Превосходный век

Дворец Топкапы. Темницы Темный воздух подземельной камеры был густым и холодным. Нарин-калфа, облокотившись на промозглую каменную стену, склонила голову, наконец уступив сну, который пришел к ней лишь под утро. Веки были тяжелыми, а мысли — еще тяжелее. Все утро она размышляла о том, какое решение примет ее госпожа, Дефне Султан. Тишину разрезал резкий звук: где-то за стенами темницы звякнули ключи. Нарин вздрогнула, приподняв голову. Вскоре в тусклом свете факелов появился силуэт стражника. Его шаги, отмеренные и громкие, эхом отдавались от стен. Подойдя к решетке, он начал открывать замок. Она медленно поднялась, встряхивая одежду, в которую въелся запах сырости. Взгляд её метнулся к стражнику, пытаясь вычитать хоть какую-то весть. — Ага, меня выпустят? — голос Нарин звучал с надеждой и опасением. — Какое решение приняла Дефне Султан? Стражник лишь молча открыл дверь, отступая в сторону. За ним появилась Дефне. Ее осанка была царственной, лицо оставалось бесстрастным, а глаза холодно взирали на свою служанку. Нарин мгновенно поклонилась, склонив голову так низко, что волосы закрыли лицо. — Я должна была принять решение, касающееся твоей судьбы, — голос Дефне звучал мягко, но в нем читалась скрытая угроза. Калфа осмелилась поднять взгляд, но так, чтобы это не выглядело вызовом. — Госпожа, что вы решили?.. — Я решила помиловать тебя, хатун. — В словах госпожи не было ни капли теплоты. — Но запомни: это решение продиктовано не жалостью. Если бы не мой сын, Мехмед, привязавшийся к тебе, ты бы не увидела свет. Слова Дефне прозвучали как приговор. Слезы радости и облегчения блестели на щеках, Нарин. Она дрожащими руками коснулась подола платья Дефне, прижав к нему губы. — Госпожа, благодарю вас! — выдохнула она. — Вы милостивы и справедливы. Да не оставит вас Всевышний! Дефне слегка наклонилась и положила ладонь на плечо Нарин, жестом велев ей подняться. — Встань, — сказала она твердо. Калфа подчинилась, но глаза её по-прежнему были опущены. — Приведи себя в порядок, — продолжила Дефне, с долей строгости. — Сходи в хамам и смени платье. Мехмед не должен видеть тебя в таком виде. С этими словами она развернулась, ее пышная юбка взметнулась, и госпожа покинула темницу, не обернувшись.

