Чёртовы чувства

— Оо-о, Антох, это ты что ли? Какие черти! Здарова, брат! Антон оглядывается на радостный возглас и сам принимается улыбаться — к нему с раскрытыми руками спешит Макар. Он сжимает Антона в крепких объятиях, и тот ухмыляется, чувствуя жар: Макарчик по природе ифрит, так что у него температура тела завышена даже по меркам обитателей Ада. Впрочем, обходится без ожогов — Антон всё же местный, а значит, огнеупорный. — Здарова, братюня, — не менее радостно откликается он, хлопая друга по спине, после чего тот отстраняется, но не перестаёт улыбаться. — Сто лет тебя не видел. Кажется, действительно, сто — для Ада мера не самая впечатляющая, но всё же солидная. — Да дел полно, работой завалили, — делится Илюха, потирая лоб под чалмой. — Начали недавно с ребятками над новым проектом трудиться, будем пробовать разбудить вулкан. Антон присвистывает: — Звучит увлекательно. Он хочет пораспрашивать поподробнее, но в их диалог внезапно вмешивается ещё один голос. — Кхм-кхм. Молодые существа, а вы не могли бы сдвинуться с прохода? — интересуется он и звучит свысока во всех смыслах: не только надменно, но ещё и действительно сверху, потому что вопрошающий сидит верхом на мощном вороном коне, ногами в элегантных сапогах сжимая литой круп своего скакуна. Макар чуть непонимающе оглядывается — они стоят посреди огромного холла замка Инферно, четыре ряда колонн из чёрного и красного мрамора уходят далеко ввысь и вдаль, образуя несколько проходов из одного его конца в другой, по которым спокойно снуют черти и мелкие бесы, все занятые рутинными тёмными делишками. Места для того, чтобы объехать Антона с Макаром, пусть и действительно стоящих прямо по центру холла, — навалом, но дерзкий всадник процокал от входа именно к ним и теперь глядит из седла недовольно и осуждающе. Антон не гордый — он подвинется, а вот Макар на пару минут зависает, разглядывая наглеца. Тот не торопит и даже как будто приосанивается, позволяя ощупывать себя взглядом, а посмотреть там есть на что: и на коня в полной амуниции и богато украшенной чёрной с серебром сбруе, и на самого всадника, что красив как дьявол и обряжен в тёмные латы. Причём сравнение не так уж и далеко от истины, хотя попрепираться с ними решил, конечно, не сам владыка Ада, а лишь один из его младших братьев — высший демон и принц, если вспоминать титулы. Ифриты — те ещё гордецы и уступать не любят, но иерархия здесь внизу священна, так что, побуравив принца Ада пылким взглядом, Макар всё же нехотя отходит в сторону. Антон следует его примеру, но напоследок оборачивается и посылает всаднику сальную ухмылочку — он прекрасно знает, что Арсений делает. Тот в ответ поджимает губы и отворачивается, пришпоривая коня, который с громким цокотом отправляется в сторону тронного зала. Ни одному простому жителю Преисподней ни за что бы не было позволено въехать туда верхом, но он принц, а принцам можно всё. — Вот же зараза снобская, да? — жалуется Макар. — Ишь, на коне он тут разъезжает. За это я и не люблю Инферно, мне в полях куда привольнее, и расшаркиваться ни перед кем ни приходится. — И не говори, — кивает Антон, прокручивая серебряное кольцо с огромным рубином на пальце. — Такие эти высшие демоны заносчивые, ужас, так и хочется, чтобы их кто-то приструнил немного. В десятке метров от них Арсений тянет за поводья, чтобы направить коня левее, а сам оглядывается, и глаза его даже с такого расстояния сияют пылающим голубым огнём — опасно и завораживающе. — О-о, вот это точно сказано! — басит Макар, не имеющий никакого понятия, что в спину ему смотрят так, словно хотят всю её истыкать кинжалами. — Приятно знать, что столько лет прошло, а мы с тобой всё ещё так хорошо понимаем друг друга!

^^^°°°^^^

Арсений всё ещё злится, когда они встречаются позже вечером. На нём больше нет доспехов, а Зефир, его коняжка, давно отправлен в стойло. Тёмные пластины из закалённой стали принц сменил на широкие шаровары из чёрного полупрозрачного шифона в мелких блёстках и рукава из того же материала. Рукава между собой тканью не связаны — они крепятся к тонким ремешкам с серебряными ящерицами, а те спускаются к груди и переплетаются в изящную портупею. В тёмных густых кудрях до плеч устроилась диадема, сияющая лунным светом. Он выглядит невозможно красиво и ничуть не менее царственно, чем утром, когда въехал в Инферно верхом — настоящий принц Ночи. Впрочем, он и сейчас верхом — сжимает Антоновы бёдра коленями и злится. — Не хмурьтесь, ваше высочество, — беспечно говорит ему Антон, поглаживая сильные и стройные ноги под тонкой скользкой тканью. — Морщины останутся, жалко будет испортить такую красоту. Это, конечно, глупейшее заявление. Высшие демоны не просто возглавляют иерархию Преисподней, они буквально всесильны, и Арсений может сотворить себе новую внешность или изменить старую так же легко, как Антон — щёлкнуть своим чёртовым хвостом. — Я просто поражаюсь твоей наглости, Антон, — шипит этот всесильный демон в ответ, упираясь одной рукой ему в грудь и проезжаясь промежностью по его паху. — Ты будто вообще не помнишь про наш контракт, хотя там всё чётко красным по белому прописано. Антон поднимается ладонями к его талии, мягко сжимает бока и касается рёбер. Аккуратно поддевает тонкие ремешки, и серебряные ящерички на них тихо шипят, крохотными язычками облизывая ему пальцы. Один из плюсов секса с Арсением — тот потрясающе хорош в декоративной бытовой магии и обожает такие мелкие фокусы. Никогда не знаешь, что он выдумает и воплотит в реальность в процессе. — Так-так, — говорит Антон, не отрывая взгляда от прекрасного тела и движения своих рук. — И что там? — Там, — шлёпая ладонью по его пальцам, говорит Арсений, — условия сделки, в числе которых, напоминаю, такое: пока наш контракт находится в действии, мы друг у друга должны быть единственными партнёрами. А ты ходишь и обжимаешься со всем честным Адом! А вот и минус секса с Арсением — он ужасный, просто ужасный собственник. В целом, от жителя Преисподней это ожидаемо и грехом здесь не считается — только для тех, кто сюда попадает сверху, там у них, конечно, свои моральные устои. А вот местным наоборот положено упиваться своей гордыней со всеми вытекающими, так что прекрасный принц Ада закономерно постоянно бесится, когда думает, что его игрушка увлечена кем-то другим и, не приведи Лилит, уделяет этим другим внимание. — Это не обжимания, а демонстрация дружеской поддержки, — спешит откреститься от обвинений Антон. Ну да, Антон не совсем обычный чертила. Вернее, по виду и статусу он как раз самый что ни на есть обыкновенный чёрт, но в собственной шкуре он никогда не чувствовал себя на своём месте. Ко всему, чем обычно занимаются его собратья — коварствам, обманам и предательствам, — его тёмная душонка как-то не лежит, и эти самые коварства выходят у него из рук вон плохо. Зато отлично получается заводить друзей и поддерживать со всеми хорошие отношения. Дьявол видит, в Аду это не сильно приветствуется и поощряется, но так уж вышло, таким уродился. Арсений, в конце концов, именно из-за этого к нему и подкатил — в обоих смыслах, он тогда тоже был на коне (тоже, кстати, во всех смыслах). Сам Арсений — существо влиятельное и могущественное, но в глубине мрачной души — ещё и романтичное, отчего отчаянно жаждет, чтобы им восхищались и непомерно обожали, но в Аду с этим трудновато. Тут больше в почёте раболепие и лицемерие, а на такие светлые чувства, как искреннее восхищение, способны немногие. И вот Антон как раз оказался одним из этих немногих, к тому же приглянулся Арсению внешне, и принц предложил сделку: они становятся любовниками, Арсений в процессе получает от Антона всё, чего ему хочется, Антону же после исполнения контракта достаётся собственный лакомый кусочек: повышение статуса до демона. Такие продвижения по карьерной лестнице в Аду случаются редко, и Антон радостно ухватился за предложение, даже не раздумывая. А чего там было раздумывать? Во-первых, Арсений диво как хорош собой, Антон бы сам никогда даже не осмелился подойти к нему первым, не то что предположить, что они смогут совместно предаваться плотским утехам. А во-вторых, чёртова работа успела в край его заебать, и более вольное демонское существование виделось и до сих пор видится благословением свыше. Ну или в данном случае, скорее, сниже. В любом случае — чем-то, от чего не отказываются. Как итог, контракт был составлен, скреплён, как полагается, кровью, и вот уже который месяц Антон послушно исполняет