Давай дружить?

      — Я тебя никогда не полюблю…       — Ты мне не нужен…       Тэхён вращался вокруг своей оси, пытаясь найти источник голоса. Сквозь густой туман, словно эхо, доносились обрывки фраз. Жалили, причиняли боль и заставляли кричать от отчаяния. Холодный воздух струился по коже, пробирался под футболку, формируясь в острые когти, чтобы в следующий миг вонзиться в сердце. Он смотрел, как на груди формируется тёмное влажное пятно. Ощущал, как медленно кровь стекает вниз.       — Чонгук! — прижав ладонь к рваной ране, пытается двигаться дальше. Пытается выйти из этой мглы. Но вокруг лишь холод и полосующие кожу когти.       Открыв глаза, понимает, что так и лежит, прижимая руку к груди. Солнечный свет тонкой полоской разрезает комнату и крадётся к кровати, и в мгновение это пугает сильнее, чем прошлый кошмар.       Встрепенувшись, перевёл взгляд на пустующую половину постели, и словно не веря собственным глазам, скользит рукой туда, где ещё ночью обнимал любимое тело. — Нет… нет… нет… — вскочив, рывком хватает штаны со спинки стула и, путаясь в собственных ногах, выбегает из комнаты.       — Доброе утро, — доносится откуда-то стороны, — босс, а вы разве…       Выбежав в холл, всё ещё надеясь на какое-то чудо, распахивает дверь и с ужасом смотрит на пустое место парковки.       Чонгук уехал.       Всё тело дрожит, пока солнечный свет тускнеет, и тот самый белёсый туман стелется, ползёт к его ногам. Отшатывается. Пытается выстроить обрывки последних воспоминаний. Вот только они настолько сладкие и тягучие, что кажутся нереальными. Может, ему и вправду всё это привиделось?       — Босс, что-то случилось? — за спиной раздался недоумённый голос одного из работников.       — Чон Чонгук, ты видел, когда он уехал?       — Да, часа два назад. Выпил кофе, поблагодарил за всё и попрощался. Босс, вы бы оделись, холодно.       — Что? — он перевёл взгляд сперва на парня, а после на себя, только сейчас понимая, что кроме штанов на нём ничего нет. — А, да.       В комнату возвращался, анализируя и пытаясь понять, что делать дальше. Позвонить? Написать? Только вот от одной мысли, что Чонгук не ответит, пол под ногами превращался в битое стекло.       Достав телефон из походных брюк, что так и остались лежать в ванной, с замиранием несколько секунд таращился на номер телефона, который уже успел запомнить.       Гудки… гудки… гудки…       — Алло?       — Привет… — глаза закрыл, не желая снова оказаться в той холодной мгле одиночества.       — Привет, — ему так хочется в это верить, или голос действительно звучит сквозь улыбку? — Проснулся?       — Да. А ты где?       — Подъезжаю к Сеулу. Даже не верится, что дороги на рассвете такие пустые.       — Ты уехал… потому что…       — Потому что мне надо быть сегодня в офисе. Я же говорил вчера.       Первый вздох. Но глаза открыть всё ещё страшно.       — А чего не разбудил?       — Ну… не знаю… — смущается? — Я записку написал…       — Записку? — Тэхён судорожно вертится, озираясь по сторонам. — Я не… — рука тянется к белому уголку бумаги, что провалился между подушек.       — Тупо, да?.. Слушай…       «Уехал на работу. Ты в курсе, что пинаешься во сне?       Напишу, как доберусь. Или можешь сам написать, как проснёшься».       — Я… её не заметил и подумал…       — Что?       — Ничего, — мотая головой, словно Чонгук мог его видеть, он бегал глазами по словам снова и снова.       — Тэ?       — Ммм? — страшно, что всё поймёт по дрожащему голосу.       — Я приеду в субботу.       — Угу.       — Угу?       — Я люблю тебя.       — … Я… я… напишу тебе позже.       Гудки…       — Чёрт, — Чонгук ударяет по рулю, в момент осознавая, насколько глупо звучали его последние слова. Вот только произнести другой ответ слишком страшно. И проблема даже не в самих чувствах, а в неспособности их выразить.       Страшно, словно эти слова — последний пароль, сообщив который, он потеряет окончательную линию защиты. Только поздно. Тэхён уже внутри. Был там всегда. В каждой мысли, в каждом решении, как первоначальный код, без которого не сможет работать вся система.       Страшно признаться даже самому себе, что почти не спал, наблюдая за движением чужих ресниц. Вырисовывал изменившиеся, но по-прежнему до мурашек красивые черты лица.       Страшно осознавать, что невыносимо без него. Потому и не разбудил. Ведь одно его слово, и Чонгук бы не раздумывая остался. Наплевал на всё, к чему шёл с таким трудом, потому что сейчас всё это не имело значения.       Насколько глупо было это отрицать. Не замечать своих чувств. Всю жизнь смотреть лишь на тень от свечи, не видя того огня, что уже спалил всё вокруг.

