Duty

Власть Старших богов неоспорима: им велено подчиняться, а за непослушание принято принимать заслуженную кару. К их бесконечной вселенской мудрости взывали, и ежели пантеон божеств отвечал на мольбу, то непременно прислушивались к советам. Молитвы Старшим богам впитывали с молоком матери, и воздавали великим божествам почести, и славили их.  Их всего шесть: шесть столпов, на коих зиждется мироздание. И они, как могущественные существа, имели право зачинать войны, укрощать конфликты и заключать союзы. Земное Царство процветало под правлением всевидящего взора Старших богов, но, как и другие, было уязвимо. Эта планета со священной энергией была лакомой территорией для самопровозглашённых завоевателей, демонов Преисподней и даже одного из падших собратьев Старших богов. Чтобы укрепить Землю, взращивали целые поколения воинов, смысл жизни коих был в защите Царства. Но даже этого оказалось недостаточно.  И до лордов, назначенных покровителями Земного Царства, снизошла воля Старших богов: они решили заключить союз меж божествами и смертными, чтобы породить сильных полубогов. Чтобы никто не мог посягнуть на Землю, зная, сколь много у неё непобедимых бойцов, готовых лечь костьми на её защиту. И избрали одного преданного защитника Земного Царства, испокон веков неукоснительно исполняющего приказы свыше, и одну из подходящих смертных дев, происходившую из особого знатного воинственного рода и являвшуюся его последней представительницей. Кассандра получила хорошее образование, могла музицировать, читать и говорить как минимум на трёх языках, вышивать — правда, с большим трудом и неохотой, скакать верхом и более всего любила драться на саблях и метко стрелять из ружья — тяга к исконно мужским занятиям прослеживалась в ней с детства и, как любимейшему чаду своих родителей, ей было позволено многое. Она была физически вынослива: чуть ли не до четырнадцати лет бегала в компании проказливых мальчишек, пока те не вытянулись в симпатичных, просящих её руки женихов; втайне от приличного общества с глупыми запретами и устоями научилась от родителей боевым искусствам, коим воспитанные леди учиться были не должны. Была чиста, непорочна и плодородна — и могла преподносить до конца времён наследников божеству. Для всякого смертного было честью принять благословение Старших богов. И она не была исключением из правил, с великой благодарностью принимая волю высших существ и покидая старый отчий дом — или то, что от него осталось. Её страну расколол надвое хаос войны, а её родители погибли в пылу сражений — отец, южанин до мозга костей, ушёл на фронт, а матушка, нарядившись в мужской наряд, отправилась вслед за ним. Их поместье и плантации сгорели в бушующем пламени наступающих армий Севера, и Кассандра была вынуждена ютиться в развалинах былого величия вместе с освобождёнными неграми, многих из которых она считала не только своими преданными бывшими слугами, но и друзьями. Но то было в прошлом, а в нынешнюю пору… Холодный зал встречал юную деву светом тысяч свечей, расставленных вдоль стен, на каменном полу и жертвенном алтаре. Воск медленно плавился, растекаясь бледными лужицами, но будто бы не убывал вовсе: огонь струился ввысь на тонких фитилях и вечные, магические свечи никак не могли догореть. В отличие от её свободной жизни. Придерживая ткань своего простого белого платья — не такого изысканного, как прочие её наряды, Кассандра не страшилась и покорно шагала к Старшим богам и к нему — единственному, которому она будет отдана до скончания веков. Приблизившись и встав на колени у алтаря, она сняла белоснежную перчатку и протянула дрожащую ладонь своему мужу, который едва коснулся её кожи. У них не было золотых с бриллиантами колец, венчавших их безымянные пальцы знаком супружества, но были связывающие их души нерушимые клятвы — и священный долг. Впервые Кассандра украдкой глядела на мужа, пока сонм божеств зачитывал молитвы и обязательства, с коими лорд соглашался.  