История одного сводника. Краткое пособие по смене ориентации злодея

Проведя некоторое время на пике в ожидании приглашения от учителя, Бай Ци так измучил себя возможными вариантами развития событий, что к полуночи уже с трудом боролся с сонливостью. И только он хотел прилечь, как в дверь постучали. Вместо павлина, который вполне мог заявиться сюда первым, в хижину вошел да шисюн. Это был парень лет двадцати – двадцати пяти с тёмно-карими выразительными глазами и длинными волосами им в тон. Говорил он негромко, но внушительно, переняв, по всей видимости, манеру старейшины. Так говорили люди, привыкшие отдавать распоряжения. – Новенький? С этого дня я – твой да шисюн. Меня зовут Чжэнь Фу, – парень выдержал некоторую паузу, обдумывая, видимо, что знакомство при необходимости получить наказание не самая приятная вещь, и добавил чуть мягче, видя всклокоченный вид шиди: – Учитель приказал привести тебя в павильон. До него дошли не самые хорошие слухи. Бай Ци запоздало поклонился. Да шисюн производил впечатление принципиального человека, любящего порядок во всём, но не пытался давить на младшего или запугивать его. Показная благожелательность его резко контрастировала с тонкими чертами лица и линией губ, выразительными, чётко очерченными скулами. Складывалось впечатление, будто да шисюн абсолютно расслаблен, но в то же время собран и готов к любой неожиданности. – Старший брат, Вы проводите меня? Кажется, я не совсем понимаю, куда и как нужно идти, – пробормотал Бай Ци с раскаянием в голосе. Да шисюн кивнул. – Я покажу, куда нужно идти, чтобы в следующий раз не вышло никаких заминок. Днем наведаюсь к тебе снова, чтобы провести экскурсию уже по всему пику, – Чжэнь Фу открыл дверь, переступил за порог и совершенно неожиданно добавил: – Не стоит бояться. Учитель, может, и строг, но справедлив. Если тебя обидели, лучше так ему и скажи. Он ни за что не обманет ожидания того, кто нуждается в его защите. Странность состояла в том, что да шисюн, похоже, не совсем понимал, что произошло, иначе бы не вел себя так лояльно с нарушителем серьёзных правил и предписаний секты. С другой стороны, он мог прекрасно знать обо всём, но не подавать виду, имея на то мотив. И второй вариант больше походил на правду. Два ученика ступили в темноту ночного пика, укрытого туманом. По периметру жилой зоны стоял барьер: белесая молочная дымка держалась исключительно по четко очерченным невидимым краям, а не висела среди хижин. Очень не хватало фонариков, которые освещали бы путь, но да шисюн спокойно ориентировался во тьме без них. Пользуясь тем, что путь предстоял неблизкий, Бай Ци, начав издали, постепенно завязал разговор. Да шисюн охотно рассказал, что шицзунь болен, и, несмотря на это, всё равно растрачивает силы на постоянную работу. Судя по голосу, он был искренен в своём беспокойстве об учителе. Как только Бай Ци и старший приблизились к высокому зданию павильона с красной черепичной крышей, по периметру вспыхнули разрозненные пучки света. Выглядело это так же волшебно, как если бы звёзды вдруг зажглись на земле. И хотя Бай Ци умел ценить красоту, не зажмуриться от яркого света он не мог. – Личный барьер учителя, – пояснил Чжэнь Фу. – Такого ты больше нигде не увидишь. Раньше он охватывал весь пик. Сейчас – только территорию павильона. Причину ты знаешь. Возможно, Бай Ци показалось, но в уверенном тоне старшего проскользнули нотки подавленности. Поскольку сантименты он никогда не любил, а поддерживать кого-то не умел, пришлось хотя бы помолчать в знак солидарности. У павильона виднелось ещё одно здание, за которое невольно цеплялся глаз: более массивное и величавое, оно ощутимо давило на плечи своей высотой и концентрацией