Клятвенные грамоты

За окном пели цикады, ночь дышала на ворочающуюся в кровати девушку приятной прохладой. Убаюкивала её как мать дитя, но Фанория все равно не засыпала. Мысленно благодаря небо за то, что сыну не передалась её тревожность, влекущая за собой извечный бич, бессонницу, Сокол села в кровати. В комнате не было жарко, однако, баронесса чувствовала себя так, будто её подогревали снизу. В какой-то мере это действительно было так: при тревожности вегетативная нервная система повышает частоту пульса, растет артериальное давление, повышающее скорость кровоснабжения и, как следствие, теплоотдачи организма, так что своим собственным теплом Фанория Арсеньевна была способна обогреть не одно помещение.  Дверь тихонько растворилась, но умеющая слушать дом Сокол, немедленно повернулась на звук. Луна располагалась с другой стороны дома, и её дорожка цвета остывшего молока высветила детскую фигурку в балахоне спальной рубашки, вставшую на пороге. — Маменька? — робко позвали из темноты. — Можно мне поспать сегодня с вами? Фанория обожала спать с сыном, все бы свои приключения отдала за то, чтобы ночь провести в обнимку со своим ребенком, однако, не желая вырастить из Эраста неженку, баронесса с самого раненого возраста обозначила сыну границы: он может приходить спать к матери лишь в исключительных случаях. Когда плохо себя чувствует либо когда мучают кошмары. Эраст усваивал уроки очень быстро, чувствовал внутренний стержень матери, покорялся, закалялся. Одно то, что он пришел, значило, что Фанория ворочалась не зря. Не ей одной не спалось. — Что случилось, мартыхан? — спросила она шепотом. Для Эраста это был сигнал к действию. Бегом сократив расстояние между дверью и кроватью матери, мальчишка запрыгнул в нее, прижался к матери. Он почему-то весь дрожал. Фанория ощупала лоб, попробовала его губами. Нет, температура нормальная. — Что с тобой, Растик? — спросила она уже требовательнее, поворачивая сына к себе. Ребенок выглядел странно: вроде здоров, но чем-то изрядно напуган. Вдобавок, Эраст все время стремился опустить глаза, что за ним наблюдалось крайне редко.  Фанория положила руку на солнечное сплетение сына. Энергия Дэ находилась в изрядном раздрае. Сон ему приснился страшный? Возможно. А может влияет общая нездоровая обстановка дома. Дверь Эраст не закрыл, а потому лунный свет свободно освещал стену у кровати. Фанория сложила руки в лодочкой и раскрыла их по типу пасти. — Смотри, — кивнула она на стену. — Давным давно, когда на земле еще не было людей, а были одни только динозавры, один из них, обитавший в море, решил непременно долететь до звезд. — Ох хотел их съесть? — воззрился на стену Эраст.  — Или он хотел к ним взлететь? Как крокодил из притчи Тамбо одиннадцатого? — Он хотел их перенести по одной в воду, чтобы светили только ему. И некоторых даже перенес, они превратились в рыб. Таких больших, с фонарем на лбу. Которые еще, когда достаешь на поверхность, становятся похожи на скисшее молоко. Плмнишь? Су Ми как-то готовила. Мальчишка активно закивал. Рыб фугу он помнил, они вкусные. Су Ми сравнивала их с ночниками, в которые набиваются мотыльки. Он еще удивился, почему они превращаются из величественных страшилищ в бесформенную массу, а это, оказывается, были звезды!  — А звезды так выглядят вблизи ? Или только те, что попадают под воду? — Немногие видели звезды вблизи, мартыш, а те, кто видели, говорят, что их яркий свет ослепил их глаза. Возможно звезды взяли с них слово никому больше не говорить о том, как они выглядят.  Эраст завороженно смотрел на тень от материнских пальцев, Фанория раскрыла их веером и морское чудовище выпустило щупальца.  — Звездам хорошо на небе, они не хотели в воду, но чудовище таскало их и таскало. Некоторые его пленники стали рыбами фугу, другие морскими звездами, третьи кораллами. — Она поменяла фигуру из пальцев изображая последовательно каждого. Сын смотрел замороженно. — Все они привыкли жить в воде, но все они без исключения скучали по небу, всем им казалось, что в небе жилось лучше, хотя конечно, никто уже не помнил как там было на самом деле. Эраст ждал. Как все дети, он конечно же ждал прекрасного принца, чтобы спас звёзды, чтобы вернул их в небо, но тех, кто был украден чудовищем, нельзя было вернуть на небо, ведь их домом уже стала вода. В небе они бы были чужие.  — Никто не вернул их домой, да? — спросил Эраст, закусив губу. Глаза предательски щипало, но плакать перед мамой было нельзя. Совершенно нельзя. Она все поймет! Фанория взяла сына за руку.  — Идём, — позвала она. — Кое-что покажу.  Он доверчиво вложил свою ладонь в материнскую, и она подвела его к окну.  — Подними взгляд. — подсказала она. Сверху на них взирали холодные, молочно-белые звезды. Их было так много, будто кто-то далекий рассыпал по небу мелкий бисер. Невольно Эраст ахнул, задирая голову вверх и сдувая со лба мелкие непослушные кудри.  — Видишь как много их там наверху? — спросила мать, почему-то шепотом. Может потому что так предполагал сам момент. — Некоторые еще помнят то время, то похищение. Некоторые успели сбежать. Но большинство совсем юные.  — И в море… их так же много? — спросил Эраст в тон тихо.  Фанория кивнула. — Я хотел бы увидеть морские звезды, маменька. — произнес он, глядя наверх, в небо.  Фанория на мгновение нахмурилась. В Венето, в термах, было много морских звезд. Они были такие забавные, крупные, шевелили лапками и маленькими щупальцами. Встречались и медузы: безобидные прозрачные и жалящие, с черным ободком у щупалец. Одна такая ужалила её прямо в нос. Это было больно и смертельно обидно. А потом очень смешно, когда она вынырнула, и Роберто целовал ужаленное место. — Обязательно увидишь, — ответила она, стряхивая с себя морок. Сделалось неприятно. И стыдно. Как могла она быть такой глупой? Как могла поверить в происходящее? И тем не менее, море, солнце и пляжи Италии от её глупости не стали хуже, а красота этой страны незаменима. — У тебя впереди вся жизнь, Растик. Ты еще многое увидишь.  — И расскажу своим детям, — деловито добавил двухлетний мальчик. — Мою дочь будут звать Фаней. — От Нафани? — ухмыльнулась Фанория. — А сына Кузей? Эраст обиженно надулся. Он делал так всегда, когда был настроен серьезно, а мама все сводила в шутку. Она поцеловала его в макушку. — Пойдем спать. Завтра рано поднимемся, чтобы поплавать до жары. — А Су Ми поедет с нами? — полюбопытствовал мальчик. — Скорее всего, — кивнула Фанория, предполагая, что подруга вряд ли упустит шанс позаниматься тайчи на природе и консолидировать Дао, пока они с Эрастом плавают. *** Василий проснулся к завтраку. К полудню. И был ужасно рассержен замечанием горничной о том, что «их светлости уже искупались и позавтракали, а гостю велели накрыть в саду». — Когда же это они уже успели искупаться? — с плохо скрываемым возмущением спросил молодой человек.  — Так их светлость баронет в шесть часов утра уже на ногах, когда баронессе спать? — пожала плечами словоохотливая девушка. Её все звали Фроськой, только барыня называла Ефросиньей Кузьминичной, чем ставила девку в тупик.  Фроська была дочь еще крепостной кухарки Соколов, Марии Лукиничны. Девка расторопная, но не очень умная. Выросла здесь, в усадьбе. Кузьма Афанасьевич, когда-то подаренный Соколу одним помещиком за «услугу», служил дворецким. В начале крепостным, потом по найму.  Здесь же, в деревне устраивали свадьбу, Арсений Миронович улаживал все формальности и, когда у Марии Лукиничны наметилась Фроська, немедленно прибавил обоим будущим родителям жалования.  И кухарка, и дворецкий господ обожали. От прибавки долгое время отказывались, но барин пригрозил вольной, пришлось обожать господина молча. Почтение к господам, Кузьма Афанасьевич и Мария Лукинична бережно взращивали во Фроське. Она его честно впитала, но сложностью нрава не отличалась. Спрашивают, так все расскажет и покажет. Никаких странных интонаций в голосе гостя она тоже не улавливала.  — А сейчас они где? Что делают? — спросил Василий, резко поднимаясь.  Фроська с интересом уставилась на фигуру молодого человека, так и не одевшегося после своих ночных приключений.  — Чего встала, дура? Одеться подай! — рявкнул он с досадой. Это, что же теперь, дневной заплыв отменятся?  — Так я не знаю, во что вы одеваетесь, — просто пожала плечами Фроська. — Я полы вытереть, камин почистить, паутину убрать. Постирать могу. А что одевать и как и в какой последовательности, это не моя работа. Мне хозяйка сказала вас к полудню разбудить. Что хозяйка сказала, то и делаю. — Тогда пошла вон! — зашипел окончательно выведенный из себя Василий. Что за манера у здешней прислуги приходить, когда не велено? А придя дерзить!  