свои обязательства, а именно: всячески восхищается Арсением (вполне искренне!), удовлетворяет его сексуально (в контракте у них прописан пункт о достижении взаимного согласия перед каждым актом, так что Антон всегда может отказаться — но пока ещё ни разу не хотел) и засыпает похвалой и комплиментами, что тоже делает от души, поскольку Арсений, несмотря на свой непростой характер, определённо заслуживает и многих хороших слов. — Ага, заливай мне, — мрачно говорит этот охотник за комплиментами и слезает не только с Антона, но и вообще с кровати, однако далеко не уходит и хватается за верхний край шаровар. — Ладно с ифритом этим, но я же тебя ещё и в саду возле лавового озера видел! Сидел там вчера на скамеечке и обнимался с суккубихой. Этого стоило ожидать, потому что Антон видел, что Арсений их видел. И не только видел — сначала он чёрным злым метеоритом пронёсся мимо, напугав Надю, а потом его ручной ворон по кличке Клубничка (это, кстати, секретная информация, о которой Арсений как-то раз случайно проболтался в постели) нарезал вокруг сада круги и нагадил Наде на плечо. Антон даже не сомневается, что сделал он это не по собственной вороновой воле. — Никто не обнимается с суккубихами просто так! — продолжает тем временем распаляться Арсений. — Она суккуб! Они со всеми трахаются! Антона такие стереотипы расстраивают и обижают, хотя в Аду другого ждать и не приходится, тут практически все мыслят шаблонно и всегда подозревают друг друга в худшем. Это ещё одна причина, по которой ему очень хочется повышения в демоны: те могут хотя бы на поверхность вылезать, когда душа просит и нетерпится сбежать из местной токсичной атмосферы, а вот чертям и бесам туда можно лишь по особым поручениям да в соответствующие праздники. Ночь перед Рождеством, Вальпургиева ночь, Хэллоуин и всё такое — те редкие даты, когда нечисти можно хотя бы немного разгуляться. — Это была Надя, Надя моя подруга! — отрицает гнусные инсинуации Антон. — У неё случилось несчастье, и я её утешал. Несчастье Нади заключалось в крайне неудачной влюблённости в инкуба, кстати, тоже друга Антона. Она даже попробовала с ним встречаться, но не сложилось. Эти отношения в целом были обречены, потому что суккубы и инкубы — как два магнита с разными полюсами, которые всегда разъезжаются, как их ни сталкивай, но Надя по крайней мере старалась, а вот её избранник оказался к такой ответственности не готов. Пока Антон рассказывает об этом Арсению, он успевает заново расстроиться за друзей настолько, что почти забывает про собственное возбуждение, и член, до того готовый заступать на службу по их адовому контракту, удручённо теряет былую удаль. Арсений на это смотрит нахмурившись и, чуть-чуть помявшись, всё же признаёт, что был не прав — и что верит Антону. — До сих пор не понимаю, откуда ты здесь в Аду такой взялся, — добавляет он, качая головой, пока Антон пребывает в шоке от его извинений, гадая, не послышалось ли ему — или он спит? — И пожалеть любого готов, и помочь каждому... Чёрт-те что и сбоку бантик. В попытке вернуть прежний настрой Арсений подцепляет красивыми длинными пальцами блестящий шифон и позволяет шароварам соскользнуть по гладким бёдрам на пол, чтобы разлиться там чёрной переливающейся лужей вокруг его аккуратных ступней. Антон же чувствует, как отвисает челюсть: белья на Арсении не оказывается, если не брать в расчёт пояс для чулок, состоящий из таких же тонких чёрных ремешков, как и портупея. Чулков, впрочем, тоже нет, вместо них левую ногу украшает одинокая кружевная подвязка. Арсений усмехается и встряхивает головой, отчего тёмные пряди взлетают мягкой волной и ложатся обратно на плечи так идеально, словно их полчаса укладывал личный стилист. Когда дело касается внешности, Арсений колдует так органично и скрупулёзно, что если не знать, что он добавляет даже в простые жесты немного магии, можно сойти с ума — от восхищения, желания или зависти, тут уж каждый волен сам выбирать свою отраву. Антон всегда выбирает первое. Облизнув губы, он ёрзает на постели, упираясь спиной в изголовье, и тянет к нему руки: — Идите ко мне, ваше высочество. Арсений делает к нему шаг, переступая через мягкую ткань, но забираться обратно на кровать не спешит. Наклонившись, он треплет Антонову штанину и командует: — Сначала сними с себя этот мусорный мешок. Антона такое отношение к своим штанам обижает. Они, вообще-то, очень модные — так, по крайней мере, уверяла чертовка, которая ему их впарила. Так-то он изначально шёл в лавку с земными товарами, чтобы приобрести там настоящие кожаные брюки — хотелось покрасоваться немного перед Арсением, который всегда себе выдумывал вычурные наряды для их встреч. Земная рокерская эстетика показалась Антону для этого очень подходящей. Но чёртова продавщица смогла запудрить ему мозги и внушить, что натуральная кожа и внизу, и наверху давно уже не в почёте — то ли дело вот эти потрясающие штаны из тонкой блестящей синтетики. В компетентность лавочницы Антон почему-то поверил, к тому же она уговаривала с такой явной надеждой на выгоду, что у него просто не хватило духа отказать — и штаны были куплены за кругленькую сумму, которую Антон сумел скопить мелким вредительством и подработкой на терморегуляции котлов с грешниками. И вот поглядите-ка — его высочество нос воротит. Наверное, расстройство Антона проступает на его лице, потому что Арсений неожиданно наклоняется и звучно чмокает его в надутые губы, а потом со смешком сам принимается стягивать с него неудачную покупку. — Чертёночек, если ты хотел гардероб обновить, то пришёл бы ко мне за советом, я в этом, если ты не успел заметить, неплохо разбираюсь, — говорит он. Антон этот пассаж игнорирует — конечно, он успел, но сделанного уже не воротишь, к тому же ему самому штаны вполне нравятся, так что он всё ещё немного за них обижен. Однако раздеванию он не препятствует и наоборот сам помогает Арсению избавить его и от футболки, и от трусов. Последние в Аду не слишком нужны, но все бесы и черти почему-то их носят — возможно, дань человеческим привычкам, которые многие в Преисподней себе переняли, потому что не хотели придумывать собственные. И даже обнимает вредного принца за талию, когда тот изволит всё-таки вновь вернуться на кровать и к нему на колени. Член уже снова заинтересованно стоит — ещё бы, когда горячий во всех смыслах полураздетый красавец соблазнительно на тебе елозит, попробуй не возбудись, — и Арсений мычит очень довольно, проезжаясь по нему промежностью. Руки он запускает Антону в волосы, нащупывает в его кудрях маленькие твёрдые рожки и сжимает их в ладонях, поглаживая большими пальцами. Сам Антон их терпеть не может — ну это же просто недоразумение какое-то, а не рога, ведь за буйными кудряшками их практически не видно, настолько они мелкие. Он даже думал несколько раз сбрить все волосы напрочь, чтобы наличие рогов стало нагляднее и его перестали путать с бесами, но пока так и не решился. Арсению же они почему-то ужасно нравятся — он обожает их наглаживать и держаться за них, пока насаживается на член Антона. При этом свои собственные — ого-го какие, Антон их как-то видел издалека на параде — он почти всегда прячет, хоть и может проявить обратно в любой момент по желанию. Ему просто нравится выглядеть как человек — изящным, хрупким, уязвимым. И Антон соврал бы, если бы сказал, что его самого от этого не вмазывает почище, чем от самых крепких настоек на воде из Флегетона. — Готов прокатить меня, жеребёнок? — мурчит Арсений, продолжая притираться, и, когда Антон кивает, приподнимает бёдра, а одной из рук отпускает рог и направляет его член в себя. Антон чувствует, как сам собой на выдохе распахивается рот с мягким стоном. В Арсении хорошо — пиздец как жарко, узко и тесно. Они в Аду, здесь везде жарко, но даже грешникам в котлах не так горячо, как Антону в чужом теле — а он работал у них регулировщиком температур, он знает, о чём говорит. Ещё в Арсении приятно-влажно, и член скользит по стенкам так гладко, словно внутри литр смазки — но секрет, конечно, в том, что никакая внешняя смазка им не нужна, потому что в отличие от по-настоящему хрупких человеческих тел Арсению своё не надо готовить, чтобы принять член или любую игрушку. Хотя иногда он нарочно оставляет себя уже, чем нужно — если хочет поиграться и чтобы Антон долго и медленно его нежил, растягивал и разрабатывал. Очевидно, сегодня у него настроение для другого: ухватившись за Антоновы рожки, он задаёт быстрый темп, снимается