Спроси Ксюшу

      — А если ты заведешь ушастого зверька себе или Сане, можно ли будет называть его Мартовский заяц?        Ксюша смеется заливисто, по-особенному высоко, что совсем нехарактерно для нее в последнее время.        Марта улыбается ей в ответ. У Нечаевой весь месяц срыв на срыве, этим же срывом погоняет, таблетки как собаке всучивать приходится: через еду или сжатую в мертвой хватке челюсть, поэтому и видеться перестают практически: Ксюша совершенно не дура же, понимает, что Марте совсем сейчас не до ее тараканов в голове, кишащих от мозга едва ли не до самой носоглотки, у нее проблем своих по горло с дочерью и мужем бывшим, который, со слов Матвеевой, жизни не дает.        А Марта простого человеческого — счастья хочет. В работе его находит лишь в те моменты, когда итог суда в сторону несчастных женщин оказывается положительным или произнося заготовленное заранее «суда не будет». И если работа у нее идет как по маслу, то личная жизнь по какой-то откровенной терке — максимально неоднозначно и блядски тяжело. Дима опостылел еще года три назад, а конкретно заебал в последнее время, Слава просто скучный, а с Максом все не то.        А Ксюша, она просто есть. Вольной кошкой существует в ее жизни, то проскальзывая, то убегая, виляя хвостом. А вакханалия между ними не решаема, да и другого быть не может, ведь Марта уже мать, женщина в разводе, а Нечаева неврастеник со стажем, и обе, несмотря на возможный отношенический статус, замужем за работой. Харассмент, конечно, присутствует, но обеих будто бы устраивает.        Марта осознает, что чувства строить с этой женщиной нельзя, табу, главный крест в собственной голове — нравственная ее скудность совершенно не компенсируется ни материальной обогащенностью, ни сексом, ни редкими разговорами по душам и часами за столом утром. Потому что Марта думала, что это все не для нее, всю чужое и инородное. Что терпеть карикатурно-книжных персонажей подростковых романов с хреновым характером и еще более хреновой жизнью — это вовсе не о ней.        Но Ксюша оказывается глубже. Все такой же морально нищей, но зато с причинами на то, которые Матвеевой может и не понять, но объяснить — точно.        И что-то из адвокатуры и вечной работы с болью людей пробудилось в ней с новой силой, ибо искалеченную жизнью Нечаеву, отчего-то хотелось пригреть у себя под крылом. Ничего нового, наверно, профессия у нее такая.        Ведь, как ни крути, во всех чувствах скрыт потенциал для боли, а Марта была совершенно не готова к этому.        Они не виделись пару недель. Из-за офиса Ксюшиного, перетекающего в кресло психотерапевта. Из-за Мартовского родительского метания и следствия по делу Березиной. И ей это как-то уж слишком тяжело давалось. Даже странно.        Ни звонка, ни встречи, только одно короткое сообщение от Марты вчера:       «Приедешь?» И такое же от Ксюши:       «Посмотрю»       — Я рада, что тебе лучше, — она падает на стул, подтягивая одно колено к себе, слегка прикусывая чашечку. Задумчиво сводит брови у переносицы — билеты в театр на какой-то детский спектакль, обещанный Саше, она так и не сдала.        Ксюша садится рядом, поправляя только что выглаженный пиджак, слишком резко вытягивая кружку из ее рук.        По лицу Матвеевой видно, что может у Ксюши улучшения и есть, а вот у нее самой все по нисходящей.        — С Саней что-то? — делает глоток из ее не решаема, после морщась: у нее кофе всегда минимум с четырьмя кубиками сахара и молоком. — Как ты это пьешь?        Марта горько усмехается.       — Она Саша. Са-ша, — по слогам проговаривает она, беззлобно поправляя ее. — Нормально пью, это ты уже сухой кофе скоро ложками жрать будешь. — Ксюша закатывает глаза, пытаясь сбить с языка неприятную сладость, закуривая джул.        Марта снова хмурится — курящих в квартире она не терпит.        — Ну, Саша она для тебя. Так что?        