the family pack

Сокджин начинает свое утро с того, что делает очень глубокий, очень осознанный вдох у подножия лестницы. — Чонгук-а, — ласково зовет Сокджин своего сына, который отдыхает в гостиной, смотрит телевизор и жует сухие хлопья. — Что ты делаешь? Чонгук не отрывает взгляда от своей программы, отвечая с набитым ртом: — Смотрю шоу. — больше ничего не говорит. — Понятно. — Сокджин натянуто улыбается и тщательно обдумывает свои следующие слова. Юнги постоянно твердил ему, что нужно «сменить тон» и «открыть своё сердце», как только Чонгук вернётся домой. Поэтому он спрашивает как можно вежливее: — Так ты не хочешь рассказать папе, почему посреди гостиной лежит матрас? Чонгук невинно моргает, глядя на него, крошки от хлопьев прилипли к его животу, а пушистое одеяло окутывает его плечи. Сын оглядывается вокруг, словно не замечая, что сидит на нем. — Потому что… ему здесь самое место, — искренне рассуждает Чонгук. Сокджин делает еще один очень глубокий, очень намеренный вдох. «Сокджин-а, вспомни, что сказал тебе Юнги. Сын в очень деликатном состоянии и нуждается в поддержке родителей, сказал Юнги. Трудно быть молодым и беременным, сказал Юнги. Чонгук нуждается в нас, сказал Юнги. Не надо из-за всего спорить, сказал Юнги…» — Ты что, разрезал матрас?! — вскрикивает Сокджин, когда замечает огромный! кусок поролона рядом с кроватью Чонгука. Затем он замечает блеск серебра: — Кухонными ножницами?! — У него был не тот размер! — возражает Чонгук. — Почему ты на меня кричишь? — Я не кричу, — Сокджин делает вдох. Он понижает голос. — …Я не кричу на тебя. Я просто пытаюсь понять, почему здесь матрас там, где его быть не должно, и о боже мой! Сокджин делает ещё один шаг и замечает, в каком состоянии их гостиная и кухня. Он был так сосредоточен на матрасе, что не заметил, что Чонгук переставил всё в их доме. Диван стоял спинкой к стене. Вместо стульев за обеденным столом стояли мягкие кресла. Книжная полка закрывала окно. Сокджин в ужасе ахает. Что их стиральная машина и сушилка делают посреди кухни?! — Ч-Чонгук! — в шоке бормочет Сокджин. — Что ты сделал с домом? Всё не так! Чонгук встаёт, и Сокджину приходится приложить все усилия, чтобы не накричать на него из-за рассыпанных повсюду крошек. Чонгук оглядывает комнату, словно не понимая, в чём проблема. Затем его рот открывается от понимания. — А-а-а, понятно! Журнальный столик здесь не к месту, — замечает Чонгук. Сокджин чувствует, как краснеет. — Да, потому что он загораживает входную дверь! Чонгук игнорирует его, крича: — Намджун-хён! Его сын без иронии говорит с Намджуном с эгьё, и Сокджин старается не думать о том, как он воспитал ребёнка, который считает, что это нормально. — Юнги-чи! — также кричит Сокджин, плаксиво надув губки. Серьезно, где он только научился таким вещам? Намджун и Юнги подходят с противоположных концов, чтобы заглянуть через перила на втором этаже. Намджун выглядит так, будто не спал всю ночь. — Хён-и, журнальный столик стоит не на своём месте, — мило щебечет Чонгук, а Сокджин требует: — Юнги-чи, останови его. Сонливость сходит с лица Юнги, когда он осознает, в каком состоянии находится их дом. — КАКОГО ХР…

***

Совместная жизнь потребовала адаптации.

***

— Итак, — говорит им Намджун, — Чонгук вьет гнездо. Сокджин потирает затекшие от сидения на коленях ноги. Все остальные варианты сидения были неидеальны. После того, как журнальный столик передвинули перпендикулярно телевизору, Чонгук решил, что в каждом углу комнаты должен стоять стул. Он слышал тихое пение сына из ванной наверху, пока тот принимал душ. — Гнездование, — понимающе повторяет Юнги. — Да, мы уже давно читали о гнездовании, не так ли? Сокджин только притворялся, что читает книги, которые Юнги купил, когда они усыновили детей. Он отвечает: — Да, ёбо, мы определенно читали. — Это распространенный симптом, но случай Чонгука довольно тяжелый, — устало говорит Намджун. — Он не давал мне спать всю ночь, пока я всё переставлял. Кажется, я потянул спину. Боже, если так будет каждую ночь… Сокджин смотрит ему в глаза. — …я более чем счастлив удовлетворить любые потребности Чонгука! — пищит Намджун, и его голос становится высоким и паническим. — В конце концов, ваш драгоценный сын вынашивает моих детей, так что, конечно, никакая просьба не будет в тягость…! — Намджун, — стонет Юнги. — Извините, — выпаливает Намджун. — Мне жаль. Сокджин, демонстрируя прекрасную эмоциональную зрелость, ничего не говорит, чтобы не получить очередное наставление о том, что ему нужно «принять тот факт, что Намджун теперь часть их семьи» и «примириться с отцом их внуков». Может быть, если бы этот мужчина не обрюхатил его сына и не разрушил его будущее, не было бы никакого примирения. Но Сокджин отвлекается. — В любом случае, нам нужно навести порядок в доме, — говорит Сокджин. — Чимин и Тэхён будут в шоке, если увидят. — Мне жаль, что так вышло. Когда я настоял на том, чтобы стиральная машина и сушилка остались на месте, Чонгук расплакался, — сокрушается Намджун. — Значит, ты заставил моего сына плакать? — спрашивает Сокджин. — Н-нет! — Сокджин! Только из-за неодобрительно нахмуренных бровей Юнги Сокджин не продолжает расспрос дальше. Намджун нервно вытирает руки о колени. — Я беспокоюсь о нём. Люди говорят, что омеги, которые так сильно гнездятся, обычно чувствуют тревогу и стресс. — Намджун старается избегать зрительного контакта. — В большинстве случаев это связано с их окружением. — Ты хочешь сказать, что-то заставляет Чонгука чувствовать более тревожным и напряжённым… — Юнги замолкает. — Да, что-то в этом роде… — Намджун замолкает. Между ними на целых три секунды повисает тишина, прежде чем Сокджин понимает, что Юнги пристально смотрит на него. Сокджин очень невинно спрашивает: — Что ты пытаешься сказать? — Он говорит, — предупреждающе рявкает на него Юнги, — что проблема в тебе. — О, точно не то, что я имел в виду… — Значит, это моя вина, что Чонгук относится к дому как к игре в тетрис — Сокджин надувается от обиды. — Ты даже не представляешь, каким угнетающим ты иногда можешь быть, — возмущённо ворчит Юнги. — Ты даже не пытаешься сделать дом гостеприимным для Чонгука… — Сокджин собирается возразить, но Юнги шипит: — и Намджуна. Сокджин закрывает рот. Намджун робко пытается возразить: — Я-я думаю, что здесь произошло недоразумение? Я никого не виню в том, что Чонгук строит гнездо, но, может быть, нам стоит поговорить с ним и выяснить, что поможет ему чувствовать себя более комфортно… — Знаете, я думаю, что немного несправедливо возлагать всю вину на меня! — возражает Сокджин, пока Намджун извиняется. — Эта жизненная ситуация нелегка для всех! — Ты сам хотел, чтобы Чонгук вернулся домой! — возражает Юнги. — Я знаю! — Я же говорил тебе быть более понимающим! — Я понимающий! — И не устраивать ссор! — Не устраивал! — Тогда почему Чонгук такой напряженный и встревоженный?! — Е… если позволите… — пытается Намджун. — Я не знаю! Может, это как-то связано с тем, что Намджун топает по дому в своих бетонных ботинках… («Что-что?») или с тем, что он хлопает дверями и недостаточно хорошо моет посуду… («М-м-м-м».) храпит так громко, что мы едва можем уснуть… («А-Абоним, пожалуйста, не уходите. Давайте успокоимся и поговорим…?») — Сокджин встаёт, чтобы его голос донёсся до удаляющейся фигуры Юнги, который в отчаянии вскидывает руки. — не говоря уже о том, что он ломает всё в нашем доме… («Я обещал заплатить за тот прекрасный фарфор?») и что это за взрослый мужчина, который не знает, как вытереть спину после душа? Это были твои слова, Юнги! Не мои! («О-о, привет, детка, ты вернулся. Тебе стало лучше после душа?») И не заставляй меня начинать про «хобби с прыжками на скакалке», которое, как мы все знаем, является прикрытием для се… — Абоджи, — раздается рычание Чонгука. Сокджин закрывает глаза и делает очень глубокий, очень осознанный вдох. Черт.