***

      Зайдя в квартиру, Чонгук на мгновение растерялся. Такое чувство, что он не был здесь не несколько дней, а целую жизнь. Гонимый волнением за Шинхе, он уезжал в полной уверенности, что уже к вечеру они будут сидеть на их уютном диване вдвоём. А сейчас, стоя посередине гостиной, даже не знал, что следует сделать в первую очередь.       Благо орущий на всю комнату телефон быстро обозначил приоритеты.       — Так, либо твой автомобиль наконец-то от тебя сбежал, либо ты вернулся.       — А ты какому варианту больше рад? — Чонгук выглянул в окно, убеждаясь, что Пак стоит внизу.       — Пока не знаю. Всё зависит от подробностей, которые ты расскажешь вечером. Потому что тот факт, что ты посылал меня в задницу за эти несколько дней в три раза чаще обычного, говорит об очень увлекательной истории.       — И поэтому ты караулил меня? — вернувшись в комнату, он включил громкую связь и стянул футболку.       — Пфф, вот ещё, я просто мимо проходил.       — В девять утра, в двух районах от твоего дома?       — …       — Чимин?       — Да, я в гостях был. И вот, на работу как раз иду. Ладно, давай до вечера.       — В гостях? У кого?       — Пока.       На его памяти, у друга в этом районе не было других знакомых, кроме него и проживающего в соседнем доме Юнги. Может, очередная новая пассия? Хотя, если подумать, Чимин уже давненько не атаковал кухню Чонгука после очередного свидания. И после каждого друг обещал посвятить всё свое свободное время дрессировке кошек, чтобы они в старости могли приносить ему стакан виски. Однако подобные заявления всегда вызывали у него улыбку, потому что такие мечты, хоть и кажущиеся легкомысленными, заполняли их дни светом и теплом. Несмотря на то, что взрослая жизнь, проблемы, работа и рутина постепенно отдаляли от того поистине беззаботного времени, когда главной проблемой был случайно съеденный жук или заваленный тест по математике, Чимин все еще искал моменты, чтобы вернуть ту легкость. Пак никогда не зацикливался на проблемах. Если что-то случалось, друг просто принимал это как данность и двигался дальше. «Просто шёл на кухню за яблоком». Именно это и делало его таким особенным: в простых мелочах тот находил радость и приключение, даже если это просто разговор о кошках, которые должны выполнять «заказы» в будущем.