с члена почти полностью, а потом сразу же опускается обратно, вбирая в себя ствол до самых яиц. Он повторяет движения раз за разом, скачет, пока удовольствие расплывается по его лицу, а румянец окрашивает светлую кожу скул и ключиц, разливается по плечам нежно-розовым. Лунный свет от диадемы в его волосах с каждой фрикцией становится будто всё ярче, отбрасывает скачущие блики по тёмным покоям и их сплетённым телам. Антон может лишь смотреть завороженно, хотя искренне старается не лежать совсем уж бревном — гладит руками чужой торс, вновь натыкаясь пальцами на юрких ящериц, трёт аккуратные твёрдые соски, на что Арсений отвечает одобрительным стоном. Пару раз пробует подмахивать бёдрами, но Арсений на него цыкает, без слов намекая, чтобы не мешал управлять парадом. Когда тот начинает чуть-чуть подуставать — или ему надоедает держать темп, Антон не уверен, знает ли принц вообще, что такое усталость, — движения замедляются, становятся плавнее и тягучее. Приподнимаясь с члена, Арсений оставляет в себе лишь головку и туго сжимается, чтобы прочувствовать, как та растягивает мышцы у входа — ну или чтобы окончательно свести Антона с ума, — а потом садится обратно и повторяет этот трюк уже со всей длиной. По спине у Антона пробегает сладкая дрожь, хвост барабанит по постели рядом. Мучение хочется закончить, наконец-то излившись в тугое жаркое нутро, — но и одновременно продлить и замедлить, остаться в этом моменте, где Арсений так ослепительно прекрасен и откровенно кайфует. Тот, словно чувствуя восхищённые мысли Антона, томно вздыхает, выгибается и льнёт к его рукам, что всё ещё шарят, немного влажные, по его груди. Ещё раз погладив и почесав напоследок рожки, Арсений наконец их отпускает и, ухватив ладони Антона, одну из них заводит себе на поясницу, толкает к выемке ягодиц, а вторую опускает на собственный член, красноречиво намекая на то, чтобы занялся делом. Антон и не думает ослушаться — беспрекословно оборачивает пальцы вокруг красивого ровного члена и усердно ведёт по нему вниз и вверх. Второй рукой сжимает горячую гладкую кожу ягодиц, наслаждается её упругостью, а потом скользит указательным к расселине и ниже — туда, где его член въезжает в скользкое, горячее, пульсирующее. — Да, хороший, добавь ещё палец, — глухо просит Арсений сверху. Одну руку он устраивает на Антоновом плече, второй теребит кружево подвязки — и смотрит на Антона голубым пылающим взглядом, в котором удовольствие, нега и сладострастие смешиваются в жаркий коктейль с похотью и жадностью. — Я почти, — сглатывая, предупреждает Антон, потому что в Арсении становится ещё туже, чужой твёрдый член в руке скользит так хорошо и гладко, а от взгляда его пробирает насквозь, превращая из чёртика в чернильную лужицу. — Скажи, что тебе нравится, — велит Арсений, наклоняясь к нему ближе, утыкаясь лицом Антону в шею и слизывая с неё пот. — Скажи, что любишь... любишь моё тело. — Обожаю, — с готовностью выдыхает Антон, ничуть не кривя душой, ускоряя движения рук. — Трахался бы с тобой бесконечно — в тебе так потрясающе, мне никогда не было так хорошо ни с кем. Я бы оду тебе и твоему телу сочинил, если бы мог, вот честно — ты слишком прекрасен для обычных слов. Арсений даже замирает на несколько мгновений, переставая двигаться, чтобы рассмеяться — Антону, правда, не становится легче, потому что от смеха мышцы у того сокращаются, обхватывая туже. — Какой же ты у меня чертовски милый, — говорит он наконец, оторвавшись от его шеи, находит губами рот и долго сладко целует. А потом возобновляет движения, вновь ускоряясь, обхватывая ладонь Антона на своём члене собственной рукой, чтобы задать нужный темп — и уже не сбавляет обороты, пока не доводит обоих до пика. — К своей предыдущей оценке хочу добавить, что вы, ваше высочество, — пиздец, — выдавливает из себя Антон минутами позже, когда, съехав вниз по постели, отходит от яркого оргазма и пялится в тёмный потолок. Сброшенная Арсением на пол диадема отбрасывает на него заковыристые полосы. Арсений, лежащий рядом, вновь серебристо смеётся и забрасывает на Антона стройную гладкую ногу. — Нет, дорогой мой, пиздец будет через несколько минут, когда мы пойдём на второй раунд.

^^^°°°^^^

Наверх Антона утаскивает совершенно внезапно. Ему не приходит ни уведомления от НПК, ни срочной депеши. Просто в один миг он сидит в саду огненных цветов и швыряет камушки в лавовое озеро — а в следующий его словно цепляет невидимым крюком за шкирку и тащит-тащит вверх и вверх, сквозь пространство и материю, пока не выкидывает наконец в светлый и прохладный человеческий мир. Тело Антона гулко шлёпается о паркет в неизвестной ему квартире, и он, издав тихое «Ауч!», обиженно трёт локоть, которым ударился при приземлении. Оглядываясь, он замечает, что стоит внутри пентаграммы, вокруг которой зажжён круг из ритуальных свечей. Напротив, вне круга, стоит миловидная девушка с тёмными волосами и глазами как у лани — большими и испуганными. — Привет, — говорит ей Антон. Девушка в ответ издаёт короткий визг, а потом зажимает собственный рот ладошкой. Давая ей время отойти от шока, Антон принимается разглядывать знаки, начертанные внутри пентаграммы. Сказать по чесноку — он не особо разбирается в призывах, это больше по части демонов. Хотя среди его друзей есть несколько, так что поверхностных знаний он всё же успел нахвататься. Их достаточно, например, чтобы быть в курсе: вызывая демона, человеку надо быть крайне аккуратным и выводить все положенные символы очень чётко, чего явно нельзя не сказать о работе новой Антоновой знакомой. Вернее, пока ещё незнакомой — они же ещё не успели представиться. — Зд-здрасьте, — как раз отходит та достаточно, чтобы пробормотать. — А вы это... Вы Азазель, да? — А ты Азазеля пыталась вызвать? — догадывается Антон. И думает, как повезло несчастной, что не получилось. — Не-е, я тварь попроще. Меня зовут Антон. В целом, в её неудаче удивительного мало: если переводить написанные ей в пентаграмме символы на человеческие аналоги, то вместо «СТОП» она умудрилась начертить «СТОЛ», а не менее важное «ПЛЕН» превратилось в безобидный «ТЛЕН». Хотя нет, кое-что удивительное всё же есть: как она вообще умудрилась вызвать чёрта, если их невозможно призвать? Призывы работают лишь на демонов, способных заключать контракты. — А я Олеся, приятно познакомиться, — хлопает длинными ресницами незадачливая вызывальщица. — Колдунья и астрологиня. — Она раздумывает пару секунд и осторожно добавляет: — У вас очень милые копытца, Антон. Антон аж опускает взгляд на собственные ноги и неверяще их рассматривает. До этого единственным, кто делал им комплименты, был Арсений, сам же Антон считал их ублюдскими, потому что те выдавали принадлежность к низшим чинам Преисподней: чертям и бесам. — Спасибо, — тем не менее говорит он, потому что привык быть вежливым. Да и мало ли, вдруг это в самом деле именно он ничего не понимает в красоте? — У вас тут тоже ничего... уютно. Жилище у Олеси очень любопытное, всё завешено тканями — в основном тёмно-синими в серебристых звёздах, имеется стол со стеклянным шаром, на стенах космограммы и магические схемы. Девушка явно увлечена колдовством не на шутку. — Вы только не пугайтесь, но я выйду, ладно? — на всякий случай предупреждает Антон, переступая через пентаграмму, в которой не чувствует никакой сдерживающей силы. А вот свечи его напрягают, так что он щёлкает пальцами, чтобы их загасить — как чёрту, такое мелкое коварство как раз ему по силам. Пылающий круг тут же послушно гаснет, и комната погружается во тьму, а Олеся испуганно ойкает. Антон слишком поздно догадывается, что стоило сначала найти выключатель от другого источника света, но сделанного не воротишь, так что пока он просто пытается её успокоить: — Да ты не боись, астрологиня, я тебе вреда не причиню. Я вообще не злой. — А вот я ещё как причиню, и я как раз очень злой!