Клятвенные грамоты

В усадьбе Сокол (или Соколов? Чёрт их знает, дворян этих! Склоняются они по падежам или нет? Были бы Соколовы, всё понятно было бы! Ан-нет, даже фамилию смогли исказить на нерусский манер!) Василию Потаповичу понравилось. Здесь все дышало роскошью, добротностью, качеством. Деньгами. Признаться, конечно, его изрядно сбил с толку запах свежей древесины, из которой усадьба была сложена. Могли бы, учитывая родовое богатство, озаботиться и каменным домом. Брус-то менее долговечен в сравнении с камнем. Да и в целом, предметы роскоши тут в глаза особенно не бросались: мебель была из красного дерева, но не броская. Расписанная и лакированная, но умеренно, не пёстро, она гармонировала с общим спокойным интерьером, выполненным в основном в тёмных тонах. На окнах были шторы, тоже явно из добротного сукна, но без всякой бахромы или, боже упаси, кисточек. А жаль! Кисточки, особенно из золотых нитей смотрятся очень даже дорого-богато. В клозете тоже не оказалось никаких золоченных ручек, мозаик, картин. Просто чистая просторная комната, выложенная белоснежной керамической плиткой. А пол, на контрасте, чёрный. Неужто так сделали из простого соображения пореже его вытирать? В столовой, куда проводила прислуга Удальцова-Боровицкого, нашелся-таки предмет роскоши. На стене перед входом висели два парных гобелена, сделанные явно на заказ, потому что изображены там были хозяева дома, даже с подписями, в золоченных рамах: Арсений Миронович Соколъ, Тамара Лаврентьевна Соколъ. Вид этой монументальности Василия сразу успокоил: дворяне как дворяне, себя любят. А то, что дочь, далеко уже не девочка, а все ребячится, так это у них нормально. С жиру бесится. Чай в сад подали по желанию её светлости баронессы. Одежду Василия унесли стирать, взамен принесли другую. Должно быть, его светлости барона Сокола. Вещи добротные, но опять-таки, скромные. Василий бы предпочел больше плюмажа, наград может даже каких повесить. А то будто с папеньки сюртук сняли. Тот тоже в парадном почти не ходит, все в штатском, причем вполне мог себе позволить дважды подряд одно и то же надеть, да и в целом новые вещи заказывал только по случаю износа старых. Будто мещанин какой-то. Но ладно самому так жить, Василия-то чего заставляет? Хозяйка дома вышла к чаю все такая же собранная, строгая. Одета была в диковинное летнее платье: короткая верхняя курточка, полами едва доходящая до груди, была шита цветными нитками. Вышивка тоже диковинная: не то рисунки, не то письмена. Платье с высокой талией кроя «трапеция» сужалась кверху и наоборот, расширялось кинзу, что при типе фигуры хозяйки было скорее хорошо. Делало её более привлекательной, скрывая под собой мускулы. Ребенок, которого учили плавать (ребенок, это ничего! Его можно всякими игрушками-сладостями задобрить, на лошадке прокатить и будет в кармане), сидел за столиком поменьше, тоже переодетый, но все-таки менее вычурно. На нем были бежевые брючки и рубашка. Василий обратил внимание, что при этом был мальчишка полностью босой, да и курточки-шапочки ему никакой не дали. Закаляют что ли? Компанию ему составляла девочка, и вот она-то была одета как истинная леди, даром что не барская дочь. На ней было ярко-желтое платьице-колокол, белая шляпка в настоящих живых цветах, видно, что только собранных. На ногах были белые туфельки, которые ей, наверное, натирали, потому что девочка беспрестанно шевелила носками пальцев и пыталась снять ботинок с одной ноги носком другого. На большом столе стоял заваривался чай, однако, помимо него ничего из привычных угощений Василий не нашел. Вместо ватрушек, печенья, бубликов, на столе были представлены какие-то пророщенные коренья в странном буром соку, похожем на карамель. Наиболее аппетитно, пожалуй, выглядели разноцветные маленькие пирожки из очень тонкого теста с чем-то белым внутри. Василий, вообще-то, был уже не прочь не только чай попить, но и в целом пообедать. Но до обеда еще жить и жить, баре изволят кушать в девять. Пользуясь тем, что