the tale of reckless love

      На заправке пусто. Чуя вставляет пистолет в бензобак и, не обращая внимания на запрещающий знак, подкуривает сигарету. Ебал он эти запреты, когда время четыре утра, а за спиной сотни километров и бессонная ночь.       Путь от Нагано до Йокогамы при взгляде на карту казался куда проще, чем на деле. В пачке осталась последняя сигарета. Он курит и хмурится, думая, что стоит, наверное купить ещё одну, ведь до Йокогамы остаётся чуть больше сотни километров. Эту сотню без никотина и сна он точно не переживёт.       Когда бак Тойоты заполняется до необходимой отметки, Накахара возвращает на место пистолет и слышит, как хлопает дверь магазинчика у придорожной заправки. Хмыкает, докуривая. Неужто ещё один бедолага в дороге? Хотя машин в округе больше и нет, кроме той, что наверняка принадлежит владельцу заправки и магазинчика под одной крышей.       — Эй, красавчик! — слышит за спиной елейный голос. — Огонька не найдётся?       — По ебалу точно найдётся, — спокойно отвечает Накахара и только потом разворачивается, утыкаясь взглядом в незнакомца.       Тот заинтересованно смотрит в ответ и замирает с сигаретой, зажатой между губ. Чапман Браун — а ему подходит. Шоколадного оттенка волосы развеваются от лёгкого утреннего ветра, а в таких же шоколадных глазах отражается едва светлеющий на горизонте восход.       Сам Чуя предпочитает Чапман Ред и и яркие, кричащие оттенки. Нежно-голубая толстовка на парне заставляет поморщиться. И весь он тоже. Странный какой-то. Ещё и из-под рукавов худи подозрительно выглядывают полоски бинтов.       — Фу, как грубо. — Тот вскидывает брови и бросает взгляд на красную Тойоту. — В Йокогаму?       — Не имею привычки отчитываться перед незнакомцами.       — Дазай Осаму, — отвечает он и тянет руку.       Чуя игнорирует протянутую ладонь и шагает к водительской двери, абсолютно забывая о намерении пополнить запас сигарет. Сейчас ему хочется поскорее съебаться отсюда и доехать до дома Коё, чтобы завалиться спать на диване сестры в гостиной и не существовать как минимум часов десять.       Накахара садится за руль и хлопает дверью, но тут же сжимает зубы, когда в опущенное стекло с пассажирской стороны протискивается лицо этого Дазая.       — Подбросишь?       — Ты даже не знаешь, куда я еду, придурок, — усмехается Чуя и заводит автомобиль.       — Это не так уж важно.       — Угашенный, что ли?       — А ты против наркотиков? — Дазай складывает руки на двери, и Накахара борется с желанием нажать на кнопку, чтобы поднялось стекло, и он съебался.       А, впрочем…       Чуя жмёт на кнопку, и Осаму отскакивает от двери, с обиженным выражением лица наблюдая, как поднимается стекло, отрезающее его от водителя в салоне. Точно угашенный.       Накахара поправляет зеркало заднего вида и вздрагивает, когда пассажирская дверь нагло отворяется, а на соседнее сидение плюхается этот надоедливый идиот. Чуя поворачивается к нему и напарывается на протянутую полную пачку сигарет.       — Я видел, твоя почти пуста.       — Ты что, блядь, следил за мной? — цедит Накахара, но всё равно зачем-то вытаскивает одну.       Давненько он их не курил, обычное любопытство, всего-то.       Чуя подкуривает и бросает в Дазая зажигалку. Тот бойко ловит её и лыбится так отвратительно широко, что хочется почему-то заехать по роже. Ну, понятно почему. Он ехал несколько часов без продыху, заебался, а тут какой-то олух набивается в попутчики, у него ведь явно не все дома.       Не то чтобы Чуя чего-то опасался — всё-таки удар у него поставлен неплохо, — просто не к месту это всё. И Дазай этот кажется жутко надоедливым. Ему бы доехать в тишине и покое, а не…       — Просто наблюдательный, — выдыхает вместе с дымом Осаму и растекается по сидению, будто Чуя уже согласился везти его надоедливую задницу.       — Надеюсь, ты не какой-нибудь там маньячина, — фыркает Накахара, выезжая на дорогу. — Какого хера ты забыл в четыре утра на заправке в жопе мира?       — Если бы я был маньяком, ты бы точно не стал моей жертвой… — Дазай не с первого раза находит кнопку в двери и опускает стекло до упора, вытягивая руку в окно. Он стряхивает пепел на дорогу и поворачивается к Чуе, как-то по-странному ласково улыбаясь. — Было бы жутким расточительством лишать мира такой красоты, не находишь?       Чуя чувствует, как вспыхивают скулы, но выдерживает взгляд и отворачивается на дорогу. Не угашенный, походу, а просто горе пикапер. Блядь, ну и денёк.       — Ты пиздец странный, — фыркает он.       — А ты очаровательный.       — Даже не знаешь, как меня зовут, а уже пытаешься залезть мне в штаны.       — Получается? — усмехается Дазай.       — Хуёво как-то.       Чуя смеётся, заметив, как Осаму надувает губы и отворачивается к окну. Повисает тишина, в которой было бы вполне неплохо одному, но не совсем комфортно с незнакомцем, так что он тянется к магнитоле и включает музыку, прибавив громкость. Услышав первые ноты песни, Дазай выбрасывает окурок в окно и медленно поворачивается. Вскидывает бровь и прыскает.       — Серьёзно?       — Что? — хмурится Чуя.       — Богемская рапсодия? Ты что, «Мир Уэйна» пересмотрел? Только не говори, что по сценарию мы сейчас должны синхронно подпевать. — Осаму начинает хихикать, заметив оскорблённое выражение лица напротив. — Хотя, честно говоря, выглядишь ты и правда как чувак, который мог бы вести ток-шоу о рок-музыке.       — Блядь, если не нравится — уёбывай. — Накахара раздражённо стучит по рулю, но всё равно зачем-то переключает трек. — Тоже мне.       Следом звучит что-то драйвовое из Bon Jovi, и Дазай красноречиво поджимает губы, но предпочитает не комментировать музыкальный вкус Чуи.       Он кладёт пачку сигарет под стекло и кончиком мизинца двигает её в сторону Накахары, как бы говоря: «Бери, если хочешь». Ехать ещё часа три, не меньше. В глаза хоть спички вставляй.       — Расскажи что-нибудь, — после нескольких минут молчания наконец сдаётся Чуя. — Иначе я усну и мы точно въебёмся куда-нибудь.       — Давай поиграем, — говорит Дазай. Он стягивает кроссовки и забирается с ногами на сидение, обнимая голени руками. Кладёт голову на колени и улыбается. — Если говорить буду я один, ты тоже можешь уснуть. Сразу предупреждаю: из меня водитель никудышный.       Чуя усмехается.       — Я бы и не пустил тебя за руль, идиот.       — Вот и славненько. Играем?       — Хер с тобой. — Накахара чешет подбородок и бросает взгляд на Осаму. Тот склоняет голову вбок и прижимается щекой к колену, с интересом разглядывая Чую. — Что за игра?       — Правила очень простые: сначала я задаю вопрос, ты отвечаешь. А потом наоборот.       — А если я совру?       Накахара тянется к сигаретам.       — Я всё равно пойму, — загадочно тянет Дазай.       — Как?       — У тебя всё на лице написано.       Чуя фыркает.       — Мы знакомы от силы полчаса, а ты ведёшь себя так, будто видишь меня насквозь.       — Откуда ты знаешь, может быть, я потомственный колдун? — Осаму по-дурацки играет бровями, и это выглядит… мило. — Итак… я задаю первый вопрос.       — Подожди-подожди! — Чуя машет рукой с дымящей сигаретой, и пепел едва не летит на недавно отполированную поверхность салона. Он перемещает сигарету в правую руку и стряхивает в открытое окно. — А что насчёт запретных тем?       — Их нет. В этом и прелесть. Ты не знаешь, кто я. А я не знаю, кто ты. Ты можешь придумать себе любую личность, а я поверю. Я могу солгать, и ты никогда об этом не узнаешь, потому что мы больше не встретимся.       Накахара хмыкает, выдыхает дым и кивает. Придумать любую личность, значит? Звучит глупо, но пиздец заманчиво.       — Как тебя зовут? — спрашивает Дазай.       