Давай дружить?

      Никогда Тэхён не думал, что будет настолько ненавидеть пробивающиеся сквозь прорезь в занавесках лучи солнца. То, чего с нетерпением ждали все в лагере, для него знаменовало упущенную возможность. После того как Чонгук вышел из комнаты, они больше не пересекались. Он заперся в кабинете и пытался справиться с эмоциями, игнорируя любые попытки сумасшествия внушить ему, что нужно поговорить с Чонгуком ещё раз. Хосок, несколько раз попытавшись достучаться до него в прямом и переносном смысле, в итоге сдался, взяв все обязанности на себя. И хотя чувство вины пыталось вставить слово, намекая, что сотрудники не должны страдать из-за его психически нестабильного состояния, долгожданная стопка текилы окончательно утопила совесть. Какой смысл во всём этом? Какой смысл пытаться обмануть себя мнимой увлечённостью работой, если он потерял последнюю причину, удерживающую его в реальности.       От одной мысли, что, выйдя сейчас в холл, он услышит о том, что Чон Чонгук покинул лагерь, ему хотелось скулить. Свернуться и выть подобно собаке, что навсегда потеряла хозяина. Конечно, теперь он знал его данные и мог спокойно поехать следом, догнать и потребовать сказать в лицо о том, что и так известно. Только стоит ли? Саморазрушение кричало: да. Чтобы никакие радужные надежды не маячили больше на руинах разрушенного мира.       Приведя себя в порядок хотя бы внешне, Тэхён вышел из комнаты, готовый к тому, что через мгновение несколько слов окончательно лишат его жизни. И он был готов ко всему, даже к тому, что внезапно вершина Сарксан изменила своё местоположение, но только не к тому, что увидит Чон Чонгука, о чём-то разговаривающего с Феликсом, держа снаряжение для установки туристических маячков.       — Босс, — стоявший к нему лицом старший наставник улыбнулся, едва он подошёл, — доброе утро.       — Доброе утро, — он на мгновение встретился глазами с Чонгуком, но прежде чем успел что-то сказать, тот вернул всё внимание к парню. — Что происходит?       — Господин Чон хотел бы лично удостовериться в безопасности маршрута для завтрашнего похода, поскольку группа его дочери проходит его первой.       — Наши инструкторы всё проверят, можешь не волноваться, — и хотя внутри всё замерло в ожидании подтверждения факта, что ему не послышалось, и Чонгук остаётся, профессиональная гордость так не вовремя проснулась и зашипела.       — Я буду ждать Мию у ворот, — Чонгук убрал в карман GPS-трекер и, сделав вид, что Тэхён не более, чем фон от сломанного приёмника, направился в сторону выхода.       — Простите, босс, но он был очень убедителен в своих угрозах, — Феликс виновато вжал голову в плечи, — и Хосок дал добро. Я просто выпол…       — Всё в порядке, — Тэхён повернулся к нему, — ты всё правильно сделал. Где Мия сейчас?       — В инструкторской, собирает необходимое оборудование.       — Спасибо, — похлопав его по плечу, он надеялся, что улыбка, которую он чуть сдерживал, не вызовет у сотрудника желания взять для него направление к психиатру.       — Тэхён-оппа, — Шинхе догнала его уже в конце коридора, — вы поедете с папой?       — Да… в смысле… ну я просто думаю, что, как управляющий, должен…       — Я слышала, что обычно инструкторы проверяют маршрут на велосипедах, — она прервала его, и на мгновение ему показалась, что даже закатила глаза, — не забудьте взять что-нибудь перекусить и термос с кофе.       — Оу, ты права, — он подался вперёд, чтобы поцеловать её в макушку за поданную идею. — Спасибо, это так здорово, что ты заботишься об отце. Я обещаю, что привезу его в целостности и сохранности.       — Хорошо, — Шинхе кивнула и уже почти развернулась уходить, — и, на вашем месте, я бы заодно проверила дополнительные маршруты.       — Думаешь? Но на те маршруты ехать больше часа…— он смотрел, как ребёнок ударяет себя по лбу ладошкой, и в голове возникла какая-то странная, почти бредовая мысль, — Шинхе? А как давно ты увлекаешься горами и походами?       — Терпеть не могу горы, — она подмигнула и, прежде чем он сформулировал следующий вопрос, направилась в сторону столовой.