Он выглядел слишком спокойным, задумчивым и отрешённым к происходящему, словно его не распирало от волнения, как её, и он выполнял какое-то обыденное монотонное дело, а не заключал брак. И Кассандра не могла не заметить, что громовержец был более привлекателен, чем прочие когда-то сватавшиеся к ней взрослые мужчины. У бога была своеобразная, благородная зрелая красота: морщины залегли меж густых чёрных бровей и на высоком лбу, с которого спадали до плеч седые пряди волос; взор светящихся небесным светом глаз был устремлён вперёд; тонкие губы смыкались в единую полоску и размыкались, когда нужно было что-то говорить, а его мощные скулы сводило от напряжения. Кассандра понурила взор, едва слышно повторяя речи за Старшими богами, не без смущения чувствуя, как теперь муж изучает её внешность, наверное, как и всякий мужчина, пожирая взглядом её затянутую корсетом, вздымающуюся от волнения грудь, худые плечики и острые ключицы, переходящие в свод длинной шеи. Ей было приятно это внимание ровно до того момента, когда лорд помог ей встать с колен. Кассандра была ниже мужа на добрую голову, но при этом была маленькой и хрупкой подле его широкоплечей и массивной фигуры. Он направился с нею по длинным, слабоосвещённым холлам в его — она знала — покои. По пути их руки разъединились, потеряв тепло прикосновения, и инициатором разрыва выступила Кассандра, ощутив, как вспотела её ладошка, полностью помещавшаяся в огромную ладонь бога. Не проронив ни слова, только слушая шуршание кринолина и торопливый, неравномерный стук девичьего сердца и каблучков — то жена поспевала за молниеносно быстрым шагом мужа, — супруги добрались до места назначения — высоких резных дверей, ведущих в душное из-за растопленного камина и закрытых окон помещения. В полумраке Кассандра наблюдала за тем, как её муж подошёл к стоявшему меж двух кресел маленькому столику у камина, на коем уже покоился поднос с двумя бокалами и бутылью вина. Замявшись, как и прочие невинные девы, столкнувшиеся со страхом первой супружеской ночи, она беззвучно ступила вглубь обиталища бога по расстеленным на полу коврам. Она осматривалась, попеременно бросая взгляды на освобождённую от выдержанного иссиня-чёрного пиджака и жилета мужскую спину — будто боялась, что её застукают за неприличным занятием и накажут. В покоях лорда царила тьма: одно лишь рыжее пламя, поглощавшее жаром объятий трещащие поленья, озаряло простор комнаты, в коей обнаружился ряд позолоченных торшеров и подсвечников с незажжёнными свечами; расписная ширма с виднеющимися за ней сундуками и шкафчики чуть поодаль; престранная, теряющаяся в невыразительной стене дверь и роскошная кровать с синевой балдахина.  Сковавший грудную клетку корсет точно затянулся туже, ломая рёбра и принуждая задыхаться, когда Кассандра глядела на готовое к использованию спальное ложе. Имевшая скудные познания о том, как должны возлежать супруги, дева попыталась успокоиться и не нервничать, воззрившись на окаймлённый светом статный силуэт мужа. — М-мой лорд… — напоминая о своём присутствии, она обратилась к нему, беззаботно глотавшему содержимое уже второго бокала и даже не поворачивавшемуся к прелестной жене. — Раздевайся, — его непоколебимый, оттенённый грубостью голос донёсся до её ушей, в миг окрасившихся в румяный цвет вместе с её веснушчатыми щеками — прочим девочкам пытались вывести канапушки, родители же Кассандры не стали этого делать, и её солнечные пятнышки достались ей в наследство от любимого отца. Вот так раздеться перед незнакомым мужчиной — богом! — было немыслимо. И всё же, он был её мужем, и дева, страшась разгневать его, неловко потянулась к подолу платья, поднимая его вверх и стягивая через голову.  