***

— Как ты можешь ненавидеть того, кого даже не знаешь?! — кричит Чонгук Сокджину. — О, это возможно, — с горечью бормочет Юнги. — Я не ненавижу Намджуна! — кричит Сокджин в ответ. — Если бы я так сильно его ненавидел, разве я позволил бы ему жить под моей крышей, есть мою еду и «прыгать на скакалке» в комнате моего сына! — Я могу выбросить скакалку, если это поможет, — предлагает Намджун, на что Сокджин шипит: — Я ЗНАЮ, что ты на самом деле не прыгаешь на скакалке, Намджун! — Не кричи на него! — защищает его Чонгук. — Рядом с нами нет спортзала, так что ему приходится как-то тренироваться! Слова заставляют Сокджина задумчиво замолчать. — Подожди, ты правда прыгаешь на скакалке? Намджун реагирует так, будто ему задают вопрос с подвохом. — А что еще мне делать? Юнги неловко сидит на разрезанном матрасе, скрестив руки, а все трое стоят над ним и кричат. Он хмуро смотрит на торчащий из кровати материал. Он слышал, что некоторые компании добавляют в свою продукцию стекловолокно, чтобы матрас не так легко воспламенялся. Он знал, что должен был написать об этом в их семейном чате. Сейчас они, вероятно, вдыхают частицы стекла и вредят своим лёгким. — Мне НЕ СЛЕДОВАЛО ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДОМОЙ! — КУДА ЕЩЕ ТЫ МОЖЕШЬ ПОЙТИ? Я ТАК СОЖАЛЕЮ, ЧТО ПРЕДЛОЖИЛ ЖИЛЬЁ СВОЕМУ БЕРЕМЕННОМУ СЫНУ В ТРУДНОЕ ДЛЯ НЕГО ВРЕМЯ! Хотя Сокджина это, конечно, не волнует, ведь он и так большой любитель портить свои легкие. — ТУДА, ГДЕ НАС С НАМДЖУНОМ ПО-НАСТОЯЩЕМУ УВАЖАЮТ! — Чонгук-а, давай успокоимся, подумай о детях, — умоляет Намджун с таким здравомыслием и изяществом, которых Юнги никогда не видел в своём доме. — Абоним, я постараюсь впредь быть более внимательным к своим привычкам. — Нет! — упрямо говорит Чонгук. — Ты отец моих детей и ты не заслуживаешь такого отношения! — Какое отношение заслуживает? — усмехается Сокджин. — Как герой-спаситель, который вытащил тебя из такой ужасной, преужасной семьи? Юнги прикусывает щеку изнутри и нетерпеливо покачивает ногой. В любом случае, не имело бы значения, написал бы он в семейный чат или нет. 90% времени он остается непрочитанным. Будто никто не ценит его ежедневные сообщения о загрязнении атмосферы пыльной бурей. Отлично. Он надеется, что они все задохнутся от дыма и пыли. — Угхххххххх, — разочарованно стонет Чонгук, а Сокджин раздражённо продолжает: — Ладно, тогда! Ладно! Это всё моя вина! С этого момента я не буду говорить в твоём присутствии! Я даже не буду смотреть на тебя! Ты ведь этого хочешь, да? Сделать вид, что меня не существует? Сделать вид, что всей семьи не существует? — Ненавижу, когда ты так говоришь… — А я ненавижу , когда мой собственный сын проявляет ко мне неуважение… — ЗАТКНИТЕСЬ! — Юнги хлопает в ладоши и встает. — ВСЕ ПРОСТО ЗАТКНИТЕСЬ! Я УСТАЛ ОТ ЭТОГО! — Я устал от тебя, — он указывает на Сокджина, — от твоей глупой мелочности и эгоизма! И от тебя, — он указывает на Чонгука, — от того, как ты неуважительно разговариваешь со своей семьёй! И от тебя, — он указывает на Намджуна, — от того, как ты уничтожаешь всё, к чему прикасаешься, как кто-то за месяц меняет четыре пары домашних тапочек? Кто, Намджун?! Кто?! — Я не… мы не… — запинается Намджун. — НЕТ! Я УСТАЛ ОТ ЭТОГО! — кричит Юнги, и все застывают на месте, широко раскрыв глаза от страха. — Вот что будет, — объясняет Юнги, сделав успокаивающий вдох и едва сдерживая ярость. — Нам нужно, чтобы Чонгук меньше нервничал, чтобы он не переворачивал наш дом вверх дном. Поэтому я не хочу слышать никаких ссор, криков, воплей, визгов или жалоб до конца недели. Мы будем жить мирно, как одна большая счастливая семья. Мы научимся уважать друг друга. Чонгук перестанет так сильно вить гнёзда. И если я увижу, что кто-то из вас не соблюдает эти правила, я позабочусь о том, чтобы вы замёрзли на крыльце, пока не научитесь быть ВЗРОСЛЫМИ, РАЗУМНЫМИ ЛЮДЬМИ! Юнги закрывает глаза, тяжело дыша. К тому времени, как он снова их открывает, его шея и щёки краснеют от напряжения, и он говорит обычным голосом: — А теперь вы оба извинитесь друг перед другом. — Я… — пытается сказать Сокджин. — ИЗВИНИСЬ. — Но папа… — начинает Чонгук. — СЕЙЧАС ЖЕ! Сокджин долго смотрит на Юнги и в конце концов уступает. Он поворачивается к Чонгуку и говорит: — Папа извиняется. Чонгук отводит взгляд, всё ещё явно злясь, и ворчит: — Я тоже извиняюсь. — Ёбо, извинись перед Намджуном. Сокджин чуть не усмехается, но, увидев, как Юнги замышляет жестокое убийство, Сокджин быстро поворачивается к Намджуну и говорит: — Прости, Намджун. — Всё… в порядке, — отвечает Намджун шёпотом. — ОТЛИЧНО! — Юнги хлопает в ладоши. — ИДЕАЛЬНО! Теперь мы все можем забыть об этом и не ссориться до конца недели, верно? Никто ничего не отвечает. — ВЕРНО? Они все кричат. — Хорошо!

***

Они держатся менее 24 часов.