— внезапно громогласно — и немного знакомо — раздаётся одновременно из ниоткуда и отовсюду сразу. Звучит раскат грома. Олеся вскрикивает уже совсем истерично, а в центре пентаграммы вспыхивает столп дыма и искр, заполняя комнату запахом гари и серы. Когда дым рассеивается, зажигаются расставленные в разных углах комнаты свечи и небольшая напольная лампа, и в их свете становится видна высокая грозная фигура новоприбывшего. На нём тёмные доспехи и развевающийся плащ, мощные завитые рога упираются в потолок, а голубое пламя глаз, кажется, способно испепелить на месте. Олеся издаёт окончательное тоненькое «Ах!» и хлопается в обморок. Антон, кидая на Арсения осуждающий взгляд, бежит скорее к ней, чтобы убедиться, что та не разбила себе голову. — Ну зачем же так людей пугать? — с укоризной говорит он, ощупывая чужой череп и на всякий случай проверяя пульс. К счастью, вполне стабильный, девушку просто вырубило. — А если бы у неё сердце не выдержало от твоего представления? — А нечего заигрывать с силами, с которыми не готова взаимодействовать, — назидательно отвечает Арсений. Он мотает головой, избавляясь от рогов, и облегчённо вздыхает, когда те исчезают и перестают подпирать потолок. Потом опускает взгляд и придирчиво поджимает губы, разглядывая неудачную пентаграмму. — Кошмар, — делится он своей оценкой увиденного. — Даже Клубничка справился бы лучше, это же надо так исковеркать мой любимый Озкавош... — Можешь потом оставить ей учебник для более углублённого изучения, — улыбается Антон, укладывая Олесину голову на тюк синей ткани, чтобы той было удобнее, когда придёт в себя, и поднимается на ноги. — Вот ещё, — фыркает Арсений. — Пусть сама постарается, если после этой встречи не передумает заниматься колдовством. Потыкав носком тяжелого ботинка кривую линию пентаграммы, он так же легко, как Антон до этого, переступает через неё, делает шаг к нему и тянет к себе за руку. Смотрит сверху вниз, непривычно — обычно Антон из них двоих выше, но Арсений для более эффектного появления решил сегодня добавить себе роста. — Зачем она тебя призвала? — требовательно спрашивает высший демон. — Как узнала твоё имя? Антон вздыхает и закатывает глаза. — Снова ревность? — уточняет он. — Просто хочу в очередной раз напомнить тебе про контракт, — обиженно поджимает губы Арсений. — По нему ты пока ещё связан со мной, а значит, никакие маги не имеют права тебя к себе зазывать и, не приведи Лилит, требовать себе прислуживать. Ну вот я и пришёл на всякий случай проверить, что тут не происходит никакого несанкционированного... услужения. И неправомерных сделок. Антон запускает свободную руку в копну кудрей и озадаченно почёсывает там собственный рог. — Но я и так никакие сделки с людьми заключать не могу, я же не демон, а просто чёрт. Я вообще не понимаю, как она меня смогла призвать! Он ждёт от Арсения пояснения о нюансах, которые ему незнакомы, логичных причин происходящему, но вместо этого тот лишь тянется рукой к волосам и нервно заправляет прядку за ухо. — Давай обсудим это в другом месте, — предлагает он, посматривая на тело Олеси. — Она скоро очнётся, так что нет смысла задерживаться. Вернёмся в Ад? — Не-не-не! — моментально реагирует Антон, вырывая ладонь из чужой хватки и отступая. — Я так редко попадаю на поверхность, даже не думай, что я добровольно сразу отправлюсь обратно! Можешь катиться, куда хочешь, но я остаюсь здесь. — Прямо здесь? — Арсений вскидывает бровь и оглядывает рай эзотерика вокруг. — Ну в целом, тут довольно уютно, наверное, хоть и своеобразно. — Нет, гулять пойду, — отвечает Антон, всё ещё чуть-чуть возмущённо, хотя уже успокаивается. Сказать по правде, его согласие Арсению в хуй не упёрлось — мощи высшего демона достаточно, чтобы отправить его прямиком хоть в котёл на нижнем уровне, хоть в жерло вулкана, но Антон, конечно, таких категоричных решений от него не ждёт, а вот наплевать на его желания и за ручку отвести за собой в Инферно тот вполне мог бы. Но Арсений его удивляет. — Хорошо, — покладисто соглашается он. Потом кивает на нижнюю часть его туловища. — Прямо так пойдёшь? Если что, тут всё завешено, но на улице у людей сейчас день, светло везде, распугаешь прохожих своим хвостом и копытами — они у тебя очаровательны, спору нет, но человечество к такому не привыкло. Бля, думает Антон, а ведь точно. И казалось бы — ну попугает народ немного, подумаешь, им может даже полезно, но на самом деле это грозит ужасной морокой: бюрократишки из НПК потом ему мозг выедят чайной ложечкой за несоблюдение связанных с людским миром правил, ещё и оштрафуют, наверное. Хорошо бы и о призыве никто не узнал, за это тоже могут заставить писать объяснительную; хоть он и сам ничего не понимает, так что это ему бы кто объяснил всё. Вместо ответа Антон тяжко вздыхает и строит грустную морду. Ужасно хотелось пошастать по человеческому городу, посмотреть на людей, на солнце — как жителю Ада оно должно быть ему глубоко ненавистно, но это не так, Антону наоборот всегда было любопытно побывать под солнечным светом. Если он сегодня не очень яркий, то обошлось бы даже без ожогов: вопреки расхожим сплетням, создания Преисподней вполне в состоянии выдерживать прямой свет достаточно продолжительное время. Арсений наблюдает за ним странным взглядом. Склонив голову, будто решает в своей голове сложное уравнение, но глаза при этом не пылают жаром, а наоборот, светятся непривычно мягко, даже как-то... нежно. Глупости, конечно, но другого описания не подбирается. Потом он взмахивает рукой и начинает читать заклинание на Озкавоше, но на середине вдруг прерывается и спрашивает Антона: — Если я наколдую тебе человеческую внешность на сутки, то ты... Ты хотел бы... Вернее, согласишься на то, что я останусь здесь с тобой? — Он немного мнётся и добавляет: — Одному тебе здесь гулять опасно — в плане последствий, лучше будет, если я присмотрю за тобой. Ну и составлю компанию заодно, вместе может быть даже веселее. Антон в ответ пялится, приоткрыв рот. Он вообще не ожидал, что ему позволят задержаться на поверхности. — Конечно, я согласен! Арсений продолжает читать заклинание, Антон на всякий случай вновь проверяет состояние Олеси — та пока ещё без сознания, но вроде в порядке, — а потом комнату вновь заволакивает дымом и запахом серы, а когда эффект рассеивается, он уже смотрит на свои абсолютно человеческие на вид ноги. Он поспешно пытается заглянуть себе за спину — но и небольших кожистых крыльев там больше нет, и хвоста, и рога среди буйных кудряшек не нащупываются. — Арс, я выгляжу как человек! — излишне радостно и абсолютно бестолково выдаёт он — Арс же и так в курсе, он ему всё это и наколдовал. И от избытка чувств бросается к нему, чтобы напрыгнуть и сжать в объятиях. — Ай, ой! — кряхтит тот, пытаясь поймать врезавшееся в него тело, но под тяжестью отступает на несколько шагов. С лёгким опозданием Антон замечает, что Арсений и себе вернул привычный для него человеческий облик, так что теперь он снова немного ниже. — Сорри, — вообще не извинительным тоном говорит Антон и делает шажок назад. — Куда пойдём? Есть идеи? Арсений в человеческом мире точно не редкий гость — он как-то обмолвился, что любит выбираться сюда время от времени и даже питает слабость к одному городу с множеством рек и вечно пасмурной погодой. Антон не против довериться его экспертности, сам он полон скорее чистым энтузиазмом, чем представлением, чем тут лучше всего заняться и на что посмотреть. — Секунду, — просит Арсений и снова бормочет несколько слов на демонском, в результате чего на них обоих оказывается непримечательная земная одежда. После этого он перемещается в центр комнаты, в пентаграмму, Антона зовёт к себе. Насколько Антон помнит, та служит порталом, и даже из такой кривенькой переместиться что между мирами, что внутри оного куда проще и менее энергозатратно даже для демона уровня Арсения. Поэтому он не спорит и подходит ближе. Арсений берет его за руки, теперь за обе, но в последний момент оглядывается и одну освобождает, чтобы щелкнуть пальцами. Свечи по периметру комнаты гаснут, и Антон ругает себя, что не додумался до этого сам — без надзора тут легко может разгореться пожар, а это никому не нужно. Следом Арсений складывает из пальцев знак в сторону Олеси. — А это зачем? — хмурится Антон. — Ты чего её?.. Арсений в ответ закатывает глаза. — Просто немного воспоминания о последнем получасе подкорректировал. И внушил, что надо учиться получше, если хочет демонов вызывать. Нормально с ней всё будет. — И, прищурившись, добавляет: — Ты её первый раз в жизни видишь, почему она тебя так волнует? Антон лишь пожимает плечами. Он не чувствовал в Олесе злых намерений, когда общался с ней, а ещё она похвалила его копыта. Если бы не вмешательство Арсения, они бы может даже могли подружиться. — Ладно, и так с тобой давно всё понятно. Готов? Антон кивает ещё прежде, чем догадывается задать встречный вопрос: — Да, а к чему? Арсений ослепительно улыбается, вокруг них вихрем заворачивается дым, и уже практически в процессе перемещения Антон слышит его ответ: — Я покажу тебе Питер.

