Исключений не бывает

Отвести к лекарю кажется здравой мыслью, но вот сам ребенок к данной идее отнесся весьма скептически. Стоило Цзян Чэну упомянуть лекарское крыло, как тот буквально врос в землю и ни за что не хотел в него идти. Цзян Чэн, не особенно привыкший, чтобы его приказы не исполняли в тот же миг, начал постепенно раздражаться. И перейти в стадию откровенной агрессии ему мешало беспокойство за состояние ребенка перед ним — тот всеми силами брыкался, не давая вести себя за руку в нужном направлении, вместе с тем всё больше бледнея лицом. Причина такой реакции была толком непонятна, но Цзян Чэн привык, что любое его решение в последние месяцы мальчик принимает в штыки. Не рискуя усугублять ситуацию, Ваньинь просто подхватывает ребенка на руки, открывая его ноги от земли, и устремляется в нужном направлении. Вей Ин вцепляется в его воротник, прикрывая глаза и прерывисто дышит, но больше не сопротивляется. Цзян Чэн не знает, причина бездействий ребенка — это его усталость или же он просто смирился. До лекаря они доходят спустя десяток минут, на удивление без каких-либо происшествий. Мальчик по-прежнему смирно находится у него на руках, не проявляя даже намека на привычное сопротивление. — Лекарь Ван, — глава Цзян приветствует старика, который до его появления перебирал флакончики с лекарствами на полках. Лекарь служил у его семьи ещё до появления в Пристани Вэй Усяня, так что сам Цзян Чэн сильно почитал старика и доверял ему. Тот мог казаться суровым, надменным и иногда даже холодным, но на самом деле имел очень большое сердце и любил всех учеников Пристани, как собственных внуков. Несмотря на свой возраст, он отказался уходить и отдавать свою должность молодому поколению, так как с самого появления в Юньмэне привязался к этому месту, своей работе и людям в ордене. — Глава Цзян, — старик под внимательным взглядом Цзян Чэна совершает соответствующий поклон и переводит свои прищуренные, как у лисы, глаза на мальчишку на руках пришедшего заклинателя. Он без единой тени удивления указывает Ваньиню на кушетку, куда тот без тени промедления садит малыша. Вей Ин сначала с подозрением смотрит на старика, но затем в его глазах мелькает узнавание и мальчик при встрече с знакомым лекарем немного расслабляется. — Он кашляет кровью, толком ничего не ест, бледный как призрак и физически тоже слаб, — Цзян Чэн выпаливает симптомы как на духу, когда видит вопросительный взгляд лекаря. Старик понимающе кивает, на пару секунд уходит в собственные мысли, анализируя происходящее, а затем садится на край кушетки рядом с ребенком, сверля его взглядом, сдвинув брови. — Вот мы и снова встретились. В прошлый раз ты был больше похож на дикого неукрощенного лесного зверька, — лекарь Ван хмыкает, внимательно всматриваясь в лицо мальчика. Вей Ину явно становится от подобного взгляда, да и фразы тоже, не уютно и он начинает теребить кончики пояса своей формы, опуская глаза в пол. — Сейчас, смотрю, стал поспокойнее. И дашь себя осмотреть? — Со мной всё нормально, — мальчик тихо на выдохе произносит и всё же поднимает на собеседника глаза. Лекарь Ван сначала молчит, затем оглядывает одежду мальчика цепким взглядом, натыкаясь глазами на кровавые пятна, покрывающие весь правый рукав ребенка. У Цзян Чэна же перед глазами мелькает от брошенных ребенком слов воспоминание, о котором он уже сумел позабыть и не вспомнил бы и сейчас, если бы не сказанная мальчиком фраза. Через несколько дней после аннигиляции солнца, они с Вэй Усяням возвращались в Пристань на лодке. Не смотря на все ужасные события, что успели произойти за это время, над Юньмэном светило яркое солнце, словно ознаменовав начавшиеся спокойные времена после свержения ордена Цишань Вэнь. Старший брат привычно развалился на лодке, ложась на неё животом и с задумчивым видом проходясь руками по проплывающим мимо них лотосам. Вэй Усянь, казалось бы, не изменился, но что-то в нём несомненно переменилось. Только Цзян Чэн до последнего не мог понять, что именно. Брат вел себя всё так же — постоянно болтал без умолку, приставал к нему, провоцировал своими словами всех и каждого, поступал как ему вздумается… И при этом на душе Цзян Чэна, когда Вэй Усянь молчал или уходил в свои мысли, становилось откровенно не по себе. На войне опасения за брата притупились, но стоило им сесть на лодку, как волнения накрыли Ваньиня с новой силой. Потому что брат не проронил ни звука с тех пор, как они отплыли — и такие тихие минуты, которые должны были дарить Цзян Чэну такую редкую во взаимодействиях с братом тишину, почему-то тревожили лишь сильнее и понять причину своего беспокойства он не мог. Когда они сошли на пристань, дышать стало легче — они наконец дома. Пока кто-то из новоявленных учеников рассказывали о прошедших в Юньмэне днях, Цзян Чэн мимолетно следил глазами за Вэй Усянем, который всё так же хранил молчание. Тот просто шел по правую руку от главы своего клана, сложив руки на груди и смотря самому себе под ноги. Цзян Чэн помнит, как раньше мечтал о том, чтобы брат хотя бы пять минут помолчал и не вклинивался в его разговоры с другими людьми. Удивительно, что его желание исполнилось, но вместе с тем вместо облегчения лишь сильнее тревожило. Когда брат не проронил ни слова до самого зала приемов в главном здании, терпению Цзян Чэну неожиданно пришел конец. Тот проводил глазами ученика, который после доклада отправился на тренировочное поле, а затем развернулся, схватил старшего брата за воротник и припечатал к стене, заставляя наконец вернуться в реальность. — Вэй Усянь, что происходит? — Ваньинь сильнее сжал одежду темного заклинателя, пока Вэй Усянь фокусировал на нем взгляд. Цзян Чэну и вовсе показалось, что старший брат находился не в реальности всё это время. — О чем ты? — когда серые глаза напротив наконец обрели хотя бы отблески понимания происходящего, Вэй Усянь наконец смог ответить на вопрос, несколько раз в непонимании проморгавшись. Он склонил голову, по обыкновению придурковато улыбнувшись. — Ничего не случилось, задумался просто. Вэй Усянь всё с той же привычной улыбкой прищурился, приобняв младшего брата за плечо и заливисто смеясь: — А что, ты за меня волнуешься? О, Цзян Чэн, это так приятно! Цзян Чэн на тот момент должен был понять, что перемена