Сумрак над Невой

      Андрей привёз почти бессознательного Сергея к нему домой. Очень хорошо, что ключи от квартиры были при нём: Андрей нащупал связку во внутреннем кармане куртки друга.       — Потерпи, дружище, сейчас отдохнёшь.       Сергей ничего не ответил. Единственные звуки, которые он издавал, это еле слышное полусонное мычание. Он то и дело открывал закатившиеся глаза, но потом снова их закрывал.       Соседская собака, запертая в другой квартире, изошла на истеричный лай, слышимый на всю парадную. Даже когда Спиридонов наглухо закрыл обе входные двери, собачий лай оставался слышен.       Андрей протащил Сергея в комнату и там уже, положив на кровать, снял с него куртку и обувь. Рубашка товарища вся насквозь пропиталась кровью: кровоточила его свежая рана. Терпеливо и без брезгливости Андрей снял порванную рубашку, затем потемневшие бинты и осмотрел рану, которая выглядела немного зажившей, но слегка надорванная резкими движениями. В целом ничего серьёзного: воспаления он не увидел, гноя тоже.       Пришлось по-хозяйски порыться на кухне, чтобы найти бинты, перекись и — какая удача — левомеколь.       Сергей лежал на кровати как покойник: бледный до синюшней серости и неподвижный. Только неглубокое дыхание и сопутствующие едва заметные подъёмы груди выдавали в нём ещё живого человека.       Прививка тоже, как казалось, работает: Сергей стал выглядеть вполне нормально. Уши приобрели нормальную форму, зубы перестали походить на волчьи клыки, да и сам товарищ казался умиротворённым и спокойным. Это вселяло в Андрея надежду. Он сделал вполне логичное умозаключение: «Их нужно ставить регулярно, и чаще, чем раз в год».       Андрей обработал рану и накрыл Сергея одеялом. За всё это время тот даже глаза не открывал — спал как убитый. Только хотел не менее вымотанный суточной беготнёй и нервотрёпкой Спиридонов устроиться на диване в соседней комнате, как товарищ подал голос:       — Надя. Наде позвони.       — Что? Наде?       Больше Миллер ничего не сказал. Идея связаться с его женой показалась Андрею одновременно благоразумной и безумной: что если Сергей не до конца пришёл в себя и набросится на свою жену; но что если если это то, что ему необходимо сейчас для того, чтобы выкарабкаться. Андрей, устало падая на диван и видя, как за окном светает, решил немного подождать, понаблюдать, а только потом уже звонить Наде. Благо, что её номер у него имелся.       Стоило ему прилечь, как усталость взяла своё: тело как свинцом налилось, и веки будто по своей воле сомкнулись.       Проспал он недолго: перед глазами вспыхнуло озверевшее лицо Миллера, который чуть не перекусил арматуру и не добрался до него. Тяжело дышащий Андрей смахнул дрожащей рукой со лба холодный пот. Такое он ещё долго не забудет. Тревожность, пронзившая каждую мышцу, в том числе и сердце, вынудила его вскочить и влететь в комнату Сергея. Что если он сбежал? Что если он опять озверел? Но Сергей по-прежнему лежал на кровати, накрытый одеялом. Кажется, он даже не пошевелился ни разу за всё это время. На долю секунды Спиридонов решил, что его товарищ умер — страх вынудил его в один рывок оказаться у кровати и прощупать пульс Сергея: живой. Андрей облегчённо выдохнул.       — Думал, что я уже сдох? — заговорил Сергей сиплым голосом.       — Честно? Да.       — Жив. Пока что.       — Как себя чувствуешь?       — Хуёво. Но лучше, чем было. Сколько я спал?       — Недолго. Пару часов.       — Где упырь?       — Понятия не имею. Он сбежал.       Миллер, наконец, открыл побледневшие от усталости и изнеможения глаза. Он почти не моргал.       — Что там произошло?       — Ничего не вспомнил?       — Мне кажется, я забыл ещё больше.       Ответ Сергея вызвал у Андрея странное чувство спокойствия. Как будто крупная штормовая волна, наконец, отступила и обнажила разрушенный ею же берег — ему стало легче дышать, несмотря на все разрушения. Но, вопреки этому, у Спиридонова перед глазами тут же всплыла чудовищная сцена каннибализма — в мельчайших деталях, — из-за которой у него к горлу подступил едкий ком, но он искренне надеялся и готов был за это даже помолиться в церкви, чтобы Сергей ничего не вспомнил.       — Отдохни ещё немного. Я, пожалуй, вызову скорую.       — Я так поправлюсь.       — Не-не. Ты сейчас на адреналине ещё, пока нормально. Потом тебя как расхеровит и кони двинешь. Ты вроде стал на человека похож. — Он пошёл к телефону и поднял трубку. Внутри Андрея бушевали страх и сомнение: что если Сергей взбесится в больнице? Что если нападёт на медперсонал?       Но что если он умрёт тут? Выбора не было.       — Ты, кстати, просил жене позвонить.       — Что? Серьёзно?       — Звонить?       — Даже не думай. Она не должна знать, что я в таком состоянии.       — А мне кажется, это её растрогает. Прибежит к тебе, ухаживать будет. Прелесть же, ну.       — Не смей этого делать! — вскрик Сергея слишком резко оборвался, казалось, что он потратил на него все свои силы.       Андрей бросился к нему в комнату, чтобы проверить, не стало ли другу хуже, но Сергей просто покрылся испариной и тяжело дышал. Хотя и это выглядело скверно. Без врача тут уже не обойтись.       — Я бы на её месте тоже на тебя злился.       — Больно много ты понимаешь. Ты-то не был женат.       На это Андрей лишь тихо усмехнулся и вернулся к телефону.       — Хорошо, пока звоню в скорую.       Сергей ничего не ответил, но Андрей будто чувствовал негодование товарища.       Бригада прибыла быстро. Андрей соврал, что Сергей напился и сцепился с дворовой собакой. Он даже не верил, что фельдшер и врач воспримут его слова всерьёз, но такие же уставшие, как и сам Андрей, работники скорой помощи даже бровью не повели и молча забрали бессознательного Миллера.       Сергей снова потерял сознание и на этот раз не сказал ни слова, ничего не бормотал. Андрея сразила ужасная тоска и даже в какой-то мере сожаление.       Мог ли он это как-то предотвратить? Мог ли найти Сергея быстрее? Мог бы догадаться, в чём дело? Мог бы не допустить побег товарища из отделения? Ничего он не мог. И исправить ничего было нельзя. Опускались руки. Вина обвивалась вокруг шеи холодной голодной змеёй — одно сжатие, и он задохнётся от злости на самого себя.       Но Андрей знал, чем может помочь. Отставляя за собой следы на белоснежном свежем снегу, Спиридонов пошёл до их РУВД, по пути позвонив жене Сергея из ближайшей телефонной будки.       Ужасно узкие тротуары не давали спокойно разминуться с редкими прохожими. Зимнее утро должно было радовать своей чистой лазурью и блеском раннего солнца на окнах старинных домов с облупившейся фасадной лепниной, но Андрей не мог проникнуться свежестью этого солнечного утра, не мог насладиться хрустом навалившего за ночь снега. Быстрый шаг то и дело сменялся короткими пробежками.       У главного входа припарковалась служебная машина, коллеги по району выволокли оттуда синих: до Нового Года ещё несколько дней, а кое-кто уже напивался — даже с утра. Но Спиридонов не остановился поздороваться и побеседовать с коллегами, как любил это делать обычно. Он, словно никого не замечая, чеканя каждый быстрый шаг, ввалился в здание. Тёмная дверь за его спиной шумно хлопнула, заставив подскочить сонного дежурного. Но даже на него и его вскрик Андрей не обратил никакого внимания.       Он должен был допросить черта. Узнать всё, что только можно.       Андрей влетел в кабинет, где они оставили рогатую тварь.       — Какого ху…       В кабинете никого — его заполняла тишина, вывалившаяся из открытой двери на Андрея — от её тяжести он пошатнулся. Ноги подкосились. Ещё мгновение, и он бы потерял сознание, если бы не окликнувший его подполковник Чириков. Его визг выступил в роли пощёчины и ободрил Спиридонова. Толстяк как-то больно суетливо — не в его стиле — ковылял по коридору.       — Ты что тут ищешь?       — Подполковник! Здесь был…       — Ты головой ударился? Никого тут не было!       Андрей вытаращил глаза, посмотрел сначала в пустой кабинет, а потом на раскрасневшегося Чирикова. Вроде бы в стране кризис, многие на пустом гарнире и вечной беготне ссохлись, а подполковник за последние полгода напротив раздобрел: того глядишь, какая-нибудь пуговица со свистом оторвётся от мундира и угодил Андрею прямо в глаз.       — Тут был. Кое-кто.       — Ты с дуба рухнул, лейтенант? Это кабинет Солода. Он уже давно ушёл.       — Правда?       — Правда! Это только вам с Миллером делать нехер. Суёте свои носы, куда вас не просят. Укоротить бы вам их на нарах, а?       