***

      Чонгук с интересом рассматривал выданный ему велосипед. Модель, предназначенная для прохождения горных троп, выглядела поистине внушительно. И хотя настроения для подобной прогулки всё ещё не было, внутри всё же что-то восторженно отзывалось, предвкушая давно забытые ощущения. Может, Шинхе была права, уговорив его остаться на несколько дней? В последнее время у него не было даже положенных полных выходных, не говоря уже о полноценном отпуске, и раз уж так сложились обстоятельства, то…       Боже, да кого он обманывает. Ведь он мог уехать ещё вчера вечером, после того, как услышал, что «оцепление» сняли. Сидел в машине, готовый повернуть ключ и навсегда оставить позади и этот лагерь, и ЕГО. Только вот отчего-то рука замирала каждый раз вместе с тем самым моторчиком в груди, что, внезапно изменив амплитуду сокращений, стал так похож на настоящее живое сердце. И впервые за долгое время оно билось не по установленной программе, а потому что само хотело. В той буре эмоций, что сметала все двери и рвала цепи, с каждым ударом сердце провозглашало свою независимость. Словно больше не оно отвечало на команды мозга, а наоборот. Только теперь и болело, как живое, и кровоточило. Чонгук тонул в этом водовороте чувств, но отсутствие стремления к спасению лишь подтверждало, что в этом хаосе он наконец-то находил себя. И, несмотря на панику, не хотел выбираться на берег, где царили привычная тишина и порядок.       Но и даже это не могло помешать ему недовольно фыркнуть и скривиться, увидев приближающегося к нему Кима, уже переодевшегося в спортивный костюм.       — Ты не очень похож на двадцатипятилетнюю девушку по имени Мия.       — Чёрт, думал, ты не заметишь, — Тэхён усмехнулся, наигранно поправляя чёлку.       — Какого хрена ты здесь?       — Собираюсь проверить маршрут, по которому завтра твоя дочь отправится в поход.       — Си… Ким, я серьёзно, — Чонгук стиснул зубы, бесясь от собственной оплошности. — Хватит меня доставать.       — Ливень прошёл по всей территории парка, и я не знаю, какие оставил последствия. Если какую-то часть пути размыло, или образовался карст, думаешь, сорокакилограммовая девушка успеет удержать тебя и вбить страховочный анкер?       — Ты же сказал, этот маршрут для новичков!       — Два дня назад был, и именно поэтому нам надо убедиться, что это всё ещё безопасный путь. На сложных маршрутах проверку будут проводить инструкторы по альпинизму, но если мы хотим, чтобы завтра все группы смогли насладиться походами, приходится в чём-то помогать. Ещё вопросы? Или, может уже, поедем?       — Поехали, — буркнул он, подходя к велосипеду. Внутри словно сцепились две сущности, одна из которых восторженно виляла хвостом, видя такой профессионализм и ответственность, а вторая рычала и скалилась, не желая признавать, что её только что отчитали как школьника.       Есть вещи, которые не сотрут из памяти даже десятки лет. Острые как лезвия воспоминания о беззаботных моментах детства, когда каждый новый день был наполнен приключениями и открытием мира. Чонгук ощущал, как прохладный воздух ласково касается лица, будто пытаясь обнять, пока он, нажимая сильнее на педали, преодолевал его сопротивление на подъёмах. Каждая мышца, проснувшись от долгого сна, отзывалась на давно забытые движения: плавные, уверенные, такие родные.       Он крепко сжимал руль велосипеда, стараясь впитать в себя, пережить полноценно каждый миг. Особенно когда его взгляду предстала непередаваемая красота гор. Яркие вершины величественно поднимались к небесам, некоторые из них светились в лучах солнца из-за особенности пород. Дождь, омывший кроны деревьев, сделал их ярче, придавая листве насыщенные оттенки зелени. Вдали белоснежные и розовые соцветия были словно случайные мазки на холсте, создавая очаровательный контраст с изумрудным фоном. И казалось, что весь мир замедлил свой бег, чтобы он мог насладиться этой картиной.       — Красиво, — он поравнялся с Тэхёном, что всё это время ехал чуть позади.       — Да, весна и осень — лучшие сезоны в Сараксане. Через двести метров съезжаем с дороги.       — Хорошо.       