***

Покои Валиде Хюррем Султан. Мягкий свет солнечных лучей струился через окна, разливаясь по узорчатым коврам и богато украшенным подушкам. Хюррем Султан сидела на диване, опершись на подлокотник. Её лицо было сосредоточенным, взгляд устремлен в пустоту. Дверь приоткрылась, и в покои вошла Михримах Султан. Она склонилась перед матерью в почтительном поклоне, затем присела рядом, едва коснувшись мягкой обивки. — Михримах, что-то случилось? — голос Хюррем был полон теплоты, но в нем угадывалась тревога. Госпожа Луны и Солнца отвела взгляд, словно не решалась заговорить. — Матушка, Селим объявил Баязида своим врагом. Это может плохо кончиться… — голос ее дрогнул, и в нем прозвучала печаль. Хюррем, отвлекаясь от своих мыслей, подняла голову. — Я согласна с тобой, Михримах. Меня это тревожит не меньше, чем тебя, — ответила она с усталостью. — Пока с Селимом Нурбану, он будет действовать по её указаниям. Михримах сжала пальцы в кулак. — Нам нужно избавиться от Нурбану, мама, — голос Михримах звучал настойчиво. — Она не остановится, пока не добьется своего. Эта змея, когда добьется власти, прикажет казнить Мехмеда. Хюррем взглянула на дочь. Она знала, что Михримах права, но столь откровенное заявление встревожило её. В этот момент в дверь постучали. — Войди! — повелительно произнесла Хюррем, качнув короной. В покои вошла Хуриджихан Султан, изящная, словно сама природа вложила в нее все лучшее. Она поклонилась валиде и коротко кивнула Михримах. Михримах, увидев вошедшую Хуриджихан, почувствовала, как внутри вспыхнул адский огонь. Эта девушка была причиной, по которой её жизнь изменилась навсегда. Михримах ненавидела её за то, что из-за нее ей пришлось выйти замуж за Рустема-пашу. Узнав о чувствах Михримах к Мураду-паше, Хуриджихан Султан немедленно донесла об этом Хюррем. Та, разгневавшись, выдала дочь замуж за того, кого Михримах не могла терпеть. Эта ненависть не угасла даже спустя годы. Для Михримах Хуриджихан была воплощением подлости и интриг, которые разрушили её мечты. Хуриджихан же, напротив, никогда не считала себя виновной. Её мотивы были просты — она мстила всем, кто препятствовал её никаху с Баязидом. — Валиде Султан. Михримах Султан, — вежливо произнесла она. Михримах, не скрывая неприязни, отвернулась, демонстративно проигнорировав ее приветствие. Хюррем указала Хуриджихан на подушку рядом с собой. — Присаживайся. Михримах напряглась, бросив недовольный взгляд на мать, но ничего не сказала. — Эмине, принеси нам кофе, — велела Хюррем, плавно качнув рукой. Михримах еще немного времени просидела у матери, напряжение между ней и Хуриджихан становилось ощутимым. Та, гордо вскинула голову, словно демонстрировала свое превосходство, а Михримах не могла этого терпеть. Поняв, что продолжать в таком духе бесполезно, она повернулась к матери с нарочито милой улыбкой. — Матушка, — произнесла она с особой интонацией, — мы с Рустемом-пашой счастливы. Хоть я и не люблю его, у нас двое детей. А некоторые все еще строят надежды на никах. Она бросила быстрый взгляд на Хуриджихан. Та, не сдержав раздражения, ответила: — Михримах, если ты думаешь разозлить меня, то напрасно! Не сравнивай меня с рабынями! Хуриджихан вскочила, склонилась перед Валиде и с гордо поднятой головой покинула покои. Хюррем Султан наблюдала за этой сценой с едва заметной усмешкой, словно проницательно оценивая каждую из девушек. В этих покоях сейчас никто не был по-настоящему чистым и честным, но власть всегда находилась на стороне тех, кто умел ждать. Михримах Султан поднялась с места, её лицо сохраняло маску ледяного спокойствия, несмотря на бурю эмоций внутри. Она сделала лёгкий поклон матери, подчеркивая уважение, как требовал дворцовый этикет. — С вашего позволения, — тихо, но твёрдо произнесла она и устремилась к двери. Хюррем поднялась с дивана, её золотая корона блеснула в лучах солнца. — Михримах! — позвала она с тревогой, но дочь уже скрылась за порогом. В коридоре Михримах встретила Хуриджихан. Та стояла возле мраморной колонны, рассматривая свои изящно украшенные руки. Её платье небесно-голубого цвета подчеркивало юность и изящество, но в её взгляде читались гордость и вызов. Михримах вскинула голову, её взгляд обжигал. Она подошла к сопернице. — Хуриджихан! Дочь Хатидже Султан повернулась, её лицо озарилось высокомерной усмешкой. — Что тебе нужно, Михримах? Даже ты должна знать своё место. Я не рабыня, а госпожа! Хуриджихан Султан, — её голос звенел холодной издёвкой. Михримах вспыхнула от гнева. Её руки дрожали, но она сдерживала себя до последнего. Однако насмешливый взгляд Хуриджихан стал последней каплей. — Узнай же своё место! — выкрикнула Михримах и, не выдержав, ударила Хуриджихан по лицу. Хуриджихан вскрикнула и упала. Её корона глухо ударилась об пол, волосы растрепались, а на щеке проступил красный след. Она подняла голову, полную злобы и ненависти, но пока молчала. Михримах наклонилась, её голос звучал твёрдо и насмешливо: — Теперь ты знаешь, кто здесь госпожа. Я — Михримах Султан, дочь валиде Хюррем Султан и султана Сулеймана! Резко развернувшись, она удалилась, оставив Хуриджихан на полу. Хуриджихан тяжело дышала, её глаза сверкали от злости. Она с трудом поднялась, прижимая руку к щеке. — Ты за это заплатишь, Михримах! Я отомщу тебе, — прошептала она сквозь стиснутые зубы, её голос дрожал от обиды и ярости.