охранных барьеров. На кромке острого шпиля, направленного к небу, слабо мерцал бледный свет – он струился по стенам и собирался вверху, уходя в ночное небо. Так, по крайней мере, могло показаться. Бай Ци не без удивления осознал, что столкнулся с одной из пагод, описанных в рукописях. Ощущая неясное беспокойство, не связанное, однако, с грядущей встречей, Бай Ци поднял голову и всмотрелся в темноту. Через белесую дымку тумана просматривалось как минимум две такие же тусклые точки света, что сияли на шпиле пагоды у павильона учителя. Стоило ли спрашивать об этом, когда они уже почти пришли? Решив, что сейчас лучше сконцентрироваться только на разговоре с учителем, Бай Ци проглотил вопрос, готовый сорваться с губ. До двери в главный зал оба ученика дошли молча, каждый в своих мыслях. – Сюда. Мне учитель не велел входить, так что я останусь ждать тебя у дверей. Похоже, старший решил, что это как-то подбодрит Бай Ци, но господину Яо не было совершенно никакого дела до сказанного. Мысленно он был уже внутри покоев. Дверь отворилась без скрипа. Первое, что увидел нарушитель, ступая за порог – просторный зал, украшенный множеством свечей. В конце помещения за обычным столом, таким же, какой можно было отыскать и в ученических хижинах, сидел мужчина средних лет. Чуть волнистые волосы его касались пола. Ровная спина и плавные движения кисти, удерживаемой длинными пальцами, завораживали. По обеим сторонам от двери стояли люди. Но одеты они были иначе, чем ученики секты. – Учитель, этот невежественный ученик пришел по Вашему приказу, но всё равно просит прощения за поздний визит. Бай Ци поклонился, рассчитывая, что шицзунь отложит своё занятие и займется его делом, но тот совсем не торопился. Пришлось замереть в одном положении на некоторое время. Наконец, учитель отложил в сторону письменные принадлежности, отодвинул тушечницу. И Бай Ци тут же позволил себе разогнуться, спокойно встречая глубокий, как тысяча океанов, взгляд. – До меня дошли известия, что ты учинил беспорядок в городе. Глаза учителя оценивали, но пока без осуждения, и Бай Ци невольно вспомнил отца. Тот тоже смотрел на него порой таким же внимательным цепким взглядом. И ещё этот голос. Несмотря на категоричную формулировку, он не обвинял – лишь мягко подталкивал к ответу, совершенно сбивая с толку. Бай Ци растерялся, но затем всё же заставил себя встрепенуться. Он собирался лгать, а лгать нужно было уверенно. Не раз обдумывая обстановку во внешнем круге, Бай Ци почти интуитивно осознал, что она прекрасно подойдёт в качестве главного аргумента. Это казалось превосходным средством против того, кто, как выразился Чжэнь Фу, никогда не подводит обратившихся за помощью. – Учитель, губернатор подал жалобу – это верно. Однако молодой господин, я надеюсь, развенчал все возникшие недопонимания. Я вёл себя вызывающе, но только для того, чтобы встретиться с Вами. Ибо сердце у Вас доброе и не может не откликнуться на чужую беду. Пока что Бай Ци не знал, чего ждать от старейшины, и воззвал к его чувствам. Не зря ведь Чжэнь Фу говорил, что учитель добр и всегда оправдывает ожидания тех, кто попал в беду и обратился к нему за помощью. Прямо сейчас в беде находился весь внешний круг. Но если он знает об этом и предпочитает не вмешиваться, можно будет придумать что-нибудь ещё. Взять хотя бы ситуацию с павлином. Впрочем, Бай Ци был почти уверен, что внешний круг трогает старейшину в последнюю очередь и придётся плавно подвести разговор именно к неясной тайне павлина. Не такой уж шицзунь и добренький, каким пытается казаться. Чего греха таить, Бай Ци и сам бы на его месте не стал марать руки о то, что его не касается. Внешний круг в этой секте предоставлен