Оставив велосипеды на специальной площадке, они отправились по гравийной дороге вниз. И хотя местами ливень действительно подпортил путь, особо спуску это не мешало. Чонгук наблюдал, как Тэхён оставлял кое-где зелёные маркеры, означающие, что путь проверен. Эти яркие точки служили указателями среди извивающихся тропинок, окружённых густыми зарослями. Дойдя до горной реки, Ким на мгновение замер, устремив взгляд на бурное течение, что с громким шумом мчалось, цепляя тросы небольшого подвесного моста.       — До завтра уровень не упадёт, — Тэхён установил на прежнем переходе красную метку и повернулся к нему как раз в момент, когда Чонгук хотел подойти ближе, чтобы коснуться воды. — Камни скользкие, — протянул ему руку.       — Тогда не стоит, — он отступил, опустив взгляд на его ладонь.       — Идём другим путём, — Ким сжал пустоту в пальцах и шагнул в указанном направлении.       Осознание, что за весь пройденный путь это был их первый диалог, пронизывающим ветром забралось под ворот. Они прошли уже несколько километров, и прежде Чонгука совсем не напрягала эта тишина. Она казалась абсолютно естественной и даже тёплой. Но теперь она изменилась. И чем выше они поднимались, тем сильнее она раздражала. Будто попавший в кроссовку камешек.       — Почему вы переехали?       Прозвучавший внезапно вопрос или сам его смысл, но Тэхён внезапно остановился.       — Родители хотели жить поближе ко мне, — может, ему показалось, но Ким будто тщательно обдумывал каждое слово перед тем, как произнести. — Ты приезжал домой? — всю дорогу тот шел впереди, но именно сейчас Чонгуку как никогда хотелось увидеть его лицо.       — Шесть лет назад. Госпожа Сон сказала, что твои родители продали ферму, — в груди булыжником заворочалась тоска. — Значит, ты не планировал возвращаться из Америки?       — Дело не в этом… всё сложно, — даже через ветровку и объёмный рюкзак было заметно, как опустились плечи Тэхёна, словно на него сверху давило что-то настолько тяжёлое, что для поддержки ему пришлось ухватиться за выступ скалы.       — Можешь не говорить, — решив, что зря вообще затеял этот разговор, он шагнул в сторону, намереваясь обойти его и пойти впереди.       — После окончания университета меня назначили в старшую школу одного из худших районов Чикаго. Один мой ученик попал в передрягу, и я хотел ему помочь. Он был толковый парень, но все, кто жили там, практически не имели шанса на то, чтобы выбраться оттуда. А он этого хотел. И я просто не мог дать ему профукать это. В школе проходила ежегодная проверка полиции, и… кто-то подкинул ему наркотики в сумку. Я не думал, что меня будут обыскивать…       — Тэ… блять, только не говори…       — Мне дали два года в исправительном центре и отозвали лицензию учителя, — пока Ким это рассказывал, Чонгук ощущал, как медленно расходятся швы, только на этот раз они были не на руке, а в самом центре груди, и болело сильнее, потому что рана принадлежала ЕМУ.       Тэхён рассказывал о прошлом лишь двоим людям, но ни перед одним из них ему не было так стыдно и обидно. Он никогда не жалел себя, считая, что всё, что с ним произошло, — лишь итог его собственных решений и ошибок. Однако, говоря об этом Чонгуку, он впервые ощущал себя по-настоящему жалким. Хотелось выть от беспомощности и обиды. Нет, он не жалел о своём поступке, но если бы ему дали шанс всё исправить, он бы нашёл десятки других способов, как избавиться от этого чёртового пакетика. Но прошлого не воротишь, и всё, что ему остаётся, это сжимать кулаки и пытаться избежать пронзительного взгляда тёмных глаз, наверняка полных пренебрежения и укора.       — Ты видел его после?       — Джеймса? Да, он пришёл ко мне через полгода, показал аттестат и сказал, что поступил в колледж, — вспоминая, как глупый мальчишка плакал и благодарил его, наплевав на неоднократные замечания охранника, Тэхён улыбнулся, стараясь не обращать внимания, как размывается фокус из-за влаги в глазах. — Сейчас он работает поваром в хорошем ресторане в Нью-Йорке, встречается с девушкой.       — Ты ненормальный. Но, думаю, именно поэтому судьба и отправила тебя спасти его. Потому что нормальный так бы не поступил.       