^^^°°°^^^

Экскурсия по людскому миру оказывается даже круче, чем Антон представлял себе. При свете солнца, которое сегодня в Санкт-Петербурге то таинственно прячется за лёгкими объёмными облаками, то игриво выглядывает из-за них, всё вокруг кажется Антону ничуть не хмурым, а ровно наоборот — прекрасным и ярким. Он разглядывает геометрию особняков, дворцов и церквей с восхищением и любопытством: конечно, всем им далеко до масштабности Инферно, зато Антона привлекает их строгость и разноцветье оттенков — такой контраст с Адом с его изобилием чёрного и красного. Особенно сильно ему нравится цветной храм с пёстрыми луковичными куполами, похожий на разукрашенный пряничный домик; хотя мысль о том, что люди считают, будто внутри полного позолоты и росписей помещения Она слышит их лучше, чем снаружи, и заставляет его долго хихикать. Дав Антону чуть-чуть поглазеть по сторонам, Арсений тащит его на пристань и арендует для них катер, на котором они сначала медленно идут по мелким речкам и каналам, любуясь городом с воды, а потом выплывают на Неву и набирают скорость. Ветер треплет Антону волосы, задувает в лицо, заставляя отворачиваться и заливисто смеяться, волны разбиваются о борт миллиардом брызг и сверкают на солнце алмазами. Арсений в тёмной кепке и солнечных очках почти не перестаёт улыбаться, и Антону кажется, что он ещё никогда не видел принца Ада таким беззаботным. Арсений рассказывает ему о местах, мимо которых они несутся, немного об истории города, о своих воспоминаниях, связанных с ним. Антон слушает, приоткрыв рот, — Арсений и раньше с ним иногда откровенничал, но всегда словно случайно и в основном в постели. Впрочем, они ведь помимо неё почти и не проводили время вместе. А жаль, потому что с Арсением оказывается и вне кровати необычайно комфортно и весело. Устав от рек, они возвращаются на берег, и Арсений предлагает полазать по крышам, потому что это какая-то местная забава, к тому же оттуда открывается совсем иная, чем с воды, перспектива. Антон не то чтобы фанат высоты, но он не дурак отказываться, и они пробираются через закрытые калитками дворы и облезлые парадные на ветхие чердаки, а оттуда по шатким лестницам на жестяные, нагретые солнцем крыши. С некоторых они перепрыгивают и перебираются на соседние, а иногда спускаются вниз, чтобы повторить маршрут уже в другом переулке. Конечно, они могли бы и не мучить свои человеческие тела, а использовать для мгновенных перемещений магию, но Арсений жарко протестует, взывая к тому, что такой опыт будет неаутентичным и лишится всей своей прелести. Когда Антону надоедает бегать, прыгать и ползать, он разваливается на одной из крыш, жмурится на вновь выглянувшем из-за пушистого облака солнце и смотрит в синее-синее небо, какого никогда не бывает в Преисподней. Арсений, растянувшись рядом, задумчиво барабанит по жестянке и вдруг спрашивает: — Если бы у тебя был выбор, ты бы остался в человеческом мире навсегда? Антона вопрос ставит в тупик. Он никогда об этом не думал, потому что знал, что такого выбора у него не будет. Зачем размышлять о том, что точно не сбудется? — Даже не знаю, — признаётся честно. — Наверное, навсегда — нет, я бы соскучился по дому, по всем друзьям своим. «И по тебе», чуть не добавляет он, но вовремя прикусывает язык. Зачем обманываться? Когда у них закончится контракт, Арсений найдёт себе новую игрушку и будет развлекаться с ней, а Антон, став демоном, получит немного больше свободы и сможет перестать влачить прежнее чертовское существование. Но представлять, что в новой жизни у них будет что-то общее с Арсением? Зачем размышлять о том, что точно не сбудется? Арсений в ответ тянет задумчивое «хм-м» и больше не задаёт вопросов, а спустя четверть часа вдруг резво вскакивает на ноги и радостно объявляет, что они идут «шопиться»! Антона, успевшего погрузиться в философские думы, чужой энтузиазм мгновенно из них вырывает и заражает азартом, так что он беспрекословно берётся за руки Арсения, который переносит их к огромному торговому центру в несколько этажей, и следом за ним ныряет в просторные светлые двери. Они шатаются по магазинам не менее трёх часов, выбирая наряды для себя и друг для дружки. Арсений заставляет Антона померить поочерёдно узкие джинсы, классический костюм, длинную юбку и ободок с кошачьими ушками. Антон в отместку выбирает для него короткое блестящее платьице, но Арсений не ведёт и бровью, натягивает его на себя в примерочной и гордо дефилирует между кабинками модельным шагом, заставляя оказавшихся рядом женщин раскрывать рты от восхищения и зависти, а мужчин, которым посчастливилось наблюдать это безобразие, истекать слюной и задаваться вопросами о собственной ориентации. Платье в итоге оказывается среди купленной (а на самом деле «купленной», потому что деньги Арсений колдует из воздуха) одежды, как и ушки с костюмом и юбкой для Антона, и ещё не менее пары десятков разных вещей. Все их Арсений обещает заговорить на огнеупорство, чтобы можно было носить в Аду, и растворяет пакеты с покупками в воздухе, отправляя их вниз, чтобы не мешались. Следующим пунктом он обещает Антону «сюрприз» — и не разочаровывает. В спускающихся на город сумерках они переносятся на один из островов Питера в парк развлечений. На фоне темнеющего неба аттракционы сияют тысячами разноцветных огней, повсюду гремит задорная музыка, слышны смех и радостные визги. Люди шумной толпой снуют между билетными кассами, киосками со сладкой ватой и шатрами, где за сотню местных денег можно пострелять по банкам или попытаться попасть мячиком в кольцо в попытке выиграть приз. Антон впитывает в себя атмосферу праздника и веселья, беспрестанно вертя головой, чтобы ничего не упустить, и на всякий случай держит Арсения за руку, чтобы не потерять того в людском потоке. Несмотря на то, что Антон в целом по жизни трусишка — ну вот так как-то сложилось, хоть он и буквально вырос в Аду, — он даже не думает отказываться от поездки на американских горках и прочих экстремальных по виду штук. В процессе, конечно, визжит ничуть не хуже Олеси днём, и впивается в ладонь Арса так, что тот потом ещё полчаса её демонстративно разминает и встряхивает (что у него там может болеть, у высшего демона?), но в моменте внезапно осознает, что он счастлив. По-настоящему счастлив — безудержно, безмерно и безмятежно. После катания на ракете, катапульте, огромных качелях и Лилит знает на чём ещё они добираются до палатки с тиром, где Антон, вооружившись игрушечным ружьём, стреляет пластмассовыми круглыми пульками по банкам и сбивает все шесть. В награду ему достаётся огромный плюшевый пёс, которого он сжимает в руках, пока смеётся до слёз, потому что попытавший следом за ним удачу Арсений умудряется не только никуда не попасть первым выстрелом, но ещё и заехать самому себе по лицу пластиковым прикладом. Впрочем, он быстро исправляется и легко сбивает оставшиеся банки, за что тоже получает приз: большой набор фломастеров. А Антон рядом вновь сгибается от смеха, потому что в красках представляет, как принц Ада будет сидеть на своём троне в Инферно и, прикусив от старания язычок, раскрашивать ими раскраску. Арсений на насмешки над собой дуется и, выбрав тёмный уголок за скамейкой, сжигает фломастеры адским пламенем. Но потом всё же признаётся, что просто отправил их в Ад к их покупкам и планирует как-нибудь разрисовать ими Антона в отместку за шутки, пока тот спит. Антон не может даже вспомнить, когда ему в последний раз было так же весело. Возможно, тоже с Арсением, когда они дурачились до или после, а иногда и во время секса — хотя в основном их встречи проходили всё же жарко и без приступов безудержного веселья. Антону немного даже жаль — он хотел бы