Спроси Ксюшу

      Ксюше кажется, что приторно-сладкий запах Мартовской машины уже врезался в ее одежду, волосы, да и во все тело. Матвеева говорила, что это дочь попросила повесить на зеркало колбочку с эфирным маслом, но Нечаева на удивление внимательна  — видела, что она и сама иногда откручивает крышку, капая пару капель.        Ксюша терпеть не может резкие сладкие ароматы, но в ее машине всегда покорно молчит об этом.        Ксюша и рассказы о жизни не терпит, но из уст Матвеевой выслушивает и о дочери, и о Березиной, о которой знает только то, что ее муж — известный бизнесмен, и о разовых делах, не длящихся особо долгое время.        Марта напряженно сжимает руль, наблюдая за дорогой и кусая собственные щеки — Ксюша прекрасно знает, что сейчас сидит на том месте, где должна сидеть Саша, а ехать они должны не в МПП, а в ближайшую школу. Не сказать, что в любой другой ситуации ее взволновало бы это, но Марта все утро готова трястись ни то от злости, ни то от обиды. И Нечаева даже не тянется курить. Просто молчит.        — Мы увидимся? — разрывая тишину, бросает она.        Два слова хранят в себе намного больше вопросов, чем может показаться. Когда? Где? И увидимся ли вообще? Ксюша из раза в раз заново привыкает проводить каждую ночь так, будто после нее они вовсе забудут о существовании друг друга, и, наверно, предпочтет для Марты именно такой исход.        Нечаеву коробит от Жени, который никак не может перестать быть тряпкой для ног собственной любовницы, который вроде и жить без нее не может, а вроде и с ней тоже худо. Нечаеву тошнит от Скворцовой, поведшейся на Дударя, которого, кажется, даже собственная мать недолюбливает, до того он мерзок и противен, а перспективная Соня, видимо, не такая уж и умная, какой представлялась. Ксюше в целом противно многое, присущее человеческой натуре, потому что в ней есть чувства, мешающие мыслить здраво. А Ксюше надо мыслить здраво, ибо никто больше рядом на это не способен. Потому что все вокруг идиоты, а она одна может вытянуть их из болотной тины, засасывающей по горло. Да и вытащить из полной задницы тоже только она может.        Потому что Ксюша совсем не о том, что нужно Марте. Она о болезненной чувствительности к внешним раздражителям, в отличие от нее, которая со злостью относится только к тем, против кого выступает в суде. О эмоциональной скупости, которая ее, впрочем, никогда не напрягала, но теперь всажена занозой. О ветрености, о безжалостности.        А Марта о силе. О действительной силе без лишнего фарса. И с виду вполне может казаться, что Нечаева сильнее — стойкая, безэмоциональная фигура с камнем вместо сердца. Но Ксюша прекрасно знает, что единственное, на что способна — давить все в себе, запивая горечь, боль, страх, раздражение таблетками и алкоголем. А Марта это еще и решать умеет не только на словах, но и на деле.        Но среди всех вариантов, которые присутствуют у нее, она почему-то продолжает выбирать именно Ксюшу. Среди богатых, красивых, стабильных в своей жизни мужчин, она останавливается на ней. Уже даже выглядит комично. Ей льстит, но осознание того, что пора бы забросить их встречи, пока не затянулось, не дает покоя. Вдруг привяжется.       Вдруг она сама привяжется.        И Нечаева не признается, в первую очередь утопит в себе то, что будь возможность — и не уезжала бы.        Потому что не так все должно быть. Не с ней.        С ней вообще ничего, кроме работы не должно происходить. Не способна на большее — нужно же как-то здраво оценивать свои возможности.         — Не знаю.        Марта тяжело вбирает полную грудь воздуха, тормозя на парковке у министерства. Даже не бросив беглого взгляда на Ксюшу, убирает блокикровку с дверей и ждет, пока та уйдет.        — Какие-то проблемы — пиши. — монотонно проговаривает она.        И прекрасно знает, что та не напишет.        Так и живут: от ночи до ночи. Чаще всего до утра, и это единственное, что оставляет то самое затишье перед бурей. И даже секс роли не играет. Потому что с Мартой хорошо поддаваться страсти, прикасаясь к мягкой, бархатистой коже, а потом пить вино и просто молчать, глядя друг на друга. А Ксюша терпеть не может молчать один на один с людьми, потому что это взвинчивает похлеще интимной близости.        