настроения собеседника была слишком резкой. Что брат просто умело съезжает с темы, потому что не хочет говорить о собственных чувствах и переживаниях. Но Цзян Чэн не понял. Вэй Усянь слишком хорошо знал, как беспокойство главы своего ордена превратить в привычное ему раздражение от совершаемых им действий. Он притянул брата к себе, положив подбородок ему на плечо и начал нести очередную околесицу ему на ухо. — И буду я за тебя, придурка, переживать! — Цзян Чэн от привычного поведения Усяня фыркнул, а затем слегка толкнул его ладонью, заставляя отойти от себя. Неизвестно почему, но результат маленького толчка оказался сильным, хотя Цзян Чэн вложил в удар совсем каплю духовных сил. Но Вэй Усянь, покачнувшись от толчка, неожиданно впечатался в стену спиной, словно от боли закрыв один глаз. Цзян Чэн насторожился от подобной реакции, сделав к темному заклинателю несколько шагов. — Что, так забахвалился, что не смог духовными силами удар отразить? В глазах брата неожиданно промелькнуло нечто похожее на смятение, затем страх от брошенных в воздух слов. На полминуты между ними повисла тревожная тишина. — Я просто не ожидал, вот и всё! — мигом нашелся с ответом Вэй Усянь, игриво улыбнувшись и всплеснув руками. Цзян Чэн хотел было осадить брата очередной тирадой, но неожиданно его взгляд зацепил талию Вэй Усяня, которую сегодня у него всегда перекрывала рука с флейтой. Когда Цзян Чэн увидел порванную одежду брата на боку, из которой текла кровь, он едва ли не чертыхнулся. После битвы в Цишане многие заклинатели остались в перевалочном пункте на несколько дней, чтобы залечить собственные раны. Цзян Чэн ранений не получил, а потому в путь до Юньмэна собрался практически сразу же, как закончился общий совет между кланами. Его люди, на удивление, пострадали меньше всего и не требовали длительного отдыха, так что тоже собрались в путь. Вэй Усянь идею возвращения домой так же поддержал, не выказывая никаких признаков ранения, боли или чего-то подобного. И сейчас, смотря на расползавшуюся по талии рану брата. Цзян Чэн всерьез удивлялся, как Усянь ни разу не подал виду о собственном повреждении. Если бы не рана брата, Цзян Ваньинь бы обязательно как следует встряхнул его, но сейчас всерьез опасался, как бы не сделать хуже. Рана не должна была быть серьезной, тем более учитывая функционирующее у заклинателя духовное ядро, но отчего-то при взгляде на неё складывалось ощущение, что вместо того, чтобы под духовными силами затягиваться, она лишь больше расползается и начинает гноится. Такого не должно быть, это неправильно, но в действительности никто не мог ему точно сказать, как заживают раны у светлого заклинателя, использующего Темный путь. Цзян Чэн лишь искренне надеялся, что, если брат не обмолвился ни словом о ране, значит опасности для его здоровья нет. Однако отчего-то в данный факт верилось с трудом. Потому что в последнее время, если дело касалось его брата, он не был ни в чем уверен. Поэтому приподняв брови, Цзян Чэн не придумал ничего лучше, чем потащить Вэй Усяня к лекарю, под ожидаемые протесты самого раненого. Тот не переставая говорил, что с ним всё нормально, ему совсем не больно и вообще это обычная царапина. — И именно поэтому ты решил даже словом не обмолвиться о ней до Пристани?! — новоиспеченный глава светлого ордена втолкнул брата в лекарское помещение, заставляя сесть на расположенную в кабинете кушетку. Усянь что-то невнятно пробормотал, растерянно опускаясь на мягкий матрас кровати и нехотя позволил лекарю Ван осмотреть собственную рану, задирая вверх рубашку. — Со мной и правда всё нормально, — фыркнул Вэй Усянь, собираясь уже подскочить, но лекарь Ван, сидящий напротив него, усадил его обратно на кушетку. Он взял его за руку, видимо нащупывая духовные каналы и неожиданно озадаченно нахмурился, с немым вопросом глянув на своего пациента. Вэй Усянь, состроив непрошибаемое лицо, смотрел куда-то в стену. Цзян Чэн видел, каким подозрительным взглядом старик сверлит его брата и тоже начинал волноваться — уж слишком затянулась пауза, а что с раной Усяня, ему так и не рассказали. — Глава Цзян, — лекарь Ван оборачивается, отпуская руку Вэй Усяня и явно теряется в сомнениях. Видимо, заметил в состоянии брата нечто настолько странное, что непонятно даже ему, потому решал, стоит ли выносить диагноз не разобравшись в происходящем. Вэй Усянь было дернулся, намереваясь увести своего главу из злополучного крыла, как неожиданно ему на невольную помощь подоспел один из учеников. — Глава Цзян! Там в окрестностях Юньмэна… Шакалы Вэнь… — ученик в форме светлого ордена кланяется, сказав то, зачем пришло. Конечно, все понимали, что даже после смерти главы Вэней остатки заклинателей их клана будут пытаться как-то изменить ситуацию, так что они встречали псов Вэней и на пути в перевалочный лагерь, и по пути в Юньмэн. Без своего главы, понимая, что былое величие их клана растоптано, заклинатели становились злее и чаще всего вымещали свою злость на ни в чем не повинных людях из ближайших поселений чужих орденов. Неудивительно, что теперь через дошел и до Юньмэна. — Сиди здесь, — Цзян Чэн кивает брату, прокручивает на руке кольцо и направляется на выход. Возможно, ему показалось, но со стороны Вэй Усяня послышался странный облегченный вздох. Цзян Чэн сделал себе пометку в уме, что по возвращению обратно надо будет расспросить лекаря о том, что такого странного он нашел в состоянии его брата. Однако, его планам не суждено было сбыться. Когда он вернулся в Юньмэн через несколько дней лекарь уже отбыл на помощь раненным в отдаленные поселения ордена; Вэй Усянь делал вид, что не понимает, о каком походе к лекарю идет речь и вытянуть из него правду оказалось неожиданно невозможно, а затем Цзян Чэн забыл о случившемся на фоне других событий — отбытие Усяня на гору вместе с остатками клана Вэнь, свадьба сестры, рождение Цзинь Лина, смерть Цзинь Цзысюаня, смерть Цзян Яньли. Потом ему стало откровенно не до воспоминания о ране Вэй Усяня. И вспомнил он о ней лишь сейчас, когда ребенок перед ним, точная копия брата Ваньиня как по внешности, так и по характеру, произнес те же слова, что и в прошлой жизни. В прошлом рана Вэй Усяня, казалось бы, тоже не была чем-то опасным. Однако, уже гораздо позже Цзян Чэн в