узнать о том, что Арсений умеет смеяться так, раньше. Таскаться с полутораметровой плюшевой собакой оказывается не очень удобно, и Антон находит в толпе грустную маленькую девочку — её не пускают на взрослые горки, и она ревёт так, что даже у родителей не получается успокоить. Присев возле неё на корточки, он устраивает пса на траве рядом и говорит под оторопелыми взглядами родителей: — Привет, это Зефир! Он очень хочет с тобой подружиться! Девочка, смолкнув, смотрит в ответ широко раскрытыми глазами в обрамлении слипшихся от слёз ресничек и робко протягивает руку, чтобы коснуться игрушечного собачьего носа. — Знаешь, когда ты будешь такая же большая, как Зефир, вы сможете пойти кататься на карусель с ним вместе! — сочиняет Антон на ходу. — А пока, раз тебе туда нельзя, то и он не пойдёт, будете вместе ждать, пока ты вырастешь! Как тебе такой план? Девочка по-прежнему ничего не говорит, но самостоятельно утирает слёзы, а потом едва не падает — так спешит обнять игрушечного пса, и утыкается лицом в мягкий мех. Мама девочки бормочет взволнованное «Ну что вы, не стоило!», а папа тихонько интересуется, можно ли оставить им пса и предлагает заплатить денег, на что Антон с удивлением отвечает, что конечно же можно, это подарок, и денег им не надо. Отец теперь уже счастливой и радостно улыбающейся девочки всё-таки уговаривает Антона с Арсением согласиться хотя бы на мороженое в качестве благодарности, так что вскоре они вдвоём становятся обладателями двух вафельных рожков с пломбиром — Антон выбрал сливочный, Арсений — вишнёвый, и медленно бредут в сторону колеса обозрения, которое оставили напоследок. Их не хотят пускать с мороженым, но Арсений незаметно складывает пальцы в колдовской знак, и персонал тут же меняет мнение, любезно приглашая их вдвоём в отдельную кабинку. Внутри закрытой кабинки совсем не страшно, и Антон сразу прилипает к стеклу, а Арсений встаёт рядом. Колесо постепенно несёт их ввысь, оставляя под ногами верхушки деревьев и шумную суету. За силуэтами каруселей открывается вид на остров, на тёмный в ночи мохнатый ковёр парка, на ленту реки с плывущими в ней отражениями огоньков от причала и лодок. Чуть дальше виднеются мост и очертания зданий, а когда они поднимаются почти до пика, то становятся видны и последние розоватые отблески заката. От сливочного мороженого Антона остаётся только крохотный кончик, и он пихает этот последний кусок вафли в рот, а потом оборачивается на Арсения, чтобы сказать, что это был офигенный день — но все слова замирают у него в горле, когда он встречает ответный пристальный взгляд. — Что-то не так? — тихо спрашивает он, проглотив еду. — У меня след от сливок на щеке? — Нет, вот здесь, — отвечает Арсений неожиданно низким голосом и тянется рукой к его лицу, но вместо того, чтобы показать, аккуратно обхватывает челюсть ладонью и мажет большим пальцем по губам. Антон невольно приоткрывает рот, выдыхая — и в следующий момент Арсений уже его целует. За стеклом проплывает небо, меняется вид, их кабинка идёт на следующий круг — Антон ничего этого не видит, жадно целуя в ответ, слизывая сладкий вкус вишни с чужого языка. Они, наверное, могли бы провести так ещё долгое время, но спустя несколько минут Арсений всё же отступает. Из-за подсветки в кабинке довольно светло, и она не скрывает расползшийся по его скулам румянец. — Извини, если я слишком внезапно, — чуть виновато говорит он. — Просто видел такую сцену в ромкомах, и мне что-то тоже так захотелось... романтики. — Всё в порядке, я оценил момент, — хмыкает Антон, отворачиваясь. Когда кабинка вновь опускается вниз, он первым выпрыгивает на землю. Экстрима больше не хочется, сладкого тоже, но и в Ад он всё ещё не спешит, справедливо полагая, что в человеческом мире есть на что ещё посмотреть. — Полагаю, предлагать тебе вернуться в Инферно ещё рановато? — угадывает ход его мыслей Арсений и получает кивок. — Тогда какие есть дальнейшие предложения? Может, хочешь в ночной клуб? Пошляться по барам, потанцевать? Попеть в караоке? Антон на всё мотает головой, и Арсений старательно выдумывает всё больше вариантов. — Хочешь на вечеринку на яхте? А можем вообще свалить из Питера в любой другой город и страну. Можем переместиться туда, где всё ещё день. Могу показать тебе горы, водопады, океан, каньоны, мраморные шахты, древние руины, пирамиды, кальдеры, сеноты, подводные пещеры, ледники, солончаки, бамбуковые леса, рисовые террасы... Антон продолжает мотать головой уже из чистого упрямства, ожидая, когда Арсений выдохнется, но тот не устаёт перечислять красоты, пока Антона наконец не одолевает смех. — Ну всё, тих-тих, я думаю, что не стоит пытаться объять всё сразу — иначе мне будет нечем заняться на поверхности в следующий раз, — улыбается он, придерживая Арсения за плечи. — Если честно, я как-то даже... устал уже от всех впечатлений за сегодня. Может быть, просто устроимся где-то на ночлег, не возвращаясь вниз? Чуть раскрасневшийся и до сих пор немного взъерошенный после поцелуя Арсений кивает. Удивительно, что он ещё не пригладил волосы и одежды обратно магией — в Аду он обычно о таком не забывает и всегда сохраняет идеальный вид. Но Антону так даже больше нравится — Арсений кажется ближе, доступнее. Достигаемым. Тот раздумывает пару минут, видимо, прикидывая, какой из знакомых ему вариантов подойдёт лучше всего, и берёт Антона за руку, перемещая их. Спустя мгновение они оказываются посреди огромной гостиной в стиле «люксовый шик» — Арсений взмахивает ладонью, и вокруг зажигаются камин, крупные хрустальные люстры, свечи в расставленных повсюду подсвечниках. — Это наш номер, — говорит он. — Вернее, весь этаж. Подожди чуть-чуть, я спущусь уладить всё к администратору. И исчезает в столбце дыма. Антон же отправляется на экскурсию по хоромам, в ходе которой обнаруживает три отдельных спальни, четыре санузла — один из них с джакузи, — конференц-зал и столовую. Не своё крыло в Инферно, как у Арсения в Аду, но тоже как будто излишне для одной ночи. Впрочем, какая ему вообще разница? Если бы он был один, он бы мог заночевать даже на коврике в коридоре у Олеси. Он чёрт, а им в принципе по статусу положено ютиться в тёмных углах и закоулках. Хотя если бы о предпочтениях спросили самого Антона, он бы озвучил любовь к диванам — и в доказательство этой приверженности разваливается на таковом в гостиной, взглядом упираясь в потолок с росписью из ангелочков и библейских сюжетов. Смешно. Интересно, Арсению тут самому комфортно? Или тоже веселит ирония? Случай узнать об этом представляется почти сразу, потому что Арсений вновь материализуется рядом. — Честно говоря, — говорит он, приглаживая кудри, — можно было бы остановиться и в моём дворце на Английской набережной, но я не предупреждал персонал заранее, и так не хочется со всем этим возиться, даже с помощью магии... — Да не парься, — легкомысленно отвечает Антон. — Заглянем к тебе в гости в другой раз. То, как у него уже второй раз за вечер невольно вырывается что-то про следующие разы, немного его пугает, но он не подаёт виду. В конце концов, он станет демоном после выполнения контракта и сможет действительно возвращаться на поверхность, когда ему заблагорассудится. Захочет ли Арсений присоединяться к нему во время этих вылазок — другой вопрос, но он пока не стоит остро. Когда придёт время, Антон узнает на него ответ. — Ты уже осмотрелся? — интересуется Арсений. — Выбрал спальню? — Да мне любая пойдёт, — машет Антон рукой. — Могу даже тут на диване остаться. Мы, черти, как кони — можем спать даже стоя. — Кони не спят стоя, — насмешливо говорит Арсений, усаживаясь на диван рядом. — И к слову о них... ты назвал того игрушечного пса Зефиром. Антон