***

— ЧОНГУК, ЧТО ТЫ ЕШЬ! — кричит Сокджин. Чонгук поднимает взгляд во время еды. Они наконец-то привели свой дом в первоначальный вид, за исключением разрезанного матраса в гостиной (после того, как Юнги кропотливо отследил производителя и убедился, что они не используют стекловолокно в своих товарах). Когда они попытались его передвинуть, никто не смог устоять перед икающими всхлипами Чонгука, потому что «детям там больше всего нравится». Они оставили его на месте. Кто бы стал спорить с такой логикой? Сокджин сдержал очередной крик, когда кровь потекла по подбородку его сына, того самого очаровательного ребёнка, который раньше булькал у него на руках. Кровавые отпечатки пальцев испачкали их красивую фарфоровую миску, в которой, похоже, плавали куски сырого мяса в луже крови. — Я обедаю, — просто отвечает Чонгук. — Ты ешь сырое мясо с костями! — возмущается Сокджин, у которого сводит живот. — Но я жаждал его. Намджун охотился для меня утром, — надувает губы Чонгук, его глаза становятся влажными, когда он в замешательстве смотрит на него. Как на каннибала, скрещенный с щенком. — И это… — Сокджин мог разделать рыбу прямо в море, но не выносил запаха свежего мяса. — Безопасно? Да, беременным оборотням полезно желать дичи. Может, ты бы знал, если изучил вопрос, а не обвинял и постоянно осуждал меня. Слова Чонгук не доходят до Сокджина, когда он боковым зрением замечает зловещую тень. Сокджин с громким криком вскакивает на кухонный стол, когда в окне над раковиной появляется огромный зверь. В его пасти окровавленная туша, которая ещё иногда дёргается. Сокджин думает, что сейчас упадёт в обморок. Или его стошнит. Он не может решить. Чонгук спокойно и послушно подходит к раковине, ополаскивает руки и рот и открывает окно. — Нямджун-хён, — скулит Чонгук, — я не так уж голоден. Тебе не нужно было охотиться на другого. — Намджун-хён? — шепчет Сокджин. — Намджун? — он поворачивает голову назад, глядя на сына и огромное существо. — Это волк Намджуна? Он огромный! Он в два раза больше Тэхёна! — Намджун — Ким Каннын, — единственное объяснение Чонгука, как будто это должно объяснить, почему за окном мамонт! Сокджин застыл на месте на прилавке, а Чонгук высунул руки из окна, чтобы Намджун? Намджун? Мог бросить в них мёртвое животное. Чонгук чешет его под подбородком, запуская руку в золотистый мех, и Намджун издаёт довольное низкое урчание. — Спасибо за охоту. Я знаю, что горы скользкие из-за льда, — говорит Чонгук, и Намджун прижимается мордой к открытой ладони Чонгука. У Сокджина замирает сердце, когда он видит едва заметные клыки Намджуна. Возможно, Юнги был прав. Ему нужно быть добрее к Намджуну.

***

А симптомы беременности Чонгука становятся все хуже.

***

— Ты не можешь быть серьёзным, — невозмутимо говорит Тэхён, когда Намджун не пускает его в собственный дом. — Это грёбаное нарушение прав человека, — говорит Чимин с таким же мёртвым взглядом. — Мне очень, очень жаль, — искренне извиняется Намджун, — но Чонгук в последнее время очень чувствительный, и я не хочу, чтобы он ещё больше страдал. — он стоял перед ними, загораживая собой вход в дом их детства, и говорил: — Мне придётся покрыть запахом вас обоих, прежде чем вы войдёте в дом. — Я бы лучше облился бензином и поджёг себя, — говорит Чимин. — Я бы лучше умер в результате ужасной аварии на хлебозаводе, — утверждает Тэхён. — К чёрту парижский багет, — торжественно кивает Чимин. — Я тоже не хочу этого делать, но любой запах, кроме моего, вызывает у Чонгука тошноту, — в отчаянии объясняет Намджун. — Мы должны сделать это быстро, пока он нас не увидел. — Он не знает? — спрашивает Тэхен. — Чонгук знает, но он не должен видеть, как я это делаю, иначе он начнет ревновать и обижаться, а это тоже не весело. — Боже мой, ему нужно поставить диагноз. Намджун огрызается на Чимина: — Ему не нужно ставить диагноз. — очень благородно, что Намджун защищает психическую нестабильность Чонгука. — Он беременный, а омеги становятся территориальными, когда беременны. Мне еще приходится каждое утро помечать запахом ваших отцов. — О? И как у тебя обстоят дела ними? Намджун качает головой. — Я правда не хочу об этом говорить. — Ого, — говорит Тэхён, — ты так близко подходил к большому папе, и он тебя не зарезал? — Как минимум, не получил коленом в пах, — соглашается Чимин. — Нет, ваш отец в последнее время подозрительно добр ко мне, но в любом случае, — Намджун возвращает их к насущному вопросу. — Мне нужно пометить вас запахом. — Блять, убейте меня. — Боже, меня сейчас стошнит. После долгого, неловкого противостояния Тэхен первым делает шаг вперед, словно человек, идущий по доске. Он неловко смотрит Намджуну в глаза, когда мужчина нерешительно наклоняется, направляясь прямо к пахучей железе у него на шее. В тот момент, когда Тэхен чувствует дыхание Намджуна на своей коже, он отталкивает Намджуна и начинает биться в конвульсиях от отвращения. Тэхён заканчивает серию криков, воплей и ругательств, а Намджун наблюдает за происходящим, нахмурившись. — В этом нет необходимости, — комментирует Намджун. — Знаешь что, это наш чёртов дом, а Чонгук — наш брат по крови, — заявляет Чимин, отталкивая Намджуна в сторону. — Чонгук ни за что не пострадает из-за нашего запаха. Мы буквально семья. — Я правда-правда не думаю, что это хорошая идея, — Намджун идёт за Чимином, пытаясь помешать ему войти. Тэхён и Чимин входят в дом. Родители приветствуют их с дивана, который стоит задом к телевизору? Странно… Они смотрят на Чонгука, который отрывается от телефона. Он не реагирует на их присутствие. — Видишь? — говорит Чимин Намджуну. — Чонгук в порядке. Тебе не нужно было нас помечать запахом. — Чонгук? — мягко спрашивает Намджун. — Ты в порядке? Чонгук ничего не говорит. Он чопорно встаёт и выходит через заднюю дверь. — Думаю, это значит «да». — Тэхён снимает обувь. — Может, тебе нужно помечать запахом наших родителей, потому что они беты? Намджун нервно смотрит на заднюю дверь. — Намджун, расслабься. У меня из-за тебя несварение, — говорит Чимин. Намджун прикусывает нижнюю губу. — А ещё почему посреди нашей гостиной лежит матрас? — И кто его разрезал?! Лучше бы он был не от моей кровати. Чонгук возвращается в дом с маленьким садовым ведёрком. Он подходит к братьям и ставит его перед ними. Чонгук смотрит на них, а они смотрят на него в замешательстве. Затем Чонгук тут же блюет в ведро, а его братья с криком отскакивают назад. Чонгук сплевывает один раз и выпрямляется, чтобы пронзить братьев свирепым взглядом. — Намджун помечает вас запахом или вы выходите из дома. — заявляет он. Дрожа, Тэхён и Чимин послушно кивают. Чонгук поднимает ведро и выносит его на улицу. Они слышат звук шланга. Намджун сочувственно подходит к ним. — Это займёт всего секунду, — пытается успокоить их Намджун, и два альфы терпят, пока Намджун оставляет запах на них, и его древесный запах вытесняет кисловатый запах рвоты Чонгука, который слегка витает в воздухе.

***

Симптомы беременности Чонгука становятся намного, намного хуже.