Чуя застывает, а потом начинает смеяться. Они проехали уже километров пятнадцать, успели поспорить о музыке и разделить пачку сигарет, а Осаму только сейчас попросил его представиться.       — Накахара Чуя, — отвечает он с улыбкой.       — Хм. Чуя-Чуя-Чуя, — тихо повторяет Дазай, будто пытается распробовать его имя на вкус. — Тебе подходит, Чуя.       — Спасибо?.. — Он жмёт плечами и выкидывает докуренный до фильтра окурок в окно. — Что ты делал на заправке в четыре утра, Дазай?       — Какие-то скучные у тебя вопросы, — дуется он. Осаму вытягивает ноги и пытается удобно устроить их на приборной панели, но план летит к чертям, потому что у него чертовски длинные конечности и потому что Чуя недовольно шлёпает его по колену. Так что Дазай, кряхтя, устраивается на сидении по-турецки и отвечает: — Покупал сигареты. Те, что ты сейчас таскаешь из пачки.       — Что это за ответ? — возмущённо бурчит Чуя.       — Нет-нет-нет, теперь моя очередь. Дождись своей, маленький невежа.       — Ты кого маленьким назвал, блядь?! — вскидывается Накахара и заезжает кулаком в плечо Осаму, отчего тот сдавленно скулит.       — Какой же ты нетерпеливый, Чу-у-уя, — потирая плечо, приговаривает Дазай. — Я же сказал: сейчас моя очередь. Так… — Он хлопает ладонями по коленям и склоняется к нему. — Каково это — быть настолько сексуальным?       Накахара едва не давится смехом.       — Придурок. Как я вообще должен отвечать на этот вопрос? — Чуя закусывает губу, чувствуя, как горят кончики ушей. Хорошо, что под прядями волос этого не видно, хотя он уверен: вновь порозовевшие скулы выдают с потрохами. — Не знаю. Наверное, здорово.       Дазай улыбается в ответ.       — Разве никто тебе этого не говорил?       — Дождись своей очереди, олух, сейчас моя. Ты пытаешься ко мне подкатить?       Чуя бросает быстрый взгляд на Осаму и пытается сосредоточиться на дороге. Ещё какое-то время назад он и видеть Дазая в своей машине не хотел, но этот парень как-то по-особенному на него действует. Одновременно и раздражает, и успокаивает. И настораживает, и привлекает. Вписался сюда как влитой, будто всегда сидел на пассажирском сидении в своей дурацкой позе и задавал эти дурацкие вопросы.       Накахара всегда считал, что такое бывает только в фильмах: когда ты совершенно случайно встречаешь странного человека, проводишь с ним время и чувствуешь, будто он всегда присутствовал в твоей жизни. Бред какой-то.       — Не-е-ет, — загадочно тянет Дазай. — Я пытаюсь тебя смутить. Хобби у меня такое. — Он приваливается к подлокотнику и подпирает кулаком подбородок, уставившись на Чую в упор. — Ты когда-нибудь совершал что-то безумное?       — Никогда, — тут же отвечает Накахара, совершенно забыв о том, что в целом мог бы соврать и придумать какую-нибудь безрассудную историю. Или что-нибудь приукрасить. — У меня довольно обычная жизнь.       — А хотел бы? — с придыханием спрашивает Осаму.       Чуя на секунду задумывается, но трясёт головой и ухмыляется.       — Пора вводить штрафы за нарушение правил игры. Кстати, об этом. Ты когда-нибудь нарушал закон, Дазай?       — Да, — без раздумий отвечает он. — Ты убивал кого-нибудь?       — Боже, нет, конечно! — Чуя округляет глаза, поворачивается и едва не отшатывается, потому что лицо Дазая слишком близко. В голове проскальзывает совершенно неуместная мысль о том, что его глаза похожи на чёрные блестящие крупные бусины. Одновременно пугающе и завораживающе. — А ты?       — Хм…       — Что за «хм»?!       Накахара резко крутит руль влево на пустынной дороге, и Дазай валится в сторону, едва не приложившись головой о ручку пассажирской двери.       — Да не маньяк я! — кряхтит он, пытаясь вернуться в прежнее положение на сидении. — Что, уже и пошутить нельзя?       — Выкину тебя на дорогу — будешь там выёбываться, — шипит Чуя, хмурясь.       — С тобой вовсе не весело играть, — бурчит Дазай и отворачивается к окну.       