция не нашла. Мне твоя мама не стала помогать, а это уже многое значит.       — Мама? — переспрашивает она, хмурится — мол, да не, быть такого не может. Может. — Её, наверное, Саша попросила…       — Наверное, — Ваня плечами пожимает. — Слушай, я не говорю, что не виноват в том, что не нашёл её. И тем более я виноват в том, что на некоторое время сдался и приостановил поиски. В своё оправдание скажу, что как только узнал, кто может знать о её местоположении… ну, я не сразу же рванул к ней, у меня были обязанности перед подопечными, но как только это было выполнено, я всё бросил и к ней поехал.       — И опоздал, — дополняет Вася. Он только кивает — что он может сказать? — Им без тебя тоже было неплохо. И тебе без них тоже.       — Как им было без меня, пусть они решают. Мне без них было хуже, чем с ними. Так что как минимум тут ты неправа.       — Как тебе могло быть хуже без Еси, чем с Есей? Ты же о ней не знал.       — Если тебе с кем-то лучше, — парирует Ваня, — не значит ли это, что без этого человека было хуже?       Вася выглядит недовольной, а значит, он её подловил. Люди вообще не любят проигрывать, неважно, кто они. Но она улыбается всего спустя пару секунд, не хитрой улыбкой, а скорее торжествующей.       — Ладно, — заявляет она. — Ты меня подловил. Но всё равно в итоге я победила.       — Почему это?       — Потому что ты от Саши и Еси никуда не денешься.       Ваня смеётся так, что в животе колет. Вася на него смотрит с недоумением, мол, что с ним вообще не так?       — Уважаемая Василиса Андреевна, — заявляет он, подуспокоившись и разогнувшись, — вам в голову не приходило поинтересоваться, откуда у вашей сестры на пальце колечко взялось?       — Кольцо ещё ничего не значит, — возражает она, губки поджимает, и так похожа в этот момент на тёть Яну, Сашу и Есю вместе взятых, как будто они матрёшки все. Мужчины в этой семье, похоже, служат только для продолжения матрёшкового ряда. Он, в принципе, не против послужить такой великой цели. — Маме Тёмы ты как будто не дарил кольцо.       — Не дарил, — подтверждает он, на ошалевший взгляд в ответ улыбается широко, открыто. — Понимаешь в чём дело, я был уверен, что нам и так хорошо. Я даже был уверен, что ей и так хорошо. Думал, что ну зачем это всё, это кольцо, этот штамп…       — А оказалось, что тебе это нужно, но не с ней? — заканчивает Вася за него. Взрослая не по годам, как ни крути. Маленькая совсем, а ума столько, сколько некоторым взрослым дай бог. — Но вы вместе были, когда ты решил к Саше сбежать. Ты, получается, сам не определился?       — Не совсем так, — признаётся он. — Я не столько уходил к Саше, сколько уходил от Алёны. Может быть, ты когда-то поймёшь, как это ощущается, а может и нет. Грубо говоря, если тебе не хочется в школу, не значит, что ты пойдёшь в парк, даже если тебе очень нравится в парке. Для начала ты просто не пойдёшь в школу. Дома останешься. Понимаешь, к чему я?       — Вроде того, — кивает она, задумчиво выглядит. — Если ты не любишь кого-то, это не обязательно значит, что ты любишь кого-то другого, так? Но ты же её любил в самом начале?       — Может быть, я её любил, а может быть, я просто так думал, — Ваня сдерживает желание пожать плечами — этот жест, кажется ему, не поможет, напротив, испортит ситуацию. — Я правда не знаю, что это было. Но точно не то же самое, что я чувствовал и чувствую с Сашей.       — А что ты с Сашей чувствуешь?       — Как будто я дома. Даже если это не так на самом деле.       Как будто он дома — а ведь это так и есть. «Ты обнимаешь меня, и я дома», вспоминается ему строчка из не самой новой песни, и это правда так. И Саша правда та, кто создаёт уют и тепло, даже просто взяв его за руку. Даже просто будучи рядом. Вася вздыхает умилённо, но тут же на лицо натягивает серьёзное, почти суровое выражение. Смешная.       — Обещай, что ты ей не сделаешь больно.       — Знаешь, — говорит Ваня, — если бы мне было плевать, я бы спросил, что ты мне сделаешь, если вдруг. Но мне не плевать, поэтому обещаю. Не только что не сделаю ей больно, но и что сам тебе сдамся на какое тебе в голову придёт наказание, если вдруг что.       Вася кивает всё так же серьёзно и руку ему протягивает — пальцы в кулак собраны, только мизинчик оттопырен. Кто он такой, думает Ваня, чтобы от клятвы на мизинчиках отбрыкиваться?       — Обещаю, что не обижу Сашу, — говорит он самым серьёзным возможным тоном — на квадратный метр у них чуть ли не слишком много серьёзности — её мизинец своим цепляя. Вася ему в глаза смотрит прямо, будто пытается подловить на вранье и никак не может найти, к чему именно прикопаться. Ваня знает, что если он хоть шаг не туда сделает, прикопается она моментально. А ещё Ваня знает, что если он хоть шаг не туда сделает, он сам себя не простит. Довольно просто, на самом деле. Нет страха перед наказанием от кого-то другого, потому что главным наказанием будет итог его собственных действий.       Василиска улыбается успокоенно, прежде чем его руку отпустить, и с ковра встаёт. Она уже высокая — Ваня думает, Саша была в её возрасте, когда они в пару встали впервые. Как же давно это было…       — Я пойду рогалики делать, — сообщает она. — Если там ещё не всё тесто ушло. И скажу Саше, что мы поговорили и всё хорошо.       — А всё хорошо? — уточняет он. Она кивает.       — До твоего первого косяка. Иначе я сама Саше мужа вместо тебя найду.       Эта, понимает Ваня, когда тоже с ковра встаёт, чтобы следом за ней на кухню пройти, найдёт. Эта сможет.