Дух весны

      Дожди кончились резко, вместе с осенью.       По ночам теперь подмораживало и, если утро выдавалось ясным, свисающие с карнизов сосульки красиво блестели и переливались, будто драгоценные камни. Грязь замерзла. По земле тянулась белыми разводами изморозь, как след от хвоста ледяной змеи. Булыжники улиц и каменные основания домов покрывались инеем, словно снежным мхом.       Базар почти опустел. Крестьяне продали все, что хотели продать, купили на зиму проса, гороха, риса, сала и прочего, что помогло бы им продержаться до весны, и теперь коротали дни за закрытыми дверями своих лачуг. Редко заходили охотники, предлагали пушного зверя или мясо. По утрам на прилавках появлялись рыба и яйца. Порой на продажу привозили вино или сушеные грибы и фрукты. Иногда куриц. Забитые птицы глядели на опустевшую базарную площадь равнодушно. Их круглые глаза, похожие на бусины четок, не выражали ничего, кроме усталости.       Над городом, даже в ясную погоду, висело темное облако — это жгли костры жители трущоб и топили печи в богатых домах. Всюду пахло дымом и соленым зимним воздухом. Сюн не смог бы объяснить, чем именно, но всегда узнавал этот запах — щекочущий в носу. Так пахли снег и лед.       Шерстяная куртка пришлась очень кстати. Образ посыльного теперь дополняли серый шарф и сапоги на кожаной подошве — больше не нужно было морозить ноги, бегая босиком. Это, конечно, господин придумал — Сюну такое и в голову бы не пришло. Господин вообще много чего придумал такого, отчего Сюн только закатывал глаза и раздраженно вздыхал. Например, ходить в бани через день. Завтракать. Обучать Сюна грамоте.       Утро теперь начиналось с того, что посыльный Сюн шел в соседний квартал в единственную лавку, где готовили сладкий омлет с овощами, брал там две порции на завтрак себе и господину, еще кукурузных лепешек, фиников и овечий сыр, и с корзиной, полной еды, шел обратно, мимо тех самых улиц, где совсем недавно голодал, воровал и побирался.       После завтрака он садился за стол и, пока солнце не доползало до самой верхушки неба, тренировался писать иероглифы, а потом еще и смешные закорючки варварских языков, которые Рэй называл «буквы». Эти самые буквы Сюну давались тяжело, потому что каждая буква ничего сама по себе не значила, а слова из них складывались, как узоры из бусинок, и каждую бусинку надо было писать и читать правильно, а не то получалась ерунда.       — Ик хейзе Сюн… — мучился Сюн, водя пальцем по странице древнего учебника варварского языка.       — Ихь хайсе, — поправлял господин, заплетая себе волосы в косу.       — Их бин цвелф яре…       — Цвёльф. Мягче!       Сюн старался и читал мягче, пока шло по накатанному: меня зовут, я живу, я люблю. Потом ему попадалось в рваной книге слово «Jahreszeiten» и он рычал и тихонько колотился лбом об стол. Тогда господин клал ему руку на плечо и требовательно говорил: «Не драматизируй», и Сюн переставал. Почему-то очень хотелось, чтобы Рэй был им доволен.       Кисточка, которая в руках господина летала по бумаге легко и весело — будто бабочка, в деревянных пальцах Сюна превращалась в тяжеленную дубину и норовила выпасть и размазать чернила. Иероглифы выходили кривыми, разного размера. Они толкались и напрыгивали друг на друга, как голодные собаки в стае.       «Дом лилий и журавлей» — выводил Сюн, вспоминая знакомые вывески. «Приют южного ветра». «Игра в кости, вино и девочки». «Точить ножи». «Ночная радость». «Жареный рис». «Скупка краденного». «Весна грядет». «Весна», «весна», «весна» — этот иероглиф Сюну нравился больше других и получался ровным и даже почти красивым.       — Молодец, — хвалил господин, заглядывая через плечо. — Уже гораздо лучше. Давай дальше.       И Сюн, приободренный похвалой, давал дальше.       Рэй заставлял его читать и писать все подряд. Уличные вывески и ценники, цитаты из Конфуция и базарные поговорки. Читать книги на варварских языках — оказалось, что у варваров много языков и все разные! Хорошо было, что хоть буквы были одни и те же. Ну, почти.       Рэй сказал, что сам именно так и учил все языки, которые знал — сразу все одновременно. Место, в котором он родился и вырос, называлось Вавилон, и там говорили на десяти разных языках — на нескольких диалектах китайского, на маврском и на варварских, конечно, тоже. Этих варваров оказалось ужасно много разных, и сами они друг дружку не любили и тоже считали немного варварами, что Сюну показалось особенно забавным!       Сюн, хоть и был сам варваром, а вслед за местными, варваров побаивался и не любил. Но теперь, когда приехал Рэй и взял его помощником, он решил, что будет прилежно учиться и постарается узнать о своем племени хоть что-то.       