сам себе. Шицзунь даже в лице не изменился: внимательное выражение, взвешивающее каждое слово, осталось при нём. – Тебе следовало обратиться к да шисюну сразу, как возникла такая необходимость, а не навлекать на себя новую беду специально. Если ситуация действительно такая серьёзная, как ты о ней говоришь, Чжэнь Фу бы обязательно позволил тебе прийти сюда раньше. Бай Ци снова растерялся. Этот старик зачем-то читал ему лекции вместо того, чтобы настаивать на изложении произошедшего в городе. Любая глупая выходка ученика отбрасывает тень на его учителя. Или конкретно этого учителя не интересует собственная репутация? – Дело не в том, что я не хотел ни к кому обращаться, – откликнулся Бай Ци, сообразив, что шицзунь пока не знает о его шатком статусе новенького и, скорее всего, многие из дел перекладывает на да шисюна. – Меня перевели на пик совсем недавно, а внешним ученикам, как Вы, возможно, знаете... некому жаловаться на свои несчастья. Шицзунь тяжело вздохнул, поморщился. Судя по всему, от боли. Глядя на его восковое лицо, нельзя было не понять, что он серьёзно болен. И всё же пока не звучало приказа убираться прочь, так что можно было продолжать этот глупый спектакль. – Учитель подобен родителю, ученик – ребёнку. Этот старик уважает твою решимость, ведь ты решил бороться с несправедливостью вместо того, чтобы молчать о ней, – учитель встал и неслышно прошел за ширму, украшенную сложным узором сплетения ветвей цветущей сливы. Оттуда он принёс подушку, идентичную той, на которой сидел до сих пор, и, оставив её у противоположной стороны стола, указал рукой. – Родитель никогда не откажет в помощи своему ребёнку. Присаживайся и расскажи, что заставило тебя искать встречи со старейшиной. Бай Ци был поражён. По всему выходило, что учитель не знает о ситуации во внешнем круге. Но как такое могло произойти? Этот человек настолько слаб и нерешителен, что вообще всё спихнул на своих учеников? Он разве не знает, что бывает, когда начальник плюёт на свою работу и предоставляет работников самим себе? Отчего-то ощущая себя уязвлённым и раздражённым одновременно, Бай Ци нерешительно направился к месту, предложенному учителем. Он искал заступника, а нашёл немощного старика. И не знал теперь, что делать дальше и как встретиться с другим старейшиной. Возможно, у такого безразличия к делам секты имелись свои причины. Но Бай Ци уже не искал их. Он был разочарован. Пусть так, дело следовало довести до конца. – Вы позволили мне говорить, и я скажу как есть, – опустившись на подушку, начал Бай Ци так неожиданно воинственно, словно собрался драться с учителем. – Достаточно лишь спуститься с пика, чтобы понять, что внешние ученики, все, как один, глубоко несчастны. Всё то изобилие, в котором купается учитель и уважаемый глава, куплено их страданиями. Они не получают даже самого необходимого. Одежда, которую вы можете видеть на мне, больше похожа на тряпки для мытья полов. Мы тяжело работаем каждый день, но нас никто не торопится обучать заклинательству. О еде и говорить не приходится. Пока вы практикуете инедию в стремлении стать сильнее, мы практикуем её из необходимости, постоянно ходя голодными и поглядывая с завистью на беззаботных шисюнов, спустившихся с пиков. А эти шисюны... О, они только рады будут, если стравят нас между собой за кусок хлеба. А возможность бить нас безнаказанно так и вовсе приносит им сплошное удовольствие. Судя по настороженному удивлению, возникшему на лице учителя, он действительно мало интересовался делами иной части секты, кроме собственного пика. Да и Бай Ци почти не солгал. Внешнему кругу действительно требовалась крепкая рука главы или хотя бы длань помощи от старейшин. Судя