
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
О доме, которым являются не только знакомые стены. О доме, сокрытом в любимых глазах, родных чертах лица и ласковых прикосновениях.
Примечания
Сборник небольших зарисовок, неплохо накладывающихся на канон и одну из моих более ранних работ - "О закатных часах и корабельных плясках". Здесь про семейное тепло, уютные вечера и жизнь Зои и Николая за дверьми королевских покоев, вдали от государственной суеты и толпы слуг.
Посвящение
Всем тем, с кем мне уютно и тепло.
По возвращении домой
09 июня 2024, 12:10
Плотно затворив за собой дверь королевских покоев, Зоя облегченно выдохнула, на секунду прислонившись спиной к прохладному дереву. С момента коронации прошло практически два года, но и этого времени не хватило ей для того, чтобы свыкнуться с обязанностью беседовать со всеми иностранными послами с дежурной улыбкой на губах и правдоподобной учтивостью в голосе и жестах. Керчийцы были все так же лицемерны и расчетливы, фьерданцы вспыльчивы и временами недружелюбны, а шуханцы жутко неуступчивы.
Но, к счастью, принимать в столице всех их разом приходилось крайне редко, и сегодня Зоя была утомлена лишь керчийской делегацией, вознамерившейся вдруг увеличить таможенную пошлину. Убедившись же, что и без того достаточно скудному бюджету Равки ничего не угрожает, благодаря Эмилю Крыгину, назначенному новым министром финансов, и паре бутылок добротных вин из его погребов, Назяленская незаметно для всех ускользнула к себе.
Стянув с головы серебряную тиару, Зоя положила ту на комод, и, избавившись от дюжины шпилек, позволила смольным кудрям рассыпаться по спине. Определенно, новая мода на собранные волосы ей не нравилась. Как и мода на корсетные платья, после дня в которых, она начинала особенно сильно тосковать по своему генеральскому кафтану.
Теребя застежку колье с крупными сапфирами, Назяленская миновала просторную гостиную и на секунду остановилась возле двери в спальню, уловив видневшийся из замочной скважины тускловатый свет керосиновой лампы. Она в некотором замешательстве нахмурилась, а после с закаленной годами тренировок ловкостью совершенно неслышно провернула дверную ручку и замерла на пороге.
Подле распахнутого окна, из которого в комнату тянуло прохладным ночным воздухом, на небольшом диване сидел Николай, мирно покачивающий резную колыбель. Дорожный мундир висел на спинке стоящего близ камина кресла, перчатки были оставлены на подоконнике, а в изножье кровати Зоя заметила еще неразобранную моряцкую сумку.
– Ты вернулся, – легкая улыбка на губах Назяленской появилась сама собой, и на сей раз она не стала себя одергивать.
Николай, очевидно, глубоко погруженный в свои мысли, ее появления словно бы не заметил, а потому, услышав родной голос, чуть вздрогнул и обернулся.
– Около часа назад, – тише, чем обычно, ответил Ланцов и бросил мимолетный взгляд на колыбель, опасаясь, что маленький капризка, заслышав их разговор, проснется.
Но ребенок, светловолосый мальчишка, лишь сладко причмокнул и крепче сомкнул хватку своей маленькой ручонки на лоскутном одеяльце, вовсе не желая пробуждаться от приятной дремы. Николай улыбнулся как-то особенно тепло и еще раз качнул колыбель.
– Земенцы не взбунтовались из-за увеличения цен на зерно? – полушепотом спросила Зоя, притворив за собой дверь.
– Не взбунтовались, – собственно, ради этого Николай и был оторван от семьи практически две недели. – Не люблю говорить о политике и экономике после девяти, ты знаешь. Иди ко мне, Зоя. Я соскучился.
И Зоя в самом деле пошла. В несколько шагов преодолела расстояние от двери до окна и, когда Николай поднялся на ноги, позволила тому притянуть себя в теплые объятия, отдающие ароматом быстротечных морских волн и цветущей в саду Большого Дворца сирени.
Она не могла точно сказать, в какой момент начала скучать по нему достаточно сильно, чтобы позволять себе столь охотливо принимать ласки и столь очевидно демонстрировать, что ей не хватало его глуповатых шуток, мягких поцелуев и согревающих объятий. Просто в какой-то момент она стала встречать Николая не язвительными комментариями, а безмолвным признанием: «Мне тебя не хватало».
– Как море? – спросила Зоя, устроив подбородок на плече супруга, пока тот неторопливо гладил ее по спине.
– На сей раз на удивление спокойно, но все так же притягательно и красиво. Но, признаться честно, мне бы хотелось повременить со следующим путешествием. Моя королева позволит мне задержаться в столице?
