the tale of reckless love

Arctic Monkeys — No. 1 Party Anthem

      Отличное вино, ненавязчивая музыка и одиночество — превосходный рецепт хорошего вечера. Особенно, в Рождество, когда улицы заполнены блядскими парочками, будто это День Святого Валентина, мать вашу.       Сперва Чуя предпочитает медленно смаковать алкоголь, упиваясь горечью табака на языке, и хмуро разглядывать полупустой бар сквозь плотный сигаретный дым. Когда он чувствует, что этого недостаточно, чтобы забыться, начинает делать крупные глотки.       Ну, давай же, чёртово вино. Принимайся за дело, пусть голова станет лёгкой, а мысли, наконец, затихнут. Он стряхивает пепел в пепельницу на барной стойке и опрокидывает уже пол бокала залпом. Голова начинает плыть, а зрение притупляется. Вот так, идеально.       Краем глаза он ловит смазанный силуэт, и ему мерещится растрёпанная каштановая макушка. Чуя вздрагивает. Господи, даже вино уже не справляется. Что дальше? Наркотики? Накахара не готов так низко пасть. Наркота — это удел слабаков, таких как чёртов Дазай, который вечно пытался испытать лимиты своего тела и границы собственной удачи.       Что ж, в последний раз удача его переиграла.       Рядом слышится шорох, и сквозь сигаретный дым, запах кожи, дерева и алкоголя он ловит знакомый оттенок. Серьёзно? Он настолько отчаялся, что блядский мозг не только посылает галлюцинации, но и заставляет фантомно чувствовать аромат бинтов и виски?       — Джек Сауэр, будьте добры, — раздаётся рядом знакомый до дрожи голос.       — Пиздец, — шипит Накахара. Он трёт глаза, растирает лицо до красноты, но запах не испаряется. Сколько это будет продолжаться? Месяцы? Годы? — Исчезни, мать твою.       — Ты мне? — звучит сбоку.       Чуя отнимает ладони от лица и поворачивается. Дазай — практически такой же, как и несколько месяцев назад, когда был живым — сидит напротив. Та же хитрая полуулыбка, те же длинные пальцы, скользящие по стеклу рокса с коктейлем, даже бинты. Только вот глаз не прикрыт, а одежда совсем другая. Светлая. Бежевый тренч слегка помялся и намок из-за снегопада. Странно. Почему больной мозг подкинул ему именно такой прикид?       Но Чуя ловит себя на мысли, что нравится. Ему идёт. Гораздо больше, чем чёрный. Гораздо сильнее, чем красный шарф на шее, что теперь петлёй обвивал самого Накахару.       Когда ты мертвецки пьян, некоторые вещи признать проще простого. Он бы отдал всё на свете, чтобы Дазай тогда снял чёртов шарф — забрал бы его силой, если бы потребовалось. Знай он, что будет дальше…       — Тебе, придурок, — пьяно усмехается Чуя. — Что ты на себя напялил?       — Не нравится? — Осаму очаровательно хмурит брови домиком, словно его это и вправду ранит.       — Выглядит… — Накахара пытается найти нужное слово в проспиртованном мозгу и щёлкает пальцами, будто это как-то поможет. — ...по-идиотски.       Музыка сменяется на медленную композицию. Не совсем то звучание, что Чуя ценит, но пойдёт. Он прислушивается к словам и горько усмехается.

Она — мастерица сносить крышу

Но, впрочем, отлично знает, что ты так не умеешь

      — Твой шарф выглядит… — произносит Дазай. Он делает маленький глоток коктейля и указательным пальцем двигает по кромке рокса дольку апельсина. — …так, будто он весит тонну. Не тяжело носить?

Можно предположить…

      — Будто ты, блядь, оставил мне выбор.

Что вы уже где-то встречались

      Чуя морщится и хватается за бутылку. Вино с плеском ударяется о внутренние стенки бокала, и несколько капель падают на дубовую столешницу. Бармен тут же протирает её тряпкой и исчезает из поля зрения.       Интересно, ему совсем похуй, что Накахара разговаривает сам с собой? Хотя, в таких местах, как это, никто не задаёт лишних вопросов, стоит только кинуть на стол пачку денег. Чуе думается, что, даже если он начнёт громить бар, никто ничего не скажет. У босса Портовой мафии есть свои привилегии. Только от этого не легче.       — Ты мог и отказаться, — говорит Дазай. — Бросить всё.

