Давай дружить?

      — Ты мне тоже нравишься, — сорвалось с нежно-розовых губ и мягким шелестом коснулось его ушей.       Иногда, читая книгу или мангу, он пытался перенести на себя те ощущения, что испытывали персонажи в момент, когда кто-то произносил для них подобные слова. Как учащённо бьётся сердце, и потеют ладони. Как внутри что-то взрывается, и тысячи маленьких пузырьков разносятся по крови, придавая необъяснимую силу и лёгкость. И как бы глупо и сопливо это ни звучало, Чонгук хотел испытать это хотя бы раз. И вот сейчас он сам словно герой одного из тех романтических сериалов, которые так любит смотреть Чимин. И обстановка вокруг покруче будет: тёплый свет фонаря, срывающийся, словно по заказу, огромными хлопьями снег, не свойственный для середины февраля, и даже лёгкая музыка, доносящаяся из ресторана каждый раз, как кто-то открывает входную дверь. Вот этот самый момент. И сердце действительно колотится, внутри всё дрожит, и всё тело до самых кончиков ушей раскалено, будто под рёбра радиатор затолкали и включили на максимум. Глаза напротив блестят, словно гирлянда, и она такая красивая в своём смущении и пахнет по-новому, но всё ещё приятно. Всё так, как и он представлял. Только…       Он же должен быть счастлив, верно?       — Я… рад. Не хочешь… пойти завтра погулять? — произносит с заминкой, но Даён и не спешила тормошить его, не пыталась заполнить паузу бесконечными вопросами или комментариями. Напротив, ее терпеливый взгляд и легкая улыбка создавали атмосферу уюта и безопасности, и всё же… господи, да что это за чувство такое? Словно он в матрице. Всё идеально и так, как должно быть, но ощущение, будто всё ненастоящее. — Ну, на свидание, короче… — мало того, что постоянно чувствует себя дураком рядом с ней, так ещё и слишком часто думает, заслуживает ли вообще быть рядом с ней?       — Хочу, — кивнула она, одаривая его искренней улыбкой.       — Тогда…       — Эй, вы чего тут? — внезапный голос Джихуна, и с губ Чонгука почти срывается вздох облегчения.       — Сейчас придём, — машет парню, чтобы скрылся, и мысленно уже презирает сам себя за свою неполноценность. Это ведь с ним что-то не так. Он бракованный, раз не может полноценно насладиться счастьем, которое преподносит ему жизнь.       — Всё в порядке, Гук, — Даён осторожно взяла его руку: очевидно, вибрация стала ощущаться в пространстве. — Мы можем обсудить детали завтра утром.       — Ну да, — машет головой, как собачка на панели автомобиля, — тогда пойдём?       — Пошли, — продолжая держать его за руку, она уверенно шагнула к нему, и прежде чем заторможенный мозг успел что-то понять, привстала на носочки, быстро коснувшись губами его щеки.