***

      За всю свою рабочую практику Чонгук всегда умел держать эмоции под контролем. И за последние годы было лишь два случая, когда его концентрация оказалась под угрозой. Первый раз, когда его пятилетняя дочь внезапно заболела и осталась дома под присмотром Юнги, и второй, когда заболел Юнги, и за ним присматривала семилетняя Шинхе. Однако сегодня, несмотря на отсутствие очевидных угроз для жизни, сфокусироваться на первоочередных задачах оказалось невозможным. Мысли уплывали, стоило хоть немного изменить их курс. Сердце колотилось быстрее при каждом звуковом сигнале телефона. Отражение во всех стеклянных поверхностях города принадлежало какому-то глупому улыбающемуся без причины парню. И самое главное: все внутренние компасы указывали лишь одно направление, которое теперь Чонгук мог найти даже с закрытыми глазами.       Правда, вечером его наполненный воодушевлением воздушный шар чуть-чуть приспустило одной недовольно прищуренной парой глаз.       — О чём ты? — он повернулся к сидящему за кухонным столом Юнги.       — О том, что ты не видел этого человека десять лет и понятия не имеешь, какой он сейчас. Что, если твои чувства — это чувства к Тэхёну из прошлого?       — Но я ведь общался с ним в эти дни.       — Четыре дня? — Мин сделал глоток пива, смотря на него так же, как он сам обычно смотрел на Шинхе, когда та сообщала, что с этого дня у неё новый кумир.       — Мне этого достаточно, — уверенно произнёс Чонгук, возвращаясь к обжариванию креветок. — Ты просто мизантроп. Но уверен, что узнай ты Тэхёна получше…       — Как он получил свою должность?       — Ну… он начал работать в лагере три года назад… да какая разница? — он снова развернулся к другу. — Даже если убил предыдущего управляющего, мне плевать. Чтобы он ни сделал в прошлом, у него были на это причины, — он сам не заметил, как начал злиться. Хотя и понимал, что Юнги подозревал Тэхёна в чём-то незаконном, скорее уже, просто неосознанно. Ему по работе положено в каждом видеть потенциальную угрозу: будь его воля, тот бы и Шинхе на детектор посадил, чтобы выяснить информацию о пропаже последнего мандарина.       — Я просто пытаюсь понять, на чём основываются твои чувства к этому человеку?       — На том, что я ощущаю рядом с ним. То, что мы ощущаем рядом друг с другом — это главное. Всё остальное, будь то внешние обстоятельства или социальные условности, лишь добавляют обертку, но не меняют главного содержания нашего существования.       — Хочешь сказать, даже если ты узнаешь о нём что-то, не укладывающееся в твои рамки нормы, это не изменит твоих чувств?       — Нет. Я могу быть с ним не согласен. Могу считать неправильным какой-то поступок. Могу даже вычеркнуть из своей жизни, если будет нужно. Но я не смогу заставить себя его разлюбить, — произнеся последние слова, Чонгук сам словно только что всё это осознал.       Потому что только рядом с ним он дышал и задыхался одновременно. Только рядом с ним мир вокруг растворялся и пульсировал жизнью. Только рядом с ним он чувствовал, как внутри открываются неизведанные горизонты, о которых Чонгук никогда прежде не знал. С ним он не просто существует — он превращается, возрождается снова и снова, как феникс, взмывающий в небо. ЕГО мироощущение, полное романтики и бесконечности, заставляет трепетать, и он хочет растворяться в его словах, в его взгляде, в этой удивительной бездне его космоса, которая только начинается, когда Тэхён рядом.       Если честно, решив рассказать всё сперва Юнги, он готовился к вопросам другого характера, точнее, он больше готовился к тому, что Мин воспримет его заявление в штыки, основываясь на том, что, по сути, Чонгук признаётся в чувствах, которые были в нём ещё до встречи с Даён. Ему самому от этих мыслей становилось не по себе. Он ощущал себя настоящим предателем и лицемером, ведь именно из-за него пострадали два невинных человека. Нет, он по-прежнему может с уверенностью сказать, что его любовь к Даён — не просто слова или попытка оправдаться, но и отрицать факт того, что, как бы он ни старался, никогда бы не смог испытывать к ней того, что и к Тэхёну, было бы ложью, и именно это заставляло сейчас сгорать от вины.       — Что я пропустил? — стоящий в кухонном проёме Чимин вопросительно переводил между ними взгляд.       — Ничего, кроме, разве что, сгоревших креветок, — пожал плечами Юнги.       — Чёрт, — Чонгук зашипел, возвращая внимание к почерневшим с одного бока ракообразным.