***

Тем временем в покоях Нурбану Султан царила напряжённая тишина. Султанша стояла у окна, её глаза, словно изумруды, смотрели вдаль. Она нервно поглаживала свою корону, украшенную драгоценными камнями, как будто это помогало ей сосредоточиться. — Когда же он придёт? — тихо произнесла она, обращаясь скорее к себе, чем к слугам. В дверь постучали. — Войдите, — коротко велела Нурбану, повернувшись. В комнату вошёл Газанфер-ага. Он склонил голову, ожидая разрешения заговорить. — Госпожа, венецианский посол ожидает вас в мраморном павильоне. Нурбану медленно кивнула, её лицо озарила улыбка. — Хорошо, Газанфер. Ты можешь идти. Евнух поклонился и вышел. Нурбану повернулась к своим служанкам. — Принесите мне мою изумрудную корону и самое роскошное платье. Сегодня я должна выглядеть так, чтобы даже венецианцы забыли, как дышать. Через некоторое время Нурбану стояла перед зеркалом. Её платье глубокого изумрудного цвета было вышито золотыми узорами, которые напоминали оливковые ветви. Лиф был украшен крупными изумрудами, переливающимися при каждом движении. На шее — массивное ожерелье, сверкающее изумрудами и бриллиантами. Серьги из того же комплекта подчёркивали утончённые черты лица. Но главной гордостью была её корона. Верхний ряд украшали крупные бриллианты, сиявшие, как звёзды. Средний — насыщенные рубины, а нижний — ослепительные изумруды, которые оттеняли её глаза. — Идеально, — прошептала Нурбану, любуясь своим отражением. В мраморном павильоне её ожидал венецианский посол. Мужчина вскочил, когда она вошла, и тут же поклонился. Его взгляд на мгновение задержался на короне Нурбану, и он нервно сглотнул. Слуги внесли сундук с золотом, крышка была приоткрыта, чтобы продемонстрировать его содержимое. Блеск монет озарил помещение. Нурбану остановилась за ширмой, её голос звучал уверенно и властно. — Это только малая часть того, что ждёт вас за успешное выполнение задания. Посол нервно кивнул, не сводя взгляда с золота. — Мои люди уже готовы, госпожа. Когда шехзаде Баязид покинет дворец, мы выстрелим в него отравленной стрелой. Нурбану гордо вскинула голову. — Прекрасно. Но запомните: если вы потерпите неудачу, я найду способ наказать вас даже в Венеции. Посол снова поклонился, бормоча заверения в своей преданности. — Не волнуйтесь, госпожа. Всё будет сделано. Султанша медленно кивнула и сделала знак своим слугам. — Закройте сундук. Пусть это золото станет вашим первым шагом к выполнению нашего договора. Посол одобрительно кивнул, его взгляд снова загорелся жадностью. Нурбану развернулась и величественно вышла из павильона. Её платье мягко шелестело, а за ней оставался аромат редких восточных духов. В душе она была уверена: скоро всё будет так, как она задумала. Власть над всем миром будет принадлежать ей и её мужу, а потом и сыну.