***

      — Спокойной ночи, мальчики, — Даён улыбается, как всегда, так искренне и заразительно, что уголки губ против воли ползут вверх. И Тэхён не уверен, что хочет, чтобы она уходила. Чтобы оставила их наедине. Оставила с разговором, что состоится, едва её силуэт скроется за воротами.       — Спокойной ночи, — Чонгук машет в ответ и тут же прячет руки за спину, потому что ладони слегка дрожат.       Он же, развернувшись, шагает в сторону дома. Будто там сможет спастись. Спасения нет. Не для него. Ведь его личный палач догоняет в два шага и, улыбаясь, идёт рядом.       «Умоляю, молчи».       Тэхён сжал кулаки в карманах, и сам словно натянутая струна, что вот-вот порвётся от малейшего колебания воздуха. И Чонгук молчит, будто прочитал его мысли. Они молчат те несколько минут, что им потребовалось, чтобы зайти в дом. Молчат, пока толкаются в коридоре и тихонько проскальзывают в комнату, чтобы не разбудить родителей. Только это не то лёгкое молчание, которое всегда их сближало, окутывало уютным одеялом. Нет. Тэхёна буквально размазывает напряженной вибрирующей тишиной между ними, заставляющей во стократ ярче воспринимать каждый невербальный сигнал, каждый шаг ломким эхом отдается в груди, шуршащий гравий, скрип калитки, общее шумное вразнобой дыхание, запах чужих духов, отравляющий лёгкие, случайно прикосновение, от которого он едва не шарахается.       «Умоляю, молчи».       — Тэхён, — Чонгук окликает, когда он уже почти скрылся в ванной, — я тебе кое-что хочу рассказать.       — Давай утром, — Тэхён стоит спиной и, закрыв глаза, сжимает ручку двери с такой силой, что кажется, ещё немного, и отломает.       — Да это недолго, — обещает убить быстро, но очень мучительно и с улыбкой.       — Хорошо, — кивает и добровольно идёт на плаху.       — Я… мне… в общем, мне нравится Даён, и я пригласил её на свидание…       Он думал, что невозможно сдохнуть дважды. А первый раз уже случился час назад, когда двое вошли в ресторан, держась за руки. Но ошибался. Каждое слово — новая смерть, ещё более болезненная и извращенная, чем прежде.       Как мыслить, как разговаривать, как жить в этом ёбаном мире, где он не в состоянии справиться с собственными эмоциями и желаниями. Ему просто не выжить в пустыне собственных чувств, от которых горло пересыхает, болезненно саднит с каждым вдохом. Любой глоток воздуха рядом с ними царапает глотку до крови, которую хочется смачно выплюнуть прямо себе под ноги, растереть по дрожащим бледным ладоням и улыбающемуся лицу одного из них.       И это было только начало…       Днём легче притворяться, словно ничего не происходит. И он твердит себе, что они просто друзья. Улыбается, шутит, разговаривает с Чонгуком совсем как прежде, но каждый раз, когда их взгляды встречаются, в груди поднимается распирающая боль, словно колючая лоза, прорастающая сквозь трещины в сердце.       Вечером наблюдает за его суетливыми движениями и пытается отвлечься на воспоминания, воспринимающиеся теперь призрачными и мутными, как мираж. Слушает про ту, кого Чонгук не называет «просто друзья». Тот говорит о ней с такой нежностью, что в груди рождается волна неконтролируемой ярости. Это чувство нарастает, как прилив, и он не может избавиться от мысли, что его мир теперь совсем не насыщен теми мгновениями, которые раньше они делили на двоих.       И лишь ночью злость полностью заполняет лёгкие кипящей смолой, расползается по венам смертельным ядом, пожирает мозг огромным паразитом. Злость управляет его мышцами, вырабатывается иммунной системой и даже заполняет член, обеспечивая болезненную эрекцию.       И так день за днём.       Собственное надвигающееся сумасшествие кажется правильным и очень спасительным.              Оно способно затушить внутренние конфликты, затопляя сознание яркими образами и звуками, которые хотя бы на мгновение не дают утонуть в хаосе реального существования.       Оно отвлекает от сомнений, расплавляющих его сознание как кусок дешёвого пластика. Но боль не исчезает даже тогда. Она лишь растёт, трансформируется в гнев и пульсирует, словно опухоль. Ждёт возможности, когда сможет вырваться.       Церемония выпуска, его остопиздическое настроение и ухмыляющаяся морда Сынги, всё совпало идеально.       Быстрые шаги, ошарашенные глаза парня и новая боль. Но она другая: приятная. Разливается от костяшек вдоль руки. Ещё немного, и достанет до сердца. Ей нужно помочь, новый удар и ещё. Ещё. Вот оно, облегчение. Опаляет органы, заполняет ту дыру, что каждый день ноет и щипает, словно разодранная рана. Всё отступает, и, наконец, облегчение.       — Тэхён!       Чьи-то голоса позади. Руки, что хватают его за пиджак школьной формы и пытаются оттащить.       — Прекратите это!       — Ким, блять!       — Симба! — кулак замирает непроизвольно. Его держат несколько человек, но останавливает одно слово. Один голос. И всё внутри сопротивляется, не хочет подчиняться, но тело не слушается.       «Да пошёл ты!», — слова вертятся на языке и почти срываются, но взгляд снова упирается в его лицо.       — Тэхён, остановись, — тёмные глаза смотрят взволнованно, и стеклянный купол вокруг рушится, возвращая чёткость реальности. И старую боль.