– Не уж то морская болезнь разыгралась?
– Разыгралась тоска по дому, – усмехнулся Николай, чуть отстранив Зою от себя. Он заправил особенно непокорный темный локон ей за ухо и, заглянув в глубокие синие глаза, продолжил: – В следующий раз мы могли бы поехать вместе. Даниилу, верно, понравится море.
– Не маловат ли царевич для путешествий? – спросила Зоя, посмотрев на сына.
Мальчику не минуло еще и полгода, и за свою короткую жизнь Даниилу, кроме резной колыбельки, довелось поведать разве что руки матери с отцом да пары нянек, на которых оставляли царевича Зоя и Николай, когда пучина государственных дел нещадно утягивала их в свою глубь, не позволяя лишний раз насладиться семейной идиллией.
– Растет настолько быстро, что мне из дворца отлучаться страшно, – голос Николая был обыденно весел и задорен, но Зоя знала, что за напускной беззаботностью Ланцова скрывается его опасение пропустить детство сына мимо себя.
Николай любил Даниила. Любил с того самого мгновения, когда ему впервые передали на руки новорожденного сына и тот, услыхав отцовский голос, вдруг прекратил заливаться громким плачем и, смолкнув, глянул на него синими глазами своей матери.
– Женя сказала мне, что он скоро начнет ползать, – поделилась Зоя. – Нянькам придется стать расторопнее.
Она присела на диван и, чуть наклонившись, заглянула колыбель, чтобы убедиться, что с младенцем все в порядке. Во сне тот тряхнул ножкой, и Назяленская, сама того не заметив, расплылась в теплой материнской улыбке и с неприсущей себе ласковостью погладила Даниила по бочку.
Она никогда не представляла себя матерью. Зоя Назяленская, могущественная шквальная, некогда генерал Второй армии и нынешняя королева Равки, материнских чувств не понимала, а затаенной частью своей души и вовсе признавала, что материнство ее страшит. Вот только, очевидно, самой чертовкой-судьбой ей было уготовано стать не только несокрушимой воительницей, но и женщиной, способной породить на свет новую жизнь. И потому страх отступил, когда она, беременная, ощутила движения их с Николаем ребенка в своей утробе, а сам Ланцов, положа теплую ладонь ей на живот, пообещал, что они справятся.
В минутной задумчивости Назяленская вновь было потянулась к колье, а Николай, заметив это, предложил:
– Давай лучше я.
Зоя повернулась к нему спиной практически мгновенно. Ей никогда не нравилось звать прислугу, чтобы хоть кто-то из вполне милых и услужливых девиц, нанятых во дворец лично Женей после коронации Зои, помог ей расшнуровать корсет или распутать замысловатую прическу. Но помощь собственного мужа была более приятной, и потому ее Назяленская принимала вполне охотливо.
Николай легко справился с тугой застежкой колье, и оно соскользнуло с ее шеи, перестав отягощать ту весом драгоценных камней и серебра. А в следующую секунду Ланцов, большой любитель потех и не меньший обожатель всякого рода поддразниваний, оставил у основания ее шеи жаркий поцелуй, вынудив Зою прерывисто вздохнуть.
– Не балуйся, – приструнила Назяленская супруга, готовая поклясться, что тот довольно улыбался прямо за ее спиной. – Помоги со шнуровкой лучше. Иначе я в конец задохнусь, и Даниилу придется занять престол раньше, чем он вымолвит свое первое слово.
– Право, Зоя, без твоего сурового взора наши министры совсем расслабятся, – усмехнулся Николай, мягко перекидывая темные кудри ей на плечо. – А ты, как королева, вольна ходить в том, в чем тебе вздумается.
Ловкие моряцкие пальцы за долю секунды расшнуровали узел серебристых лент, стягивающих обшитый темно-синим кружевом корсет, и принялись расслаблять те.
– Что же, предлагаешь мне появляться на политических собраниях и званых ужинах в шелковом пеньюаре?
Ланцов рассмеялся, потянув на себя переплетение лент возле лопаток, и Зоя облегченно выдохнула, ощутив, как кости корсета перестали давить ей на ребра. Бальные платья ей нравились своим изысканным видом и роскошью материй, но, несомненно, проводить большую часть дня без возможности нормально вздохнуть было той еще пыткой.
– Ты могла бы вернуться к кафтанам, – предложил Николай.
– Я подумываю заменить ими дорожные платья, но для вечеров нужно нечто более помпезное. Ты ведь знаешь нашу знать.
Про законодателей мод – керчийцев, любителей холодных шелков – шуханцев и закоренелых консерваторов, отдающих предпочтение длинным многослойных юбкам, – фьерданцев и вовсе не следовало говорить. Равка и без того имела опыленную скандальностью репутацию.