его комнате нашел множество перепачканных в крови тканей, которыми брат, судя по всему, повязывал больное место, в то же время на каждый вопрос Цзян Чэна о ранении отвечая, что рана затянулась и больше с ней проблем нет. Цзян Чэн, хоть и осознал для чего брату нужны были эти тряпки, но не предал произошедшему значения, ведь на тот момент брат был уже мертв, а сам Ваньинь считал, что ненавидит брата. А сейчас ситуация словно повторяется. Они вновь у лекаря, теперь уже Вей Ин говорит, что с ним всё нормально, тогда как само состояние ребенка указывает на точно противоположное. И ведь это не первый день он такой, почему Ваньинь раньше то очевидного не заметил… А ещё Цзян Чэн вновь находит окровавленную одежду. Простыня до сих пор в его руках. — Позволь мне самому решить, в порядке ты, или нет, — старик обреченно вздыхает, видимо то же припоминая собственных пациентов, а затем начинает осмотр. Вей Ин сидит смирно всё время осмотра, изредка бросая взгляд на светлого заклинателя, который стоял у двери и в этот раз никуда отлучаться, даже если прямо сейчас начнется война, не планировал. Лекарь Ван последними проверяет духовные меридианы ребенка, взяв мальчика за запястье и знакомо хмурится, сжимая руку мальчика. Вей Ин, которого воспитывали в Темном ордене, не особенно понимает, что так смущает старого лекаря, но от чего-то начинает волноваться. Цзян Чэн явно понимает это по тому, как мальчик резко вырывает собственное запястье, пряча обе руки за спину. Лекарь Ван долгим взглядом смотрит на него, анализируя лишь ему понятные факты в голове, а затем встает, подходя к главе Цзян. — Ситуация запущенная, но ребенок будет вне опасности, если прекратить использовать темную энергию, — лекарь Ван отходит к шкафу, перебирает множество флакончиков, находит несколько нужных по корявому написанию на этикетках лекарств, возвращается обратно к Ваньиню и кладет их ему в руку. — Принимать оба лекарства три раза в день после еды. Соблюдать постельный режим, хорошо питаться и исключить использование темного пути, тогда всё будет хорошо. — Так что с ним? — глава Цзян, не услышав ответа на главный вопрос, всё же задает его напрямую, то и дело обращая внимания на болтающего в воздухе ногами на кровати мальчика. — Ребенок использует темную энергию на максимальную мощность, в то время как неподготовленный детский организм едва ли может такое выдерживать, — лекарь Ван вздыхает, укоризненно качая головой, смотря на принесенного на осмотр мальчика. И в то же время Цзян Чэн чувствует, что лекарь что-то недоговаривает. Он словно теряется в сомнениях и не знает, стоит ли говорить ему дальнейшую информацию. — А как же духовные каналы? Разве само их наличие не должно хоть как-то помогать при контроле темной энергии? Откуда настолько катастрофические последствия использования темных искусств? — глава Цзян приподнимает одну бровь, вспоминая Вей Лианя. Тот в свои четырнадцать смог погрузить в сон всех учеников Юньмэна… И даже взрослых учителей. А ведь сам-то он ещё ребенок. Лекарь Ван отчего-то неожиданно медлит с ответом, поглаживая собственную бороду и смотря куда-то в сторону. Он долго думает о чем-то своём, сопоставляя собственные догадки и делая лишь ему известные выводы из происходящего. Спустя пару минут старик всё же прерывает молчание. — При функционирующих правильно духовных каналах, разумеется, никаких последствий от использования темной магии быть не должно, но в случае с этим ребенком есть одно обстоятельство… — лекарь Ван массирует собственный висок, пока сам Цзян Чэн пытается уложить сказанное в своей голове, а затем у него возникает очень нехорошее предчувствие, потому что с Вей Ином и правда что-то не так. Спонтанный выброс светлой энергии начинается, в среднем, с восьми лет и он часто неконтролируемый. Но илинский ребенок ни разу не показал даже намека на управление светлой энергией. Лекарь Ван, к ужасу самого Цзян Чэна, лишь подтверждающе кивает головой, словно может читать мысли собеседника. — У мальчика полностью заблокированы духовные каналы. Они есть, их можно почувствовать, но при этом они не функционируют, а словно находятся в спящем режиме. — Как такое возможно? — Цзян Чэн всерьез напрягается от услышанной информации, в мыслях полный раздрай, а сердце, беспокоясь за мальчика, отбивает у него в груди галоп. — К сожалению, на этот вопрос я ответить не могу. Подобное вижу впервые, да и вообще… — лекарь Ван хочет было сказать что-то ещё, но неожиданно затыкается, вставая как вкопанный. Цзян Чэн вновь приподнимает бровь и цыкает языком, побуждая продолжить мысль, но старик от чего-то хранит молчание. Это постепенно начинает нервировать, так как Цзян Чэн всерьез опасается, что ещё мог узнать лекарь. Тот на протяжении посещения ими лекарского крыла так часто уходил в свои мысли, сопоставлял какие-то факты у себя в голове, что невольно становилось не по себе. И когда Цзян Чэн уже было ждет продолжения, старик неожиданно тушуется, делает несколько шагов назад и отводит глаза. — Нет, ничего… Это всё, что я хотел сказать. Цзян Чэн хмыкает, наблюдая за лекарем, который намеревался рассказать собственные мысли, но по какой-то причине не стал ничего озвучивать. И это неожиданно начинает злить, потому что подобная недосказанность никогда ничем хорошим не заканчивается. А ещё, потому что обычно лекарь Ван так себя не ведет — он всегда уверен в своих словах и действиях. — Что вы хотели мне рассказать, но решили скрыть? — Ваньинь прищуривает глаза, пока старик устало вздыхает, разглаживая старческие складки на лбу. — Это касается вашего брата, но я не уверен, что должен говорить вам сейчас… Всё же его давно уже нет в живых и всё это дела минувших дней, — лекарь Ван по-прежнему говорит слова о Вэй Усяне, смотря в пол, совсем не замечая, каким лихорадочным блеском загораются глаза светлого заклинателя при упоминании старшего брата. — Говори, — это единственное, что Цзян Чэн может сейчас сказать спокойным тоном, хотя в мыслях у него такая буря… На самом деле ему хочется схватить старика за воротник, хорошенько встряхнуть и вытрясти из него немедленно всю, что он пытается скрыть. Наверное, будь этот разговор ещё год назад, так бы и произошло. Цзян Чэн отдавал себе отчет, что порой вспышками ярости при упоминании Вэй