Давай дружить?

      Нескончаемый гвалт голосов из зала сливался с шумом кухни в единый оркестр, методично долбящий по черепу. Шипящее масло аккомпанировало орущему что-то на испанском повару, снующие туда-сюда официанты, словно подтанцовка, искусно маневрировали в декорациях из плит и стеллажей с посудой. Тэхён же во всей этой постановке выступал в роли перкуссиониста, добавляя нужные тональности лязгом столовых приборов в раковине. Вечерняя смена посудомойщика в мексиканском ресторане не самая тяжёлая из всех работ, что у него были, но требующая колоссального терпения и сноровки. Особенно когда безмозглый тупица сваливает в раковину тарелки с остатками еды и фужеры из-под вина, а на немой вопрос Тэхёна «не дебил ли он?» лишь виновато улыбается и тут же скрывается за дверью, ведущую в барную зону.       — Ким, малъдито сэа! Стекло! — тыча пухлым пальцем в гору посуды, начинает орать управляющий, захлёбываясь от слюны.       — Я не слепой! Скажи это своему комэ мьерда, которого ты нанял вчера! — огрызается он и, продемонстрировав международный жест просьбы прогуляться, с остервенением схватил шланг для подвода воды, врубив полный напор.       — Касаки, — фыркает мужчина, смахивая с лица брызги воды, что отрикошетили от тарелки.       — Кесэкки, — усмехается он, забавляясь с попытки старого мексиканца выучить корейские ругательства.       Тэхён не так давно начал работать в этом ресторане, но несмотря на постоянную суматоху и передачу любезных оскорблений в адрес друг друга на четырёх языках, здесь все были очень дружны. Может, эту атмосферу создавал сам управляющий, внешне напоминающий ему персонажа Эль Мачо, а может, тот факт, что половина персонала абсолютно не понимала друг друга, но что-то заставляло его приходить сюда каждую смену, несмотря на возможность найти подработку получше. Возможно, для Тэхёна здесь было комфортнее по той простой причине, что никто не пытался влезть ему в душу. Работая днём курьером корреспонденции в одном из юридических офисов, он каждый раз мечтал затолкать нескольким особам их конверты с письмами прямо в глотку. Но понимание, что это действо вызовет не только его увольнение и потерю отличного заработка, но и возможный иск в суд, он продолжал мило улыбаться и переводить тему разговора, как только очередная скучающая секретарь начинала выяснять, не заняты ли его сердце и член сегодня вечером. При этом совершенно не заботясь о том, что Тэхён годится ей в сыновья.       И всё же он расстроен, что буквально через две недели ему придётся уйти с тёплого места. После работы грузчиком на мясном рынке десятиэтажный офис с бесплатной кофейней казался ему оазисом. Однако начало семестра сулило и хорошие перемены. Помимо получения знаний, у него появится возможность встать в очередь на проживание в общежитии, с высокой долей вероятности встретить Новый год уже не в замызганной каморке рядом с борделем, а в уютной комнате с окном, выходящим в парк. Что же касается мытья посуды в кругу милых эмигрантов, то эту свою отдушину он решил оставить, по крайней мере, до окончания первого курса.       — Тàihēng, nǐ xiǎng hē diǎn shíme mа? — улыбался ему Чоу Юнь. К сожалению, имя китайского студента — единственное, что Тэхён знал о нём и его языке.       — Что? — ополоснув тарелку, он повернулся к официанту. — Юнь, я нихуя не понимаю.       — Nǐ xiǎng hē diǎn, — повторил парень, показывая на стопку для текилы.       — Выпить? — он цокнул языком, изображая пальцами «пистолет»       — Да, — радостно закивал парень.       — Хватит болтать, бобосо! — пролетев мимо них, «Эль Мачо» недовольно фыркнул, дёргая усами.       — Бэса ми куло! — выкрикнул вслед Тэхён и подмигнул ошарашенному китайцу.       — Фон, — тот указывал на его фартук.       — О, достань, пожалуйста, — он кивнул на карман и следом на перчатки, с которыми, кажется, уже сросся.       Юнь послушно кивнул и потянулся за его телефоном. Взглянув на часы, Тэхён быстро отсчитал пятнадцать часов и подставил плечо, поняв, что звонят родители.       — Алло, — зажав телефон ухом, он повернулся к раковине, возобновляя мытье противня.       — Симба… — одно слово. Один голос — и реальность разлетелась, словно витражное стекло, пробивая грудь осколками. Весь шум вокруг тут же стих, словно кто-то нажал кнопку на пульте, создавая тишину, пронизанную невидимой напряжённостью. И в этой тишине лишь одно дыхание становилось слышимым. Его дыхание.       Но мгновение, которое показалось ему вечностью, дарующей жизнь, прервалось внезапным толчком в спину.       — Ой, извини, — виновато вжал голову в плечи любитель скидывать всю посуду в одну раковину и, осознав, что упавшее в воду нечто было телефоном, тут же начал медленно отступать. — Прости, пожалуйста, я…       — Чонгук? — Тэхён прижал к уху быстро выловленный телефон, но тишина на том конце лишила его дыхания. Собственного дыхания.       — Прости, я оплачу ремонт… — продолжал пятиться парень, наблюдая за тем, как он медленно поворачивается к нему.       — Эй, Амиго, остынь, — тяжёлая рука управляющего легла на плечо, — он же не специально, я выпишу тебе компенсацию.       — Убери руку, — тряхнув плечом, Тэхён повернул голову к «Эль Мачо».       — Кагада, — вздохнул мужчина и с тоской посмотрел на бедолагу, уже забившегося в угол, — беги, эль идиота!