Тэхён поднял голову, скорее, непроизвольно. Чонгук смотрел на него без капли осуждения или неприязни. В тёмных глазах было больше чем понимание, больше чем просто отражение его собственных эмоций. Всё внезапно стало таким ясным: каждое слово, каждое действие, каждое мгновение жизни обрело придающую смысл значимость.       В чёрных зрачках отражался тот внутренний мир, который оставался скрытым от остальных. Их мир.       «Я люблю тебя».       — Что? — в мгновение выражение лица напротив изменилось.       — Что? — Тэхён сглотнул, отступая. — Я что, это вслух сказал?       — Куда дальше? — Чонгук на несколько секунд замешкался, словно забыв, в какую сторону они прежде двигались.       — А, да, ещё метров триста вверх, — он с облегчением выдохнул и шагнул следом.       Преодолев оставшееся расстояние в тишине, они, наконец, вышли на открытую площадку, где обычно располагался лагерь младшей группы. Проверив все склоны на устойчивость, Тэхён разметил территорию и, сделав видеоотчёт с указанием мест, которые инструкторам следует ещё раз проверить завтра по прибытии, наконец, сел рядом с Чонгуком на поваленное дерево.       — У меня есть кофе, будешь?       — А чая нет?       — Ты же это специально говоришь? Ни за что не поверю, что ты внезапно стал титестером.       — Почему нет? Краба я же полюбил, — фыркнул Чонгук, забирая из его рук кружку с кофе.       — А я, вот, всё ещё не люблю кабачки.       — Уверен, они тебя тоже.       — Эй, а может они всю жизнь и растут только для того, чтобы я оценил их вкус, — он передал ему сэндвич и убрал контейнер.       — Да у любого продукта нет хуже кошмара, чем оказаться у тебя в руках, ты же профессионально устраняешь вкус любой еды.       — Пфф, ошибаешься. Сейчас я отлично готовлю.       — Я был на вашей кухне и слышал, как ты устроил на ней пришествие антихриста, когда решил приготовить себе кимпаб.       — Так и знал, что этот старый бобосо всё растреплет.       — Кто? — Чонгук отпил кофе и вытянул ноги.       — Бобосо — идиот на испанском.       — Ты говоришь на испанском?       — Ругаюсь, — усмехнулся он. — Во время учёбы первое время я подрабатывал в одном мексиканском ресторанчике. Затем стало сложно совмещать ночные смены, и я уволился. Устроился в книжный магазинчик возле института. А ты кем… чёрт, прости, — осознав, что всё это время он говорил о периоде жизни, который Чонгук пережил совсем с другой стороны, ему хотелось вырвать себе язык. — Прости. Блядь, — собственная глупость безумно злила.       — Всё нормально.       — Нет, я здесь распинаюсь о какой-то херне. Потому что мне даже представить невообразимо, как ты справлялся один с Шинхе.       — Я не был один. У меня были Юнги и Чимин.       — Так Пак вернулся из Лондона?       — Да, сразу, как закончил учёбу. Работает в рекламном агентстве.       — Так это он тот самый дядя, что ненавидит свою работу? — Тэхён улыбнулся, вспомнив их разговор с Шинхе.       — Это он только так говорит. Но сколько бы ему ни предлагали другие варианты, он отказывается, каждый раз придумывая глупые отговорки.       — Почему ты… почему не женился снова? — он, наконец, задал вопрос, который волновал, на самом деле, больше всего. А может, просто надеялся, что ответ даст ту самую надежду.       — Пора возвращаться, — Чонгук протянул руку, ловя каплю дождя. И только сейчас он заметил, что небо затянули облака.       — Ответь.       — Потому что больше не хотел терять близких людей, — выплеснув остатки кофе, Чон поднялся на ноги.       — Но ведь я не умер.       — Верно, ты уехал. А умер я.       Это было сказано так легко. Словно невзначай. Между прочим. И от этого больнее.       — Гук, — отбросив еду, которая уже давно не лезла в горло, он вскочил следом и в одно мгновение оказался рядом, обхватывая его руками со спины, — мне действительно жаль, что меня не было рядом с тобой, — прижимаясь сильнее, утыкается носом в затылок. — Мне не хватит ни слов, ни жизни, чтобы оправдаться перед тобой, но умоляю тебя, позволь мне быть рядом сейчас.       — Тэхён, хватит, — руки безжалостно были сброшены резким рывком, и первые ощутимые капли дождя коснулись щеки, — вчера ты сказал, что любовь ко мне причиняла тебе боль. В таком случае, ты всё сделал правильно, уехав! И не стоит жалеть, — оттолкнув его от себя, Чонгук повернулся, не позволяя приблизиться. — Ведь ты обрёл такую долгожданную свободу!       — Да, тогда мне было больно! Мне, блять, было восемнадцать, и я не знал, что ещё сделать!       — Поговорить! Ты принял решение за нас обоих! Ты обещал, что не будешь ничего скрывать! — в чёрной бездне зрачков плещется ярость и обида, и Тэхён согласен её всю принять. Впитать. Пропустить через себя, чтобы оказаться ближе. — Не подходи, блять!       — Как мне объяснить тебе? Как передать всё то, что я испытал в тот момент, когда принял это решение? Думаешь, ты один мучился? У тебя была Даён, а я подыхал там один! Хотя, может, и стоило! Может, так тебе было бы легче меня простить?!       В один миг лицо Чонгука потеряло цвет, осталась лишь бездна глаз, кричащая о том, как сильно тот его ненавидит за эти слова. До безумия, до вскипающей крови, до желания задушить собственноручно. Тэхён всё это чувствует. И видит. Как тот замахивается и не задумываясь бьёт.       — Прости, — губа тут же вспыхивает в месте удара и, облизнув её, на языке появляется привкус крови и дождя. Он снова делает шаг и едва успевает пригнуться от очередного удара.       — Не подходи ко мне! Ненавижу! Ты ушёл! — крик перешёл на рёв, словно из глубины вырвалось что-то, что так давно жаждало свободы. — Я ждал тебя! Писал тебе! Так какого хуя ты сейчас режешь нас обоих?!       — Прости… прости… Я люблю тебя, — пытается удержать сильное рвущееся тело.       — Я ненавижу тебя! — Чонгук воет, пытается оттолкнуть, только куда там. Тэхён сжимает его в руках так сильно, что не успевает удержаться от очередной попытки и падает вместе с ним уже на мокрую землю. — Сука! Ты обещал!       — Я знаю… я старался, я думал, что справлюсь! Думал, так будет лучше для нас обоих! — он перехватывает руки за запястья и прижимает над головой, уже не обращая внимание на все толчки и удары ногами, что Чонгук наносит в попытке выбраться из-под него. Ощущает лишь отчаяние и боль. Впитывает их кожей.       — Ты был мне нужен!       — Прости! — пытается поймать чужой мечущийся взгляд. — Клянусь, я никогда больше тебя не оставлю, — Тэхён приближает лицо навстречу свистящему дыханию. — Поставь мне любой статус и любое условие, только прошу… — шепчет в застывшие губы, — позволь мне вернуться назад, вернуть доверие, стать самым близким, стать единственным… — мажет губами по влажной коже, смахивает скользящие капли дождя с солёным привкусом, — я так люблю тебя… — целует невпопад, тычется, словно слепой котёнок, но и этого достаточно. Сейчас достаточно просто чувствовать, как бьётся его сердце, слышать его дыхание. Иметь возможность просто прикоснуться, — люблю тебя…       И бледные губы, наконец, наливаются теплом и отвечают. Чонгук отвечает ему. Сам, всё ещё трясущийся, всё ещё похожий на пережатую до отказа пружину, всё ещё его…       И каждое движение губ, словно ластик, стирает год за годом. Словно и не было этих десяти лет, словно не было всей этой боли и отчаяния. Между ними лишь тихий шёпот воспоминаний, что, как облака, проносятся мимо. За спинами затихают те тени, что долгое время преследовали, как призраки из прошлого, не оставляя ни единого шанса на примирение.       Не было бездны одиночества, в которой они оба тонули, не было болезненных слов, что рвали сердца. Каждое прикосновение сейчас приносит тепло, вызывая всплеск тех чувств, что так долго ждали возможности встретиться.       Не было расставания, не было ничего, что разрывало их души на ошмётки. Они учатся заново дышать, заново любить, как будто в первый раз, с той искренней верой, что распахивает горизонты новых возможностей. Были только они. Всегда. Вечный круг, не имеющий ни начала, ни конца. В этом мгновении всё кажется возможным, всё, что они когда-либо мечтали пережить.       И поцелуй становится всё глубже и глубже по мере того, как тело под ним расслабляется, и Тэхён, наконец, отпустив его руки, обхватывает ладонями лицо. Его хватает лишь на то, чтобы податливо открывать рот, принимая настойчивый язык. Упиваться этим поцелуем, как живительным зельем. Ему нужно получить его прямо сейчас, принять в себя одним разом. За оставшиеся им часы, минуты, секунды восполнить все долгие десять лет ожидания.