Провожала в замужество Кассандру старая нянька, намывая, собирая и одевая её в добытый невесть откуда праздничный наряд. Избавиться от него было той ещё задачей, и в новоиспечённой жене начала расти обида на мужа — он-то и не представлял, сколько слоёв одежды на ней было! Попыхтев с минут десять и всё-таки сняв две верхних юбки и добравшись до корсета, она принялась с огромными усилиями расшнуровывать и ослаблять его, пока он — поверженный — не пал к её ногам, как и пояс. Нерешительно потеребив нижнее платье, она стащила и его, оставшись в сорочке и панталонах с чулочками, согревавшими её озябшее тело.  Кассандра вновь позвала: — Мой лорд… Он, наконец, повернулся, окидывая взглядом замявшуюся девицу, которой предстояло этой ночью сделаться женщиной и подтвердить статус его жены. Рейден не понимал, почему именно его постигла участь разделить своё существование с этой смертной девой, ненамеренно, по заветам Старших богов, отнявшей часть его силы и получившей от него на церемонии дар — божественный подарок не избавлял от возможной смерти, но отсрочивал её навсегда и наделял молодостью, — о котором жена даже помыслить не могла. И пусть не ведает, пусть думает, что не стареет по необъяснимым и загадочным причинам — богу грома всё равно была чужда привязанность к ней, были безразличны и это пухлое личико, и розовые губки, и мерцающие трепетом ореховые очи, вся она — приводившая в восторг смертных мужчин, обременённых низменной похотью и жаждой девственных невест. Рейдена не толкал в беспробудный раж вид неопытной девы, дрожащей то ли от холода, то ли от мыслей о грядущем соитии — в его бессчётном количестве прожитых веков было достаточно женской ласки, коей он уже пресытился. Лорд не стремился утешать свою леди и обещать быть заботливым мужем, ибо не питал призрачных надежд об их союзе и не сковал себя пустыми иллюзиями — брак был для Рейдена не более, чем долгом, который он собирался беспрекословно исполнять, как верный слуга Старших богов, не отказывавших себе в удовольствии повесить на него как можно больше ответственности. Почему именно на его долю выпадали эти тяжбы и испытания, а не на его свободолюбивого младшего брата, для громовержца оставалось загадкой. Казалось, что прошла целая вечность тягостной давящей тишины, прежде, чем Рейден промолвил: — Раздевайся и ложись. Ей не пришлись по душе звучащие как приказ слова мужа, но разве был у Кассандры выбор? Это с добрым и всепрощающим отцом она могла капризничать и вскидывать недовольно руками, как плохо воспитанная своенравная леди, теперь же она была обязана подчиняться своему мужу — таков удел любой жены.  Когда лорд вновь отвёл от неё взгляд и двинулся к одному из шкафчиков, выуживая оттуда крохотный полупрозрачный флакончик, Кассандра скрылась за балдахином, резво стягивая остатки белья и ныряя под ворох прохлады одеял. Её пробрало мелкой дрожью, пока она глядела ввысь — на виднеющийся за полупрозрачной тканью тёмный потолок. Укутавшись до подбородка, она украдкой поглядела на подошедшего к постели мужа, но ей пришлось стыдливо прикрыть веки, когда он потянулся к пуговицам на рубашке. — Ложись на живот, — очередное распоряжение, прозвучавшее более мягко, чем предыдущие. И как смел он — пусть и бог — командовать ею и повелевать в их первую брачную ночь, когда они толком не запомнили внешность друг друга, не поговорили, не представились с вежливыми поклонами и не пофлиртовали часок-другой за чашечкой чая? Когда он не поухаживал за своей женой и почти словом с ней не обмолвился, не позаботившись о её благополучии?  