Усяня пугал всех, кто находился рядом, от чего в Юньмэне лишний раз старались о нем не вспоминать и ни в коем случае не произносить его имя рядом с главой светлого клана. Вот и сейчас лекарь Ван, обнаруживший что-то, понятное лишь ему, откровенно опасался, помня множество историй, как Цзян Чэн выходил из себя. Ваньинь действительно был очень близок к этому состоянию, но стоило ему наткнуться глазами на сидящего на кушетке мальчика, который игрался с собственным поясом, как гнев постепенно начал отходить на второй план. Сейчас он вернул собственную пропажу, хотя упоминание Вэй Усяня всё равно всколыхнуло клокочущие внутри эмоции. — В своё время я посчитал, что темная энергия мешает ощутить у человека духовное ядро или хотя бы намек на духовные меридианы. Всё же Вэй Усянь был первым темным заклинателем, и мы не могли знать взаимосвязь темного пути с золотым ядром, — глава Ван явно начал издалека, но Цзян Чэн вслушивался в каждое слово. Он всегда тщательно анализировал всё, что было связано с основателем темного пути. Заметив, что старик вновь затих, явно опасаясь продолжать рассказывать свои выходы, Ваньинь бросил на лекаря недовольный ледяной взгляд. Тот от увиденного поперхнулся и вовсе пожалел, что хоть как-то напомнил светлому заклинателю о Вэй Усяне. Это ни для кого со смерти Старейшины Илина хорошо не заканчивалось. Однако и противиться взгляду не мог, как и многие до него.Цзян Чэн пока не особенно понял, к чему клонит лекарь, и как связаны Вэй Усянь, Вей Ин и духовное ядро. Хотя воспоминание о разговоре с Вей Лианем то и дело всплывало в мозгу, побуждая всё же не отмахиваться от сделанных лекарем выводов. Тем более, что Цзян Чэн сам настоял на их озвучивании. А ещё неожиданно на последней фразе в душу ужом проскользнула паника и невидимым телом обвила его шею. — У мальчика из темного ордена, имеющего возможность взаимодействовать с темным путем с раннего детства, ещё не сформировано духовное ядро. Темная энергия, по всей сути, в его организме преобладает, но при этом духовные меридианы чувствуются даже в заблокированном виде, — лекарь Ван указывает кивком на молчаливо следящего за ними Вей Ина, который прижимал к себе подушку, переводя взгляд то на одного взрослого человека, то на другого, но не особенно вслушиваясь в их разговор. Цзян Чэну и вовсе показалось, что мальчик думает в этот момент о чем-то своём, судя по его глазам, которые явно отразили новую идею. И главе Цзян очень бы хотелось знать, что мальчишка снова задумал. От созерцания что-то замышляющего ребенка Цзян Чэна отвлекает старик, который вновь делает паузу между предложениями, а затем от произнесенных слов светлый заклинатель чувствует, как у него темнеет перед глазами. — У вашего брата, выросшего в Юньмэне и сформировавшего сильнейшее духовное ядро… Я не почувствовал ни следа духовных меридианов. Не ручаюсь говорить наверняка, но исходя из данного сравнения двух темных заклинателей, могу предположить, что на момент возвращения в Пристань у вашего брата духовного ядра не было. Цзян Чэн ощущает, как пересыхает у него в горле от осознания очевидной правды, словно он не пил уже несколько месяцев ни капли жидкости. Он может лишь привалиться к стене, ненадолго прикрывая глаза и чувствуя, как бьется сердце в собственной груди. Верить сказанному не хочется, но при этом Цзян Чэн осознает, что всё сходится. На деле, он должен был понять правду ещё много месяцев назад при разговоре с юным темным заклинателем. Вей Лиань не говорил напрямую об отсутствии ядра, но всеми способами пытался очевидную правду об основателе своего ордена донести. Он помнит с каким отчаяньем Вэй Лиань расхохотался на словах о том, что их орден, как и Вэй Усянь, выбрали самую ужасную дорожку. Путь Тьмы. Но теперь встает вопрос, а был ли в обоих случаях у них выбор. Сразу же вспомнились и перемены в характере старшего брата, который старался вести себя, как всегда, но в мимолетные моменты в его действиях и настроении явно прослеживались страдания. Цзян Чэн думал, что Вэй Усянь не носил меч из-за собственной надменности, но если лекарь Ван прав, и у брата не было духовных сил… То меч он бы использовать не смог. Лучший светлый заклинатель своего поколения, которому не было равных во владении техники меча, не носил его с собой и сворачивал любые разговоры на эту тему. Ваньинь думал, что тот слишком возгордился тем, что теперь он единственный темный заклинатель, что ему нет равных среди всех и меч ему не нужен. И лишь сейчас Цзян Чэн понимает, что нежелание брата носить с собой меч связано было не с эгоизмом, надменностью или жаждой показать собственное превосходство, а совершенно по другой причине — с болью от осознания того, что любимое оружие теперь для него бесполезно. Темный Путь давал ему силы, но при этом в духовном плане он был слаб. Именно поэтому при ссорах, пререканиях или мелких конфликтах между двумя братьями Цзян Чэн мог сбить Усяня с ног, едва прикладывая духовные силы… Просто без использования в моменте Темного пути Вэй Усянь был обычным человеком, не имеющем ничего общего с заклинателями. Очень скоро Цзян Чэн понял, что главное чувство, которое сейчас терзает его душу — это горечь. Его брат, желающий помочь всем и каждому, на деле больше всех нуждался в защите, но никогда не смог бы её попросить. Даже, на самом деле, едва ли мог её принять. И дело было не в заносчивости, а в том, что он никогда бы не рассказал кому-то о собственных переживаниях. Даже после смерти сестры он не пытался поговорить. Он молча страдал, наказывая себя за содеянное собственноручно. И лишь потом на смену горечи неожиданно пришло раздражение. Брат был готов помочь всем и каждому, но едва ли хоть когда-то считал, что ему самому нужна чья-то защита. Не-е-ет. Он у нас защиты не заслуживает, в помощи не нуждается… Придурок. Из мыслей о брате, крайне невовремя, его вырывает неожиданно с громким звуком закрывающаяся дверь. Цзян Чэну требуется целая минута, чтобы осознать, что произошло. Его взгляд зацепляет пустую кровать, чуть приоткрытую дверь и отсутствие в комнате ребенка. Ваньинь усмехается. Мелкий проныра следил за тем, чтобы от него отвлеклись и улизнул. Цзян Чэн раньше едва ли собирался отпускать мальчишку, а после всего, что он узнал, у Вей Ина нет даже