по состоянию Ли Сао перед смертью, поведению того запуганного шиди, которого вытолкнули вперёд, как мусор, внутренние ученики, безразличию, с каким остальные смотрели на раненого брата, в этой секте давно и весьма успешно проводили травлю слабого звена, пользуясь избирательной слепотой старейшин. Шицзунь замешкался, и Бай Ци нашёл эту возможность подходящей для того, чтобы выгородить себя. – Губернатор решил, что я подрался с гостями, увидев это, – младший ученик неторопливо сдвинул волосы со лба. – Но рана была нанесена мне не сегодня, а вчера вечером. Меня беспричинно избил один из шисюнов. Сказав всё, что хотел, Бай Ци покорно опустил голову и увидел исхудавшие руки шицзуня, даже более тонкие, чем его собственные. В голове продолжали возникать новые варианты вопросов-ответов, но почему-то даже малейшее умственное напряжение сильно изматывало. В животе тянуло от голода, вынужденная настороженность усугубляла ситуацию, заставляя мысли разбегаться. Беря во внимание болезнь учителя, он вдруг предположил, что ученики специально скрывают от него всё, что касается внешнего круга. Если дела действительно обстоят так, тогда ещё не всё потеряно. Пауза затянулась. Ощущая, что нужно сказать что-то, Бай Ци тихо пробормотал: – Молодой господин, вероятно, подумал, что с этим учеником обошлись несправедливо. Он велел взять духовные камни для оплаты сытного ужина и новой одежды, но, получив отказ, настоятельно потребовал сыграть партию в го и, в случае победы, принять их в качестве награды, – продолжил рассказывать Бай Ци, блуждая взглядом по рукам учителя, столу и кучке исписанных убористым почерком свитков. – Так уж вышло... Мне поддавались, так что... Он замялся, порывисто выдохнул, не договорив, как если бы сильно сожалел о своём решении. – Поведение, не достойное ученика. Я покину пик и больше никогда не посмею показаться Вам на глаза. – Скажи мне: если человек упал, значит ли это, что он шел не по тому пути? – мягко заметил шицзунь, не пытаясь скрыть, что его голос дрожит. – Пока у этого старика ещё хватает сил, он сделает всё возможное для тебя и твоих братьев. Бай Ци неслышно хмыкнул, ощущая настрой учителя. Чтобы подлить ещё немного масла в огонь, он показательно сжался, создавая видимость, будто хочет стать меньше или вовсе исчезнуть из этого мира. – Я покорно благодарю учителя, – невесёлая, вымученная улыбка тронула губы Бай Ци. Лицо его выразило облегчение, будто с плеч свалилась огромная ноша. И всё же этого было недостаточно. Следовало хорошенько разворошить это осиное гнездо, чтобы связать павлину руки. Находиться в покоях становилось почти что невыносимо. Бай Ци уже пару минут беспричинно бросало то в жар, то в холод. Хотелось поскорее закончить, чтобы выйти на улицу и подышать свежим ночным воздухом. – Я добрался сюда, хоть это и казалось невозможным, чтобы поведать о страданиях моих братьев и сестёр. Если учитель решит наказать меня, как поступили бы на его месте и другие старейшины, но не станет помогать им, я нарушу правила снова. Этот ученик готов совершить серьёзный проступок, чтобы привлечь внимание главы и старейшин к проблемам внешнего круга. Большего ему не нужно. Украдкой вглядываясь в лицо учителя, Бай Ци был доволен полученными результатами и уже предвкушал, как выйдет отсюда. – По ночам в горах почти всегда холодно, тем более на пиках. Одежда, что на тебе сейчас, – одежда внешнего ученика. Разве тебе не выдали другую? – Я лишь недавно вернулся из города и ещё ничего не успел сделать. Прежде, чем идти сюда, мне стоило переодеться, но да шисюн сказал, что это срочно, вот я и... Простите мне мою нерасторопность. Такого больше не повторится. Бай Ци не сразу нашёлся с ответом, поскольку