угукает. — Мне нравятся имена, которые ты дал своим животным. Особенно Клубничка — это вообще топ. Если бы у меня был ворон, я бы назвал его Тьма, наверное. Или Никогда. Или Бензопила. Арсений фыркает. — А что же не Хугин или Мунин? — Чтобы мне настоящие выклевали глаза? Ну спасибочки. — Точно, глаза надо беречь... они у тебя красивые. — Кто бы говорил... — лежать на спине становится неудобно, и Антон поворачивается боком, смотрит на Арсения. Гасит щелчком люстры и смотрит на Арсения в отсветах свечей и камина. В красноватом тёплом свечении он становится больше похож на ту версию, что Антон привык видеть внизу. — Тебе правда искренне нравятся мои копыта? Арсений в ответ приподнимает брови, но голос звучит спокойно: — Да. Почему ты спрашиваешь? Не веришь всему, что я говорил тебе во время встреч? Зря, я никогда тебе не... Антон ждёт продолжения — но его нет. И теперь, вдали от шума и суеты города, в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в камине, он вспоминает вдруг, что они так и не договорили днём. — Арсений, — зовёт он, поднимаясь из своего лежачего положения в полусидячее, чтобы они были на одном уровне. — Почему Олесе удалось меня призвать? Арсений вздыхает. Закрывает глаза, откидывается на спинку дивана. Распахивает их вновь и находит взглядом Антона — смотрит ровно и честно. — Потому что официально ты демон. Я давно уже внёс поправку о повышении твоего ранга в реестр. — Но... как? Когда? Почему? Зачем? — Все его вопросы. — Я ничего не знал об этом. Мне не приходило никаких уведомлений! — Уведомления и не приходят, если изменения вносятся не через НПК, — словно между делом объясняет Арсений. Но оба они, конечно, понимают, что не это было главным, что волновало Антона. — Когда... Кхм. Помнишь, когда я подарил тебе это кольцо? Он кивает на серебряный перстень с рубином, который Антон нервно крутит вокруг пальца. Это и правда подарок Арсения. Он достался Антону во время их первой «деловой» встречи после заключения контракта — как символ этого самого контракта, сказал тогда Арсений. Антон полагал, что не должен снимать его, пока тот в действии, хотя в условиях такого пункта и не было. — После нашей самой первой встречи, когда я только предложил тебе сделку, а ты согласился на неё и мы обсудили все нюансы, я много размышлял о том, что сделал. В какие условия тебя загнал. И я... мне... Решил, в общем, что как-то всё это слишком неправильно. Он замолкает и хмурится, Антон терпеливо ждёт продолжения. Но факт того, что Арсения ещё тогда озаботил вопрос морали... удивителен. Он не забывает, что оба они — существа из Преисподней. — И я тогда же решил, что, хоть мы и обговорили вопрос согласия, и ты сам добровольно подписал контракт, но награда за него не должна висеть перед тобой, как морковка на палке — перед ослом. Не хотел иметь этот рычаг давления над тобой. Типа, будет честнее, если ты получишь желаемое — и уже тогда решишь, хочешь быть со мной или нет. И внёс приказ об изменении твоего статуса. — Но ты ничего не сказал мне, — не понимает Антон. Арсений в ответ мычит задумчивое «хмм». — Дело в том, — роняет он наконец, — что я не настолько хороший, как ты мог успеть сейчас подумать. И когда ты пришёл на вторую встречу уже конкретно с целью потрахаться, весь такой хорошенький, заведённый, с горящими глазами, с этими твоими копытцами и рожками, и хвостиком очаровательным... Смущался ещё немного, позволял мне командовать, столько комплиментов наговорил... Короче, сначала я подумал — я должен получить от тебя хоть что-то, хотя бы один этот раз, а после всё расскажу и предоставлю выбор. И кольцо хотел подарить в знак того, что контракт аннулируется, чтобы ты не сомневался — это не знак немилости, а наоборот, моих добрых — фу, кстати, это твоё влияние — намерений. — Но ты передумал. — Да, с тобой было слишком хорошо, и я передумал. Испугался, что я дам тебе выбор — и ты выберешь свободу. Воспользуешься своим новым статусом демона и тем, что контракт тебя больше не держит, и сбежишь навсегда на поверхность. Шестерёнки Антоновых мозгов крутятся в голове с ощутимым скрипом, впитывая эту новую информацию. — То есть ты... — пытается окончательно разъяснить всё для себя, — ты решил предложить мне контракт: секс и мое восхищение в обмен на моё повышение. Потом подумал и пришёл к выводу, что это хуета, а не обмен, — я, кстати, не согласен, — но вместо того, чтобы предложить расторгнуть контракт или поменять условия, заранее выполнил обязательство со своей стороны, хотел сказать об этом мне, но снова передумал, так что просто оставил меня думать, что всё идёт так, как мы изначально договорились? Арсений хлопает длиннющими своими ресницами, смотрит тёмными в полумраке глазищами и кивает. Антон пытается придумать, как отреагировать. — Ну... ладно, — говорит он. — Спасибо. — И всё? — А что ещё? Арсений явно теряется. Встрёпанный и ссутуливший плечи, весь сжавшийся почти в комочек он кажется на фоне огромного белого дивана неожиданно маленьким, хрупким, уязвимым. Высший демон и принц Ада, глядящий на Антона так, словно ждёт расстрела. — Знаешь, мне вообще кажется, что я... я влюбился, — очень тихо, почти неслышно говорит он. — Наверное, ещё тогда, в наш первый раз. Или даже до него. — В меня? — Где-то в уголке сознания Антон отдаёт себе отчёт в том, что звучит и ведёт себя как тупица. — Но, Арс... «Где ты и где я?» наверное, хочет он сказать. «Что это для нас значит?» Кто они друг другу? Кем могут стать? — Ну ты и козёл вонючий, — вот что вырывается наконец из его рта. — Молчал ещё и об этом, так долго врал! Ревновал меня к каждому куску лавы! Белая диванная подушка летит в Арсения, следом ещё одна — он ловит первую, но вторая лишь растрёпывает его сильнее. — Я высший демон! — оправдывается тот, отбиваясь от третьей подушки, швыряя одну из них в ответ. — Врать в моей натуре! И быть козлом! — А влюбляться — нет! — выкрикивает Антон, уклоняясь от летящих в него снарядов, запуская в Арсения новый. — А знаешь, что произошло бы, если бы ты сразу всё рассказал? — Конечно, знаю! Ты свалил бы так быстро, что копыта сверкали бы! — А вот и ни хуя! Ни хуя! — Ни хуя — это то, что ждало меня, если бы я рассказал! Кажется, никто уже больше не швыряется подушками, они просто стоят растрёпанные и красные друг напротив друга и орут. Вернее, уже и не орут, а просто часто и громко дышат. А вот уже и не дышат — дыхание обрывается поцелуем, в который оба подаются одновременно. Они сталкиваются носами, нелепо возят руками, мажут губами по щекам и скулам. Антон чувствует в Арсении остаточную злость — тот остервенело прикусывает ему кожу на подбородке, впивается зубами в губы, больно стискивает пальцы. В комнате становится жарче — пламя свечей и в камине вытягивается ввысь, грозит всё сжечь. Если это не один из них неосознанно влияет на огонь своей магией, полуистерично думает Антон, то стоит проверить нормы пожарной безопасности. Арсения такие тривиальные вопросы точно не волнуют — в спешке расстегнув на рубашке Антона все пуговицы, он толкает его в голую грудь обратно к дивану. Заставляет рухнуть в подушки, забирается сверху, снова целует, напористо и жёстко, а потом, чуть откинувшись и глубоко вдохнув, поправляет волосы и задаёт вопрос: — Прямо сейчас, без всех контрактов и без наград, без условий, обладая полной свободой и правом отказаться без всяких последствий, скажи: ты хочешь меня или нет? Антон тянется к нему, чтобы ответить поцелуем, но чужая рука упирается в грудь, и Арсений качает головой. — Да «да», конечно «да», всегда было «да»! — говорит Антон, отпихивает руку и тянет на себя за плечо. — И будет «да», если ты спросишь завтра, — продолжает он, прижимаясь с поцелуями к ровной линии