Андрей окинул подполковника недоверчивым пристальным взглядом. Что-то с обычно довольно степенным Чириковым было не так: его всего трясло, он краснел, потел и переминался с ноги на ногу, точно стоял на раскалённых углях, или ботинки ему тоже стали малы.       — Что с вами? — неуверенно протянул Андрей. Внутренний голос подсказал, что вопрос был лишним, но язык его уже опередил.       Глаза у Чирикова забегали, а на красном лбу пот уже не просто проступал скромными каплями, а стекал ручейками к седеющим мохнатым бровям.       — Послушай, мальчик мой.       Андрей встрепенулся из-за сдавленного голоса подполковника. Тот хоть и был уже каким-то неприлично жирным, но, казалось, стал сжиматься и уменьшаться: всему виной были его подкосившиеся колени.       — Не лезь не в своё дело.       — Вы его отпустили? — Андрей не успел прикусить язык, хотя его челюсти будто бы сами хотели этого, звучно сомкнувшись. Своевольный язык едва успел скрыться за зубами и прильнуть спинкой к нёбу. Образовавшееся у глотки напряжение не давало Спиридонову нормально сглотнуть.       Он снова заглянул в кабинет. Тишина и пустота заполняли его от потолка до пола, проникая в самые узкие щели между шкафами и стенами, прячась под письменным столом и забиваясь во все углы.       Что-то тут нечисто.       Андрей опасливо перешагнул через порог. Пол под ногами скрипнул, и этот звук звонко разлился по кабинету, ударяя по ушам. Папки с документами, записи и прочая макулатура были аккуратно сложены на столе, за которым обычно сидел капитан Солод. Спиридонов прошёлся вдоль шкафов и глянул на стол. Копаться в чужих вещах он не решился, поэтому как честный человек набрал домашний номер Антона, в надежде, что тот возьмёт трубку.       — Да.       — Утра доброго, товарищ капитан.       — Андрей, тебе чё не спится?       — Да работа-работа, она такая. Я не отниму много твоего времени. Ты девушку опрашивал позавчера. Где записи?       — Рыжую? В вашем кабинете опрашивал — там и оставил.       — Спасибо. Давай, бывай.       Антон без прощаний положил трубку, а Андрей пошёл до их с Миллером кабинета на том же этаже. Записи лежали на столе. Спиридонов жадно вцепился в них и принялся шарить глазами. Строчка за строчкой внимательно вычитывалась — должна же была девчонка хоть что-то знать! Ведь этот урод пришёл к ней во второй раз.       Но ничего существенного. По показаниям девушки — Кристины Кимариной — упырь просто довёл её до Невского проспекта, а затем до Дворцовой площади. Разговаривал с ней о погоде, сказал, что не чувствует холод, рассказал о том, что его когда-то давно убили.       Убили?       Спиридонов тут же вспомнил о том, что Серафим Мецгерский числился пропавшим без вести с конца восемнадцатого года. Его брат и, скорее всего, отец были убиты большевиками — это очевидно. Судя по всему, этому парню тоже досталось.       Но как он стал вампиром?       Андрей принялся читать дальше, надеясь, что в удивительно разборчивом почерке Солода найдёт ответы на все вопросы. Ничего. Ничего полезного. От злости Андрею хотелось скомкать эти показания и швырнуть куда-нибудь в сторону, но он сдержался и вернул бумаги на место.       Адрес. Там был адрес девушки. Нужно срочно вызвать её на допрос. Проведёт сам, если к моменту прихода девушки Миллер будет ещё в больнице. Спиридонов был уверен в том, что эта Кристина всё ещё до смерти напугана не только всем тем, что случилось с ней в тот вечер, но и злобной рожей Антона: все знали, что у него другие методы получения показаний, потому что чаще он работал с дебоширами, сбытчиками наркотиков, пойманными ворами и прочими гражданами подобного сорта. Нужно было переодеться в форму. Андрею показалось, что в таком виде явиться будет правильнее. Как хорошо, что он оставил её в кабинете.       Часы показывали девять утра.       Добираться до Петроградского района пришлось общественным транспортом — на метро, до которого ещё нужно дойти. И снова бессовестно узкие тротуары, на которых теперь встречалось чуть больше спешащих по своим делам прохожих. Все вязли в снегу и все не знали, с какой именно стороны они хотят уступить дорогу не менее спешащему милиционеру.       