шанса на то, чтобы однажды вернуться в Темный орден. О нет. Вэй Усянь ещё в прошлом, будучи обычным смертным, должен был остаться в Юньмэне. Младший брат бы за ним присмотрел, дал бы ему защиту… Но едва ли Вэй Усянь даже думал о подобном варианте. — Глава Цзян, с мальчиком нужно быть осторожнее. Сейчас его состояние очень сильно зависит от эмоций, ему нельзя волноваться и переживать, — лекарь Ван вовремя успевает напомнить о здоровье малыша, уже когда взбешенный побегом ребенка Цзян Чэн с ноги в бешенстве открывает дверь. Цзян Чэн на секунду останавливается, оборачивается на старика, который напоминает ему кивком головы о лекарствах, всё ещё находящихся у него в руке. Это немного отрезвляет Ваньиня и уровень злости постепенно спадает. Он лишь делает благодарный поклон и устремляется к главным воротам ордена. Кабинет лекаря находился рядом с тренировочным полем и учебными классами, так что мальчику для побега, как он думает, надо преодолеть совсем немного — всего лишь главные ворота Пристани. Цзян Чэн усмехается на такие мысли, ведь попытка изначально была тщетной — после последнего побега ребенка Ваньинь усилил систему охраны. Так что он совсем не удивляется, когда обнаруживает Вей Ина, который что-то бормочет себе под нос, пытаясь с помощью темного заклинания снять запирающие талисманы. — Тебе помочь? — Цзян Чэн кладет руку на детское плечо, заставляя малыша вздрогнуть и обернуться. Мальчик не шарахается в сторону, но прерывисто дышит. Глава Цзян прищуривается, берет ребенка за воротник ученической формы и склоняется к уху. — Ты, видимо, соскучился по ошейнику? — Нет, — Вей Ин отвечает сбитым голосом и несколько раз мотает волосами. Ваньинь прищуривается, смотря в детские глаза и усмехается, не предвещая ничего хорошего. И вот на этом моменте у малыша вновь неожиданно сдают нервы. — Я не хочу обратно! Не хочу! — он пытается вырваться из хватки, изворачивается, как только может, но в итоге этим ровным счетом ничего не добивается, потому что держать ослабевшего мальчика Цзян Чэну ничего не мешает. Ваньинь лишь вздыхает, когда у малыша вместе со слезами вновь начинается кровавый кашель. — Тихо, дыши, вдох-выдох, — Цзян Чэн садится перед ребенком на корточки, когда видит, что мальчик начинает задыхаться. Он цокает языком, подхватывает Вей Ина на руки и направляется в сторону главного здания. Вей Ин тихонько воет у него на руках, безостановочно кашляя. Уже через несколько минут мальчик оказывается под одеялом на постели, а Цзян Чэн наливает ему в стакан из кувшина чистую воду. Мальчик тяжело дышит, но маленькими глотками осушает стакан, дрожащими руками отставляя его на стол, а затем с головой забирается под одеяло. Видимо думает, что так он исчезнет и Цзян Чэн до него не доберется. — Ты сильно меня… накажешь? — когда Вей Ин понимает, что чудо не произошло и глава Цзян до сих пор находится в комнате, то он всё же тихо, с явным всхлипыванием в голове, спрашивает, по прежнему накрывшись с головой одеялом. Ваньинь садится на край кровати, трет переносицу. — Если ты сейчас успокоишься, поешь и примешь лекарство, то я сделаю вид, будто ничего не было, — обдумав ситуацию Цзян Чэн отвечает, ставя оба флакона от лекаря на стол, стоя спиной к ребенку. В этот момент он слышит, как под одеялом мальчик копошится и всё же выглядывает, показывая заплаканную мордашку. — И погулять сходим? — Вей Ин тихонько спрашивает, с опаской наблюдая, как глава Цзян берет кандалы и подходит к нему. Ребенок, кажется, сразу же забывает про заданный вопрос, потому что едва ли вновь не пускается в истерику. — Не надо цепи, я не хочу больше на ней сидеть… — Цзян Ин, — Ваньинь тихо зовет, но мальчик ещё больше паникует, с удивительной прытью подскакивая и отбегая к противоположной стене. — За что ты так со мной? Почему все мои сверстники играют и учатся, а я сижу на цепи? Почему я не могу быть обычным учеником? — Вей Ин вжимается в стену, задавая всё больше и больше вопросов, округлившимися глазами наблюдая, как Цзян Чэн всё ближе и ближе к нему подходит. Когда на руках со знакомым звуком защелкиваются кандалы, малыш обреченно замолкает и послушно забирается обратно на кровать, сверля взглядом лежащий на столе ошейник. Однако вместо него, под удивленный взгляд серых глаз, Цзян Чэн берет поднос с ужином и передает мальчику. Вей Ин пару секунд растерянно на него смотрит, но затем всё же берет ложку. Ваньинь садится на один из стульев, задумчиво наблюдая за тем, как мальчик медленно отравляет ложки с едой в рот. Специально выжидает момент, прежде чем вынести вердикт, который мальчику явно не понравится. — Ты больше не будешь использовать Темный путь, — Ваньинь произносит страшные для мальчика слова, когда убеждается, что ребенок поел, принял лекарство и более-менее успокоился. Вей Ин пару секунд просто смотрит на него, но затем с возмущением во взгляде подскакивает. Цзян Чэн, ожидавший очередного сопротивления, берет ребенка за руку и усаживает обратно на место. — Ты не можешь запретить мне его использовать… — мальчик тихо шепчет и послушно садится похоже только по той причине, что в лекарстве было снотворное и успокоительное разом. Цзян Чэн заранее узнал состав, так что понимал, что в ином случае мальчишка на слова отреагировал бы намного более возмущенно. Однако мальчик, пару раз моргнув, видимо не особенно понимая, от чего его вдруг так клонит в сон, неожиданно вновь подскакивает и топает ногой, под действием лекарств покачнувшись, но сумев удержать равновесие. — По правилам светлых кланов я не имею право использовать светлую энергию, но я ученик Темного ордена и запретить мне использовать темный путь ты не можешь! — Во-первых, у тебя ухудшается состояние здоровья именно из-за использования темного пути. Ты же хочешь выздороветь? — происходи эта перепалка ещё пару месяцев назад, и Цзян Чэн бы точно не стал использовать для решения проблемы слова. Раньше мальчишка просто был бы связан или прикован к кровати, но сейчас Цзян Чэн о подобном варианте даже не думает. Особенно, когда Вей Ин, чувствуя слабость, всё же опускается обратно на кровать и расфокусированным взглядом, пытаясь не заснуть и участвовать в разговоре, явно обдумывает сказанные слова. Они ему явно не нравятся, это легко понять по тому, как он сжимает простынь