Установившееся молчание густое, поэтому Чуя прибавляет громкость музыки. Пока за окнами проплывают поля, крохотные деревушки и горные пейзажи, Осаму постоянно ёрзает на сидении, будто ему физически тяжело сохранять спокойствие.       Отчаявшись разглядеть за окном что-то интересное, он без спросу лезет в бардачок и роется в куче старых журналов, дорожных карт и каких-то бумаг. Накахара лишь хмуро глядит на это безобразие, но ничего не говорит и только курит одну сигарету за другой.       — У тебя очень скучный бардачок.       — А что ты там надеялся найти? Порнуху?       — Какой ты испорченный!       Под громкие треки AC/DC, Guns N’ Roses и Van Halen они проезжают Яманаси. При появлении крупного города на горизонте Осаму высовывается из окна, словно глупый пёс — разве что язык не хватает свесить, — и таращится на проносящийся мимо вид из высоток и городских ландшафтов.       На светофоре он кричит проходящим мимо людям в окно всякую похабщину и сползает по сидению вниз, а Чуя, матерясь, краснеет и давит на газ. А на следующей остановке залепляет ему подзатыльник, а Дазай — невозможный говнюк! — на это только смеётся.       — Ты ебанутый?       — Это риторический вопрос? — потирая затылок, лыбится Осаму.       — Хуический.       — Прямо-таки тарантиновский диалог. Я впечатлён.       Во время остановки на заправке Дазай покупает в магазинчике всякую вредную дрянь, и Чуя спустя некоторое время тянется к его пачке и хрустит крекерами, слушая, как Осаму перечисляет, какие вкусы он пробовал и на какое место в личном рейтинге он бы их поставил.       Они ссорятся из-за крабового вкуса, который Чуя на дух не переносит, и Дазай, кажется, оскорблённый до глубины души, бросает в него горсть чипсов. За что получает очередной подзатыльник.       — Нехуй мусорить в моей тачке!       — А то что? — ехидно спрашивает Дазай.       — Заставлю вылизывать каждую крошку твоим поганым ртом.       — Я бы предложил своему рту другое применение…       — Всё, завали ебало.       Когда в салоне звучат треки Fleetwood Mac, Дазай качает головой и беззвучно подпевает, за что зарабатывает удивлённый взгляд и вскинутые брови.       — Что?       — Думал, у тебя совсем вкуса нет, судя по крабам, — отвечает Чуя.       — Судя по твоему плейлисту, у тебя тоже. Может, у маленьких людей развитие вкуса пропорционально росту?       На светофоре Накахара резко тормозит, с удовлетворённой улыбкой глядя на то, как Дазай едва не врезается башкой в приборную панель, потому что принципиально игнорирует ремни безопасности.       Чуя не думает о том, что будет, когда они приедут. Он не думает о словах Осаму, уверенного в их будущей не-встрече, и не задаётся вопросом, почему с каждым проеденным километром на душе становится тоскливее. А если бы и задумался, наверное, списал бы на усталость.       Он просто смеётся над глупыми шутками Дазая, прислушивается к его болтовне и внезапно обнаруживает себя втянутым в спор по поводу того, крылья у пингвинов или всё-таки плавники. А его, между прочим, никогда не ебали пингвины.       Когда до Йокогамы остаётся меньше сотни километров, а за плечами почти выкуренная пачка сигарет, разбросанные по задним сидениям пустые упаковки из-под снеков и почти весь путь от Нагано, Дазай внезапно спрашивает:       — Ты когда-нибудь жалел о чём-то?       — Нет. — Чуя делает музыку потише и смотрит на Осаму. — Какой смысл в сожалениях, если момент уже упущен?       — А если он ещё не упущен?       Дазай опускает взгляд и теребит выглядывающую из-под рукава полоску бинтов, вытягивая из марли нитки. Чуя хмыкает.       — Тогда действуй, пока не проебал всё.       Осаму вскидывает глаза, которые до странного возбуждённо блестят. Накахара смотрит в ответ и с сожалением устремляет взгляд на дорогу, следить же надо. Впереди маячит указатель: «Йокогама». Машин становится гораздо больше, на часах около девяти утра, наверное — Чуя давно перестал следить за временем, а сонливость покинула его ещё в тот момент, когда Дазай спросил, как его зовут.       