***

      — Малая, не спишь? — доносится из-за двери, и Даён тут же вздрагивает от неожиданности, пряча телефон под одеяло, будто брат мог оттуда увидеть, с кем именно она переписывается среди ночи.       — Нет, — румянец заливает щёки, и она старается скрыть глупую улыбку, бесконтрольно атакующую лицо.       — Я рамён хочу, ты будешь?       — А яйца есть? — спросила, скорее, на автомате, потому что есть на самом деле не очень-то и хотелось. Она вообще в последнее время ела мало, словно её питало что-то совершенно другое.       — Да были вроде, — Юнги слегка толкнул дверь, — ну так что? — и тёмная макушка показалась в проёме.       — Буду, — кивала она, уже выбираясь из-под одеяла.       Её решение всё ещё не было связано с голодом. Дело было в Юнги, точнее, в их теперь таких редких посиделках вдвоём, которые раньше были обязательным условием их существования. Но чем старше они становились, тем реже становились их разговоры. И иногда она очень скучала по этому. Когда-то Юнги был её единственным другом. Тем, кому она могла рассказать о бесячей однокласснице или проваленной лабораторной без этого утешающего и понимающего взгляда, которым смотрел на неё отец. Он всегда говорил ей правду, даже когда это было трудным. Если она лажала, брат без прикрас говорил об этом, если что-то злило, всегда находил способ выместить кипящие внутри эмоции. Он умел выражать свои чувства, даже если это выливалось в резкие замечания или прямую критику. Юнги не видел в ней той нежной принцессы. И это было его лучшее качество.       — Оппа, а ты влюблялся когда-нибудь?       — Было дело, — усмехнулся тот, продолжая нарезать зелёный лук. — А ты что, втюрилась, что ли?       — Чего?! Вот ещё! — она почти заголосила на весь дом. Хорошо, что отец всё ещё был в командировке.       Юнги красноречиво покосился на неё, выгибая уголок губ. Но не спешил насмехаться или расспрашивать. Знал, что надолго её всё равно не хватит. Он поэтому и позвал её сегодня. Уже несколько недель наблюдает за этой копией своей сестры, что внезапно вспомнила о косметике и платьях. Благо весна уже. А разговоры по душам у них всегда выходили лучше всего именно на кухне ночью. Хотя он и без её признания знает, кто причина этих её хихиканий по ночам, что слышны через стенку, и внезапной любви к походам на рынок по воскресеньям.       — Мы с Чонгуком встречаемся, — выпалила Даён, поняв, что ей всё же нужно с кем-нибудь поделиться этим, и с выжиданием уставилась на медленно втянувшего в себя лапшу Юнги.       — Я в курсе, — прозвучало неожиданно спокойно.       — Ты знал? — то удивление, которое она ждала от брата, теперь переполняло её. Как? Неужто следил?       — Угу, — продолжая жевать, кивнул тот. — Но отцу лучше не говори.       — Да ты что, он же его с потрохами сожрёт и косточек не оставит, — от одной мысли, что Мин Собун решит провести свой отцовский допрос Чонгуку, вызывал холодок по спине. — А ты что думаешь о нём?       — Ну, вроде неплохой, — равнодушно пожал плечами Юнги, и сейчас это жуть как злило.       — Просто неплохой?! — с возмущением она отставила миску с лапшой. — Ты просто его плохо знаешь. Чонгук, он… умный и сильный, а ещё целеустремлённый. Он хочет стать программистом, и я уверена, что как только мы поступим в университет, он получит сотню предложений для практики, — она говорила, почти не дыша. Ей хотелось сказать так много, и главное, ничего не забыть, ведь это важно, чтобы Юнги понимал, насколько ей повезло с парнем. — А ещё занимается тхэквондо, и летом у него соревнования, и он много работает. Как только ему сняли гипс, он тут же вернулся в ресторан. А ещё…       — Поёт, танцует, рисует и пишет музыку. А не, погоди… это другой, — усмехнулся брат, за что тут же получил укорительный взгляд.       — А ещё он красивый! — решив оставить последнее слово за собой, гордо произнесла Даён.       — Спорно.       — Знаешь, тебе нельзя стареть, — прищурив глаза, она потянулась вперёд и выхватила из-под носа брата тарелку, — ты уже сейчас заноза.       — Посмотрим, кто тебя в старости выдержит, — фыркнул Юнги и быстро схватил её миску, тут же отодвигаясь, пока она не отобрала.       — Я всегда буду молода и красива, — тряхнув волосами, она задрала нос и, показав ему язык, встала из-за стола.       — Спорно.       — Дурак, — улыбаясь, Даён направилась к лестнице. Слова брата никогда не обижали её, она прекрасно знала о том, что за всем этим сарказмом он скрывал то, что строгий отец так и не научил его произносить вслух. Но ей и не требовалось это.