***

В каком-то смысле, создавалось впечатление, будто Чонгук вообще никогда не покидал их дом. Их сын все еще спал днем, как младенец, пел в душе, стирал белье два раза в неделю и колебался с дрожащими глазами, прежде чем нажать кнопку «Старт» на микроволновке. У него был тот же вкус в музыке и фильмах, он сидел на том же месте за обеденным столом и помнил, какой канал Юнги любил смотреть, когда они вместе сидели на диване. С другой стороны, годы, проведенные в разлуке, и беременность Чонгука сделали его совершенно чужим. — Ты забыл, — икает Чонгук, крупные слезы текут по его лицу, — могу-могу, ты никогда не забываешь, — он снова икает, издаёт звуки, как будто задыхается, и снова плачет, — я же говорил тебе, что хочу, что хочу, — Чонгук срывается и рыдает в подушку. — Какого хрена, — шепчет Тэхён, проходя мимо и возвращая пуфик, который Чонгук поставил на кухне, обратно в гостиную, где ему и место. По мере того, как у Чонгука усиливалась тяга к еде во время беременности, усиливались и перепады его настроения, эмоциональные всплески и, как следствие, его стремление к обустройству гнезда. Несмотря на все усилия Намджуна удовлетворить требования Чонгука (от свежего мяса до спагетти дзяпа, приготовленных с водой и не слитых, потому что он клянётся, что это имеет значение), это мало помогало унять истерики Чонгука. — Я купил могу-могу, смотри, он прямо здесь, — Намджун поднимает напиток с желе в качестве доказательства. — Это виноградный вкус! — истерически кричит Чонгук. — Ты не уточнил, а ты любишь мускатное сияние, поэтому я подумал, что ты… — Все знают, что вкус винограда похож на лекарство от кашля, и только персиковый вкус хорош! Все! — лицо Чонгука покраснело от обиды. — Кроме моей пары! Намджун тоже вот-вот расплачется. — Мне вернуться в магазин и купить тебе персиковый? «Он не должен был спрашивать», — сочувственно думает Сокджин, возвращая один из стульев на кухню. Чонгук, внезапно начавший гнездиться, решил, что на заднем дворе должно быть больше стульев. — Почему ты вообще спрашиваешь! — кричит Чонгук. Так и знал. — Чимин, ты можешь мне помочь? — спрашивает Юнги. Чимин бросает свой полный отвращения взгляд на Чонгука, чтобы помочь отцу перенести стиральную машину (все еще стоящую на кухне) обратно в прачечную. — Поднимешь на счет три? — Хорошо, 1, 2, 3… — Я НЕ БЕЗ ПРИЧИНЫ, ПОЧЕМУ ТЫ ГОВОРИШЬ МНЕ ТАКОЕ! Чимин и Юнги в шоке роняют стиральную машину от этого крика. — Чёрт возьми, — ворчит Чимин, глядя на Чонгука. Юнги и Сокджин обмениваются взглядами через всю кухню. Господи Иисусе. Это был их сын? Несмотря на это, Сокджин мог простить ему перемену в поведении. Это не вина их Чонгука, что гормоны беременности превратили его в… — НЕТ, Я НЕ ХОЧУ ПЕРСИКОВЫЙ, ЭТО НЕ ТО ЖЕ САМОЕ! …монстра. Сокджин не винил сына за то, что он включал музыку в любое время суток для развития детей, запускал сушилку посреди ночи, потому что простыни «были недостаточно тёплыми», переставлял вещи в доме без предупреждения или… — Ладно, ладно! Я куплю могу-могу! Я куплю все вкусы, я выкуплю весь ассортимент, так что перестань плакать, пожалуйста? — Намджун выглядит очень жалко, стоя на коленях перед своим беременным омегой, который рыдает над напитком объёмом 300 мл. — Не то чтобы я хотел плакать из-за дурацкого напитка, но дети хотят персиковый, им нравится п-персиковый, так что мне нужно… мне нужно… — Я сейчас пойду, — Намджун вздрагивает при упоминании детей, у него темные круги под глазами. В конце концов, Чонгук, будучи беременным, не мог передвинуть стиральную машину с сушилкой. Сокджин закатывает глаза, когда Намджун спотыкается об их обувную полку и роняет всё на землю. — Уххх, уххх, — глупо лепечет он, и Сокджин огрызается на него: — Просто уходи, Намджун, — и Намджун заметно сглатывает и слишком сильно хлопает дверью, выходя. Их фоторамка дважды трясется и с грохотом падает на пол. — Я возьму запасную, — стонет Тэхен. Чонгук тут же перестает плакать, когда замечает Юнги и Чимина, несущих стиральную машину обратно в прачечную. Затем он оглядывается вокруг: все почти вернулось на свои места. Когда он встречается с ними взглядом, эти двое прекращают свои действия, как будто они воры, пойманные на месте преступления. Некоторая ясность возвращается в глаза Чонгука, когда он отводит взгляд, вытирает нос рукавом и встает, не говоря ни слова. Все они наблюдают за ним, затаив дыхание, пока он идет к фойе, останавливаясь при виде разбросанных ботинок. Он молча приседает, кладет руку на живот и начинает собирать ботинки. В доме становится светло и легко, когда они возвращаются к уборке. К тому времени, как Намджун возвращается из магазина, дом возвращается в прежнее состояние, и он находит Чонгука дремлющим в их комнате, а про напиток он совсем забыл.

***

Попытки уменьшить стресс Чонгука идут не очень хорошо.