С пробирающимся под покров ужасом Кассандра осознавала, что могла бы получить всё, о чём мечтала любая незамужняя леди её возраста, если бы она была отдана замуж за человека — простого смертного, обычного мужчину, смыслящего лишь в покере, охоте и войне. И уж тогда, как прирождённая кокетка, она бы применила свои женские чары, и муж под их влиянием стал бы счастливее и устроил бы её жизнь лучше. Но её мужем был бог, высшее существо, бессмертное создание — и от этой мысли и неотвратимости происходящего на неё напал панический страх, хватая её шею в тиски и сжимая до нехватки кислорода. Без лишних вопросов Кассандра исполнила приказ, как послушная породистая гончая, откликающаяся на команды хозяина, и перевернулась на живот, утыкаясь лицом в подушку и вдыхая запах свежести и чистоты. Ожидание длилось томительно долгие минуты, лорд неохотно и даже лениво избавлялся от одежд, чтобы возлежать с женой, скованной робостью и боязливостью. Она оцепенела, когда перина прогнулась под весом божества — он забрался на кровать и придвинулся к жене, отодвигая одеяло и открывая просторы её наготы. «Обычная. Такая же, как все», — мелькало в сознании громовержца. Но она была первой непорочной женщиной за прожитые им эоны. Золото её закрученных локонов солнцем лучей разметалось по постели, аристократично молочная кожа была усажена колючими мурашками. Рейден задумчиво провёл пальцем от шеи, убирая пару мешающих прядей, вдоль изгиба позвоночника, меж распятья лопаток к копчику. Дева напряглась, натянулась, как струна, рвущаяся под пальцами неумелых и грубых рук.  Его же крепкие руки коснулись её до судорог вжатых друг в друга ног и раздвинули их, поглаживая округлости ягодиц. Кассандре замерла, прислушиваясь к происходящему и собственному восприятию, твердившему ей, что надо немедленно оттолкнуть мужа и убежать от него, пока не поздно отказаться от брака и вернуться на разграбленную и сожжённую родину, восстанавливая родовое поместье и плантации. Но разве долг не был превыше всего? Рейден откупорил склянку, капая блестящей прозрачной жидкостью на указательный и средний и устремляя их меж бёдер к пучку пшеничных завитков, окружающих девичью припухлость. Вздрагивая напряжёнными конечностями, Кассандра ощутила как его — она полагала — подушечка пальца вжалась в сосредоточие её греха. По порочным складкам волной расплескалось что-то до тошноты маслянистое, настойчиво проникающее точно внутрь самого естества. Девица пискнула, но лорд не потрудился подбодрить свою леди, прорываясь в неравном бою уже двумя фалангами в тесноту невинного нутра. Прикусив наволочку, Кассандра зажмурилась до замелькавших калейдоскопом разноцветных звёздочек под чернотою век. На какой-то миг её сочащаяся ручьём промежность потеряла контакт с настойчивым теплом божества. Кассандра выдохнула облегчённо, с надеждой на окончание супружеской ночи, когда в неё без предупреждения заскользила пульсирующая твёрдость. Меж ног всё пылало адским пламенем и саднило, в ней как будто бурили скважину, намеренно проталкивая в неподдающуюся почву бур. Внутри всё заныло: девице хотелось отстраниться, лишиться болезненного прикосновения, прервать эту унизительную пытку. Кассандра предприняла попытку двинуться вперёд, чтобы ослабить жгучее слияние, но Рейден не позволил ей, возложив ледяные мозолистые ладони на острые плечи жены и придавив её к перине, не давая отползти ни на дюйм.  — М-мой лорд… — Кассандра лихорадочно пропищала, хныкая и мечтая больше всего на свете перестать существовать. — Потерпи, — его хриплый голос, наполненный состраданием — или ей так показалось, — прозвучал над ухом, а девичьей спины коснулась массивная и горячая мускулистая грудь. Рейден, удерживаясь от того, чтобы навалиться на её всем весом, склонился к ней, ненароком вдыхая исходящий от русых волос аромат цитрусовых… Его движения плавно ускорились, а шумные вздохи опалили её затылок. Кассандра вдавила лицо в подушку до того сильно, что едва не задохнулась, но лучше уж так, чем исполнение супружеского долга и этот всаженный глубоко в неё меч, режущий внутренности на лоскуты. Она всегда стойко выносила все трудности, почему же это истязающее её жжение нельзя было вынести? Её челюсти сдавило до зубного скрежета, нижняя губа