Через Тьму

***

      Глубокий вечер вступил в свои права. Пентаграмма над городом потухла, став бледной и едва различимой. Мрак затопил улицы, но огни большого города и тонны неоновых вывесок прекрасно с ним справлялись. Люцифер сидел на широком подоконнике, подложив под спину большую подушку. Большие панорамные окна яблочной башни открывали город во всей красе, а распахнутые окна впускали в запертое помещение прохладный ночной воздух. На кончике языка щипал лёгкий вкус соли, смешанный с пеплом. Ветер поднимал морскую соль с круга Зависти, и поднимал её вверх, а с Гнева несло вулканическим пеплом. И вся эта смесь теперь витала облаками над Гордыней. Они, облака, сегодня были совсем густыми и чёрными. Скоро начнется пепельная буря.              В комнате было темно и тихо. Аластор задремал пару часов назад. Это позволило Люциферу остаться один на один со своими мыслями. Мысли были тягучими, и очень тяжелыми. И вообще безрадостными. Депрессия снова пыталась поднять голову и надёжно вцепиться когтями в горло. В последнее время было очень много дел. Столько всего произошло. Просто не было возможности заняться рефлексией. А вот теперь, когда радио демон пошёл на поправку, и больше не было необходимости сидеть рядом с ним круглосуточно, время загнаться появилось. Люцифер гулял взглядом по огням ночного города. Он пытался понять, как вообще юная принцесса Шарлота умудрялась найти Свет в закостенелых грешниках. В упор не получалось. Мысли цеплялись только за плохое.              Где-то сзади послышался шум. Люцифер даже не обернулся. Это Аластор проснулся и завозился в кровати. Звук приблизился и вот уже владыка краем глаза наблюдал, как радио демон осторожно спускал алые копытца на пол и пытался встать. Люцифер не мешал. Если демону достаточно бодрости для того, что бы быть активным, то пусть разминается и пытается вернуть занемевшим конечностям прежнюю чувствительность. Аластор с трудом поднялся и на трясущихся ногах доковылял до стены. Запнулся на последнем шаге, но удержался, вцепившись когтям в стену. Было очень забавно наблюдать, как меняется мимика на его лице. Сначала яркий испуг от падения, потом он зажмурился, ожидая падения на пол, приоткрыл один глаз, увидел, что всё ещё стоит, медленно приоткрыл второй и только после того как он убедился, что всё точно в порядке на его лице появилась лёгкая улыбка. Без вечно натянутой улыбки его мимика стала очень подвижной. Дальше опираясь о стену, демон медленно добрёл до подоконника. Люцифер сдвинулся чуть подальше, освобождая место, и взмахнул рукой, создавая ещё одну большую и мягкую подушку. Аластор взобрался и развалился на предоставленной подушке. Взгляд радио демона тоже устремился на ночной город. А Люцифер ждал, что бы узнать чего хочет радио демон. Не просто же так он сюда припёрся. Но время шло, и демон молчал. Он выглядел серьёзным, очень задумчивым. Может быть, собирался с мыслями, а может и просто хотел посидеть рядом. Люцифер провёл взглядом по Аластору. И всё же он сильно изменился. Он сидел, ссутулившись, тогда так раньше постоянно держал статную осанку. Уши опущены вниз, под глазами пролегли глубокие тени. Выглядел очень уставшим. По-хорошему, его бы сейчас же отправить в постель, но пусть уж сидит, если хочет. Владыка вернулся к созерцанию ночного города. Где-то, внизу, почти у самых ворот отеля прошла пьяная компания, они громко смеялись, и пошло шутили. А после снова воцарилась тишина.              — Люцифер, ответь, пожалуйста, сколько крюков нужно ещё разорвать? — Голос Аластора был тихим и без помех. Люцифер резко обернулся и внимательно посмотрел на демона, но Аластор оставался недвижим. Он всё так же изучал взглядом город, острый скальный хребет на фоне и тёмное алое небо.              — С каких это пор ты обращаешься ко мне на «ты» — Люцифер удивлённо вскинул брови. Раньше демон всегда был подчеркнуто, вежлив, даже если испытывал к кому-то неприязнь.              — С тех самых, когда ты узнал всю мою жизнь от начала и до конца. Мне, кажется, что после такого, мы уже можем обращаться на «ты».              — На публике соблюдай приличия! — Указательный палец владыки застыл в нескольких сантиметрах от лица демона, но тот только пожал плечами. На самом деле Люцифер был вовсе не против такого обращения. Это ведь, никак не влияло на его возможности.              — Так всё же… крюк?              — Хм. — Люцифер нагнулся ближе, изменив глаза. Он внимательно всмотрелся в душу демона. Это заняло какое-то время, но потом владыка откинулся обратно на подушку. — Я вижу только один. Остался один, последний крюк.              Так они просидели в тишине ещё какое-то время. На удивление, для них обоих, но просто быть рядом было довольно приятно. Аластор поёрзал на подушке, чувствуя не привычный для себя покой. Впервые за долгое время он ощущал безопасность. Сейчас не от кого было защищаться, не нужно было держать лицо и скрываться за бесчисленными масками. Даже тихий пьяный гомон на улице был не достаточно громкий, что бы нарушить идиллию.              — О чём ты думаешь? — Следующий вопрос Аластора застал врасплох. Люцифер не знал, что ему ответить. Да и вообще не хотел отвечать. Он только отвернулся обратно к окну. — Мне это не нравится.              — Что тебе не нравится?              — Ты просишь меня довериться тебе, а сам — тайна за семью печатями. Думаешь, я не замечаю, что ты постоянно куда-то уходишь? Молчишь и соображаешь что-то за моей спиной. Меня это пугает.              — Ничего особенного, я просто ухожу побыть в одиночестве.              — А кто-то мне говорил, что замалчивание проблем ни к чему хорошему не приведёт? Вы не подскажите такого короля?              — Ах, ты ж…              — Один-один, сучка! — Аластор оскалился, на мгновение став похожим на себя прежнего, даже уши встали торчком. Но лишь на мгновение. — И всё же?              — Я просто думаю.              — О чём?              — Обо всём! О городе, о том, чем мы занимаемся, об идее Чарли. Пытаюсь понять, как она во всех этих грешниках смогла найти что-то хорошее. У меня это получилось, только солидно покопавшись кое у кого в мозгах. А у неё это так легко получилось.              — А я не могу понять тебя.              — Что? — Люцифер повернулся и посмотрел на демона.              — Ты странный, казалось бы, сильнейший из Грехов, король Ада. Главный говнюк в этом гадюшнике, но…встреть тебя на улице, никогда не подумаешь, что ты действительно король Ада. Ведёшь себя легко и весело. Постоянно шутишь, позволяешь себе глупости, играешь в дурацкие игры со своей дочерью. Ни разу не видел, что бы ставил себя выше других, но при этом олицетворяешь собой Гордыню. Одно сплошное противоречие.              — И нет здесь никакого противоречия. Всё просто, мне нет дела до того, как другие на меня смотрят. Я могу делать что захочу, когда захочу и с кем захочу. И никто мне не указ. Я выгляжу так, как нравится мне, я провожу время так, как нравится мне. Разве не в этом суть власти? Мне абсолютно не важна моя репутация.              — То есть ты без зазрения совести мог поставить всех в городе раком, если бы захотел? — Аластор хмыкнул. Он сам понял, что задал глупый вопрос. Конечно, он может.              — Могу, но не хочу. Мне нет до этого никакого дела. Я не испытываю эйфории от созерцания чужих страданий. Мне нет нужды самоутверждаться за счёт более слабых. Всё равно никто не в силах оспорить моё могущество. Да и я уже однажды совершил ошибку, не просчитав последствия своих действий.              — Ты называешь ошибкой то, за что я готов рисковать своей жизнью.              — Да, что ты понимаешь-то, мальчишка?! — Люцифер вспылил, и его глаза приняли угрожающий красный оттенок. Но Аластор только слегка дёрнул ухом. Его этим не проймёшь, пуганый уже.              — Как минимум я понимаю людей больше, чем ты.              — Так, вот скажи мне, какого хрена даже имея возможность вырваться из порочного круга грехов и саморазрушения, не делают этого?              — А то вы не видели? Мой, пример, кажется вполне показательным.              — Не всем так везёт заключить сделку с Тьмой. Вас таких совсем немного по сравнению с общим числом грешников.              — Люди часто не замечают, что что-то идёт не так. Не видят, не понимают, не осознают. Не всё так просто и очевидно. — Аластор подтянул колени к груди и опустил на них голову. — Чётких правил нет. Да и не знают люди, что ждёт за чертой. Это нам отсюда просто рассуждать, ведь мы уже всё увидели. А там, люди вынуждены тыкаться наугад совершенно не зная, что их ждёт в будущем. А обстоятельства, сам помнишь, редко бывают удачными. Приходится выкручиваться, что бы хоть как-то устроиться по жизни. Как говорится: лучше синица в руках, чем журавль в небе.              — Вот как. Но ведь есть же и праведники.              — Это либо счастливчики, которые оказались вдали от многих моральных дилемм. Или дурачки, что отказались от любых земных радостей, проводя свою единственную земную жизнь в муках и лишениях. А вообще, каково там? Ради чего мы все стараемся?              — Я уже и не помню толком. Но помню, что было хорошо. В целом.– Люцифер ощутимо помрачнел. Его глаза забегали по улицам ночного города, словно мысль отчаянно стремилась зацепиться за воспоминания, но это не сильно получалось. Вдруг владыка растянул широкую улыбку и напускно повеселел. — Но, между прочим, меня считали любимым сыном господа!              — Или как аккуратно сказать «он у нас на всю голову особенный». — Аластор усмехнулся.              — Сам ты, блин, особенный! — Всё напускное веселье тут же слетело. Этот идиотский олень, сам того не ведая, задел за больное. Он и сам чувствовал в глубине души, что на небесах ему не были рады и до падения. Он всегда, чувствовал себя лишним и не мог понять причину. Но его идеи никогда не одобряли и не подпускали к сотворению. И Сэра никогда не говорила, что именно не так. Только какие-то невнятные отмашки всё время. Но тогда, в те далёкие времена, юный серафим и представить не мог, что к нему могут относиться плохо. Тогда в его картине мира просто не было чёрного цвета. А сейчас по прошествии тысячелетий, когда характер загрубел и закалился, а опыт пребывания в Аду позволял сразу подмечать всякое дерьмо и воспоминания о Рае быстро тускнели, приобретая не самый приятный запашок.              — Знаешь, может, я не всё понимаю. — Аластор продолжил рассуждать на тему. — Да и вряд ли я смогу всё понять, своим скудным человеческим умишком, но я просто не могу представить место, где всё всегда хорошо. Разве только это всего лишь декорация, а копни глубже, то там такие скелеты в шкафу будут… Люди всегда люди, где бы они ни были. А в месте, где не принято грустить, сложно сказать, что они думают на самом деле.              Аластор повернулся и заглянул в лицо Люцифера. Он приметил, как владыка сжал пальцы на подушке. Похоже, этот разговор доставлял ему сильные неудобства. Он задел его за живое. Радио демон давно заметил, что Люцифер очень болезненно воспринимает всё, что касается его «полезности» и «состоятельности». И неважно о чём речь, о семье и его роли отца или о его прошлом, которое не сложилось. Владыка сидел тихо, он больше не пытался ни говорить, ни злиться. Демон вздохнул и снова отвернулся к окну.              — А знаешь, что? Я всёгда хотел спросить. Почему именно баран?              — Что? — Люцифер вскинул голову и посмотрел на демона. Этот вопрос был, как глоток свежей воды, что не дал ему потонуть в череде тяжелых мыслей. — Ты хочешь знать, почему мне в качестве жертвы приносят именно барана?       — Да.              — А, ну тут всё просто. Раньше, ещё в стародавние времена, овцы были главными сельскохозяйственными животными. Люди жили не богато, и овечка могла быть настоящей кормилицей. А закалывали их крайне редко, по большим праздникам, да для самых почётных гостей. Так, что если человек готов отдать самое дорогое, что у него есть, то это определённо хорошая цена за услугу. Ну, кто по богаче, разумеется, платил тем, что подороже. Помню однажды, один правитель решил принести мне в жертву двадцать девственниц. Вот нахрена мне мёртвые девки, скажи? Лил бы меня прибила, если бы я это домой приволок. Я тогда, с дуру, возьми и ляпни, что мол не по правилам обряд проведён и жертва не подходящая. Он тогда не хило обосрался, решил, что за это я его проклял. Я, правда, ничего не делал, других дел по горло было. Но рожу его надо было видеть. Вот с тех самых пор бараны и закрепились.       — А с баранами, что делаешь?       — А что с ними можно сделать? Съесть только.              Аластор рассмеялся. Правда смех его быстро прервался хрипом и демон закашлялся. Последний вопрос смог немного разрядить обстановку и поднять настроение. Но вообще, какого хера этот кусок оленины смеет портить ему настроение. Люцифер хищно улыбнулся и тихо, осторожно, и главное гаденько-гаденько, упёр свои ноги Аластору в бёдра. А потом, когда радио демон отдышался, резко распрямился и спихнул демона с подоконника. Аластор шлёпнулся на пол, и окатил владыку ушатом трудно переводимого мата. А вот это уже заставило самого Люцифера расхохотаться в голос. Раньше демон не матерился так много, так, что барахтающийся на полу олень выглядел действительно забавно.              — Цел? — Люцифер перегнулся через подоконник, что бы убедиться, что Аластор ничего серьёзного на себе не отшиб.              — Да, что б тебя, ебучий коротышка, я тебе этого припомню. Жди мести!              — Отлично, а теперь топай спать. Нечего тебе сидеть на сквозняке долго. Ещё не окреп, чтоб так организм напрягать.              Аластор ляпнул ещё пару ласковых, на последок, и обиженно уполз на кровать. Демон бурчал ещё какое-то время, чем здорово повеселил владыку. Но, а сам Люцифер остался рассматривать ночной город. Мысли бегали и суетились, а недавний разговор лишь подлил масло в огонь назревающих загонов. Слова демона о Рае расшевелили старые раны. Но это ведь всего лишь глупые слова, не самого лучшего человека. Не могло же всё быть так, как он сказал? Или могло? Владыка сомневался. И что бы раз и навсегда ответить себе на этот вопрос он опустился ниже на подушке и наложил на себя своё же заклинание. Это не должно было занять много времени, ведь в отличие от радио демона он точно знал, какое воспоминание он хочет увидеть.              Вот он. Момент изгнания. Он стоит на коленях, и массивные цепи не дают ему двигаться. Они плотно оплетают все шесть белоснежных крыльев. Где-то сзади, за его спиной, плачет Лилит. А перед ним стоят его братья. Сэра стоит где-то позади них, опустив голову. Приговор уже произнесён. И никто не пожалел его напоследок. В глазах братьев нет и следа сочувствия. Никто не предупредил, что плод познания был заражён Тьмой, никто не захотел слушать, когда юный серафим просил шанс исправить свою ошибку. Лишь кто-то холодно сказал: «ты уже обожжен Тьмой, испорчен». Михаил, защитник небес, и самый близкий из братьев, поднял свой меч и направил на бывшего брата. Остриё сияющего клинка замерло в миллиметре от кожи приговорённого. Но вместо взмаха меча последовал грубый пинок в грудь. И вот Люцифер рухнул вместе с любимой, не в силах расправить скованные крылья. И последнее, что он видит перед тем, как мрак навсегда сомкнулся над его головой, это улыбка его брата. Михаил. Улыбался!              Шок заставил тело вздрогнуть, и владыка потерял контроль над своим заклинанием, вываливаясь из сна. Как он раньше всего этого не замечал?! Он всегда был лишним, его отстраняли от попыток создать, что-то своё, смеялись над его идеями. Вот только серафим — существо творения. Творчество есть его суть и природа. Оно так же необходимо для серафима, как кислород для человека. И даже в Аду, он продолжает творить, пусть всего лишь резиновых уточек, но в его жизни не было ни дня, без творчества. Это буквально физическая потребность. И если серафима лишить возможности творить, то он всё равно найдёт способ что-нибудь вытворить. И Сэра не могла этого не знать. Зачем? Почему они так поступали? Почему радовались его падению? К горлу подступил ком. Хотелось рвать и метать. Чувство тотальной несправедливости выжигало изнутрии.              А ведь их этот, Эдемский сад, тоже не так безупречен, как его пытаются представить! У него есть проблема и очень большая. Проблема, над решением которой серафимы бились долгие годы, но, похоже, её таки не смогли решить. А всё дело в том, что Эдем не способен существовать сам по себе. Ему постоянно необходимо внимание серафимов, постоянно нужно вливать энергию, постоянно кто-то должен дежурить рядом. Постоянный, непрерывный, выматывающий контроль. Что бы почва была всё время плодородная, что бы вода была всегда чистая, что бы лёгкий ветерок дул всегда. У Люцифера были идеи как всё исправить, но его идеи и слушать не хотели. Вот и правит Раем Сэра тоталитарно, ведь стоит лишь чуть ослабить хватку, как прекраснейший из городов тут же рухнет прахом. Сэра понимает это и боится, что хоть кто-то начнёт сомневаться. Эдем, он ведь как прекрасная роза — погибнет сразу, если хоть на один грамм не правильно смешать удобрения. С другой стороны есть Пентаграмм-сити — город, что как дикий сорняк, с криком «ура, асфальт треснул!» разросся, не спрашивая ничьего разрешения и, не нуждаясь в поддержке со стороны.              Да, Люцифер очень скучал по дому. Хоть теперь и понимал, что домом небеса никогда не были. Он всегда смотрел только на небо то, что внизу казалось таким тёмным. Но что если теперь пришло время посмотреть на этот грязный город ещё раз, под немного другим углом. Ад — это свалка ненужных душ, и никому нет дела то того, что здесь происходит. Он пристанище абсолютного хаоса, но только если смотреть краем глаза, особо не стремясь найти здесь порядок. А он был, своеобразный, но был. В городе существуют районы и те, кто за ними присматривают, работают магазины и предприятия. Закон в Пентнаграмм-сити был. Сделки — закон Ада. А Оверлорды, властители районов, что владеют многими душами, обеспечивают заодно и порядок.              