***

      — Спасибо за покупку, — Даён улыбнулась, передавая пакет девушке.       — Ты молодец, — шепнула на ухо её сонбэ, едва покупательница скрылась за дверью.       — Спасибо, — она шумно выдохнула, чувствуя облегчение, что её мандраж никто не заметил.       Получить работу в одном из престижных бутиков Сеула — настоящая удача, не говоря уже о том, что её наставница оказалась поистине самым добрым человеком, которого Даён встречала. Один тот факт, что Чон Миён взяла её на работу, зная, что через несколько месяцев ей всё равно придётся уйти, побуждал Даён как минимум соорудить какой-нибудь алтарь в честь этой святой женщины, не говоря уж о том, что та самолично всему её учила и наставляла.       Выходя из автобуса, привёзшего их с Чонгуком в Сеул десять дней назад, Даён впервые осознала, что всё её прежние разговоры про ощущение потерянности — полная ерунда. Потому что лишь когда она шла, держа за руку парня, который, несмотря на уверенность в лице и твёрдость в голосе, наверняка был напуган не меньше её, Даён действительно была потеряна. Все улицы города, по которым раньше она гуляла, совершая покупки или наблюдая через окно отцовской машины, сейчас казались жуткими и совершенно не знакомыми. Но как бы её ни удручал произошедший конфликт с отцом, возвращаться домой она не хотела, а после того, как по наивности подняла трубку в автобусе, решив, что Мин Собун одумался и решил извиниться, и выслушала в свой адрес лишь очередные упрёки с попыткой уговорить её на аборт, решимость победила все сомнения. А может, это было обычное подростковое упрямство? Да, она была уверена в своём праве решать, как жить и что делать с собственным телом. Каждое слово, которое она произносила о своей позиции относительно беременности, звучало как манифест свободы и независимости, но от самой себя скрыть правду не получалось. Ей страшно. И сейчас, когда мечта о взрослом, полном жизни будущем сталкивалась с суровой реальностью, страх заполнял сердце, как тёмные облака перед бурей. Но отступать поздно, ведь от её решения зависела не только её жизнь, но и жизнь Чонгука, который ни секунды не колебался, узнав о её беременности. И самое главное — жизнь крошечного человека, который ещё не может высказать своего мнения.       Смотря на то, с каким старанием Чонгук принялся вклиниваться в жизнь мегаполиса, Даён ощущала себя настоящей эгоисткой. Лицемеркой, которая притворялась, что не знает правды. Не понимает того, что натворила, пусть и неосознанно, пусть по наивности, но это не уменьшает её вины. И даже те жалкие попытки, что она попыталась предпринять, не оправдают совершенных поступков. И всё же отказаться от него было выше её сил. Может быть, раньше, может быть, если бы она осознала свои чувства прежде, чем они заполнили всю её целиком. Может быть, прежде, чем любовь вошла в её жизнь с оглушительной увертюрой, подобно рок-звезде, и зародила новую жизнь. Может быть, до того, как она захотела заботиться о человеке, не меняя его самого, до того, как захотела дарить ему что-то, не требуя ничего взамен. До того, как он шагнул к ней навстречу с теми же чувствами.       Сейчас же она может лишь попытаться сделать его счастливым. Нет, не попытаться. Сделать. Она сможет. Заменит. Будет доверять, не боясь потерять. Будет рядом, не навязываясь и не принуждая. Будет любить, не возлагая ответственности за свои чувства. И помогать. Всегда. Именно поэтому, как только они нашли комнату, соответствующую их финансовому положению, она принялась искать работу вместе с Чонгуком. Пусть и на время. Хотя они всё ещё не обсуждали дальнейшее будущее, некоторые вещи были слишком очевидны. По крайней мере, вопрос с обучением. Даён прекрасно понимала, что даже если она и сможет сдать все экзамены, к началу первого семестра её никто не допустит. Осталось решить, как убедить Чонгука не бросать учёбу, потому что что-то ей подсказывало, он будет не в восторге от желания Юнги помогать им деньгами. Конечно, едва они добрались до Сеула, старший брат обо всём узнал, только в отличие от надежд отца, поддержал решение Даён. Точнее, Юнги был категорически против желания отца, но и поступок, как он выразился, «недоделанных Ромео и Джульетты», не одобрял. И всё же убедил её не отказываться от денег, клятвенно пообещав, что будет делиться с ними лишь собственными накоплениями.       — Чонгук? — она осторожно коснулась его плеча.       — А? Да, — он открыл глаза, промаргиваясь, — я уснул?       — Угу, — Даён неосознанно улыбнулась, любуясь его растерянностью после сна, — ужин готов.       — Хорошо, — Чонгук наклонил голову, потягивая мышцы шеи, — чего раньше не разбудила? Я бы помог.       — Как? Следил бы за таймером на рисоварке? — хихикнула она, ставя раскладной столик.       — Я, между прочим, неплохо готовлю, — он поставил две миски с рисом и потянулся за кимчи, — а вот Си… — и это замешательство было ей уже хорошо знакомо.       — Что ж, в таком случае, завтра ужин с тебя, — сделав вид, что не заметила заминки, она сменила тему. — Мне позвонили из больницы. Пришли результаты анализов, так что после работы я задержусь.       — Сходить с тобой?       — Нет, тебе же со стройки ехать через весь город придётся. Да и к тому же, я быстро.       — Ладно, но если что, позвони, я тебя встречу.       — Хорошо. Пройдёмся по заданиям после ужина?       — Давай, тебе ещё надо подтянуть английский.       — Уже не нужно. Я не буду поступать, — уточнила она и выжидающее замерла, ожидая, пока Чонгук пропустит информацию через свою систему.       Что ж, это было очевидно. Конечно, первая попытка объяснить ему всю ситуацию тут же споткнулась об апелляционное «Нет». Хотя всё же тот факт, что он согласился принять помощь от Юнги, не мог не радовать. Правда, полученные деньги было решено направить на покупку всего необходимого для ребёнка. И с обязательным условием, что позже Чонгук всё ему вернёт. Спорить Даён не стала, всё же сейчас у неё другая цель, а с этим можно разобраться и позже.       Закончив работу и получив очередную поблажку от своей сонбе, и за что судьба к ней так благосклонна, она поехала в больницу, планируя, какие ещё аргументы можно использовать, чтобы убедить Чонгука сдать экзамены. Но лишний раз говорить ему о том, что, боже, как же её саму злит эта фраза, для таких, как он, образование играет ключевую роль, ей очень не хочется. Он ведь и сам всё прекрасно знает, понимает, что если упустит сейчас возможность поступить, то уже не сможет воспользоваться государственной программой по стипендии. Только, погрузившись в размышления и строя «коварные» планы по убеждению отца своего будущего ребёнка, Даён совершенно забыла о том, что жизнь на самом деле редко прислушивается к желаниям людей.       — Даён, тебе нужно пройти ещё небольшое обследование, — сидящая перед ней женщина немного подалась вперёд, протягивая направление.       — Что-то не так? — взяв листок в руки, она продолжала смотреть на врача.       — Я пока не могу ничего утверждать, моя область гинекология, и тут у меня к тебе нет вопросов. Срок десять недель. И по всем твоим показателям беременность проходит хорошо.       — Тогда зачем мне дополнительное обследование? — она, наконец, посмотрела в документ, что ей передала врач.       — У тебя низкий уровень лейкоцитов и значительно повышено содержание тромбоцитов, что для твоего возраста не свойственно даже при условии беременности.       — Тут написано, что мне надо сделать анализ онкомаркеров, — увидев знакомое слово, Даён замерла.       — Онкомаркеры помогут…       — Я знаю, для чего это… — в кабинете словно выключили кондиционер и включили отопление, — у моей мамы был рак, и я много читала об этом.       — Даён, это просто перестраховка. Мы просто хотим исключить все риски. Я уверена, что…       — Я пойду, — она вскочила со стула, сжимая направление, — это на третьем этаже, верно?       — Да, но подожди, мы же хотели сделать УЗИ, — женщина встала из-за стола, указывая на кушетку.       — Я вернусь позже, — закрыв дверь, она прижалась к ней спиной. Главное — не накручивать себя. Это наверняка недоразумение.