Например, очень было любопытно, правда ли, что варвары бегают по лесам безо всякой одежды, а на зиму ложатся спать в медвежьи берлоги? Правда ли, что они едят своих детей, а тех, кого не съели, подкидывают китайцам, как кукушка подкидывает свои яйца в чужие гнезда? Правда ли, что едят руками, как звери? Правда ли, что варвары произошли от обезьян? Правда ли, что рыжие волосы у них оттого, что они в родстве с лисами?       На некоторые вопросы господин не отвечал вовсе, а некоторые его ужасно веселили. Но о себе он рассказывал мало, нехотя, и Сюн так и не понял толком, чем тот зарабатывал на хлеб.       Пока шла у Сюна учеба, в гости заходили подручные Одноглазого Гэна. Они низко кланялись господину и говорили с ним о делах. Две недели бандиты из богатого квартала ходили по лавкам старьевщиков и скупали варварские книги, все подряд. Дорого, почти не торгуясь. На деньги господина, конечно.       Книг в комнате становилось все больше, стопки росли. А монет у господина должно было оставаться все меньше, потому что как же иначе. Сюн очень переживал. Он боялся, что Рэй потратит все золото, и тогда уедет в свой Вавилон, а Сюну придется идти на поклон к матушке Ю, и все станет как прежде: голод, холод, воровство…       Но в один день все изменилось.       — Отлично! — радостно перебирал господин принесенные книги, складывая привычно в две стопки. Красивые и большие — к красивым и большим, а мятые и рваные — к любимым. — С завтрашнего дня начинаем продавать!       Кажется, от этих слов даже уличный грабитель удивился — хотя по его суровой роже ничего нельзя было понять.       — Что продавать? — обернулся Сюн.       — Книги, малыш! Мы будем продавать обратно ненужные нам книги, — ответил Рэй и рассмеялся, такое выражение было у помощника на лице. — По-прежнему считаешь, что я похож на пьяного цыгана и меня обманет на базаре таракан?       — И с каждым днем все больше! — признался Сюн.       — Это называется «работа с рынком», — объяснил господин. — Старая как мир стратегия. Очень выручает, если нужно найти что-нибудь действительно редкое и дорогое в куче мусора. Суть в том, что ты искусственно создаешь спрос на что-то не имеющее в глазах торговцев особенной ценности, усиленно делаешь вид, что эта дребедень стоит больших денег, вызываешь ажиотаж, и дальше человеческая алчность работает сама — главное пустить правильный слух. А судя по донесениям наших знакомых из темных переулков, слух о том, что варварские книги пользуются большим спросом, уже запущен и облетел все уголки этого города!       — Ты хочешь обжулить жуликов-торговцев? — догадался Сюн. И с сомнением добавил: — Ты это в книге вычитал, господин?       — Сомневаешься в успехе?       — Если бы я знал о твоих планах заранее, я бы тебя отговорил! — признался Сюн и вздохнул. — Постарался бы. Ты плохо знаешь местных торгашей, господин. Эти братья шакалов продадут в рабство родных матерей ради горсти монет! А ты собираешься всучить им обратно их же товар, за который они уже содрали с тебя три шкуры!       — Действовать будем с умом, — ответил Рэй. — В их глазах дорого стоит красивое и большое. Например, эта ерунда про гадание на волосах, руководства по составлению гороскопов и выдуманные местными князьками летописи, восхваляющие их фальшивые подвиги. — Рэй показал на стопку богато украшенных книг. — Вот их мы и понесем в лавки, но не в те, где покупали, а в другие, в которых, я уверен, сможем теперь выручить за них даже больше, чем заплатили!       Сюн на это только укоризненно покачал головой. Он сильно сомневался, что господин может действовать с умом.       — А эти? — тронул он стопку мятых «оборванцев».       — А это, малыш, чистое золото! — Рэй взял несколько книг сверху. — «Фармакология» — наука о лекарствах. «Математика». «Сопротивление материалов». О! «Практические занятия по химии для учеников седьмых-восьмых классов». Отличная вещь! Правда, на французском, но чем богаты…       — Тут сказано, как сделать золото из свинца? — Сюн сунул нос в страницы, все исписанные смешными палочками и завитками.       — Нет. Тут сказано, почему не стоит тратить времени на подобную глупость. Кстати, насколько я понимаю, дети примерно твоих лет в древних школах как раз это и учили.       — Не больно-то им это помогло! — хмыкнул помощник.       — Это уже другой вопрос.       Сюн взял из стопки следующую книгу и попытался сходу прочитать название: «Geralt z Rivii. Rozdroże Kruków» — значилось на пожелтевшей от времени странице. Первые два слова дались хоть и по слогам, но неплохо, а дальше случилась заминка: это «Rozdroże» никак не влезало в рот, хоть буквы были и знакомые.       — Нет, малыш, — прервал господин. — Оставим пока пана Сапковского в покое, это уже слишком. Ему и так здорово досталось, весь истрепался. Давай-ка лучше садись за английский!       