задрожала, но Кассандра не издала более ни звука. Она подавляла и проглатывала подступающие слёзы, когда они неконтролируемо разверзлись волнами по щекам, скрывала срывающееся и раздирающее горло дыхание, дабы не беспокоить мужа. В какой-то момент юная дева подумала, что разрыдается и всё испортит, но она боролась с эмоциональным порывом. Укол вины пронзал Кассандру так же резко, как и разрасталась прошибающая насквозь агония в нижней части её живота. Дева отвлекалась от свербящей боли, задаваясь вопросом: получал ли её лорд хоть какое-то удовольствие или она, как жена, не была для него достаточно хороша? Может быть, её тело не было создано для того, чтобы угождать её мужу, и он был зол на неё, недоволен ею? Ежели брак был страданием для женщины, то почему девицы продолжали выходить замуж и терпеть супружеские истязания? Из-за любви к мужчинам? А у неё и вовсе не было никакой любви… Ни пылкости тесных объятий, ни нежности жадных поцелуев, ни страстной истомы, разливающейся по сплетениям вен — ничего.  Всего лишь долг, отзывающийся мучительной заполненностью и душевной пустотой. Её подталкивали к краю пропасти, и Кассандра, по мере увеличивающихся звонких непристойных шлепков плоть о плоть, с готовностью стиснула меж пальцев простынь до побелевших костяшек, прыгая в бездну неизвестности и забытья. Она была точно дерзко пришпоренная жестоким и деспотичным ездоком лошадь, не жалевшим свою ненаглядную собственность. Приглушённый стон слетел с уст лорда, когда он в последний раз дёрнулся, исполняя священный долг и наполняя жену плодородным божественным даром, чтобы она зачала его наследников. Меж ног разлилась противная, мерзкая вязкость, и Кассандре захотелось отмыться — оттереть кожу слой за слоем, до мяса и костей. Теперь она была женщиной.  Божьей женой, которая должна была исполнять супружеские обязанности перед чёрствым мужем.  Не испытав ни грамма наслаждения от вынужденного соития, Рейден отпрянул, покидая девичье тело, напоследок невесомо похлопывая девицу по плечу — как будто по привычке, и немедленно отодвинулся, почти сразу же поднимаясь с кровати и бросая немигающий взгляд на жену, спрятавшуюся за занавесом русых волос. Он скрылся за ширмой, покопошившись немного в сундуках нашёл и накинул на плечи подстать его обычным одеяниям синий халат, обвязывая его на талии поясом, собрал короткие растрепавшиеся седые пряди в низкий хвост и направился к камину, где взял бокал вина и сел в кресло, поглощённый мрачностью дум и наблюдением за буйством огня. Тихо всхлипнув в пропитанную влагой подушку, Кассандра ощутила облегчение: всё кончилось — раскалённая твёрдость ушла, обременив её гадкой липкостью. Она недвижимо лежала на животе ещё долгие минуты в состоянии шока и растерянности. У неё не было мужества и сил пошевелиться и лечь поудобнее, укутать себя в ворохе одеял, дабы не мёрзнуть. Горячий бриз омывал её щёки разочарованием — она не совсем понимала, почему плачет.  Возможно, виной тому была самонадеянная юность: Кассандра вопрошала, что могло пойти не так в браке с богом — с неведомым существом, превосходящим по силе смертных. Она ведь могла бы полюбить его и показать ему доброту и уважение, а он оказался жесток, не проявив к ней ни сочувствия, ни привязанности. Быть может, божества попросту не ведали, как обращаться с женщинами? Кассандра отдала бы все, чтобы ныне быть не в божьей постели, а в своей собственной комнате в родном поместье до губительной войны... Обнимать бойкую и строгую мать и целовать в щёку любимого, боготворящего своё единственное чадо отца, сдувающего пылинки с ненаглядной дочери. Всё это исчезло в потоке прошлого, задержавшись удушливым воспоминанием — и даже оно потускнеет и сотрётся в водовороте будущих лет. С этими безрадостными мыслями, дрожа то ли от холода, то ли от пережитого опыта — или всего сразу, Кассандра погрузилась в тревожные сны.