обеими руками. — Во-вторых, ты находишься в Юньмэне, а не в Илине. Ты ученик светлого ордена, а не темного. Ваньинь было облегченно вздыхает, осознавая, что мальчик похоже не знает какие слова подобрать для протеста, но затем Вей Ин подает голос. Тихий, надломленный, с затаенной в словах детской обидой. — Я не ученик светлого ордена, а пленник. И, видимо, останусь им навсегда… — малыш едва успевает сказать последнее слово, как его окончательно усыпляет и он, тихо посапывая, падает Цзян Чэну в руки. Вей Ин во сне тихо что-то бурчит, ухватываясь руками за одежду заклинателя, пока Цзян Чэн молча гладит малыша по волосам, обнимая одной рукой. Держать Вей Ина на цепи и за запертой дверью спокойно и замечательно — находясь от него вдалеке ты не думаешь, что он сможет сбежать. Однако, самому мальчику его пребывание в Юньмэне доставляет лишь негативные эмоции. Цзян Чэн много раз думал, почему не обратил внимание на своеволие Цзян Шао, который без разрешения, стоило главе отлучиться, вывел мальчишку погулять по Пристани. Но почему-то, смотря в горящие восторгом детские глаза, сделал вид, словно он дурак и не заметил очевидного. Позволил им совершать подобные тайные прогулки, прекрасно зная об их существовании. Они стали его проклятием, ведь именно во время них Вей Ин смог придумать план побега, но вместе с тем они стали для ребенка хоть какой-то отдушиной. Цзян Чэн видел, как ослабленный ребенок немного ожил, стоило им прийти на озеро — ему нравилась прогулка. По пути он то и дело крутил головой по сторонам, пару раз едва не врезавшись в идущего впереди Цзян Чэна. — Тебе же нравился Юньмэн до попадания в него… Я помню, как ты в наши редкие встречи показывал мне страницы в учебниках Темного ордена и спрашивал, а правда ли всё то, что тут написано… Ты мог спросить о любом другом ордене, но тараторил только про Юньмэн, — Цзян Чэн тихо рассуждал, пропуская прядки спящего мальчика между пальцами. Он настолько боялся отпускать его и давать хотя бы немного свободы, что сделал для мальчика невыносимые условия. Совсем неподходящие для такого мальчика, как Вей Ин. И ребенок, прежде мечтающий побывать в светлом ордене, стал больше всего желать оказаться в любом другом месте, кроме Юньмэна. Как и в случае с Анем или Вэй Усянем, Цзян Чэн не рассматривал другой вариант происходящего. Ваньинь аккуратно перекладывает спящего мальчика на подушку и укрывает одеялом, вместо собственной одежды подсовывая в руки малыша одну из мягких игрушек. Взгляд заклинателя намертво приклеивается к любимой черноволосой макушке ребенка, который продолжает спать под действием лекарства, свернувшись в комок и прижав к себе ноги. Цзян Чэн с трудом заставляет себя всё же отвернуться, выйти из комнаты и по обыкновению запереть дверь. Уже на последнем обороте ключа в замочной скважине Ваньинь замирает и упирается лбом в знакомую табличку на двери, прикрывая глаза. Попасть в кабинет к главе Цзян могло означать лишь две вещи — либо похвалу, либо наказание. Поэтому когда Цзян Шао, переминаясь с ноги на ногу, на следующий день застыл перед столом темного заклинателя, Ваньинь не удержался от мимолетной улыбки. Этот парнишка ему нравился: он был трудолюбивым, исполнительным и по-особенному относился к семье, что особенно ценил в учениках Цзян Чэн, потерявший разом в прошлом всю семью. Его родители жили достаточно далеко, так что ученик обязательно в свой выходной находил время, чтобы с ними повидаться. А ещё он часто писал родным письма, что казалось не таким уж важным, учитывая, что видится он с ними едва ли не каждый месяц. А ещё он был очень добрым и был одним из тех, кто не имел предрассудков о темном ордене. Наверное, именно по этим двум причинам именно его Цзян Чэн в своё время поставил следить за Вей Ином. Учитывая характер Цзян Шао, нет ничего удивительного в том, что однажды он пожалел запертого ребенка и вывел его погулять. — Я знаю, что когда меня не было в ордене, а у остальных учеников были занятия, ты выводил нашего маленького темного заклинателя погулять по Пристани, — когда тишину прервала фраза Цзян Чэна, ученик наверняка едва ли осмеливался дышать. Он в нервном движении перебирал складки своей одежды, пока сам Ваньинь прожигал его ледяным взглядом. Прошла ровно минута, когда Цзян Шао всё же нашелся, что ответить. Он всё же осмелился поднять на Цзян Чэна глаза. — Да, так всё и было. Но ребенок же постоянно сидит в четырех стенах, света белого не видит… — Цзян Шао начал собственное оправдание весьма уверенно, но, как и все ученики в Юньмэне, очень быстро стушевался и опустил глаза, заканчивая предложение совсем уж на грани слышимости. Единственные, кто могли с вызовом говорить с главой Цзян, были совсем уж маленькие дети. Вернее, двое определенных детей: один был его племянником и не особенно боялся, а второй просто не имел возможности как-то избежать разговора. Остальные дети старались как можно скорее улизнуть с глаз светлого заклинателя. — Ты его пожалел… — произносит Цзян Чэн, постукивая пальцем по деревянному столу, пока Цзян Шао вздыхает, но согласно кивает. Он, видимо, всё же предполагал, что однажды этот разговор состоится и его будут укорять за своеволие. Не думал он лишь о том, что прозвучит совсем уж неожиданный вопрос. — И как проходили ваши первые прогулки? Как Вей Ин реагировал на Пристань? Судя по тому, как Цзян Шао вытаращил глаза и растерянно уставился на своего главу, вопросы действительно ввели парнишку в ступор. Но Цзян Чэн молчал, ожидая ответа, а значит заданы вопросы были всерьез. Ученик несколько секунд потоптался на месте, обдумывая свои ответы. — Ну… Он был готов залезть в каждую дыру и всё исследовать. Подслушивал, как проходят уроки в некоторых классах. Попросил меня подраться с ним на деревянных мечах. В библиотеке скакал из одного крыла в другой, создавая там тот ещё шум и бедлам. То есть вел себя… — Цзян Шао, припоминая первые прогулки с мальчиком, задумчиво перечисляет, а Цзян Чэн вслушивается и итог слов приходит в голову сам с собой. — Как обычный ребенок его возраста в месте, где ему всё интересно, — заканчивает за ученика Цзян Чэн, откидываясь на спинку кресла и хмыкая. Неудивительно, что ребенок после прогулок всегда был чумазый, с промокшими рукавами и песком в ботинках — скорее