Клятвенные грамоты

«Почему она, а не я? Почему она?», думала Инга, поднимая на госпожу недовольный взгляд. Она уже даже не старалась скрывать, как сильно баронесса её раздражает. Вся из себя современная. Выставляет себя другом всех сословий, покровительницей девочек, а сама так открыто любит сына!  Если бы Фанория удосужилась хоть раз действительно послушать её, а не вежливо, с подчеркнутым дворянским снисхождением «пережидать», пока она закончит речь, Инга бы рассказала ей, как она боялась не смочь полюбить своего ребенка. Какое счастье, что родилась девочка! Мальчика она бы точно не смогла принять.  И как это подлец смел продать её? Ответственности испугался, ясно. Испугался, что заставит дочь признать и взять в дом, обеспечить ей жизнь. И правильно испугался, ведь именно это Инга собиралась сделать, если бы её не купили так быстро. А ухаживал-то, зубы заговаривал как красиво: стихи читал, рассказывал про войну и дуб какой-то, покупал хну и ткани добротные. А стоило ребенку наметиться, как сразу же отдалился, вообще в избе не показывался. Больше всего Инга соседей ненавидела. Вот судачили, судачили, когда её барин и кому продаст. Накаркали. Новая хозяйка в начале Инге даже понравилась: ровесница, мать. Да у них столько общего! Инга ради нее даже честно пыталась изображать интерес к грамоте, лишь бы барыня больше ей внимания уделяла, а то вдруг заартачилась.  Теперь так и не узнает, у кого она купила прислугу по первому же газетному объявлению. А ведь Инга всё собиралась рассказать! Они бы подружились, если бы госпожа действительно была такой, какой хотела казаться. Учит девочек грамоте? Ха! Что-то Ингу она быстро бросила, видите ли та недостаточно быстро схватывает! И чем она отличается от учителей сельских школ? Не зря Инга и трех классов не кончила, надоело.  Госпожа вечно смотрит свысока на тех, кто вышел замуж и родил, на себя бы посмотрела. Мать-одиночка. Женщина с багажом. А не называют её так, потому что деньги! Инга проводила спортивный, отточенный тренировками силуэт госпожи, пока та не исчезала с сыном в доме. Опустила взгляд на собственный мешковатый живот, мясистые запястья, каждое размером с колено госпожи.  Почему всё так не справедливо? Она родила дочь и стала похожа на свиной окорок, у госпожи тоже ребенок ровесник её дочери, но та выглядит совсем иначе. Деньги, дворянская кровь. Но Инга не выбирала, где ей родиться, и таких Инг по России-матушке численно больше, чем Фанорий, и слава богу. Тем и живы. Что бы все эти барыни делали без простых девушек от сохи? Инга с предвкушением подумала, как долго барыня будет укладывать сына. Нюрка, например укладывалась очень тяжко. Вообще не спала. Порой Инга сама засыпала, а дочь лежала рядом, понимающе гладила. Ну-ну,  что она там придумает из своих прогрессивных педагогических практик, чтобы двухлетний ребенок уснул?  И еще серёжки. Вот, пожалуй, что с них следовало как раз начать. Потому что Ингу возмущало, что сероглазая русая барыня носит её зелёный цвет. Зря что ли Инга мучается, красит волосы хной раз в месяц, мажет их маслами, использует на них все продовольственные запасы, колдует над ними как ведьма? Зеленый цвет идет ярко-рыжим! А не русым, которые еще и имеют наглость ничего с собой не делать. Когда Инга узнала, зайдя к барыне раньше чем следовало, что Фанория даже волосы не завивает — так, сбрызгивает водой из тазика, чтобы убрать утреннюю лохматость да распутать колтуны, и те вьются сами, то была возмущена. Как, почему? Как у нее могут быть такие красивые локоны от какой-то там воды?  Туалет Эраста тоже много времени не занимал. Барыня велела вместо того, чтобы чесать его гребнем (со своей дочерью делай, что считаешь нужным, но еще раз увижу, как ты выдираешь волосы Эрасту, высеку) расплетать колтуны пальцами, а потом так же сбрызгивать водой. Это всё Инге не нравилось, она наоборот любила возиться, как со своими, так и с чужими волосами. Дочке она плела косы от лба, туго стягивая прядки хорошо промасленными руками, чтобы отдельные волоски не вздумали выпадать из прически. А с маленьким барином ничего эдакого делать не разрешали. Ну и зачем им, скажите на милость, няня?  — А она у вас с норовом, вижу, — заметил Василий, нарушая мрачный поток мыслей служанки. — Покажете мне сад? — С удовольствием, ваше благородие, — церемонно поднялась Инга, медленно, чтобы показать, как струится тёмно-зеленое платье. Поправив шаль на плечах, Инга мигом забыла про дочь, которой только что поправляла ленты. Вообще-то Нюрку тоже следовало уложить спать, но поскольку девочка, не отличавшаяся покладистостью (барыня даже имела наглость назвать её гиперактивной!), не выказывала никаких признаков сонливости, Инга просто ссадила девочку с колен на землю, встала и опершись без приглашения на чужой локоть, повела гостя гулять по саду.  — Огромная территория! — оценил Василий. — И все барское? — А чье ж еще то? — хмыкнула Инга. — Богатые господа. А у вас сколько соток? Василий с тоской вспомнил захудалую избенку родителей на жалели клочке земли.  — Может немного поменьше, — мрачно бросил он. — Раньше было много, а теперь, как крепостное право отменили не понятно, вроде как и не наша земля,  а крестьян, а наша только где изба стоит. — В смысле как отменили? — обомлела Инга, от неожиданности аж останавливаясь. Ах, подлец! Ах, стерва! Это её, свободную девушку, продали? И купили?  — Так давно уже. Уже лет десять как.  — ухмыльнулся молодой человек. — А вы, что же, не по найму?  Судя по выражению лица девицы, нет, не по найму. Во дает продвинутая Сокол! Внебрачный ребетенок это ладно, этим дворянам вечно все спускают, но чтобы царские законы нарушать в открытую?  — Хоть хорошо с вами обращается? — включил офицера он. Инга сморщилась. — Вы сами все видели. Она кроме как себя никого ни во что не ставит.  — Это и понятно, дворяне, они все такие. Инга нахмурилась: — Но вы тоже дворянин, а на подлеца не похожи.  — Это потому что я не по роду, а по службе. — похвалился Василий.  Надо же, оказываться в его происхождении есть и своеобразные плюсы. Молодой человек вдруг улыбнулся: что ж, если ни гора не хочет идти к Магомеду, и даже когда Магомед к ней пришел, все равно не хочет к нему наклоняться, значит план надо сменить. Почему бы не получить все сокровища горы, но без самой горы? Судя по настроению служанки, барыня она скверная, надо только придумать повод задержаться в доме, поспрашивать прислугу, кто еще о барыне какого мнения.  — А что за мерзкий чай твоя барыня заваривает? Никогда такого не пил. — полюбопытствовал он. — Зеленый, — ответила Инга, тоже поморщилась. — Он совсем не сладкий. И мёд туда класть не разрешает. А добывает ей его китайка. Я её толком и не видела. На как чёрт в табакерке: появляется когда захочет, так же пропадает. Мешается только. Один раз взяла эти чашки-чайник, так она мне на своем тарабарском тираду выдала! Хорошо моя Анечка эту брань не слышала!  — Интересная барыня, — обронил Василий задумчиво. С китаянкой надо быть осторожнее, непонятный они народ. Вроде мирные, а Приморье год от года полыхает. А еще едят всё подряд, даже одуванчики. — Вы ведь няней работаете? А как вам маленький господин? — Яблоко от яблони не далеко упало, такой же. А я ведь ей показывала, как детей воспитывать надо! Видали мою Анечку? Ведь прелесть, а не ребенок! Обожает платьишки, косички дается делать. Мне во всему помогает: стряпать, прясть, ткать. Ну чудо.  Василий улыбнулся. — Милейшая девчушка у вас. А парень у барыни забалованный.  — И не говорите! Она ничего о детях не знает, вы представляете, уже грамоте учит, даже будто он пишет уже. Вот Нюрочка нормальная девочка.  Василий кивнул, соглашаясь, очень милая девочка, которую бросили одну в саду.  — А не хотели бы вы свою барыню проучить? А то этим дворянам все сходит с рук.  — Хотела бы, конечно, вздохнула Инга. Да только как это сделаешь? До государя не дойти, дворяне эти все переврут.  — Да зачем нам государь? Он все в пользу своих решает. Мы так проучим. — похрустел костяшками Василий. — Что она без своих денег? Пусть почувствует себя в шкуре простого народа! Глаза Инги загорелись, но тотчас потухли.  — Она деньги наверняка в доме не хранит. Да и я ничего в этом не понимаю.  — Я в этом немного понимаю. — ухмыльнулся Василий, действительно немного понимающий, как построенная экономическая социальная стратификация. — Денег она дома, может быть и не хранит, но документ, удостоверяющий, что она это она, точно с ней. А вам, раз вольную не давали, то и документов у вас нет. Мы с вами поженимся, как если бы вы были она. И у нас в руках будут все её деньги. — молодой человек мстительно ухмыльнулся. Так звучало даже лучше, чем жениться на самой баронессе. Не придется терпеть её своенравный характер.  Инга смотрела на кавалера большими восхищенными глазами: неужели? Справедливость все-таки есть в мире? Молодой человек, дворянин, хоть и не потомственный, мало того, что заинтересован ей, так еще и поможет наказать госпожу! У них будут её деньги! Это потрясающе! — Если вы согласны, то думаю, надо вернуться в сад. Я придумаю что-нибудь, чтобы остаться ночевать, возьму на себя китаянку, а вы найдите её документы. Выглядеть должны так, — Василий показал свой паспорт и свидетельство о рождении.  Инга, с мгновение всматриваясь в документы, кивнула.  — Тогда идемте. Чудесный сад! Когда они вернулись к столу, Нюрка с чем-то играла. С чем-то маленьким и зеленым. Инга метнулась к дочери, узнавая серёжки, на которые давно положила глаз. — Нюрка, дура! Проглотишь! Где ты вообще это взяла? — дала она подзатыльник дочери, пряча сережки в передник.  — Тут, матушка.  И очень вовремя, из дома как раз вышла госпожа. С коротких волос стекала вода, на щеках румянец. Опять значит делала странные эквилибристики со своей китаянкой.  — Инга показала вам сад, Василий Потапович ? — обратилась она к Удальцову. — Да, чудный сад, заглядение! — осклабился молодой человек. — В таком случае, вы, наверное, не против в нем еще и отужинать? — поинтересовалась хозяйка. Василий улыбнулся. Даже придумывать ничего не пришлось. И правда, Нюрка чудесный ребенок. — С превеликим удовольствием, ваша светлость. — Фанория Арсеньевна. — С превеликим удовольствием, Фанория Арсеньевна. — Прекрасно, я рада. Инга, Эраст спит, поэтому будь добра, покажет нашему гостю комнату, где он может отдохнуть перед ужином. — С удовольствием, барыня, — улыбнулась Инга, чувствуя, как приятно колотится сердце. Наконец-то! Наконец-то эта самодовольная барыня заплатит за свое высокомерие с полна. А сережки надо будет незаметно вернуть.