***

— Юнги-чи, — надувает губы Сокджин. И снова, после некоторого молчания: — Ю-ю-юнги. — Вздох. — Эй, как долго ты ещё будешь меня игнорировать? Мы же живём вместе. Юнги прекращает рыться на кухне. Он оборачивается, пригвоздив Сокджина к полу злобным взглядом. С тех пор, как Чонгук переехал, этот мужчина ведёт себя только грубо и властно, отпускает язвительные замечания и шуточки о Намджуне при любой возможности. Хотя Сокджин этого не видит, Юнги знает, как сильно это напрягает Чонгука. И как Сокджин не знал, что Намджун был Каннын Кимом? Он сам, должно быть, по меньшей мере 12 раз спрашивал Намджуна о его родословной! Разве он не должен был уже знать, что оборотни Каннын Кимы крупнее обычных волков? В книге, которую они купили, когда усыновили детей, была целая глава, посвящённая породам оборотней. Глаза Юнги подозрительно сужаются. Если только Сокджин не соврал о том, что читал книгу. — Я перестану тебя игнорировать, когда ты обретешь эмоциональную зрелость — Мы с Чонгуком вообще не ссорились! Юнги удваивает ставку. — Это касается нашего сына и его пары. Сокджин бормочет себе под нос, как ребёнок: — Вообще-то, предполагаемая пара. Это не официально. Юнги мог бы обеспечить энергией целый город, учитывая, через что заставляет его проходить Сокджин. — Тогда объясни, почему ты всегда забываешь поставить миску с рисом Намджуна на обеденный стол. — Я человек привычки. — Ты готовишь только те блюда, которые он ненавидит! — Но он ненавидит так много еды! — Тэхен и Чимин ненавидят больше. — Боже, кто их вырастил? Юнги тычет пальцем в грудь Сокджина и повышает голос, чтобы было предельно ясно: — Чонгук выбрал Намджуна, Сокджин. Он беременный, и они будут связаны, и ты ничего не можешь с этим поделать. Неважно, проведешь ли ты остаток своей жизни, ненавидя его, Намджун никуда не денется. И я клянусь всем, — Юнги подходит ближе, пока Сокджин не начинает косить глазом, — если ты не будешь держать свои красивые губы закрытыми, Чонгук заберёт детей и уедет от нас как можно дальше. Он отгородился от нас один раз, и он с радостью сделает это снова. Вокруг тихо, если не считать тяжёлого дыхания Юнги, пока Сокджин пристально смотрит ему в глаза. Когда-то Юнги и Сокджин разделяли ненависть к Намджуну, но всё изменилось с тех пор, но все изменилось с последнего года обучения Чонгука в старшей школе. Немного подумав, Сокджин открывает рот, чтобы заговорить. — Ты считаешь, что у меня красивые губы? Юнги вздыхает. И заглушает разочарованный крик руками. Если бы только он мог повернуть время вспять и сказать себе-студенту, что красивое лицо и внушительный [удалено] — не веские причины давать обещания всю оставшуюся жизнь. Он намеренно толкает Сокджина плечом, проходя мимо, и сопротивляется, когда Сокджин обнимает его сзади. Это эффективно останавливает его. — Отпусти меня, — рычит Юнги. — Прости, — говорит Сокджин ему в шею. — Это было глупо с моей стороны. — когда это не помогает, он продолжает: — Я буду лучше относиться к Намджуну, хорошо? Я хочу, чтобы Чонгук был счастлив. Я хочу, чтобы все мы были счастливы, особенно когда появятся внуки. Часть борьбы покидает тело Юнги. — И ты не забудешь случайно не поставить стул для Намджуна во время ужина? — подозрительно спрашивает Юнги. — Да. — Или давать ему только одноразовую посуду? — Но он так много всего ломает. — Сокджин. — Он получит настоящие столовые приборы, как он того заслуживает. Юнги, достаточно успокоившись, поворачивается в объятиях Сокджина и видит на его красивом лице извиняющуюся улыбку. Его студенческое «я» было бы весьма приятно узнать, что внешность Сокджина не ухудшилась с возрастом. Его нынешнее «я» тоже не жалуется. — Намджун — неплохой альфа. Он хорошо относится к Чонгуку, — говорит Юнги. — Слишком хорошо, — слегка усмехается Сокджин. — Чонгук всегда был таким неуправляемым? — Он пошел в отца, — говорит Юнги. Он приподнимается на цыпочки, чтобы коротко поцеловать Сокджина. Пусть прошлое останется в прошлом. Улыбка Сокджина становится шире. — Красивые губы? — Главная причина, по которой я не бросил тебя и не забрал детей. — Это правда единственная причина? Руки Сокджина начинают блуждать. Сердцебиение Юнги учащается. Ух. Наличие привлекательного партнера так изнуряет. Он смотрит на часы. Чонгук и Намджун только что ушли на приём к врачу, а остальные сыновья вернулись в город на учёбу. Они приезжали домой только на выходные. Их сын упомянул, что они могут пообедать после приема. Дом будет пустовать еще долгое время. Улыбка Сокджина становится шире, пока длится молчание, словно он может читать мысли Юнги. Юнги запрыгивает на кухонный стол и раздвигает ноги, притягивая Сокджина к себе и скрещивая его лодыжки у него за спиной. — Если есть другие причины, докажи мне, — бросает вызов Юнги, и его бросает в жар, когда глаза Сокджина темнеют. Следующие десять минут пролетели как в тумане: у Юнги закружилась голова, подогнулись пальцы ног, выгнулась спина, когда руки Сокджина коснулись нужных мест… — Папа, я забыл… О БОЖЕ, Я ПРОСТИТЕ МЕНЯ! — кричит Чонгук, оборачиваясь и закрывая глаза руками. Сокджин и Юнги с криком отрываются друг от друга. Сокджин вытирает рот тыльной стороной ладони и бормочет: — Ч-Чонгук-а! Почему ты вернулся так рано? — Я забыл свой кошелёк! — пищит Чонгук в ответ, по-прежнему отказываясь смотреть на них. Все трое стояли неподвижно. Юнги неловко слезает со стола, морщась, когда его ноги издают тихий «шлёп» при приземлении. Он поправляет одежду и волосы, чувствуя, как горит лицо. Хорошо, что Чонгук вошёл именно тогда, потому что если бы он пришел хоть минуту позже… Юнги вздрагивает. Он не может даже закончить мысль. В конце концов тишина нарушается: — Ты не собираешься взять свой кошелёк? — спрашивает Сокджин. — Я… эм… Я… Вы все еще… — Если ты спрашиваешь, целуемся ли мы, то нет, — Сокджин скрещивает руки на груди и, кажется, расстроен этим. — Нет, не целуемся. Чонгук медленно разворачивается, двигаясь как робот к лестнице, избегая зрительного контакта. Он довольно отчётливо бормочет: — Мне показалось, что это было нечто большее, чем просто поцелуй… Юнги дерзко спрашивает: — Хочешь узнать? — НЕТ! Они смотрят, как Чонгук взбегает по лестнице и выходит из дома, глядя прямо себе под ноги. Он проворчал что-то на прощание и хлопнул дверью. — Ты же не думаешь, что мы его напрягли, да? — спрашивает Сокджин.

***

Когда на следующее утро они просыпаются и видят, что их пуфик стоит в ванной, а все шкафы беспорядочно переставлены, они находят ответ.

***

Нельзя сказать, что их сын и его парень были экспертами в искусстве скрытности. Однажды Юнги встал рано утром, чтобы попить воды, и вышел из спальни, зевая, прямо в тот момент, когда Намджун вышел в коридор. Нижняя часть его лица и кончик носа были розовыми и почему-то блестели, и о… Намджун прикрыл рот рукой и очень неловко закашлялся, бормоча что-то об аллергии и гриппе. А Юнги, который не вчера родился, мог лишь стоять с таким же стыдом на лице и глупо предлагать: — Тебе принести чаю? — Нет, нет, — голос Намджуна звучал приглушённо сквозь пальцы, — Все хорошо. Спасибо. — Ладно… эм, я собираюсь… — Юнги даже не помнил, зачем он вообще вышел из комнаты. Рядом с тем местом, где в коридоре стоял Намджун, висела фотография его детей на карусели в Lotte World, когда им было по 7 лет. Чонгук сидел верхом на единороге, вытянув руку в сторону камеры. — Вы хотите… — Намджун указал на ванную. — О нет, нет. У нас есть своя ванная в спальне. Ты можешь умыться… умыться… эм, да. Просто, — Юнги выдохнул прерывисто и устало. — Намджун, иди, блять, в ванную и не разговаривай со мной до конца недели. — Д-да, абоним. — Благодарю тебя. На той неделе Юнги убедил Сокджина поехать с ним в четырёхдневную поездку в Кёнджу, пообещав ханок с подогревом пола и ханбок напрокат, от которого лицо Юнги стало красным, когда они вернули его утром подозрительно почищенным в химчистке. К тому времени, как они вернулись домой, они с Намджуном наконец смогли посмотреть друг другу в глаза. Юнги не мог сказать того же о женщине, которая управляла прокатом ханбоков в Кёнджу. И если Чонгук и Сокджин кажутся странно отдохнувшими и бодрыми после 4 дней разлуки, их лица румяные и яркие, Юнги и Намджун говорят себе, что это из-за столь необходимого им отдыха друг от друга — ни больше, ни меньше.

***

Иногда все идет хорошо.