всего он игрался везде, где только можно было. В Темном ордене, помнится, он вел себя точно так же. — Ладно, можешь идти. Вей Ин пока болеет, я сам за ним присмотрю, — Цзян Чэн пару раз постучал по столу, а затем достал из ящика стола письмо, протягивая подростку. Написал он его ещё утром, но ему нужно было убедится в правильности решения. Цзян Шао конверт берет, но с вопросом смотрит на главу, не понимая, что ему делать и куда с ним идти. — Сходи к кузнецу в Юньмэн, заказ описан в письме. Чем быстрее он его выполнит, тем лучше. Цзян Шао убирает конверт в рукав формы, почтительно кланяется и удаляется из кабинета, под внимательный взгляд светлого заклинателя. Постепенно состояние Вей Ина приходит в норму, хотя мальчик по большей части проводит время во сне. Цзян Чэн уже привык за десять дней, в течение которых проходит лечение, что мальчик даже во время бодрствования находится в полудреме. Кормить приходится с руки, так как Вей Ин нет-нет да роняет ложку из рук, но Ваньинь и не особенно против. Он уже и не помнит, когда Вей Ин без сопротивления сидел у него на коленях. Когда лекарь Ван после осмотра мальчика разрешает больше не принимать лекарства Цзян Чэн, признаться честно, немного расстроился — податливый Вей Ин, полностью зависевший от него, в какой-то мере ему понравился. Наверное, потому что в таком состоянии он не пытается сбежать, не плачет и пытается его провоцировать. Ребенку действительно становится лучше — у него пропадает бледность с лица, круги под глазами и прекращаются приступы кашля. Появляется привычный огонь жизни в глазах, который очень быстро блекнет, стоит ему осознать в первый день нормального бодрствования, где он находится. Цзян Чэн следит за тем, как в глазах ребенка мелькает понимание, обреченность, смирение и безысходность. После двух провалившихся попыток побега он явно расстроился, поэтому просто замер, сжимая в руках одеяло, не проронив ни слова. — Как ты себя чувствуешь? — Цзян Чэн прерывает затянувшуюся тишину первым, садясь на краешек кровати выздоровевшего ребенка, пока Вей Ин безразлично пожимает плечами. — Птицей в клетке себя чувствую… — неожиданно произносит тот, кажется, сам не ожидая от себя озвучивания шутки. Шутка оказывается несмешной ни для одного из них, потому что Вей Ин после её произнесения и вовсе впадает в апатию, а Цзян Чэн лишь в который раз за эти дни вздыхает. Всё время болезни Вей Ин тоже молчал, но почему-то с ним было гораздо легче… — Ты помнишь наш последний разговор? — Цзян Чэн начинает издалека. Вей Ин пару раз хлопает ресницами, медленно кивает на вопрос, прижимая к себе ноги. Цзян Чэн сидит напротив него на кровати и не может удержаться и не зацепить прядки распущенных волос ребенка между пальцев. Вей Ин на долю секунды прикрывает глаза, слишком хорошо помнит эти прикосновения — за эти десять дней они сопровождали его регулярно, и, судя по закрытым глазам, он к этому привык и они начали ему нравится. Впрочем, большинство детей любят ласку. — Помню, — понимая, что от него ждут ответа, мальчик всё же отвечает на вопрос, хотя судя по глазам, не очень понимает, зачем к этому разговору возвращаться. — Ты сказал, что не хочешь быть на цепи, ощущаешь себя пленником… — глава Цзян медленно повторяет главное из разговора, поддевая рукой цепь от кандалов, заставляя мальчика проследить за его действиями глазами. Вей Ин согласно кивает, не очень понимая, к чему сейчас были сказаны эти слова. Цзян Чэн оставляет цепь в одной руке, а второй залезает в собственный рукав и достает из него золотой браслет с эмблемой лотоса. Мальчик внимательно следит за его действиями, замирая глазами на неизвестном ему браслете. Особенно обдумать происходящее ребенку не дают, тянут за цепь, заставляя подсесть поближе к собеседнику. — Вей Ин, слушай меня внимательно. Я даю тебе выбор. Первый — оставить всё, как есть. Цепь, запертая на ключ дверь с кучей талисманов, редкие прогулки по Пристани. Цзян Чэн показывает браслет. — И второй вариант. Золотой браслет и свобода передвижений в пределах Пристани. Больше никакой цепи или запертой двери, если только ты сам не решишь закрыться и побыть один. Можешь носиться по ордену, безобразничать, лазать по деревьям, учиться… Чем ты там ещё занимался в Илине? — Цзян Чэн видит, как от удивления округляются глаза сидящего напротив ребенка и не может сдержать улыбку. — Я хочу домой, — мальчик тихо отвечает на сказанное, с просьбой, видимо почуяв смягчение отношения, в глазах. — У тебя всего два варианта, и они оба касаются Юньмэна, — Цзян Чэн медленно качает головой, на что мальчик прикусывают от досады нижнюю губу и шмыгает носом. Цзян Чэн усмехается на реакцию ребенка, и осторожно усаживает мальчика к себе на колени, спиной к своему лицу. Вей Ин оборачивается через плечо, положив руки на собственные коленки. Цзян Чэн обнимет мальчика со спины, зарываясь носом ему в волосы. — Почему вдруг такое сильное снятие ограничений? — ребенок во втором варианте, ожидаемо, ощущает подвох, так что сразу же задает логичный вопрос. — Ограничения всё ещё есть… Этот браслет не даст тебе пересечь пределы Юньмэна. На него будет наложено заклинание на крови, — Цзян Чэн спокойно отвечает, пока Вей Ин, воспитанник Темного ордена, ахает от услышанного. — Но это же темное заклинание! Его мой брат придумал, я точно знаю, к какому пути оно относится! — Вей Ин вскакивает под недовольный взгляд своего похитителя и с возмущением в глазах топает ногой. Цзян Чэн на подобные действия морщится, ожидая, что добиться согласия выйдет от ребенка намного раньше. — Да, оно темное, но другого варианта у нас с тобой нет, — Цзян Чэн всё же спокойно отвечает, но Вей Ин ожидаемо продолжает возмущаться, с вызовом смотря на светлого заклинателя. — Ты можешь просто отпустить меня домой! Я домой хочу! В Илин хочу! — мальчик верещит настолько громко, что у Цзян Чэна начинает звенеть в ушах от его криков. Когда проходит две минуты, а крики продолжаются, у Цзян Чэна заканчивается терпение. Он хватает мальчика за руку, вновь притягивает к себе, усаживает к себе на колени и склоняется к детскому уху. — Ты никогда не вернешься в Илин. Ты мое маленькое сокровище, которое я искал много лет, и теперь я ни за что не отпущу тебя, — Цзян Чэн произносит заветные слова на