Чтобы завязать разговор

      — Портовая мафия — моя семья. И тебе об этом прекрасно, блядь, известно. — Чуя ставит бокал на барную стойку со стуком. — Нахуй ты появился? Я не хочу тебя видеть. Никогда.

Пьяные речи, ты немного сбит с толку

      — Разве ты не скучал? — спрашивает Осаму.       Он делает очередной глоток и подпирает щёку кулаком. Его глаза не такие, как раньше. Не те, в которых плескалась вечная чернь. Не те, что затягивали в себя, как блядская чёрная дыра. Эти же… искрятся теплом. Жизнью. Это слово можно было бы назвать антонимом такому человеку, как Дазай. Но всё же, вот он — мираж. Удивительная штука — воображение.

Не то чтобы ты влюбился…

      — Как будто тебе не плевать. — Чуя не с первого раза вытягивает из пачки сигарету и безуспешно пытается подкурить, но ебучее колёсико не слушается дрожащих пальцев. Огонь не вспыхивает. Дазай забирает зажигалку. — Чёрт возьми, вот это уже стрёмно. Может, мне башку полечить стоит, — бормочет Накахара, но склоняется к нему.       Кончик сигареты вспыхивает, и Чуя затягивается. Дазай закрывает крышку зажигалки и аккуратно кладёт её на стол.

Но ты бы хотел обойтись без симпатий и привязанностей

      — Мне жаль, — тихо говорит он.       — Нихуя тебе не жаль. — Чуя выдыхает дым и запивает горечь вином. — Просто оставь меня в покое.       — Не могу.

И, кажется, она подходит для этого

      — Почему?       — Я тут ради тебя, — улыбается Дазай.

Ну же, ну же, ну же,

Ну же, ну же, ну же,

Лучшая песня для вечеринки

      — Ты всего лишь в моей голове, и я могу прогнать тебя, — устало отвечает Чуя. Он приглаживает выбившуюся прядь, пряча взгляд. Знает, что врёт. Не может. — В любой момент.       — Я сам скоро уйду. — Дазай допивает свой коктейль и бросает в рот дольку апельсина. — У нас не так много времени.       — Зачем? — Накахара хмурится и смотрит на Осаму сквозь сизый дым. — Просто зачем?       — Так было нужно. — На миг во взгляде Осаму скользят боль и сожаление. Чуя мог бы даже поверить, что это искренне, если бы не знал, что это лишь игра воображения. — Я знал, что ты не поймёшь. Но посмотри — твоё заветное желание наконец-то сбылось, разве это не чудесно?

Ну же, ну же, ну же,

Пока ещё есть время —

Лучшая песня для вечеринки

      — Заткнись. — Чуя бросает недокуренную сигарету в пепельницу и подпирает лоб ладонью. Пространство вокруг плывёт, сжимается и разжимается, словно давит своим весом. Ещё немного, и он отключится. Но пока нельзя. Он ещё не сказал самое главное. — Замолчи, Дазай. Я чуть не уничтожил всю Йокогаму, когда увидел… твою размозжённую по асфальту тупую башку. И после этого… ты говоришь… — Накахара жмурится, пытаясь по осколкам собрать разбившиеся слова воедино. — Тупой ты ублюдок. Конечно, блядь, скучал, — шепчет он.       Сквозь свисающие на глаза пряди Чуя смотрит на него. Только лишь его лицо сохраняет какую-то чёткость через призму пьяного взгляда. И эти блядские глаза. В них теплится то, чего он так и не дождался.

Влюблённый взгляд

К сердцу приливает кровь

      Накахара закрывает глаза, не в силах больше сражаться с собственным телом. Он кладёт голову на сложенные на барной стойке руки. Если это мираж, тогда Дазай обязательно снова вернётся. А если нет… что ж. Так, наверное, даже лучше.       Сквозь подступающий сон и головокружение Чуя слышит шорох, скрип ножек стула и тихий шаг. Он чувствует окутывающий запах виски и бинтов, так по-родному обнимающий плечи. Пальцы подцепляют прядь — холодные, как всегда, Накахара слишком явно ощущает их мимолётное касание к щеке. А затем лёгкий поцелуй. Тёплое дрожащее дыхание с ароматом бурбона, сухие губы, задержавшиеся на мгновение, и трепетно накрученная на палец рыжая прядь. Как раньше.       — С Рождеством, Чуя, — шёпот тонет в подступающем забытье. — И прощай.