***

Иногда Сокджин спускался вниз в середине дня и чувствовал легкое дуновение весеннего ветерка из-за двери, которую Намджун всегда оставлял чуть приоткрытой. Сокджин фыркал и старался захлопнуть дверь как можно плотнее, потому что какой психопат всегда оставляет дверь слегка приоткрытой? А потом Чонгук или Юнги подкалывали его за мелочность, и они обменивались саркастическими словами, прежде чем вернуться в свои комнаты. Он был готов закрыть дверь, но когда он заглянул на их задний двор, то увидел такую картину, что остановился. Намджун в своей гигантской волчьей форме свернулся калачиком под их хурмой. Чонгук прижался к нему, обхватив рукой свой живот. Когда подул ветер, Намджун притянул Чонгука ещё глубже, свернувшись в почти идеальный круг. Чонгук удовлетворенно вздохнул, и они больше не шевелились. — На что ты смотришь? — спросил Чимин, спускаясь по лестнице. — Ничего, — Сокджин аккуратно, беззвучно закрыл дверь, — Чонгук и Намджун дремлют снаружи. Чимин что-то промычал, задумчиво глядя на него, а затем поднялся наверх с чашкой воды. Сокджин провёл остаток дня в своей комнате и вышел только тогда, когда небо начало окрашиваться в оранжевый цвет. Возможно, семья проголодалась к ужину. Его шаги раздавались эхом от пустого дома, и когда Сокджин выглянул на задний двор, он понял причину. Намджун и Чонгук всё ещё спали под деревом, но на этот раз рядом с ними спали Чимин и Тэхён. Сокджин чуть не рассмеялся при виде этой картины: три волка и человек-Чонгук, оказавшийся между ними. Он сделал снимок и отправил его в чат их семейной группы. Сокджин на секунду замешкался. Затем он добавил Намджуна в их групповой чат. Через несколько секунд Юнги ответил: «хехе, так семья воет в полночь?» Сокджин рассмеялся и удивился, когда увидел, что Чонгук лайкнул ответ своего отца. Он поднял взгляд и встретился с сонными глазами Чонгука. Сын улыбнулся и помахал телефоном в руке. И Сокджин, чувствуя, как его грудь ужасно сдавливает, помахал в ответ.

***

Дела идут на удивление хорошо.

***

Намджун просыпается с привкусом розового аромата Чонгука. Дыхание Чонгука щекочет его ключицу, рука омеги лежит на груди Намджуна, пока он спит. Рука Намджуна находит голую кожу на талии Чонгука, на его растущем животе, и из его горла вырывается довольное урчание. Он целует волосы Чонгука, потом еще раз и еще, пробираясь ко лбу, прежде чем… — Хён, — сонно скулит Чонгук, и Намджун сопротивляется желанию перевернуть их и обнять его со всей силой. В конце концов, тело беременного омеги было священным. — Прости, малыш, спи дальше, — говорит Намджун, поглаживая его по спине. С губ Чонгука сорвался очаровательный сонный звук. Его волосы щекочут подбородок Намджуна, когда Чонгук откидывает голову назад и моргает сонными глазами. Он морщит губы, и Намджун не может сдержать умилённого смеха. Намджуну необходимо сдерживаться, чтобы не дрыгать ногами и не визжать, когда он дарит своему омеге заслуженный поцелуй. — Так лучше? — спрашивает Намджун, заправляя волосы Чонгука за ухо. — Мм, — подтверждает Чонгук, снова закрывая глаза. Он заснет ровно через 4 секунды. Этот человек был полон талантов. Как и предполагалось, дыхание Чонгука выровнялось, и Намджун очень тихо, чтобы снова его не разбудить, провёл пальцем по родинкам на его лице, думая о том, как сильно он любит его, их детей, и чувствуя огромную благодарность за жизнь, которую он обрёл благодаря череде совпадений. Впервые за несколько недель все было по-настоящему хорошо. Намджун чувствовал себя отдохнувшим. Чонгук не докучал ему просьбами о помощи с обустройством гнезда или поздними просьбами о еде. (Однажды этот человек сорвал с Намджуна одеяло в 4 часа утра и потребовал, чтобы он нашел яичный хлеб. В итоге они целый час ехали в город на скромную улочку с барами и (2) клубами — один из которых днём был рестораном морепродуктов — и, к счастью, нашли продавца яичного хлеба для пьяных посетителей. Чонгук полностью выкупил его, к недовольству всех, кто стоял в очереди за ним. Намджун поклонился каждому из них, когда они уходили.) Утренняя тошнота Чонгука прошла, он не передвигал мебель, его тяга к еде ограничивалась обычными рабочими часами. А в последний раз, когда он плакал, его стакан с водой стоял слишком далеко от того места, где он лежал на диване. Чтобы успокоить его, Намджун просто протянул ему стакан и поцеловал его в щеку, покрытую слезами. («Даже пить воду так тяжело», — всхлипнул Чонгук, и Намджун заворковал над ним, соглашаясь с каждым словом и обещая всегда держать его стаканы в пределах досягаемости.) Чонгук не ссорился со своей семьёй. В доме было шокирующе мирно. На днях очень страшный отец даже положил мясо в его миску с рисом. Намджуна! Хотя этот человек готовил морепродукты весь месяц! Чимин и Тэхён тоже стали добрее к нему: Намджун оказался полезен им, когда помогал с университетскими заданиями, и это напомнило ему, что нужно отредактировать эссе, которое отправил ему Тэхён. Все эссе, которые отредактировал (читай: написал) Намджун, принесли Тэхёну «самые высокие оценки, которые он когда-либо получал». Весна неуклонно наступала, погода становилась теплее, горы зеленели. Именно оборотень в нём заставлял его чувствовать возбуждение и нетерпение в ожидании сезона — весенняя трава всегда приятнее в лапах, чем в любое другое время. Намджун не курил уже несколько недель. А сегодня вечером к ним на ужин собирался присоединиться их друг семьи Хосок, поэтому все были в особенно хорошем настроении. Намджун счастливо вздохнул и притянул Чонгука ближе. Никто, абсолютно никто, не был счастливее Ким Намджуна.