не ожидал подобного вопроса. Какое учителю дело, холодно ему в горах по ночам или нет? – Твои верхние одежды перепачканы кровью. Кто наказывал тебя и за что? – Шисюн говорил, что обучает нас смирению, что только оно может стать нашей добродетелью, учитывая огромную разницу в силе и таланте со внутренними учениками. Этим же он обосновывал частые избиения и поборы других младших братьев, помимо меня, – Бай Ци облизал пересохшие губы, сделал небольшую паузу, надеясь, что его болтливость не кажется слишком подозрительной. И вдруг почувствовал, как его ведёт в сторону. Внутри начинало жечь. Слабость накатывала волнами. К счастью, учитель заметил состояние ученика и протянул руку, чтобы придержать его. Рукав белого ханьфу испачкался в туши. – Как давно ты ел в последний раз? – послышался над ухом беспокойный голос шицзуня. Бай Ци действительно было плохо. Но вовсе не от голода. Что-то вытягивало из него силы. И это ощущалось физически. Совершенно незнакомое прежде ощущение, связанное, судя по всему, с его бытностью заклинателем. – Я в порядке, – поспешил Бай Ци с ответом, отстранившись. Он в принципе не очень-то и любил, когда его кто-то касался. Даже Мэй Ли он запрещал обнимать себя. – Вчера я отдал еду младшему брату, который пользуется благосклонностью шисюна и раздаёт приказы от его имени, а сегодня опоздал на трапезу. Я понимаю, что это моя вина. Если бы только удалось закончить с делами в городе пораньше... Бай Ци понял, что разговор этот не закончится так просто, потому решил выжать максимум из него. В конце концов, можно было сделать и так, чтобы павлин не просто не хотел, а не мог сунуться к нему. Пускай даже придётся голыми руками поймать тигра и пересечь реку вброд. – Что именно ты должен был сделать в городе? – продолжал допрос шицзунь, сохраняя беспокойство в голосе. Если уж учитель спрашивает... Насколько вообще вероятно, что павлин решится выдать свой таинственный проступок сам? А ведь позже молчание обязательно сыграет с ним злую шутку, если об этом позаботиться заранее. – Я не могу сказать. Учитель, не заставляйте говорить больше, чем уже было сказано. Отважиться прийти сюда для меня было испытанием, но то, о чём Вы хотите знать, должно остаться только между мной и шисюном. Если вчерашний внешний ученик не желает выдавать тайну шисюна, с которым встречается чаще, чем с учителем, страхи, подтолкнувшие его к этому, остаются максимально прозрачными и читаются между строк. Было бы только желание прочесть. Такого, например, вполне могли изловить после встречи с шицзунем и наказать за чрезмерную болтливость. Пусть не смертью или избиениями, но хотя бы с помощью банальных издевательств. Чем окончательно потерять себя в череде унижений, лучше своевременно придержать язык за зубами. Бай Ци как бы говорил: «Вы выслушаете меня и останетесь здесь, а я должен буду вернуться обратно в логово тигра, чтобы столкнуться с последствиями». – Шисюн, про которого ты говоришь, принадлежит к моему пику? Бай Ци выдержал, как ему самому показалось, излишне драматичную паузу, затем поджал губы и покачал головой. Чего он не ожидал, так это услышать уже не недовольный, но явно разгневанный голос учителя. – Чжэнь Фу! Дверь распахнулась. В проёме тут же появилась тёмная макушка да шисюна, переводящего взгляд со своего шицзуня на новенького и обратно. – Немедленно собери в павильоне всех старших учеников, которым дозволено спускаться с пика. Учитель поднялся, заложил руки за спину. Комната наполнилась почти осязаемым холодком. А Бай Ци был очень доволен. Ему оставалось лишь наблюдать за результатами собственных действий. Теперь по крайней мере было видно, что человек, стоящий перед ним, – старейшина пика.