***

      — Давай только не реви, — шмыгая носом, отводил глаза в сторону Чимин.       — Я не реву, — задрав голову кверху, Чонгук старался дышать ровнее, чтобы не дать волю слезам.       Решение друга не было сюрпризом. Ещё когда он всю зиму наблюдал за перепиской Пака с Чухён, подозрения о том, что для друга это не просто интрижка, выстраивали логическое продолжение этих отношений. Поэтому, когда уехавшая сперва на месяц девушка сообщила, что подала документы в Лондонский колледж моды, Чонгук начал готовить себя к тому, что влюблённый по уши Чимин, скорее всего, сорвётся следом. Так что, когда неделю назад тот сообщил, что купил билет в Лондон, ему оставалось лишь помочь другу с оформлением всех необходимых документов от приюта и экспресс-подготовкой ко сдаче вступительных, которые там проходили уже в мае.       — Да может он не поступит и вернётся, — попытался подбодрить всех Том, но, получив сразу десять пар укорительных взглядов, виновато вжал голову в плечи.       — Не смей возвращаться, ясно! — пригрозил кулаком Тим.       — Может, всё-таки поехать с тобой в аэропорт? — в третий раз предложил Чонгук. Ему казалось, что с другом может что-нибудь произойти там, или кто-то обидит, и он должен удостовериться, что Пак не потеряет билет или паспорт. Хотя, кого он обманывает, ему просто до жути не хотелось расставаться с другом.       Как бы здравый смысл ни пытался убедить его, что перемены неизбежны, и что для таких, как они, нужно хвататься за любой шанс, чтобы подняться, чтобы навсегда стереть с себя это клеймо «беспризорники», в груди всё равно давило тоской и сжимало петлёй страха.       — Нет, — мотал головой тот, — хочу сам.       — Удачи, Пак, — Тэхён грустно улыбнулся и протянул руку Чимину.       — И тебе, Ким, — Пак на несколько секунд задержал взгляд на его лице и сжал ладонь.       — А теперь групповые обнимашки! — прокричал Том, и словно только и ждавшие сигнала, все стоящие образовали комок из тел, в центре которого хохотал сквозь слёзы Пак.       Чонгук ещё несколько минут стоял, смотря на серую дорогу, по которой оранжевый седан с номером 3645, конечно, он его запомнил, а то мало ли что, увёз его бывшего соседа по комнате. Прощание с кем-то из приюта никогда не было для него чем-то особенным, все они прекрасно понимали, что рано или поздно их пути разойдутся, и нет смысла впускать в душу того, кто, возможно, завтра уедет с новыми родителями в новый дом. Однако Чимин был не просто кем-то. Он занимал особое место в его жизни на протяжении долгого времени. Конечно, они будут и дальше поддерживать связь, и он уверен, что Пак позвонит ему уже через два часа и будет несколько минут восторженно описывать огромное здание аэропорта, но всё это лишь подтвердит завершение целой главы, наполненной общими воспоминаниями, смехом и переживаниями.       — Ты в порядке? — Тэхён коснулся его плеча, чуть сжав.       — Однажды одна молодая пара хотела меня усыновить. Это была уже моя двенадцатая или тринадцатая попытка, я точно не помню. Но в тот раз мне казалось, что я действительно смогу обрести дом. Когда они взяли меня к себе на выходные, я старался вести себя идеально. Учёл все предыдущие ошибки и замечания, просчитал всё до каждой детали, но, проведя со мной выходные, они привезли меня обратно и сообщили директору, что я им не подхожу, потому что слишком взрослый. Они назвали причину, которую я никак не мог исправить. Когда они вышли из кабинета, то, увидели Чимина и тут же захотели с ним познакомится, ведь внешне он выглядел намного младше своего возраста, но Пак демонстративно фыркнул и сказал, что они слишком старые для него и вообще похожи на педофилов. Он крикнул это так громко, чтобы все присутствующие дети это услышали. Те люди почти убегали из приюта, покраснев с ног до головы. И тогда я понял, что у меня теперь есть друг. И он даже больший идиот, чем я.       — И это не изменится, — усмехнулся Тэхён.       — Я знаю, он всегда будет моим другом.       — Это да. Но я, вообще-то, говорил о вашем общем идиотизме, — улыбнулся Ким и отскочил в сторону от пальцев Чонгука, что уже намеревались вонзиться тому в рёбра.       — Что, если однажды… — он замолчал, поняв, что не сможет договорить фразу, потому что только представив, что такое может случиться, начал задыхаться в буквальном смысле.       — Нет, — сжав его руки, Тэхён дёрнул его, заставляя посмотреть на себя. — Мы всегда будем вместе. Даже если ты захочешь от меня избавиться, я никуда не исчезну, — Ким обхватил его лицо руками, — Мы неделимы, помнишь?       — Да, — кивнул он, отгоняя прочь морок страха от внезапной паники.       Говорят, программный код, который нельзя разделить, обычно плохо спроектирован. В этом случае части кода имеют сильные взаимные связи. Однако в некоторых случаях разделение программы возможно, например, если приложить дополнительные усилия и изменить структуру самой программы.