ушко ребенку, пока сам Вей Ин вцепляется в его одежду, прикрывая глаза. Видимо, осознавая, насколько плачевна его ситуация. Он замирает, когда Цзян Чэн продолжает говорить, только сильнее вцепляется пальчиками в одежду светлого заклинателя, закрывая от безысходности глаза. — Но я готов дать тебе возможность расти обычным ребенком в Юньмэне. Ты сможешь учиться, гулять по Пристани… Вей Ин поднимает на него глаза, шмыгая носом. Цзян Чэн успокаивающе улыбается, продолжая говорить мягким тоном. — В Юньмэне очень много развлечений, которые тебе понравятся. Ты когда-нибудь стрелял в воздушного змея? — Цзян Чэн гладит мальчика по волосам, пока Вей Ин завороженно слушает. Ваньинь перебирает черные длинные прядки, с задумчивым видом пропуская их между своими пальцами. — Летом, когда тепло и нагревается вода, можно купаться в озере. — Я не умею плавать, — звучит тихий ответ, но впервые за этот день без протеста. Цзян Чэн прикрывает глаза, облегченно выдыхая. Мальчик начал прислушиваться к его словам, это уже хорошо. — Я научу, не переживай, — Цзян Чэн наблюдает, как лихорадочно бегают глаза мальчика от сложившейся ситуации. Он прекрасно знает, какой именно вариант из двух предложенных мальчику по душе, не понятно только, почему тот упрямо не соглашается. Цзян Чэн, раздраженно фыркнув, приподнимает лицо ребенка за подбородок, вглядываясь в растерянные детские глаза. — Мы же оба понимаем, какой вариант ты хочешь, но почему-то тянешь с ответом. А-а-а, дело в кровавом заклинании на браслете… Когда пальчики мальчика ухватываются за его руки, заставляя отпустить его лицо, Цзян Чэн понимает, что попал в самую точку. Он отпускает лицо ребенка, но вместо этого крепче прижимает его к себе, не давая и шанса вырваться. Кровавое заклинание фактически является тем же, что и кровавый договор. Договор подписывают все темные заклинатели по достижению определенного возраста и, судя по рассказам очевидцев, нарушение договора чревато смертью. Именно из-за этого факта Темный орден до сих пор существует. Заклинание на крови его аналог, разве что смерти при надобности можно спокойно избежать, так как накладывается он на вещи. В Темном ордене, по рассказам Лю Бая, его используют на Темных артефактах — из-за наложенного на них заклятья одного из учеников с помощью своей крови, унести артефакт из клана может только тот, кто наложил заклинание. В случае с Вей Ином, Цзян Чэн просто немного изменил составляющие заклинания — кровь мальчика на браслете не позволит ему покинуть Юньмэн. Странно, что он раньше до подобного не додумался, ведь в отличие от цепи, заклятье на крови обойти невозможно. — Ты думаешь, что если оставишь всё по-старому, то у тебя будет шанс составить план и сбежать, — Цзян Чэн произносит фразу медленно, растягивая слова, заставляя Вей Ина едва заметно дрожать. Потому что такой тембр голоса ему за время, проведенное в Юньмэне, слишком хорошо знаком. — Ты ошибаешься, мое маленькое сокровище, потому что одной цепью на руках я ограничиваться не буду. Стоит мне заподозрить тебя в побеге, и мы вернемся к ошейнику или привязыванию к кровати. — Зачем?.. — это единственное, что Вей Ин осмеливается спросить дрожащим голосом, пока Цзян Чэн в притворной задумчивости гладит его по волосам. Когда мальчик при вопросе поднимает на него лицо, Ваньинь улыбается, мягко поглаживая ребенка по щеке. — Вей Ин-Вей Ин… Потому что я сделаю всё, чтобы ты не смог сбежать. Чтобы ты даже в мыслях про это не думал. А если у тебя что-то и получится, то я тебя найду. И ты снова окажешься здесь. Какой бы сейчас выбор ты не сделал, покинуть мой орден ты не сможешь, — Цзян Чэн неторопливо отвечает, пока Вей Ин смотрит ему в глаза, явно испугавшись озвученных перспектив. — Так что выбирай, Вей Ин, ведь у тебя в любом случае не будет возможности сбежать. Мальчик теряется от возможности выбора, он в панике ухватывает заклинателя за воротник, опуская глаза. Цзян Чэн с решением не торопит, продолжая поглаживать мальчика то по спине, то по волосам. — Второй… Тогда я хочу второй, — спустя минуту Вей Ин всё же решается, поднимая на него глаза и сильнее впиваясь пальцами в одежду Ваньиня. Цзян Чэну, прекрасно знающему на деле, какой выбор сделает мальчик, этого становится эгоистично мало. Он склоняется к личику мальчика, проводя ему по щеке. — Я задам тебе один маленький вопрос. Если ты на него ответишь правильно, то я принимаю твой выбор, — Цзян Чэн хитро улыбается, а в глазах Вей Ина мелькает детское возмущение. — Но!.. — он хочет было начать возмущаться, но глава Цзян несколько раз цыкает языком, прикладывает ему палец к губам и мотает головой. Вей Ин опускает руки, сжимая теперь уже собственные одежды, но согласно кивает, осознавая, что выбора-то на деле у него никакого нет. — Сокровище моё, — Цзян Чэн нарочно тянет с озвучиванием вопроса, наблюдая нетерпение в глазах напротив. Вей Ин ерзает у него на коленях, затем шумно вздыхает, но всё же терпеливо ожидает продолжения. Судя по ещё сильнее вжавшимся в одежду пальцам рук, ничего хорошего он от этого вопроса не ждет. И правильно, в целом… Цзян Чэн выжидает ровно минуту, перед тем как задать вопрос. — Кому принадлежит твоя жизнь? Вей Ин, ожидающий каверзного и неприятного для себя вопроса, от заданного всё равно теряется и морщит нос. Отвечать так, как от него хотят, он явно не имеет желания, но при этом ребенок понимает, что в ином случае ничего не изменится. — Тебе… Она принадлежит тебе, — Вей Ин тихо отвечает, утыкаясь носом ему в шею, видимо специально, чтобы его слова было плохо слышно. Цзян Чэн с трудом подавляет желание потребовать повторить сказанное. — Умница, Вей Ин, — слова, наверное, кажутся издевательством, но похвала для маленького ребенка, которую в Юньмэне он слышит гораздо меньше, чем слышал в Илине, на удивление его обрадовала. Цзян Чэн видит это по тому, как ярко сверкнули его глаза. Ваньинь вздыхает, дотрагивается до кандалов, и те с шумом падают на пол. Дальше для самого Вей Ина все происходит как в тумане — его подводят к столу, прокалывают палец над лежащим на столе браслетом, при попадании крови на вещь та загорается зеленым и тут же гаснет. Мальчик не успевает оглянуться, как золотая цепочка оказывается у него на правом запястье. Ловушка схлопывается. Пути назад нет.