***

      «Почему он больше не звонит?»              «Позвони сам. Ты же хочешь»       Эти две мысли замкнулись в голове, циркулируя не переставая круглые сутки. Физическое тело Тэхёна сидело в одной из главных аудиторий его факультета, пялясь на высокого мужчину в костюме, что вышагивал у доски, периодически указывая на тему сегодняшней лекции. Мысленно же он снова и снова пытался разорвать бесконечный водоворот сознания, который лишь сильнее утягивал, стоило к нему приблизиться; волны накрывали, и каждый раз, когда он пытался убежать от них, они лишь нарастали.       «Будет странно перезванивать через две недели»       «Ты хотел сказать, после двух месяцев игнора?»       Блядство.       — Привет, я Майк, — перед глазами появилось улыбающееся лицо, даже слишком улыбающееся. — А тебя как зовут?       — Тэхён, — кивнул он, продолжая складывать вещи в рюкзак. Зачем вообще доставал, спрашивается.       — Ммм… — парень стрелял глазами вверх-вниз, и, проследив за траекторией, Тэхён пожал, наконец, чужую ладонь. — Ты из Кореи? Я вот из Нью-Йорка.       — Я не спрашивал.       — Ну да… просто… я заметил, что у нас было уже три совместные лекции, и, полагаю, четвёртая у тебя тоже молекулярка сейчас.       — И? — он поправил лямку рюкзака и раздражённо выдохнул.       — Сядем вместе?       — Нет.       — Почему?       — Не хочу.       — Почему?       — Потому что мне в хуй не тарахтело делать то, что я не хочу, — и, решив, что, наконец, разговор окончен, Тэхён направился к дверям.       — Прости, — донеслось в спину с интонацией, от которой бы даже Фредди Крюггер задумался о своих действиях и, скорее всего, тихонечко вышел из чужого сна, ещё и одеялко поправил.       Блять. Вот откуда он взялся? Может, маркером у себя на лбу написать: «Не влезай, убьёт»? Чтобы наверняка избежать подобных знакомств. А почему он вообще начал их избегать? С чего решил записать себя в список конченных мудаков, которые огрызаются на любое проявление дружелюбия?       «Потому что все они — не ОН», — тут же любезно напомнило сумасшествие.       Нахрен всё это.       — Кофе будешь? — Тэхён остановился, но ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что именно сейчас так прожигает его затылок.       — Я угощаю! — прозвучало уже рядом, и та самая улыбка теперь резала глаза.       Убеждать себя с каждым днём становилось всё легче. Эта странная привычка уверять себя в том, что всё будет хорошо, укоренялась всё глубже в сознании. Иногда казалось, что легче просто не обращать внимания на раздирающие душу переживания, чем пытаться понять и принять их. Смирился с тем, что избежать боли невозможно, но каждый шаг в неизвестность приносил с собой хотя бы каплю надежды. Надежды на то, что со временем сердцу станет чуточку легче, а мрак вокруг немного рассеется. Каждое утро просыпался с мыслями о том, как важно не забывать мечтать, даже когда кажется, что будущее затянуто серыми облаками. И другого выхода нет — только вперед идти да надеяться, что всё как-нибудь обойдётся.       И с каждым днём новая иллюзия всё больше походила на реальный мир. Только всё это полная херня: нет такого способа, чтоб подготовиться к тому, что у тебя сердце разорвётся. Не существует инструкций или советов, которые могли бы облегчить горечь утраты или разрушительные эмоции.       — Мы слышали, Чонгук и Даён поженились.       Хочется улыбнуться, только, кажется, он забыл как. Наверное поэтому и кричит в голос. Не потому, что больно, смотрит на стену перед собой, испытывая жгучее желание уебаться об неё головой. Просто не помнит, как улыбаться, поэтому раздирает горло до хрипа в истеричном смехе. Не потому, что больно, адреналин захлестывает сознание, и он чувствует, как ампутируют душу. Не потому, что Чонгук справился. Потому, что он — нет.