А она и не знает, что ответить. Жизнь у нее случилась, постоянная, беспросветная. Пиздец одним словом. Марта, в целом, считает, что у нее пиздец уже обмозгованный. Конечно, ведь проблемы есть у всех, но они на то и проблемы, потому что решаемы, а пиздец цикличен.        А Ксюша, подумав, добавляет:        — Из последнего?        — Саша захотела уехать к отцу. Чувство странное такое, — она тычет кулаком в грудь. — горит до ужаса. Я промолчала, согласилась, конечно, но осадок мерзкий. Даже не от Димы. Оттого, что я мать ужасная.        И Марта же понимает, что по всей своей сути права. Адвокат-то может и       вышел из нее по меньшей мере неплохой, а вот в остальном она с крахом провалилась.        Нечаева выдыхает клубы дыма в потолок, приподнимая углы губ.        — Возможно, — пожимает плечами, своевольно закидывая босые ноги на стол.        — Жизнеутверждающе, — она недовольно пихает ее в голень. Правда из этих уст колет особенно сильно.        — Как ты себя подашь, так тебя и воспримут, Марта, ты же не хуже меня об этом знаешь. И я не буду исключением.        И она, конечно, знает. Только не легче совсем от этого. Потому что дочь любит свою так, как не любит никого, потому что делить с туповатым мужем и любовницей ее не собирается, потому что понимает, что, похоже, действительно отвратительный родитель.        И потому что Ксюша после приходов внеочередных цинична до умопомрачения. Да и само сочетание слов «циничная Нечаева» — плеоназм в наилучшем его виде.        Марта молчит рыбой, брошенной на берег.        — Мне в министерство пора. Не подбросишь? — Ксюша встает, рутинно задвигает стул, идет к раковине, как ни в чем не бывало моет чашку.       Марта кусает подушечки пальцев.        Зачем пускает ее к себе в квартиру, где только вчера мирно спала Саша? Зачем повторяет все это из раза в раз, наступая на одни и те же грабли и получая болезненный удар в лоб? Марта не даст ответа. Даже если прочтет все книги мира по несколько раз, даже если наконец сходит к психологу, но найти ту причину, по которой она продолжает, не сможет.        Она старается, искренне старается как пулю в грудь всадить в себя убежденность в том, что все не так уж плохо, что все это временно, что все пройдет, но Нечаева все равно продолжает приходить к ней, а она не перестает звать. Марте вполне хватает того, что Ксюша ей доверяет или хорошо делает вид — актриса из нее отличная. Но тем не менее, она почему-то все же знает о том, что Нечаева курит с тринадцати лет, должна стоять на учете у психиатра уже четыре года и о том, насколько та одинока.        И Марта никогда бы не стала унижаться перед кем-то, тем более перед самолюбивой женщиной, но говоря совсем уж честно, и унижением как таковым она это назвать не могла, по собственному же желанию, да и грань эту она определенно знает.         Просто к Ксюше, как к самому запретному плоду, отношение совершенно иное. Ведь раз запретили, значит точно можно.         — Подброшу. Собирайся.        Ксюша кивает, уходя куда-то в прихожую, а Марта закрывает лицо руками: слишком много всего в последнее время происходит и далеко не хорошего. Она полагала, что в ней уже много лет атрофированы чувства к чужим людям, но Ксюша уже давно перестала быть чужой, хоть и своей тоже не является.        А Саша? А Саша наивный ребенок, на которого со всех сторон давят обстоятельства, которые сами они и создали. В ее возрасте нормальные дети беззаботно слоняются по детским площадкам, кружкам по рисованию и танцам, а она является непосредственным участником родительских перепалок, вопрос «Кого ты больше любишь: маму или папу?» для нее совсем не является шуткой, а суровыми реалиями. Саша совсем не гениальный ребенок, который, несмотря на возраст, понимал бы больше, чем взрослые, поэтому объяснить «почему» слишком сложно. Хотя бы потому, что они сами ничего не знают.        И Марту это убивает.