баронесса на него не смотрела, Удальцов-Боровицкий подцепил двумя пальцами разноцветный маленький пирожок, отправил в рот целиком. Тесто было непривычное. Начинка тоже. Но не противно. Не сладко совсем, но и не мерзко, не горько. — Что это за пирожки такие? — поинтересовался он. — Это тток, — ответствовала Фанория Арсеньевна, с неудовольствием поднимая на него взгляд. Всё она видела, и невежество тоже, просто предпочла, как и большинство людей её социального статуса, сделать вид, что не заметила. — Корейские рисовые пирожки с тертой фасолью. Василий едва удержался от того, чтобы скривиться. Ну да, когда ничего слаще сахара не пробовал, и такое вкуснотой покажется. — А это? — кивнул он на ведьмовские коренья. — Это якщик, — назвала еще одно похожее на проклятье слово баронесса. — Переводится как «целебная еда». Здесь коренья, каштаны, сныдь, все это щедро полито карамелью. Тут уж Василий себя не сдерживал, скривился искренне. Что за безумные люди эти азиаты? Ссыпать все в один горшок, да еще и сладким залить! Ужас какой! Как можно так издеваться над едой? Василий метнул взгляд в сторону детей, желая узнать, уж не предложены ли им точь-в-точь такие же кушания. Двухлетний Эраст сидел нахмурившись, один в один как мать, и подчеркнуто аккуратно пил очень горячий чай, не притрагиваясь к угощению. Вообще-то мальчика изрядно раздражал «кипяточный» чай, который нужно было всегда очень долго ждать, когда тот соизволит остыть. За это время Эраст успевал съесть всё сладкое вокруг, во рту делалось сухо и липко, хотелось жидкости, а на дурацкий чай все еще нужно было дуть. Но сейчас, когда у них в гостях не нравящийся ему молодой человек, Сокол-младший был твёрдо намерен показать ему свои безукоризненные манеры. Нюрка рядом тайком играла в его куклы. Вообще-то Эраст прекрасно видел, что Нюрка выбрала самых лучших, самых красивых, но, как и мать, чем делать замечание «низким людям», предпочитал делать вид, что ничего не видит. С подчеркнуто прямой спиной, насколько позволяло двухлетнее тело, Эраст сидел на стуле и внимательно следил за тем, чтобы дуть на чай бесшумно и не хлюпать им при отпитии. И не дай бог какая капля скатится по подбородку, упадет на рубашку. Вообще-то няня поставила на столик кувшин воды, но, во-первых, хрусталь был слишком тяжел и громоздок, чтобы Эраст мог взять его сам, во-вторых, Инга, сидящая за одним столом с воспитанником, была слишком занята игрой с дочерью в куклы Эраста, чтобы это заметить. Василий невольно усмехнулся. Пожалуй, мальчишку можно было назвать милым. А еще чертовски похожим на мать, не только внешне. А вот что за девчонка, выглядящая ухоженнее и богаче барского сына? — Ваше платье тоже откуда-то из Кореи? — спросил отвлечённое Василий, садясь за стол рядом. — Это не платье, а ханбок, корейский национальный костюм, — последовал спокойный ответ. Фанория слегка кивнула собеседнику, после чего взялась за чайник и налила чай в начале Василию, на четверть чашки, затем себе, затем снова Василию, себе и закончила на Василии опять. — Это корейский чайный обряд, — объяснила она. — Заканчивать надо всегда на госте, иначе моветон. — Значит, вы ездили и в Корею? Тоже проповедовать женское образование? Фанория поморщилась, как если бы надкусила что-то несвежее. Вот как, значит, о ней судят. Как о проповеднице. — Я ничего не проповедую, сударь, — с заметным холодком сказала она. — В Корею я ездила в составе делигации принцессы Евгении, как её фрейлина. Я учу девушек самых разных социальных слоев как справляться в жизни, не только выходя замуж. Мы живем в обществе мужчин, это неоспоримый факт. Однако, моя учебная практика показывает, что девушки так же усваивают дисциплины и приобретают те же навыки, что и мужчины. — То есть, вы современная Жанна Д’Арк? Она снова покачала головой. Фехтовать она, правда, умела, выучилась этому в Париже, но не чтобы быть как мужчины. Просто, раз есть возможность заполнить пробел в знаниях, то почему ей не воспользоваться? Лишних знаний не бывает. Уж ей