Да и в целом сам факт того, что в Аду может существовать такой город, удивителен! Аластор правильно сказал: люди — всегда люди. И именно поэтому, где бы они ни были, они всегда приносят своё, человеческое. Всё же люди, сильно не постоянные существа, и они не несут в себе исключительно негатив. У каждой души есть свой свет и вместе с ним они попадают в Ад. И живут с ним здесь.              А ведь если так подумать, то всё закономерно. Люди не в силах осознать вечность. Это понятие слишком непостижимо для их приземленных разумов. А потому и «вечные» муки на деле не такие уж и вечные. Со временем страдания бледнеют и превращаются в банальную рутину. За рутиной приходит скука и подключается самая восхитительная и пугающая способность рода людского — способность адаптироваться. А если индивид ещё и смекалочкой наделён, то это вообще атас. И вот уже проклятый грешник думает, куда в своём котле поставить фикус. А обжив свою территорию, начинает приглядываться вон к тому парню из соседнего котла. А тому тоже интересно, что за хрен на него пялится. И вот они уже начинают общаться, скорее всего, подерутся за территорию, а потом найдут третьего и пойдут пиздить его. За то, что тот не поддерживает ни первого, ни второго. А ему то, третьему, вообще посрать было, пока те двое не явились. Но быть избитым двумя сразу вот вообще не весело. Поэтому, обидевшись, третий идёт собирать своих корешей, да побольше, что бы отомстить. Первые двое, видят, что происходит и тоже бегут быстренько наращивать число бойцов. И всё повторяется до тех пор, пока не начинается драка толпа на толпу. Где-то там, в процессе объединения, самые юркие и хваткие поперезаключали контракты с глупенькими соплеменниками, или с теми, кому банально лень думать своей головой, и объявили себя первыми оверлордами Ада.              А там уже пошло сколачивание домов, и меренье членами, у кого райончик лучше получился. И уже после пришло осознание, что ломать хорошие районы, в которые было вложено море сил и старания очень обидно. И вот наконец-то, оверлорды приходят к вооруженному перемирию, которое тянется веками, и по сей день. Появляются новые технологии, растут районы, меняются оверлорды, но негласные правила взаимодействия остаются прежними. Потому что они, правила, уже устоялись и проверили свою эффективность в тысячелетиях. Использовать их банально выгодно.              Следом пришло осознание, что грешники, неосознанно, но сами пришли к в целом, не плохим вещам, только потому, что это выгодно. Может, и принесли с собой с Земли, конечно, но в любом случае контроля не было. Просто это выгодно иметь надёжного товарища, что прикроет спину в бою, или постоит на страже, пока ты спишь. Выгодно, что бы ремесло, которым ты владеешь, было качественнее, чем у соседа, потому что надо как-то отбивать клиентов. Можно конечно, и просто прикончить, но надолго ли этого хватит? Конкурент, во-первых, возродится, во-вторых, их таких целая толпа, всех не перебьёшь. Тот же, Вокс, вынужден следить за трендами и выпускать продукцию, которая соответствовала бы, хотя бы минимально, определённому уровню качества. Иначе он не смог бы подняться так высоко. Всё просто. Какая лошадь лучше вспашет поле: старая кляча или жеребец-тяжеловоз? Конечно жеребец, но любой жеребец превратится в клячу, если не ухаживать за ним должным образом. Вот и хочешь — не хочешь, но если ты желаешь получить свой кусок хлеба с двойным маслом, то и вкалывать придётся в семь потов. Хочешь жить хорошо: вертись, борись, кусайся. А тот мусор, что способен лишь бухать, да засирать всё вокруг, в оверлорды никогда не вырвется. Они, возможно даже и не заметили сильной разницы с жизнью на Земле. Да даже рожа в зеркале не сильно отличается, такая же синяя. Быдло оно везде быдло, сядет к кому-нибудь на контракт и не отсвечивает. Ад прекрасно избавляет себя от иждивенцев. Они просто болтаются на дне сообщества, пока не сопьются окончательно и не впадут в забвение. Зато, кто ещё имеют силы бороться за свою жизнь, так или иначе черпают эти силы из того самого внутреннего Света, что угас ещё не до конца. И тут Люциферу захотелось найти подтверждение своим мыслям. Найти реальные примеры среди жителей Пентаграмм-сити. Поэтому он достал телефон и начал листать ленту в соцсети.