Сегодня я буду дома

Хлопья пушистого снега спускались с небосвода, устилая белоснежным ковром площадь Ос Альты, где ныне раскинулась пышная Новогодняя ярмарка. Детвора, занятая забавами вроде катания на коньках и ледяных горках, периодически ловила крупные снежинки языками, а иной раз не упускала возможности запустить пригоршню снега в кого-нибудь из купцов и князей, кутавшихся в свои роскошные шубы и пальто с воротниками, отшитыми мехами. Новогодняя ярмарка этой зимой была особенно размашиста, и Николай, чьей идеей было направить средства, вырученные с октябрьского благотворительного бала, именно сюда был особенно доволен. Еще будучи мальчишкой, он всей душой любил зимние развлечения, после которых морозный румянец трогал щеки, а под воротом куртки собирался снег. И потому сейчас, наблюдая за весельем приютских сирот, привезенных сюда Алиной и Малом, и взглядом находя своего маленького сына, то играющим в снежки с детьми князя Крыгина, то забирающимся на горку, Ланцов чувствовал знакомое душевное тепло. – Что вы думаете насчет Новогоднего базара, Ваше Величество? – услышал Николай и все же вернул свое внимание одному из самых богатых в Равке купцов – Петру Михайлову, блиставшему сегодня лучезарной улыбкой и периодически скрывавшему ее за кубком с ромом. – Керчийские купцы тоже не отказались бы поторговать у нас. Петр с недавних пор часто заводил речь о керчийцах. И если Зою, отличающуюся в отношении хитрых и расчетливых жителей Керчии явным нетерпением, это раздражало, то Николай находил Михайлова с его предложениями забавным. Таким же потешным, как любого человека, стремившегося урвать себе лакомый кусочек и при том не пасть в глазах государей. – Стало быть, ваш сын, Петр, тоже хочет пожаловать домой на праздники? – о том, что сын Михайлова около полугода назад женился на керчийке с большим приданым и, ведомый жаждой наживы, даже перебрался в Кеттердам, высший свет Равки шептался еще в начале осени. О том, что дела у него в гору не идут, говорили недели так две назад. – Признаться честно, я полагал, что наши базары покажутся ему мелочью после торговых улиц Керчийской столицы. – Для своего народа работать всегда приятнее, – нашелся с ответом купец. – Пусть приезжают. Равка всегда рада гостям, – улыбнулся Николай. – Но пошлины на торговлю для иностранцев будут повышены. Мы с супругой обязаны обеспечить сытую зиму прежде всего своим поданным, а базар идеальная возможность для этого. – Но как же… Договорить Михайлову не дали. За воротник его шубы прилетел ловко слепленный снежок, а затем из-за спины послышался звонкий детский смех. Петр, закряхтев, попытался вытряхнуть снег из-под своего полушубка, а Николай, не сдержав смешка, заглянул купцу за спину. Двое мальчишек князя Крыгина занимали себя катанием на коньках, а рыжеволосая девчушка и вовсе перебралась на руки к отцу, поэтому Ланцов догадывался, кто стоял за этой проказой. – Ах, святые, Ваше Высочество, что же это вы распроказились? – с досадой в голосе посетовала Наталья – молодая женщина, приставленная к маленькому царевичу в няньки еще в его младенчество. Подбирая полы пальто, она торопливо пробиралась к Даниилу, который с лучезарной улыбкой на губах загреб в руки еще снега. – Ваше Величество, не досмотрела, каюсь. Ваше благородие, вы в порядке? Миновав пару сирот, Наталья попыталась поймать проказника-царевича, но тот, подкинув снег в воздух, снова удрал от нее. На сей раз мальчишка спрятался за отцом, ухватив того за руку. – Папа, мы слепили снеговика, – пролепетал Даниил и звонко рассмеялся, когда Николай подхватил его на руки. – Оставь его, Наталья. Он не помешает, – успокоил нянюшку Ланцов, стряхнув с куртки сына хлопья снега. – А где ваши варежки, мой царевич? – Я отдал их снеговику. У него руки замерзли, – ответил мальчишка, попытавшись натянуть рукава своей куртки на ладони. – А мне совсем не холодно. Николай улыбнулся своему неугомонному сыну, а затем стянул со своих рук перчатки и отдал те Даниилу. Не могли ведь они вернуть рукавицы царевича, обделив теплом снеговика. Для ребенка это было бы просто недопустимо. – Какой у вас бойкий мальчик, – усмехнулся Михайлов, все же вытряхнув из-под воротника часть снега. Ланцов кивнул нянюшке, отпустив ее, а сам помог Даниилу натянуть перчатки, которые были слишком большими для его детских рук. – Я сам был очень проказливым ребенком, – ответил мужчина. – Ко мне было приставлено сразу несколько нянек. А моя матушка иной раз говорила, что я хуже крестьянского мальчишки. Про Даниила никто