***

Что ж. Возможно, Хосок был гораздо более счастливым человеком, чем Ким Намджун. — Дядя Хоби приехал! — Хосок весело напевает и визжит от восторга, когда Тэхён, Чимин и Чонгук встречают его в фойе. — Мва! Мва! Я скучал по вам! О, Чонгук, малыш, ты так прекрасно выглядишь, посмотри на этот животик, мва, мва! — Мои мальчики такие взрослые и красивые, — продолжает Хосок, целуя их по очереди в щёки. — А теперь ещё и дети! Сколько их? 5? 7? — Боже, нет! — чуть не кричат отцы Намджуна и Чонгука. — И сам желанный Ким Намджун, покоривший сердце нашего Чонгук-и, — Хосок толкает Намджуна в грудь, и тот неловко сгибается, — должно быть, тебе пришлось сразиться с сотнями в северном комплексе, чтобы завоевать его любовь. Добро пожаловать в семью! — С-спасибо? — Я Чон Хосок из южного комплекса в Кванджу, ну, знаешь, из лучшего, — Хосок так лучезарно улыбается, что Намджун не находит в себе сил возразить. — Мы встречались, — морщится Намджун, но Хосок, кажется, его не слышит. Сокджин приглашает их к обеденному столу, говоря, что их еда остынет, и Хосок кричит от горы еды, сложенные на тарелках, в то время как остальные члены семьи садятся и ничего не замечают. Беседа проходит приятно, ребята обожают Хосока и слушают с сияющими глазами, когда он говорит. — Как тебе Нью-Йорк? — спрашивает Чимин. — А Чикаго? — присоединяется Тэхён. — Пицца, должно быть, была потрясающей, — мечтательно вздыхает Чонгук. — Ты, наверно, разбил немало сердец, — приторно говорит Юнги, и Сокджин хлопает своего партнёра по руке, прежде чем тот успевает положить её на Хосока. — Большую часть времени я провёл в офисе, но мне приятно, что вы считаете мою жизнь такой гламурной, — отвечает Хосок. — Мне не терпится отправиться в путешествие по миру, — говорит Чимин. — Европа, — Тэхён хватает Чимина за руку, — мы должны поехать в Италию, Францию, Бельгию… Намджун смотрит на Чонгука, который ковыряется в своей тарелке, нахмурив брови. — Бельгия? — Ради вафель, конечно. Чимин продолжает перечислять: — Юго-Восточная Азия: Таиланд, Вьетнам, Индонезия… Лицо Чонгука становится все печальнее и печальнее. — Нам с Сокджином понравилось в Австралии и Новой Зеландии, — говорит Юнги. — Самое дальнее, куда вы нас когда-либо возили, была Япония, — надувает губы Тэхён. — И даже это был кошмар, я бы не пожелал путешествовать с тремя детьми даже своим злейшим врагам, — решительно заявляет Сокджин. Когда нижняя губа Чонгука начинает дрожать, Намджун поспешно меняет тему: — К-кстати, о Японии! Я никогда раньше не видел таких семейных фотографий. У вас случайно нет их? Намджун внутренне ликует, когда Юнги взволнованно вздыхает и встаёт из-за стола с новообретённой энергией. — Я пойду возьму альбом. Намджун понял, что ничто так не отвлекает семью, как очаровательные фотографии детей. Он тянется под столом к руке Чонгука и ободряюще сжимает её. Чонгук благодарно улыбается ему. Слезы успешно сдерживаются. Намджун сделает все, чтобы сохранить новообретенную эру мира в этом доме. — Думаю, я переложил альбомы в шкафы Чимина и Тэхёна, — сообщает Сокджин. — Их комната — единственное безопасное место, где можно спрятать вещи, когда Чонгук… вдохновлен. — О, с гнездованием плохо? — Хосок беспокоится. — ХА! — Тэхен громко смеётся, но быстро замолкает, когда Намджун испепеляет его взглядом. — Ты когда-нибудь видел стиральную машину в центре кухни? — спрашивает Чимин. — Почему бы вам двоим не попробовать забеременеть, — бормочет Чонгук. — Ладно, успокойтесь, — строго советует Сокджин. — Я знаю, что Тэхён определённо пытается, — усмехается Чонгук, и Тэхён ахает: — Что ты только что сказал? — Ох, черт, — хихикает Чимин, прикрывая рот рукой. — Дети, — неодобрительно шипит Сокджин. — У нас гость. И Намджун, который уже вспотел на своём месте, потому что думал, что они вот-вот снова поссорятся, приходит в ужас, когда Хосок начинает искренне смеяться, прикрывая рот рукой. — О, наш Тэтэ уже совсем взрослый? — дразнит Хосок. — О, он повзрослел, дядя Хосок, — смеётся Чимин, и, к счастью, Чонгук тоже хихикает. Намджун натягивает нервную улыбку. Он до сих пор не понимает, когда семья подшучивает или искренне ссорится. Когда он спросил Чонгука, как отличить одно от другого, Чонгук понятия не имел, о чем он говорит. — Боже, — сокрушается Сокджин. — Всё, что я знаю о сексуальной жизни своих сыновей, было против моей воли. — Ну, как, по-твоему, мы должны себя чувствовать, узнав о дяде Хосоке и маленьком папе? — хихикает Тэхён. На этот раз Хосок ахнул. — Ты сказал это детям?! Сокджин пытается объяснить: — Ты когда-нибудь слышал о таком явлении, как «споры из-за листьях периллы»? — О, абоним вернулся с фотоальбомом, — замечает Намджун, когда Юнги подходит к ним. Он не хочет, чтобы началась ещё одна ссора: слова «пер*лла» и «л*ст» были вычеркнуты из его словаря. Но когда Юнги подходит ближе, его лицо мрачнеет и становится непроницаемым. Он бросает что-то на середину обеденного стола и спрашивает: — Итак, Чимин, Тэхён, — Намджун никогда раньше не видел Юнги таким злым, — почему я нашёл пачку сигарет в вашем шкафу? Воздух высасывается из комнаты. Намджун и Тэхён обмениваются испуганными взглядами. Намджун видит, как дрожат зрачки Тэхёна, как он напуган, и думает: «Нет, пожалуйста, Тэхён, НЕТ…» — Она Намджуна! Намджун курит, и он пытался сохранить в тайне, пряча сигареты в нашей комнате! — Тэхён нагло лжёт, указывая пальцем на Намджуна через стол. ЧТО ЗА ХЕРНЯ? — Какого чёрта, Тэхён! — Намджун резко встаёт, и его стул падает назад. — Ты знаешь, что я не курил с тех пор, как произошёл инцидент с могу-могу… — Намджун задыхается, зажав рукой рот, его глаза широко распахиваются от ужаса от того, что он только что сказал вслух. Перед Чонгуком и всей его семьей. — Инцидент с могу-могу? — Чонгук шепчет, рассеянно глядя на него. — Последний раз, когда ты курил… был инцидент с могу-могу…? — Ч-Чонгук-а, я могу объяснить, — голос Намджуна дрожит. — Я курил раньше, но клянусь, что бросил, и эта пачка сигарет не моя! Она Тэхёна! У него есть вейп и всё такое! — Ты что?! — кричит Юнги на своего сына. — Но ты же сказал мне, что бросил несколько месяцев назад… — глаза Чонгука наполняются слезами. — Ты мне солгал? — Я… послушай… я-я, — Намджун чувствует, что у него перехватывает дыхание, — я был очень напряжен и беспокоился по многим причинам, поэтому я время от времени курил, но я обещаю тебе, зайка, я обещаю, что на этот раз я действительно брошу… зайка? Куда ты идешь? Чонгук-а? Намджун скорбит. Всё шло так хорошо. — С каких это пор ты начал курить?! — кричит Юнги. — Это не так уж важно! Все курят! — говорит Тэхён. — Как будто официально прописано в нашем паспорте или что-то в этом роде! — Разве это также законная часть нашего паспорта… вдыхать канцерогенный дым в лёгкие? Стать зависимым? Чтобы твой отец умер от стресса, беспокоясь о здоровье своего сына?! — Я не так много курю. — Ты мне солгал! — кричит Чонгук на Намджуна, когда тот пытается последовать за ним. — Мне пришлось отказаться от многого, чтобы вынашивать твоих детей, а ты не смог отказаться ни от одной вещи! — Зай, я курил много лет! Даже до того, как мы с тобой познакомились! От этой привычки нелегко избавиться, и я не думаю, что это справедливое сравнение… —Я. БУКВАЛЬНО. БЕРЕМЕННЫЙ. — Ты прав, прости, ты прав. — С сегодняшнего дня ты бросаешь, — рычит Юнги на Тэхёна. — Я не потерплю курения под моей крышей. — Полностью согласен, ёбо, — Сокджин потянулся к пачке сигарет на столе, — позволь мне лично избавиться от нее, чтобы больше к ней никто не прикасался. Юнги так сильно хлопает Сокджина по руке, что Чимин и Хосок вздрагивают. — Если я увижу, что ты снова берёшь в руки сигарету, Сокджин, я поклянусь богом. Рука Сокджина снова исчезает под столом и больше не появляется. — Ух ты, какая прекрасная погода на улице, — комментирует Хосок. Сейчас идёт весенний дождь. — Чимин, не хочешь прогуляться со мной? — На самом деле, — Чимин наслаждается едой с лёгкой ухмылкой, наблюдая за происходящим, — я, пожалуй, останусь дома, дядя Хоби. — Хорошо, что я здесь не живу. — Тэхён скрещивает руки на груди. — Да неужели? Тогда чью еду ты ешь? Где ты спишь сегодня ночью? Кто платит за твоё обучение в университете? — Вот! — Тэхён встаёт и смотрит на отца. — Вот почему Чонгук не хотел, чтобы вы ему помогали, потому что вы только и делаете, что используете помощь против нас, когда мы ошибаемся! — Извини??? — теперь Сокджин тоже встает. — Речь идет не о шантаже, а об уважении, которого вам всем явно не хватает! — Мы же должны были откуда-то этому научиться, не так ли? — бормочет Чимин, и Юнги с Сокджином упрекают его: — Эй! — Мне правда кажется, что я должен уйти? Хосок ни к кому не обращается. — Не могу поверить, что ты лжёшь мне, как будто я ребёнок, — рыдает Чонгук, драматично падая на диван. — Я бы понял, если бы ты просто поговорил со мной! Нет, он бы не стал говорить, но Намджун не собирался говорить это вслух. — Прости, что я тебе лгал, — Намджун опускается на колени. — Но я клянусь всем, что у меня есть, я брошу всё ради тебя и наших двух детей. Чонгук беспомощно рыдает и говорит: — У нас их трое. Все сразу прекращают свои ссоры. — Что? — выдыхает Намджун, широко распахивая глаза и взяв Чонгука за руки. — Чонгук, что ты только что сказал? — У нас их трое, — повторяет Чонгук, и его голос дрожит от слёз. — Доктор подтвердил. — Зай, — Намджун задыхается. — Почему ты ничего не сказал? — Я хотел поделиться новостями за сегодняшним ужином, — Чонгука едва можно понять, так как он плачет. — Чтобы мы могли отпраздновать с дядей Хоби. Голос Чонгука жалобно дрожит, когда он всхлипывает всерьез. — Чонгук так же плакал, когда Тэхён на прошлой неделе убил комара, — шепчет Чимин Хосоку, который понимающе кивает. — Чонгук, — голос Намджуна дрожит, когда он со слезами на глазах улыбается, — у нас будет трое детей. - он вытирает слёзы Чонгука. Когда их взгляды встречаются, Намджун снова говорит с едва сдерживаемым ликованием: — Три малыша. — Прекрати, я злюсь на тебя, — слабо протестует Чонгук, но его руки отчаянно обвивают плечи Намджуна, когда тот заключает его в объятия. — Я больше никогда не буду курить, — обещает Намджун, — Я не буду пить, я не буду есть насыщенные жиры, я буду практиковать интервальное голодание, бегать марафоны, продолжать прыгать на скакалке. («Тьфу, — Сокджин закатывает глаза.) Исключу красное мясо, есть овощи, откажусь от глютена, я буду жить так долго, как смогу, чтобы проводить больше времени с тобой, — появляются ямочки на щеках Намджуна, когда он улыбается Чонгуку, — и с нашими тремя детьми. Три! — он радостно визжит. — Ты больше не можешь мне лгать, — Чонгук смотрит на него в упор, и Намджун решительно кивает, обещая: — Если я продолжу, то отрежу себе пальцы. — Это… очень странно, — шепчет Хосок. — У нас будет трое внуков? — недоверчиво спрашивает Юнги, и его голос становится громче, а на лице появляется улыбка. — Ёбо, у нас будет трое внуков! — Тебе придётся сделать ещё одну кроватку, — улыбается Сокджин. Юнги и Сокджин присоединяются к сыну на диване для поздравительных объятий. Тэхён откидывается на спинку стула и вытирает пот со лба, тяжело дыша и радуясь, что его казнь отложена. Чимин спрашивает Хосока: — Ты пробовал юкчжон? Папа готовит очень вкусный юкчжон. — …Все хорошо, Чимин. Спасибо. Чонгук смахивает слезы с глаз и внезапно оглядывает комнату. — Вам не кажется, что диван нужно передвинуть? — спрашивает он их. Все, кроме Хосока, закрывают глаза и стонут.