Фроська снова пожала плечами, перекинула через плечо косу и вышла вон.  Одевшись в мятый мундир нараспашку, рубашку навыпуск и штаны, Василий босиком вышел в сад завтракать.  Баронесса и баронет располагались в тени под кроной яблони. Мальчишка сидел в ногах матери и с упоением листал увесистую книгу. «Картинки разглядывает», подумалось Василию пополам с надеждой, что хотя бы на завтрак можно будет увидеть нормальные продукты. Хлеб там, холодное молоко.  Шатер, в котором располагался стол, как раз был воздвигнут по типу палатки недалеко от читающих матери с сыном. Василий налил себе чаю, пока до него доносилось вполне членораздельное произношение слогов: — И Миш-ка ска-зал, — читал Эраст, стараясь выговаривать образцово каждый слог. — По-й-дём сы-пы-ро-сим со-ву. — Какой у него странный акцент. — позволил себе комментарий Василий. — Обычный детский акцент, — отозвалась Сокол. — У него улучшится дикция с возрастом. — Я не про нее. — запротестовал Василий, устраиваясь за столом. Всё-таки нашлось масло, хлеб, куриные яйца вкрутую. Скудновато для дворян, но хотя бы по-человечески. — Он говорит как иностранец. Не произносит твердые буквы. Кто его отец?  Фанория промолчала, кивнула сыну, чтобы продолжал. Эраст продолжил чтение. Василий смотрел на него, поедая яйцо. Мальчик устал, по нему было видно. Он то и дело взглядывал то на него, то на сад, прислушивался к звукам птиц и листвы, но всего на мгновение, затем превозмогал и продолжал чтение. Потрясающе правильный ребенок! Прямо как с картинки. Не капризничает, в два года по слогам читает, хоть и со странным акцентом. Ужасно раздражают такие дети. Так не должно быть! — Мне сказали, что вы уже искупались. — заметил он, пересилив собственное раздражение. — Значит ли это что в полдень, как вчера вы к реке не пойдете? Так жаль, я хотел составить компанию. — Очень сожалею, — покачала головой Фанория. — Сегодня в полдень я совершаю велосипедную прогулку в компании Су Ми. — Сына берете? — кивнул на мальчика Василий. — Нет, — покачала головой Фанория. — Эраст остается дома. Ему нужно о многом подумать. — Он, что же, наказан? — не скрыл своего изумления Удальцов. За что такого образцового ребенка наказывать? Что буквы читает не достаточно чисто? Что акцент есть? Так не надо было по заграницам шляться!  А мальчик сник. Свесил голову на грудь, как курёнок. Даже жалко стало.  — Маменька, мне можно пойти в мою комнату? — спросил он.  Фанория кивнула. — Иди. Выйдешь, когда всё осмыслишь. — Она закрыла книгу, отложила. Поднялась.  Ребенок тоже поднялся и беспрекословно пошел в дом. Стало ясно, что в саду с книгой, и, надо думать, с утра на реке, он был не для развлечения. Это было воспитание.  — Сурово вы с ним. — заметил он. — Вы хоть играете с ним? Я не знаю, обнимаете? Ему же два. — Он человек. Он должен понимать, где добро, где зло. Должен понимать последствия от каждого своего поступка и не на словах. — она оглядела стол, но ничего не взяла. — Прошу прощения, что предоставляю вас самому себе на половину дня. Будьте как дома. Вечером, если захотите, сможем съездить к реке. С Эрастом или без зависит от него самого. Теперь вынуждена оставить вас. — поправив платье, Фанория вернулась в дом. Через несколько минут появилась снова в сопровождении своей китаянки. Та на контрасте со своей госпожой была одета ярко, даже пёстро: широкая алая лента на поясе перетягивала пышную юбку, в которой вряд ли удобно было крутить педали. Сверху была тошнотворно милая кофточка в горошек. Волосы были собраны в какую-то сложную прическу, держащуюся крест на крест застегнутыми палочками.  Фанория же была одета в строгое «учительское» коричневое платье. Лишь когда они оседлали велосипеды, Василий понял, что у китаянки под юбкой были штаны, а на баронессе так и вовсе был комбинезон.  Он проводил их взглядом до ворот и хищно улыбнулся. Весь дом был предоставлен ему. Пол дня! Вместо каких-то шестидесяти минут, целых пол дня! Нельзя ими не воспользоваться. Где эта глупая баба? Если её воспитанник наказан и весь день просидит в комнате, то значит она свободна!  Скорее найти её!