челюсти, — и послезавтра. Я буду хотеть тебя в Аду и на Земле, и даже если нас когда-нибудь по чистой случайности занесёт в Рай, — целует за ухом, — то и там я буду хотеть тебя так, что праведникам станет стыдно, и они от грешных мыслей сами сбегут за нами вниз. Арсений на нём хихикает — непонятно, оценил шутку или ему щекотно, но новых вопросов не следует, и Антон погружается в ощущения: гладит горячее тело, сжимает и щупает, плывёт от ответных касаний, от поцелуев, от влажного языка, расчерчивающего пылающие линии на его чувствительной человеческой коже. Они так и остаются в человеческих формах, даже когда укрощают разгулявшийся огонь и перемещаются в прохладную спальню, где валятся на широкую кровать и не отлипают друг от друга, пока не остаются полностью раздетыми, заласканными и сгорающими от нетерпения. Арсений решает ничего не менять в этот раз в стандартной человеческой анатомии, наколдовывает самую обычную произведённую людьми смазку и долго растягивает себя сам, не давая касаться сходящему с ума Антону. — Знаешь, в этом что-то есть, — хрипит он, погружая в себя уже три пальца. Его бёдра призывно раздвинуты и согнуты, мышцы и связки растянуты так, что Антоновы собственные слегка ноют фантомно в сочувствии, а по спине и рукам бегут табуны мурашек от с трудом сдерживаемого желания дотронуться. — Арс, блядь, это пиздец, — ноет он. — Хочу тебя ужасно. — Скажи, что красиво, — выдыхает тот. — Красиво, очень красиво... Ты самое красивое, что я видел, красивее, чем закат над Невой, чем этот отель, чем башни Инферно, чем всё, что ты перечислял сам сегодня... Арсений банально затыкает его поцелуем. Они возятся, выбирая позу, пока не оказываются оба на боку. Антон скользит внутрь готового тела, придерживая длинную стройную ногу, лижет подставленное плечо и шею, находит губами рот Арсения, который под ним выгибается и тянет голову назад для поцелуев. Движутся неспешно, смакуя каждый миг — где-то краем сознания Антон понимает, что сегодня без привычного числа раундов, и от этого первого он хочет взять максимум. Хочет Арсения занежить, зацеловать, засыпать похвалой, за которой не стоит ничего, кроме его собственных чувств и мыслей. Они сдвигаются чуть погодя, пока Арсений не оказывает на животе; Антон жмётся к красивой влажной спине, покрытой россыпью звёзд, толкается по-прежнему медленно, но с каждым разом сильнее и глубже, выбивает из чужого горла тихие стоны и просьбы «ещё». Между ними не всё идеально: Арсению надо будет разбираться со своим грузом чувств и виной, Антону привыкать к новому статусу, осознать, что тот для него значит, где его новые границы достижимого. Им надо обсудить своё будущее и те роли, что они готовы сыграть в судьбе друг друга. Но это всё потом, потом, потом — а прямо сейчас их глаза подёрнуты негой и во всём мире не существует ничего важнее, чем их сплетённые тела и руки.

^^^°°°^^^

— Переставьте эти вазы вон туда, — командует Арсений, вытягивая руку, облепленную узким белоснежным рукавом сюртука. — И, пожалуйста, не меняйте ничего на каминах, для каждого из них готовили индивидуальные композиции. Антон наблюдает за всем этим с антикварной софы, на которой полулежит, вытянув ноги, и подкармливает Клубничку, иногда закидывая семечки и в свой собственный рот. Арсений в состоянии распорядителя-контролёра его слегка пугает, так что он старается лишний раз не отсвечивать и не подавать голоса, но в конце концов тот его замечает, и ему тоже достаётся: — Антон, это семечки? — резким каркающим голосом спрашивает Арсений, подходя ближе и округляя от ужаса глаза. — Ты в своём парадном свадебном смокинге лежишь на диване, гладишь ворона и жрёшь семечки? Сразу понятно, что самое худшее из этого ужасного списка преступлений. — Арс, любимый, ну ничего же страшного, — миролюбиво отвечает он, оглядывая чёрную ткань костюма и стряхивая осевшие на ней мелкие крошки. — Вот, смотри, всё стряхнул — и чисто. И складок на костюме не останется, ты же сам его зачаровывал. — Вот именно! — шипит тот, нервно дёргая глазом. — Я его зачаровывал! Чтобы твой свадебный костюм выглядел идеально! В момент! Церемонии! А не когда ты кормишь семками птицу, которая, кстати, ещё и насрать на него может. — Кр-ра! — говорит Клубничка, склоняя голову и внимательно смотря на них двумя чёрными бусинами глаз. — Не смей! — выкрикивают Антон с Арсением в два голоса. — Кр-р-ра, — обижается тот и прыжками перебирается с руки Антона на подлокотник, где стоит открытая пачка с лакомством. — Арсе-ень, — тянет Антон, поднимаясь и делая попытку захватить Арсения в объятия. — Ты у меня самый лучший, самый замечательный, способный и внимательный. Не переживай ты так из-за всего, я уверен, что всё пройдёт прекрасно, потому что ты продумывал план этой свадьбы миллион лет и предусмотрел буквально каждую деталь. Он, конечно, немного преувеличивает, но свадьба и правда планировалась долго. Ну, по людским меркам — долго. И не одним Арсением — Антон тоже участвовал. Сначала нехотя, потому что настаивал, что им не нужно узаконивать отношения: он уже был демоном, ему нравилась его работа, на их сердца никто не претендовал, ведь весь Ад и Небеса знали, что те прочно заняты. Но Арсений был непреклонен: хоть они с Антоном и давным-давно уже всё прояснили, разъяснили и выяснили и крайне счастливо сожительствовали не первый год, его всё равно тяготила их разница с Антоном в официальных статусах. Антон был низшим демоном, Арсений — принцем Ада, и это давало второму власть и преимущество. Конечно, прошли те времена, когда он готов был использовать это против Антона, но неравенство бередило его душу. И только ради успокоения любимого Антон в конце концов согласился на брак, чтобы Арсений смог разделить с ним свой титул. Антон, который ещё совсем недавно — что такое по меркам Ада несколько лет, в конце концов? — был самым обычным чертилой, иногда до сих пор зависал и аккуратно щипал себя за руку, чтобы проверить, что он точно не спит и ему не снится, что он совсем скоро станет одним из самых могущественных существ в Преисподней. В итоге это скоро наступило как-то даже слишком скоро. И вот они уже в Питерском дворце Арсения на Английской набережной — скоро тот станет общим, — готовы и наряжены, Арсений вносит последние коррективы в процесс, хотя этим и без него есть кому заняться, а Антон мается ерундой, потому что не хочет ни у кого мешаться под ногами. Но, возможно, это была провальная тактика, и его настоящая миссия — обезвредить Арсения. Поэтому он сжимает руки вокруг того крепче и гудит ему в ухо дальше: — Мы всё уже проверили и перепроверили, нет никакой необходимости что-то менять в последний момент. Все твои друзья и братья уже здесь, все мои друзья тоже, даже Олеся смогла добраться. И к церемонии всё готово. Мы сейчас чуть-чуть вот так с тобой постоим, пообнимаемся, и пойдём вниз, чтобы нас расписали, внесли запись в реестр НПК, и станем самыми настоящими официальными мужьями, да? — Пизда, — отвечает Арсений из кокона его объятий почему-то возмущённо. — Мог бы для приличия тоже немного попереживать, не каждый день выходишь замуж за принца Ада. — Но этот принц меня каждый день любит, — улыбается Антон. — Как и я его. На это Арсению ответить нечего, так что он просто легонько кусает Антона в шею и бормочет: — Вы только на него посмотрите. В нашу первую встречу в глаза мне посмотреть боялся, выкал и звал «ваше высочество», даже представить не мог, что я разрешу к себе прикасаться, а сейчас стоит весь такой спокойный и важный. Обрёл, блин, уверенность. Антон лишь улыбается и целует будущего мужа в макушку. Не поправляет его, но думает: обрёл он с тех пор не только уверенность, но и нечто намного, намного более важное.

fin