ли, выпускнице Смольного института благородных девиц, не знать? — Мне не нужно защищать Москву от кого бы то ни было. Я преподаватель, не военная, — сказала она. — Однако, я считаю, что разграничение профессий и занятий на мужские и женские устаревшим. Это не значит, что все женщины должны идти в армию, на флот или, скажем, в городскую полицию. Однако, если у них есть такое желание, то их следует тестировать и отбирать так же, как мужчин. Тут, Фанория Арсеньевна, изрядно кривила душой: и не раз и не два ей уже приходилось кого-то защищать. Когда незабвенное отечество, когда корону, когда даже опальный в стране Утренней Свежести клан хваранов, на который валили все несчастья на свете. — Но ведь женщины и мужчины изначально не равны. По физическим данным? — отступил от своего первоначального плана немало заинтригованный Василий. — По физическим, может быть. Но никогда по моральным. Как я уже сказала, моя учебная практика показывает, что женщины усваивают дисциплины и навыки ничуть не хуже мужчин. А теперь расскажите мне, сударь, зачем же всё-таки вы сюда приехали? — она отпила чай, взяла с блюдца азиатское странное угощение. — Впрочем, позвольте, сама определю. Итак, вы из «новых» дворян. Тех, что получили титул за военную службу, но поскольку вы впечатление честного служащего не производите: на побывку метнулись через всю страну к совсем не знакомой женщине, будучи моряком, не способны определить, где у реки стремнина, значит титул получил ваш отец. Самое позднее дед. О том, что вы не потомственный дворянин говорит и ваш взгляд, каким вы оглядели дачу моих родителей. Вас она явно не впечатлила. Ожидали императорский дворец? Он в городе, за городом мы предпочитаем жить скромнее, спокойнее. — по какой-то причины взгляд баронессы вновь упал на детский стол, где няня самозабвенно забавляла собственную дочь, предоставив воспитанника самому себе. — Вы думаете, что, если я богата и держусь не популярных в обществе принципов, со мной достаточно согласиться и жить за мой счет? Думаете, вы такой первый? — Что вы! — невольно выставил перед собой руки Василий, хотя именно это и было его задачей. — Я просто так много слышал о вас, что… что даже не знаю, захотел убедиться, что вы существуете? — спеша замять неловкую ситуацию, он спросил: — Так вы служили при дворе фрейлиной? А сейчас? Она отправила-таки в рот токк, улыбнулась. — Пейте чай, сударь. — сказала она. — Он хороший, настоящий зеленый улун. Просто так не достать, но моя служанка знает места. Василий удивленно посмотрел на Ингу. Фанория покачала головой: — Не Инга. Инга временная няня Эраста, моего сына. Нюрка, её дочь, его девочка для игр. Наша постоянная воспитательница, фройляйн Кац уехала на родину. Пришлось срочно покупать новую няню. — Покупать? Почему не выписать из той же Германии? — Если бы фройляйн Кац предупредила меня загодя, так бы я и поступила. — цокнула языком Фанория, едва удержавшись от крепкого выражения: упоминания, с чем конкретно немка её оставила. — Странно, немцы обычно точные, — заметил Василий и добавил, дабы не прослыть еще более стереотипным: — Я же служу на международном круизном лайнере. Там у нас всякие… не только русские. И киргизы. И украинцы. Немцы тоже бывают. Немцев, он, конечно, в команде еще не видел, но не будет же баронесса проверять? Так звучит несколько солиднее. Фанория, казалось, его не особенно слушала. Она вообще оказалась сложнее и несговорчивее, чем ему изначально представилось, однако, у всякой крепости есть ворота. На них он сейчас и смотрел. Кудрявый мальчик двух лет за детским столом смотрел на него в ответ открыто непримиримо. Василий послушно отпил чай, показавшийся ему той еще гадостью. Почему не добавить туда сахар? Или хоть мёд. «Понравлюсь мальчишке, понравлюсь и ей», вычислил он. И всё-таки странно, что дворянский сын одет проще крестьянской дочери, и что баронесса, так волнующуюся о будущем чужих дочерей, берет собственному сыну няню с улицы по первому попавшемуся объявлению, а не занимается им сама.