***

      — Пиздец, конечно, — Хосок откинулся на спинку дивана, растирая виски.       — Думаешь, я псих? — Тэхён усмехнулся, отпивая из своего бокала.       — Это бесспорно. Но тут вопрос в другом. Я просто не понимаю, как ты смог пронести свои чувства через столько времени?       — Несложно нести то, что является частью тебя. Каждая клетка моего тела пронизана им, его мыслями, его стремлениями и желаниями.       — Тогда почему ты ушёл?       — Потому что хотел его себе, всего целиком. Но слишком долго боялся признаться в этом даже самому себе.       — Но получается, что и он тебя любил всё это время?       — Я не знаю, — он пожал плечами. — Но, если честно, надеюсь, что нет, потому что тогда у меня не останется ни единой возможности оправдаться.       — Ну, я, конечно, не хочу тебя расстраивать, но, думаю, ты, друг мой, облажался по полной. Мне было достаточно один раз увидеть, как он на тебя смотрит, чтобы понять, что его чувства — не только что вспыхнувшая искра. Я ещё сомневался по поводу тебя, но у этого парня… Серьёзно, Тэ, у него разве что бегущей строки на лбу нет.       — Удивительно, но ты не первый мне это говоришь. Но только вы не знаете Чонгука так, как я. Если бы у него появились ко мне чувства, он бы мне об этом рассказал. И поверь, я бы точно не мог пропустить такое.       — А тебе не приходила мысль, что когда вы были детьми, твой Чонгук сам эти чувства не осознавал? Потому что, вот, послушав тебя, первая мысль, которая мне пришла, была о том, что это история о двух любящих друг друга людях.       — Нет, мы были друзьями, — Тэхён старался держаться той позиции, при которой всё ещё мог оставаться на плаву.       — Да ну, — Хосок усмехнулся, — я вот, например, ни к одному своему другу не испытывал желания забраться в кровать на рассвете. Не торчал по сорок минут, обивая порог школы, чтобы просто проводить до дома. К тому же, насколько я понял, пока ты не познакомил его с Даён, Чонгук не обращал внимания на девушек или на других парней.       — Мы практически жили вместе, и Чонгук очень тактильный.       — Ты сейчас говоришь про того Чон Чонгука, который чуть не сломал руку Феликсу, когда тот просто похлопал его по спине, решив похвалить за отлично установленную палатку? Или того паренька, который, по твоему же рассказу, шарахался от Даён первые два месяца?       — Но… я…       — Как ты думаешь, он бы позволил ей остаться в вашем дружном дуэте, если бы она не была знакома с тобой и просто однажды подошла к вам сама?       — Он бы даже не заговорил с ней… — осознать неизбежное всё же пришлось, — Хо, … я идиот.       — Выпьем за это, — друг сочувственно улыбнулся, взяв свой бокал.       Тэхён всегда принимал факт, что невозможно заставить себя влюбиться, потому что любовь — это не решение, а дар, который приходит неожиданно и, порой, безжалостно. Чувства возникают как шторм, унося с собой все логические объяснения, оставляя лишь водоворот эмоций. Они могут сбивать с толку, приводить в замешательство и заставлять страшиться самого факта уязвимости, ведь подлинная любовь обнажает душу. И именно поэтому не желал открываться Чонгуку. Не хотел, чтобы тот брал ответственность за его чувства. Заставлял себя принять их. Но сейчас, прокручивая в голове все события прошлого и настоящего, Тэхён не мог отмахнуться от того, что ему сказал Хосок.       Встреча с Чонгуком захлестнула, не давала возможности даже на мгновение вынырнуть и оценить произошедшее. Он видел его, и всё остальное переставало существовать, отделялось стеклянной стеной. Каждый момент, проведенный рядом, наполнял ощущением абсолютного покоя, вся суета и тревоги мира исчезали, стоило только ему оказаться рядом. В то же время внутри разгоралось острое желание, словно каждое его прикосновение разжигало искры, которые заставляли сердце светиться как грёбаный бенгальский огонь. И всего лишь раз попробовав его, Тэхён безнадежно пристрастился.       Как он мог даже допустить мысль о том, что Чонгук вдруг испытывает к нему нечто большее, чем просто дружеские чувства? Это казалось совершенно абсурдным, словно сообщение из другого мира, где чудеса были возможны. Реальность слишком беспощадна, чтобы позволить ему надеяться на нечто похожее. Но что если всё это время он был ещё более слеп, чем Чонгук?