так не говорил. И дюжину нянек к нему тоже никто не приставлял. Большой Дворец был для мальчика тем местом, где он мог вести себя так, как ему хочется. Был для него домом. – Верно, у маленького царевича скоро появится товарищ по проказам? Как здоровье королевы? – Весьма недурно, благодарю, – дурным временами было лишь расположение духа Зои, которая, по словам целителей, через пару недель должна была родить. Ее категорически не устраивало быть беременной столь долго, по причине того, что и дальние дороги, и тренировки приходилось оставлять за рамками своего образа жизни. – Тетя Женя сказала, что у меня совсем скоро родится сестренка или братик, – встрял Даниил. Ему, как и всем детям, отчего-то казалось, что новорожденный младенец после своего появления на свет тот час же поспешит разделить с ним все его любимые игры. – Мне больше хочется сестренку. У Дмитрия и Алексея уже есть младшая сестра. Дмитрием и Алексеем были сыновья князя Крыгина, с которыми Даниил часто играл. А еще, по мнению маленького царевича, они были редкостными счастливчиками, потому что у них была красивая сестричка. Петр в ответ на слова мальчика мягко рассмеялся, а затем над площадью раздался колокольный звон. Отбили шесть часов до Нового года. – Что ж, Петр, мы поедем. Я никак не могу оставить свою супругу в одиночестве встречать приближающийся праздник, – произнес Николай, глянув на циферблат огромных часов рядом с елью. – С наступающим Новым годом вас. И, распрощавшись с купцом, Николай отправился к королевским саням, чтобы вовремя поспеть с сыном в Большой Дворец. Потому что праздник в его душе мог наступить лишь рядом с его королевой.

***

Звук, потрескивавших в камине поленьев, наполнял собой небольшую гостиную, прилегавшую к королевским покоям, и утягивал Зою, расположившуюся на диване, в сладостную дрему. Время близилось к уже позднему вечеру, а потому небосвод за стеклами окон с каждой секундой становился все темнее. В этом году в Большом Дворце не давали бал по случаю наступления Нового года, и Назяленскую это искренне радовало. Видят святые, меньше всего на свете ей сейчас хотелось бы облачаться в бальное платье из парчи и шелка и стягивать грудь тугим корсетом. К тому же ее нынешнее положение уж точно не предусматривало ни долгих и шустрых плясок, ни распивание вина и шампанского. В последние пару недель ей хотелось нежиться в постели и в перерывах между дремой и чтением легких романов лакомиться пышными пирогами, которые пекли на дворцовой кухне по случаю празднества. – Дремлешь? Зоя чуть вздрогнула, заслышав знакомый голос, а в следующее мгновение ощутила, как на ее плечи опустилась теплая шаль. Она и не слышала, как Николай вошел. Вероятно, дрема и правда овладела ее сознанием. – Более мне ничего и не остается. Мой благоверный супруг на пару с нашим сыном оставил меня здесь предаваться лености и скуке, – и в правду несколько сонно усмехнулась Зоя, глянув на Николая. – Таков удел беременной женщины. В ответ на ее слова Ланцов присел рядом и глянул на Зою с теплой улыбкой на губах. Протянув руку, он заправил ей за ухо выбившийся из-под синей ленты локон волос, а затем качнул головой: – Ты была не одна. – Она со мной не разговаривала. – Она? – переспросил Николай, мягко коснувшись ладонью округлого живота Зои. – Я уверена, что это девочка, – с уверенностью и легким упрямством в голосе ответила Назяленская. Девочка. Их дочка. Принцесса Равки. И такая долгожданная для Даниила младшая сестра. – Скоро мы все точно узнаем. Целитель сказал, что осталось около двух недель. – Ты должен верить мне на слово, Ланцов, – хмыкнула Зоя в ответ на слова своего больно скептичного супруга. – К тому же у нас уже есть сын. – Что же, Зоя, святые не посылают людям двух детей одного пола? – усмехнулся Николай, за что тут же получил легкий подзатыльник. – Если у нас родится не дочка, я съем сапфиры со своей короны. Сказав последнее, Зоя и сама не удержалась от смешка, а затем придвинулась ближе к Николаю. Тепло, исходившее от него, согревало ее гораздо лучше полыхающих в камине языков пламени и шерстяной шали на плечах. Рядом с Николаем зима не казалась Назяленской до болезненного холодной. Может, дело было в том, что холод покидал ее сердце. – Как проходит ярмарка? – Чудно. Даниилу понравилось. Он, вероятно, сам расскажет тебе обо всем в самых ярких красках, – как говорила Зоя, разговорчивость их сыну досталась от отца. – Я отправил его переодеться, не то помимо рассказов он принес бы тебе и тающего снега прямиком из-под своего