Если любая из семи Красноармейских улиц была достаточно малолюдной и тихой, то стоило дойти до Московского проспекта и приблизиться к станции метро, как стало шумно. Звуки проезжающих машин, быстрые шаги, голоса людей — все смешалось в гудящую какофонию, от которой у Андрея заболела и без того ноющая в области висков голова.       Поезд синей ветки немного качало из стороны в сторону. Спиридонов чуть не уснул, несмотря на шум от ударов колёс о рельсы и вой воздуха по ту сторону вагона, но под конец пути ещё успел подумать, на какой станции лучше выйти: Горьковская или Петроградская? Расстояние до места жительства Кимариной от обеих было примерно одинаковым. Но чтобы не вспоминать лишний раз то, что случилось ночью, Андрей предпочёл выйти на Петроградской.       Оказавшись на поверхности и получив ударную порцию солнечного света, отражённого от белоснежного снега, Андрей, щурясь и морщась, помчался к Большой Монетной.       Петроградка — красивейший район Петербурга, в котором с огромным интересом и восхищением можно разглядывать буквально каждый дом. Колонны, лепнины и даже статуи — гордый ампир, романтичная неоклассика и чувственная эклектика выстраивались в помпезные улицы, пышную строгость которых подчеркнул выпавший ночью снег.       Но Андрею было не до этого. Он бежал, чуть ли не сбивая с ног многочисленных прохожих. Пару раз с кем-то столкнулся и чуть было не огрызнулся, но вовремя одёргивал себя и извинялся, желая встречным хорошего утра.       Большая Монетная утром пустовала. Тротуары на этой улице могли похвастаться своей шириной, поэтому Андрей ускорился ещё сильнее — он уже нёсся сломя голову. Его преследовала навязчивая мысль, что нужно встретиться с девушкой как можно скорее.       Он даже сам не понял, как быстро нашёл табличку с номером нужной ему лестницы и очутился на этаже прямо перед той самой квартирой. Долго не думая, Спиридонов постучал. Обычно он не сомневался в своём приветливом внешнем виде — даже Миллер постоянно подшучивал над его щенячьими глазками, — но сегодня Андрей чувствовал себя разбито и уныло — это точно сказывалось на его лице и взгляде.       Дверь открыл мужчина. Его светлые глаза в упор смотрели в глаза Андрея. Именно по ним, еще не разглядев лица и всего остального, Андрей понял, что перед ним кто-то достаточно дерзкий, даже борзый, но при этом со своеобразной выправкой и свойственной ей холодностью.       «Бывший военный?» — почему-то именно эта догадка колоколом ударила в голове Спиридонова. А бывший, потому что тёмные волосы были длиннее предписанной нормы по уставу. Андрей не мог объяснить свою догадку — он это просто чувствовал, как это с ним часто бывало. И этот человек уж больно напоминал ему прапора из армии в его части.       — Доброе утро. Чем могу помочь, товарищ милиционер? — мужчина говорил достаточно спокойно, но что-то улавливалось в его голосе тяжёлое, нервное и колючее. Андрей очень бегло оглядел его: стойка, выправка, манеры, речь — точно бывший военный.       — Доброе утро. Лейтенант Спиридонов Андрей Владимирович. — Он показал удостоверение. — Кимарина Кристина Олеговна здесь проживает?       То, каким взглядом мужчина смерил Андрея, напугало его. Глаза этого человека точно два ледяных скальпеля препарировали стоящего за порогом Спиридонова, чтобы узнать, что же скрыто под его кожей, внутри мышц и органов. Но Андрей старался не подавать виду, хотя и чувствовал, как бесстрашного и уверенного во всём Миллера ему не хватало рядом.       — Да, — мужчина в итоге ответил.       — Сами кем будете, позвольте спросить?       — Пастухов Олег Николаевич. Я её отец.       — Хорошо. Она дома?       — Естественно. Сейчас позову.       Ожидание на пороге казалось изнуряющей вечностью. Но в итоге миниатюрная худенькая школьница с копной чуть пушащихся рыжих волос показалась в дверях. Отец не вышел — оставил это дело на дочь. Андрей сначала ей улыбнулся, а потом резко помрачнел: на лице девушке — на скуле — темнел свежий синяк.       — Здравствуйте. А я вас помню…       — Здравствуйте, Кристина Олеговна. Это мне льстит! — добродушно отвечал Андрей.       — Пригласить не могу вас. У нас тут… гости.       — Ничего. Я лишь вручить вам повестку.       — Я могу поехать с вами сейчас? — голос девушки дрогнул.       — Что?       — Ну, сейчас.       