Эпоха Тюльпанов

Во дворце царила тревога. Гул народного недовольства нарастал, словно гроза. Толпа стояла у главных ворот Топкапы, выкрикивая требования выдать им виновницу гибели Великой Кесем Султан — Мелек Хатун. Турхан Султан наблюдала за происходящим с высоты Башни Справедливости. Холодный ветер трепал её платок, но она не отрывала взгляда от бушующего моря людей за стенами дворца. Рядом с ней стояла Гюнюль Калфа, её юная, но верная служанка, чьё лицо застыло в выражении страха. — Госпожа моя, что же будет дальше? — тихо спросила Гюнюль, её голос дрожал, как листья под порывами ветра. Турхан Султан, не оборачиваясь, ответила спокойно, но с ноткой раздражения: — Гюнюль, ты волнуешься напрасно. Мелек Хатун больше нет во дворце. Она уже на корабле, далеко от этих стен. — Но, госпожа, что, если народ всё же взбунтуется против вас? Ведь они почитают Кесем Султан как свою спасительницу… На этот раз Турхан Султан посмотрела на неё. В её глазах был стальной блеск. — Если понадобится, я обрушу на них весь гнев султана. Никто не посмеет тронуть мать правителя мира.

***

Дворец Мехмеда Паши Тем временем Мехмед-паша, сидя в своём дворце, слушал доклад от своего верного слуги Хасана-аги. Его глаза блестели от удовлетворения, а на губах появилась ухмылка. — Значит, она отправила Мелек Хатун на пристань… — пробормотал он, обращаясь к себе. — Прекрасно. Это наш шанс. — Господин, — вмешался Хасан, поклонившись, — я уже связался с северным корпусом янычар. Они всё ещё помнят Кесем Султан и готовы действовать за золото. Мехмед-паша подошёл к массивному столу, достал кошель с золотыми монетами и бросил его на стол. — Отдай это янычарам. Пусть поднимут мятеж. Их задача — схватить Мелек на пристани и привести её к справедливости. А затем — идти ко дворцу и показать этой Валиде, кто на самом деле управляет империей. Хасан поклонился и поспешил выполнить приказ.

***

На пристани стояла нервная Мелек Хатун, пряча лицо под покрывалом. Она нетерпеливо оглядывалась, вглядываясь в толпу, пока Сулейман-ага инструктировал сопровождающих её стражников. — Поторопитесь! Корабль должен выйти в море немедленно, — скомандовал Сулейман, но его голос внезапно заглушил крик. — Предатели! За Кесем Султан! Из-за угла выскочила группа янычар с обнажёнными саблями. Мелек побледнела, сжала золотой мешочек, который ей дала Турхан Султан, и замерла на месте. — Беги, Мелек! — крикнул Сулейман-ага, выхватывая кинжал, чтобы задержать янычар хотя бы на мгновение. Но те схватили Мелек, а Сулейману удалось скрыться. Мелек Хатун задушили прямо у пристани, оставив её тело лежать у самой воды, а толпа янычар направилась к дворцу.

***

На дворцовой площади, под тяжёлым осенним небом, собралась разъярённая толпа янычар. Глава северного корпуса стоял перед юным султаном Мехмедом IV. Его голос звучал жёстко, почти угрожающе: — О, повелитель, мы выполнили свою задачу. Но Сулейман-ага, укрывший предательницу, заслуживает смерти. Выдайте его, или наш гнев обрушится на дворец. Мехмед сидел на троне, его руки дрожали. Он бросил взгляд на мать, стоящую в башне. Она холодно смотрела на сына, ожидая его решения. — Делайте, что хотите, — тихо произнёс султан, отворачиваясь. На глазах у толпы Сулеймана-агу казнили на площади. Его тело упало на землю, а толпа взревела от удовлетворения.

***

Позже Турхан Султан ворвалась в покои сына. Её лицо было бледным, но взгляд полон ярости. — Что ты наделал, Мехмед? — начала она, не скрывая гнева. — Ты выдал им Сулеймана-агу, одного из самых верных наших людей. Ты показал слабость. Юный султан опустился на диван, прижимая руки к лицу. — Валиде, они бы сожгли дворец. Они угрожали моей жизни. Что я мог сделать? Турхан вздохнула, присела рядом и обняла сына. — Сын мой, ты — лев. Ты повелитель мира. А они — овцы. Если ты позволишь им руководить тобой, они восстанут снова. Они посчитают, что тобой можно управлять. Мехмед поднял на мать усталый взгляд. — Я всё понял, валиде. В следующий раз я покажу им, кто правит Османской империей. Турхан Султан кивнула, убрала прядь волос с его лица и прошептала: — Ты должен это понять, сын. Власть — это не только право, но и умение быть сильным, даже если тебе страшно.