Ей не нравится возвращаться, не нравится, что к ней, не нравится, что ей это как будто бы нравится.        Марта везде. В каждом ласковом слове, обращенному к кому-либо, в каждой папке с документами, подолгу лежащей у нее в квартире, в аромате жасмина и сандала. Она никогда не была и вряд ли станет ее зайчонком или малышкой как какая-нибудь Скворцова, просто оттого, что это банальная вульгарщина, которая может отличиться лишь низменностью и похотью, и как бы Ксюша не хотела думать, что так оно и есть, для нее она все равно только «Марта».       Она слово «люблю» произнести даже про себя не может, ибо это ничто иное, как горячечный бред. Такие, как Ксюша не любят. Не умеют, не научены или наоборот — отучены, а в случае с Ксюшей ни то, ни другое, скорее что-то средненькое. Но Матвеева действительно чудеса творит какие-то, болью отдается на подкорке сознания, тесно связанного с сердцем, вырвать которое было бы лучшим решением.        Марта по какой-то причине рассказывает ей о своих проблемах с Сашей, а Ксюша о своих с головой. И что-то она в ней ищет, вытащить пытается — юрист как-никак, а Ксюша старается не беспокоить ее, когда та с  дочерью, потому что большего для нее сделать не может. Симбиоз, не иначе.         Ей бы здоровье свое править, а не на людей в здравом сознании смотреть.        И ее жизнь уже давно превратилась в «день сурка»: навещает Марту, чтобы забыться после работы, после баб, Тихомирова и Викентьева, и работает, чтобы забыться после встреч с Мартой.        Работа на первом месте должна быть. Всегда была.        — Скворцова, а ты вот скажи, — Ксюша откидывается на спинку кожаного дивана, устало закрывая глаза. — любила когда-нибудь так, что сердце вырвать готова была? Не себе, нет, а человеку, чтоб тот не любил тебя никогда, потому что, в сущности, ты просто сволочь.        Любила, Соня уж точно любила. Нечаевой проще говорить о потенциальных чувствах Скворцовой, чем о своих собственных, еще и не решенных.        Сквозь узенькую щель в прикрытых глазах рассматривает Соню, стоящую в замешательстве и прижимающую папки к груди. Она определенно о чем-то рассуждает, ведя незримый внутренний конфликт, а Ксюша понять не может, раздражает ли это ее или наоборот —забавляет. Ей нужен ответ критически срочно, и неважно, что он от несмыслящей Скворцовой, главное лишь его наличие.        — Ксения Борисовна… — с опаской начинает она. — простите за бестактность, но если вы не хотите, чтобы человек вас любил, то зачем это все?        — В плане?        — В плане, что это не любовь уже, а чушь какая-то.       Нечаева вскакивает, едва не ударяя себя ладонью по лбу. Внутри с новой силой взрывается по меньшей мере ядерная бомба, сжигая ее изнутри, едва не доходя до наружности.        И с виду находящаяся еще совсем в ребячестве Скворцова оказывается проницательнее ее самой. Сердце колотится яростно, пробивая ребра, и ликует от внезапно пришедшей мысли — может действительно не любовь, не чувства, а просто нежелание быть одной? Просто комфортные условия, просто привычка, ничего более. Ксюша не привыкать сходить с ума, стоило бы принять как должное. Виной всему, наверняка, таблетки, размягчающие чувства и банальная надуманность.        Ведь у Ксюши позиция, по кирпичикам собиравшаяся годами, образ, который нельзя разрушать, иначе рухнет вся она. Чувствовать нельзя, любить тем более, потому что не нуждается. Не имеет права нуждаться.        И вправду, может, Март таких еще сотни тысяч в мире. Не бывает так — чтобы незаменимых не нашлось. Ксюша найдет, из-под земли достанет, лишь бы дурно так не было.        И про чушь, наверное, права — Нечаева и чушь итак уже почти синонимы.       И в затылок прилетает камень — нет, Марту взять и скопировать просто так нельзя. Одна она такая, и даже мысли пускать об этом глупо. А Ксюша хочет пускать их, но только нельзя, они же как змеи — охватывают все, а после, сжимая мышечное тело, душат. Может, интереса ради, стоило бы поцеловать Скворцову, сравнить, а может и переспать с ней тоже неплохая идея, но понимает, что потом придется снова пить таблетки во внештатном режиме, купируя внеочередной приступ.        А ей таблетки, как оказалось, нельзя пить.        От них она любит Марту.