***

      Вечером того же дня, когда Сюн совсем извелся от нетерпения — до того ему казались сомнительными планы господина, — настало время действовать. Для этого помощника нарядили попроще — в старые холщовые штаны и крестьянскую куртку, чтобы не слишком бросался в глаза. Волосы спрятали под тугую шапочку, а выражение лица — обиженное — господин заставил Сюна отрепетировать несколько раз. В заплечный мешок Рэй сунул помощнику несколько «дорогих» книг и после недолгого напутствия отправил на дело.       Под покровом скорых зимних сумерек Сюн добрался до противоположной части города как раз ко времени — когда стража устраивала первую перекличку. В лавке незнакомого старьевщика на паренька с сумкой сперва никто не обратил внимания — не выгнали и то хорошо. Но стоило Сюну выложить на прилавок первую книгу, как хозяин оживился.       — Краденая? — поморщился он, явно заинтересованно листая толстые страницы.       — Семейная реликвия! — оскорбленно ответил Сюн и стал рассказывать заранее заготовленную историю: — Единственная память от отца. Доподлинная летопись сражения великого князя Хуна Бэя с полчищами песьеголовых варваров у ущелья скалистых гор! В том бою достопочтимый князь одержал победу и над варварами, и над гигантским драконом! Ни за что не стали бы продавать, но нищета и голод вынуждают…       — Три монеты дам, не больше, — перебил хозяин, начиная торг.       Сюн покраснел и даже очень правдоподобно задохнулся от негодования — выручить предполагалось не меньше пятнадцати.       — Хорошо, пять, — поморщился лавочник. — Не голодать же вам.       — Лучше голодать! — Сюн взял книгу с прилавка. — В других местах предлагали золотой! Туда пойду…       Хозяин натужно рассмеялся, но книгу не выпустил, вцепившись пальцами со своей стороны.       — Дай-ка получше рассмотреть! Ишь, торопишься… — Он стал разглядывать картинки, на которых князь Хун Бэй в золотых доспехах, неправдоподобно большой на фоне своего войска, тыкал украшенной флагом алебардой в лапу явно пристыженной ящерицы. — Семейная реликвия, говоришь? Так ты же варвар! Какие у вас могут быть реликвии? Ты, рыжий бес, спер ее где-то!       — Не хочешь, не бери! — рявкнул Сюн, вырывая книгу обратно, но опять безуспешно.       — Десять монет!       — В другой лавке золотой давали!       — Обойдешься! Ведь краденная! Двенадцать монет.       — Пусти! Еще ругаешься, мошенник!       — Двадцать! Последнее слово!       — Эй, парень, — послышался голос сзади, и Сюн обернулся. За ним стоял тот самый бандит, что получил в переулке от господина камнем в скулу. — Почем книгу продаешь?       — И продавать бы не стал, да жрать нечего, — надулся Сюн. — У ворот в лавке старого Вэня один золотой давали. Мало, но что делать, семья голодает.       — Дай-ка глянуть, — протянул руку бандит. — Такие теперь на вес золота идут! В квартале у реки все подчистую вымели, даже на варварских языках. А тут такая красивая! Наша!       — Золотом и плачу! — крикнул хозяин лавки, рывком возвращая книгу себе. — Опоздал ты, братец. Один золотой! Больше не торгуюсь!       И на прилавок упала желтая монета.       — Какой я тебе братец, морда ты шакалья? — осклабился бандит в сторону лавочника, а у Сюна спросил: — Может, у тебя еще что-то есть, а, парень? Товар нынче ходовой…       

***

             Домой Сюн вернулся с тремя золотыми в рукаве и целой пригоршней медяков.       — Сработал твой фокус, господин! — счастливо сообщил он Рэю. — Развели мы с бандитом первого же лавочника на целую гору денег! — и он выложил добычу на стол. — Десять монет бандит себе взял, как и договаривались.       — Комиссия, — кивнул господин. — Вот видишь, малыш, а ты не верил! Чем проще трюк, тем надежней.       — Трюк, — вздохнул Сюн. — Опять фокусы.       — Не фокусы, — Рэй задумчиво почесал отросшую бородку, — а практика, подкрепленная надежной теорией! — и выдал очередное непонятное слово: — Маркетинг!       — Удача, — поморщился Сюн. Ему вдруг снова стало грустно, именно оттого, что дело пошло так споро. Он снова представил, как господин собирает нужные книги, свое «чистое золото» и уезжает, бросив его, Сюна, одного. За ненадобностью.       — Удача — это непознанная закономерность. Что повесил нос, помощник? Ты отлично поработал! — Рэй обнял мальчишку за плечи. — Пошли праздновать, отмечать успех!       Сюн хотел было надуться, но решил повременить, потому что господин, наклонившись к его уху, тихо сказал:       — А завтра, малыш, мы наконец-таки идем воровать!