воротника. И словно заслышав слова о себе, в небольшую гостиную вбежал светловолосый проказник. Пуговицы на рукавах теплой косоворотки были расстегнуты, а пышные кудри растрепались, но мальчишку это ничуть не волновало. Он мигом забрался на диван, усевшись возле матери, и тут же чуть не плюхнулся обратно на пол, посмеявшись над собственной неловкостью. – Тише, златовласый бесенок, – качнула головой Зоя, придержав рукой сына за спину. – Упадешь ведь. – Я? – переспросил Даниил. – Я не упаду. Я даже на катке сегодня не упал. Зато Дмитрий упал. Он так забавно проехался пузом по льду, мам. В следующий раз ты непременно должна поехать с нами. – Разве тебе было скучно с папой? – Нет, нам было весело. Он даже разрешил мне оставить свои рукавицы снеговику, – похвастался мальчик, довольно глянув на отца. Зоя же, услышав это заявление, с легким недовольством посмотрела на Николая, но тот ловко выкрутился, оставив на ее губах короткий, но нежный поцелуй. – Мы возьмем с собой маму на масленичные празднества. Когда твоя сестренка или твой братик уже родится, – потрепал сына по кудрям Николай. – А пока что нам нужно поберечь маму, Даниил. Мальчик чуть задумчиво кивнул и на пару секунд прижался поближе к матери. Разумеется, он ждал сестренку или братика, но прежде всего ему хотелось, чтобы с мамой все было хорошо. Предостережения папы, тети Жени, а иногда и целителей временами заставляли его волноваться. Зоя же с непривычной для себя нежностью погладила мальчика по мягким волосам, а затем шевельнула пальцами, заставив языки пламени в камине на пару мгновений изобразить силуэт дракона. Даниил мгновенно отвлекся на чудную картинку, а затем вдруг услышал приглушенный отголосок боя часов в столовой, находившейся под ними. – Я еще не заглядывал на кухню сегодня, – в последние несколько дней маленький царевич частенько туда наведывался перед ужином. Новым развлечением Даниила стало узнавать, какой пирог подадут к столу, а иной раз и вовсе выпрашивать у кухарок кусочек для себя и для Зои. – А часы уже звонят, чтобы мы спускались к ужину. С этими словами мальчик подскочил со своего места и выскользнул прочь из гостиной, оставив своих родителей наедине и позволив им мягко посмеяться над своим неугомонным ребенком. – Он и пары минут на одном месте не сидит, – демонстративно проворчала Зоя, но скрыть тепло и любовь, сквозившую в этих словах, от Николая было невозможно. – Такой же непоседливый, как ты. – Кто знает, может, второй наш ребенок будет более усидчивым, – произнес Николай, а в следующую секунду Назяленская устроила его ладонь на своем животе. Именно там, где наиболее отчетливо ощущались длинные, упирающиеся толчки. – Или нет. Мужчина чуть усмехнулся, а затем, ведомый внутренним трепетом, мягко погладил большим пальцем то место, куда, очевидно, пришелся толчок их очередного неугомонного ребенка. Когда же в ответ на следующий удар маленькой ножки или ручки, Зоя тихонько выдохнула, Ланцов привлек ее поближе к себе и коснулся лба поцелуем, преисполненным нежности и заботы. Прохладная ладонь Назяленской накрыла его руку, приспустив чуть ниже, и на губах Николая невольно расплылась счастливая улыбка. Счастливая улыбка человека, у которого был сын и любимая женщина, которая носила под сердцем еще одного их ребенка. – Я люблю тебя, Зоя, – прошептал Николай, заглянув в глубокие синие глаза своей супруги. Зоя же, позволив себе и тепло во взгляде, и мягкую улыбку на лице, коснулась его губ своими. Ланцов прекрасно знал, что так она говорила о том, что его чувства абсолютно взаимны. Научившись за несколько совместно прожитых лет понимать Зою без всяких слов, Николай ответил на ее поцелуй, свободной рукой коснувшись темных своенравных кудрей, когда вдруг чуть издали послышался голос Даниила: – Мам! Пап! – окликнул их маленький царевич, остановившись, кажется, посреди лестницы. – Я вижу снежные следы возле елки. К нам точно приходил Святой Николай! – Для подарков еще рановато, – прошептала почти в самые губы супругу Зоя. – Для подарков да, а вот для Новогоднего чуда… – Николай многозначительно пожал плечами, а затем приобнял Назяленскую за талию, помогая ей подняться. – Для него всегда самое время. – Идем, Николай-чудотворец, – усмехнулась Назяленская. – Мы ведь не хотим, чтобы он снес елку. – Идем, – согласился Ланцов, поправив на плечах Зои теплую шаль. – Покажем и тебе Новогоднее чудо. Его собственным уже который год было отмечать Новый год в кругу своей семьи. Рядом с теми, кого Николай любил больше всего на свете.