***

Ужин закончился клятвой Тэхёна и Намджуна бросить курить, в которой Чонгук заставил Намджуна положить руки на его живот, когда он поклялся жизнями своих троих детей. Тэхён, с другой стороны, поклялся на фотографии Леди Гаги, и семья посчитала его клятву достаточно почетной. Тэхён и Намджун в частном порядке договорились, что он больше никогда не будет помогать ему с эссе. Несмотря на бесконечные извинения Сокджина и Юнги за своё поведение, Хосок заверил их, что «семейные ссоры в семье Чон бывают и похуже», от чего они вздрогнули, а Хосок хихикнул. — Ещё раз поздравляю, Чонгук. О детях будут очень хорошо заботиться, — сказал Хосок, собираясь уходить. — Даже после того, что ты только что увидел? — Чонгук вытер нос платком, его глаза всё ещё были красными. — Особенно после того, что я только что увидел. — подмигнул Хосок.

***

После ухода Хосока Чонгук показал семье снимок УЗИ, и все снова расплакались, а Чимин заявил, что размытое серое пятнышко посередине — его самое любимое. Намджун хотел бы сказать, что с того момента семья больше никогда не ссорилась, они с Чонгуком стали идеальной парой, а его братья больше не давились от запаха, когда входили в дом. Но правда в том, что бывают хорошие дни, а бывают плохие. Иногда Намджун держит в руках Чонгука, который плачет после ссоры с отцом. Иногда Намджун хочет покурить, потому что чувствует себя нежеланным гостем в семье. А иногда Чонгук смеётся громче всех, когда он со своими братьями. Или люди, которых Чонгук больше всего хочет видеть, когда у него хандра или токсикоз, — это его отцы. Иногда Тэхён извиняется искренне. Иногда Чимин правда смеётся над шутками Намджуна. Намджун рассказал бы это своим детям. О свете и тенях. О том, как найти любовь в стоп-кадрах жизни.

***

— Что, по-твоему, ты делаешь? — Чонгук улыбается, глядя в свой телефон. Намджун на видеозвонке, но он только что вышел из их спальни, чтобы спуститься вниз за водой. — Я звоню тебе, чтобы доказать, что я держу слово и не сбегаю покурить. — Ты буквально внизу. — Чонгук смеется, наблюдая, как Намджун поднимается по лестнице, и одновременно слышит его шаги из-за своей двери. — Ты смешон. — Зарабатываю свою драгоценную, милую, прекрасную, потрясающую, звёздную конфетку, маленький принц… — Нямджун, — Чонгук притворяется, что его тошнит. — …доверие милой хурмы не смешно. Я буду звонить тебе по видеосвязи, как только исчезну из виду. Я заплачу дополнительно за безлимитный трафик. Я даже буду звонить тебе, когда принимаю душ. — Ооо, продолжай, — хихикает Чонгук. — И я буду делать это столько, сколько потребуется, — Чонгук поднимает взгляд, когда Намджун открывает дверь, слыша его голос по своему телефону, по телефону Намджуна и от самого мужчины одновременно, — пока я не стану альфой, который докажет, что ему можно доверять. — Ты определённо доказал, что ты дурак, — Чонгук завершает их видеозвонок. — Вода, малыш, — Намджун протягивает ему чашку с ямочками на щеках. Чонгук делает глоток и ставит чашку на тумбочку у кровати, прежде чем завести Намджуна за пояс. Виноваты ямочки. — Заставь меня пить другими способами, хён, — мурлычет Чонгук. — Зайка… — Хотя бы закройте дверь! — кричит 97% из коридора. Намджун отпрыгивает назад и врезается в шкаф. — Ой, — Намджун морщится и потирает поясницу, — может, переставим его куда-нибудь в другое место? Чонгук оглядывается по сторонам и широко улыбается. — Нет. Мне все нравится именно таким, какое оно есть.