На фоне Стивен Тайлер тоскливо завывает, призывая мечтать, а Чуя думает лишь о том, что не готов останавливаться. Вот бы закрыть глаза и оказаться где-то у Яманаси, чтобы впереди была ещё сотня километров и пара-тройка выкуренных сигарет. Наверное, он сбрендил.       Дазай резко жмёт на кнопку магнитолы и переключает трек. В салоне раздаются первые ноты песни The Clash, и он тянется к почти уже пустой пачке Чампан Браун.       — Всего две, — с оттенком непонятной грусти усмехается, заглядывая внутрь. Одну зажимает зубами, а другую протягивает Чуе. Накахара подкуривает и тянет зажигалку Дазаю. Тот вдыхает дым и оставляет у себя металлическую зажигалку, покручивая её в руке. Пустая пачка летит назад к упаковкам из-под снеков.       — Ты так и не сказал, куда тебя подбросить, — заводит неизбежный разговор Чуя.       Дазай игнорирует реплику. Вместо ответа он прибавляет громкость, закрывает глаза, качает головой в такт песне и выпускает кольцами дым.

Should I stay or should I go now?

If I go there will be trouble

And if I stay it will be double

So you gotta let me know

Should I cool it or should I go?

      Чуя хмурится, хочет что-то сказать, но мысли в голове сбиваются в блядскую кучу, и в этот момент сзади кто-то громко сигналит, а потом он бросает взгляд на приборную панель и понимает, что если в ближайшее время не заправится, есть большой риск заглохнуть прямо посреди дороги.       Трек заканчивается, когда он съезжает к заправке в черте города и отпирает дверь. В голове продолжает гудеть куча из бессвязных оборванных мыслей. Наверняка от недосыпа.       — Чуя!       Он оборачивается и наклоняется, чтобы посмотреть на Осаму через окно водительской двери.       — Чего?       Губы Дазая растягиваются в мягкой улыбке.       — Я и правда пытался к тебе подкатить.       Накахара виснет, а затем начинает смеяться, да так, что скулы сводит. Он качает головой, ощущая, как румянец распространяется уже не только на щёки, но и на всё лицо.       — Почти получилось, — с непривычным смущением отвечает Чуя.       Плетётся к зданию заправки, весело покручивая в руках ключи от автомобиля. Он покупает пачку Чапман Браун, а ещё какие-то стрёмные снеки вроде тех, что брал в дорогу Дазай. Одна из пачек — с мерзким вкусом крабов, и Накахара предпочитает об этом не думать. Расплачивается за пол бака бензина и на подходе к Тойоте замечает: салон пуст. Что-то внутри тоскливо обрывается.       Он глупо замирает перед машиной и крутит головой в разные стороны, мечась взглядом по заправке. Машины, машины, машины. Люди, люди, люди. Но нигде не мелькает растрёпанная каштановая макушка. Чуя быстро открывает дверь, плюхается на сидение, бросает покупки на пассажирское и осматривается. Всё осталось как есть: и пустые пачки сзади, и опущенный солнцезащитный козырёк — потому что к утру Дазай стал жаловаться на пекущее солнце, — и даже оставленная на приборной панели зажигалка.       Чуя берёт её в руки — она ещё тёплая, будто Осаму буквально секунду назад перестал привычно крутить её в ладони. Под подушечками пальцев прощупывается что-то инородное и шершавое. Он переворачивает железную зажигалку и тупо смотрит на нацарапанные сзади цифры.              Не задумываясь, нащупывает в кармане кожанки телефон, набирает номер и вслушивается в гудки. На третьем сердце по ощущениям начинает биться где-то в горле: он точно сбрендил.       — Да? — слышится на другом конце провода ленивый, но уже такой знакомый голос.       — Ты идиот, Дазай, — с облегчением выдыхает Чуя. — Потому что у пингвинов крылья, а не плавники.              Раздающийся в динамике мягкий смех заставляет уголки губ дрогнуть в улыбке.