– Земенцы передали тебе пару рулонов роскошной парчи. Думается мне, из нее может выйти что-нибудь роскошное. Хотя признаться честно, гроза моя, ты прекрасна и без всей этой мишуры.
Расслабив корсет, Николай, мягко коснулся губами края одного из перламутровых шрамов на задней стороне ее левого плеча, а затем коротко поцеловал между лопаток. После отъездов он постоянно касался ее чаще обычного, словно бы жадно пытаясь наверстать упущенное.
Зоя на секунду замерла, наслаждаясь лаской, а затем неохотно поднялась, шурша накрахмаленными юбками, чтобы переодеться. Освободившись от корсета и стянув многослойные юбки, она накинула поверх тонкого нижнего платья пеньюар и с наслаждением повела плечами.
И тут сладко дремавший в колыбели мальчонка неожиданно решил пробудиться и оповестил об этом обоих своих родителей, как следует, встряхнув ручкой висящую над ним гирлянду из деревянных фигурок, в лапках которых были бубенцы, маленькие колокольчики и расписные погремушки. Тихий перезвон наполнил собой просторную королевскую спальню, и Зоя услышала окрашенный необычайным теплом голос Николая:
– Кто у нас здесь проснулся?
Заслышав отцовский голос и увидав того возле колыбели, маленький Даниил расплылся в забавной, младенческой улыбке и радостно что-то прощебетал. Нянюшки не рекомендовали лишний раз баловать ребенка и вынимать того из колыбели, но Николай, и раньше пренебрегавший их словами, вдоволь натосковавшись по сыну за время отсутствия в Ос Альте, взял того на руки.
Златокудрый кроха довольно рассмеялся, а затем уцепился ручками за ворот отцовской рубахи, с любопытством поглядывая то на самого Николая, то на позолоченные пуговицы.
– Любопытный проныра, – мягко усмехнулась Зоя, устроившись рядом. – Один в один ты.
Она ласково коснулась светлых локонов сына, и он подарил улыбку и ей. Очевидно, видеть после пробуждения обоих родителей ему было в разы приятнее, чем любую из его нянек.
– Очень может быть, – согласился Николай. – Вот только глазами он порой мечет молнии ничуть не хуже своей матери.
– Еще пара лет и он будет метать молнии не только глазами.
У гришей редко рождались отказники, а Зоя, будучи могущественной шквальной, не сомневалась, что сын унаследовал ее способности в Малой науке. Не сомневалась и в тайне ото всех ждала, когда Даниил шевельнет подвешенные над колыбелью игрушки не собственной рукой, а порывом ветра.
– Вне всяких сомнений.
Зоя прижалась к Николаю чуть теснее и позволила себе на пару секунд прикрыть глаза. Но раньше, чем дрема тронула ее сознание, маленький царевич капризно возжелал перебраться на руки к матери, очевидно, осознав, что проголодался.
С первыми признаками плача ребенок протянул к Зое руки, а Николай спросил:
– Мне позвать кормилицу?
Назяленская качнула головой, приспустив с плеч пеньюар, и переняла мальчишку у мужа.
– В этом нет надобности. Я сама покормлю.
У Даниила была кормилица. Но Зое не хотелось делить этот вечер с миловидной женщиной, вскармливающей младенца в ее отсутствие во дворце. Как не хотела она и полностью отказываться от необходимости кормить сына, предпочитая вечерами отзывать всю прислугу, чтобы иметь возможность побыть вдали от суеты королевской жизни лишь в компании своей семьи.
Сняв одну из лямок нижнего платья со своего плеча, Зоя приложила разволновавшегося кроху к груди и мягко качнула в колыбели рук, успокаивая. Материнская ласка подействовала почти в тоже мгновение, и плач смолк, сменившись довольным причмокиванием.
Назяленская чуть наклонилась и оставила на макушке малютки мимолетный поцелуй, а после, откинувшись на спинку дивана, поймала взгляд Николая. Он смотрел на нее неотрывно, и в медовых радужках его глаз Зое виделась теплая, как лучи летнего закатного солнца, любовь. Так смотрят на что-то неимоверно ценное и жизненно необходимое. Так смотрят на тех, в ком души не чаешь.
– Что? – мягко усмехнулась Зоя вполголоса.
– Ничего, – улыбнулся ей Николай. – Просто я снова дома.
Изловчившись, он приблизился ближе и оставил на губах Назяленской тягучий нежный поцелуй. А Зоя, уже отстранившись и улыбнувшись супругу, подумала, что домой сегодня вернулся не только Николай.
Впервые за полмесяца она тоже была дома.