Андрей немного оторопел — свою растерянность он точно выдал с потрохами, оттого ещё и волна стыда накрыла его с головой.       — Д-да. Да! Если вы можете сейчас, это было бы замечательно. Только вот я на ногах. Довезти не смогу.       — Поедем на метро?       — Точно.       — Я очень люблю кататься на метро…       — Отец вас отпустит прямо сейчас?       — Отпустит. Я же обязана явиться по закону в любом случае, верно? И присутствие взрослых не так уж и обязательно. Подождите меня здесь, хорошо?       Девушка звучала и выглядела мрачно, напряженно и нервно. Андрей с волнением наблюдал за ней и ему совершенно, глядя на этот синяк, не хотелось оставлять её по ту сторону двери с человеком, который, вероятнее всего, наградил её этим нелицеприятным украшением.       Кухонный боксёр. Чтоб его.       Но Кристина действительно не заставила себя долго ждать.       — Пойдёмте.       Он ей кивнул и легко улыбнулся.       До метро они шли молча. Полный штиль усиливал утреннюю тишину, окутывающую каждый уголок и заглядывающую в каждый пустующий двор. Снег хрустел под ботинками. Шаги Кристины были чуть более короткими, но торопливыми в то время, как Андрей шагал по своим меркам относительно неспешно, но каждый шаг был широким.       Он украдкой поглядывал на молчаливую бледную школьницу и про себя гадал, что же такого интересного в ней нашёл упырь — почему явился к ней целых два раза? Все эти вопросы нужно было приберечь для разговора с глазу на глаз в их с Миллером кабинете.       Поезд в метро пришёл почти сразу, и они молча зашли в вагон. Повезло с местами: они оба сели рядом и какое-то время молчали, пока Спиридонов не решил разорвать эту гнетущую его болтливую натуру тишину:       — А вам в школу не надо?       — Что?       Шум мешал услышать с первого раза.       — В школу не надо?       — Надо.       — А чего не пошли?       — Вторая смена. Всё равно там делать нечего.       — Что?       — Делать нечего!       — Учиться надо.       — Да мы все контрольные написали. Конец четверти.       — Ну, ладно! Хорошо учитесь?       — А?       Поезд остановился на станции. Одна кучка людей торопливо вышла из вагона через открывшиеся двери, а другая зашла внутрь.       — Говорю, хорошо учитесь? — Андрею удалось сказать это тише, не прислоняясь к Кристине слишком близко, но теперь-то она его услышала.       — У меня тройки по физре, алгебре и геометрии.       — А физра-то что?       — Да не люблю.       Поезд снова тронулся и в их разговор вклинился звенящий, гудящий шум.       — Физкультурой заниматься надо!       — Да ну. Она первым уроком.       — Что?       — Первым уроком! Не нравится! Воняешь потом весь день!       Андрей рассмеялся, но он был отчасти согласен с Кристиной.       Спиридонов старался приметить все детали, и в этот раз оценил ответы и голос девушки: голос у неё довольно высокий, немного даже писклявый, но не противный; отвечала Кристина вполне открыто — она не казалась скованной и закрытой.       Хотя эта девушка два дня назад своими глазами увидела расправу упыря над парнями из её школы (Андрей прочитал об этом в записях Солода), увидела чертей и вообще находилась в опасной близости в течение долгого времени с убийцей-каннибалом — она удивительно хорошо держалась.       Остаток дороги Спиридонов пытался примерить на себя шкуру Кимариной и представить себя на её месте. Воображение у него богатое, оттого его тело отозвалось неприятным ознобом и мурашками на спине.       Стоило им выйти из метро, заговорила первая уже Кристина:       — А вы хорошо учились в школе?       Андрей, прежде чем ответить, подумал.       — Да нормально. Честно, смутно помню свои оценки. Я ж школу закончил...       — Сто лет назад?       — Не такой я старый, гражданочка!       Кристина хихикнула. Андрей улыбнулся ей в ответ, несмотря на то, что он ясно видел в глазах школьницы тоску и усталость.       Они шли по улице в основном молча, чаще всего Кристина шла чуть позади, реже впереди: всему виной были узкие тротуары, на которых то и дело стояли припаркованные машины.       Увидев довольно простое на фоне помпезных бывших доходных домов простенькое жёлтое здание РУВД Ленинского района, Кристина попятилась назад и врезалась спиной в Андрея.       — В чём дело? — Спиридонов чуть придержал её за плечи.       — Да... Воспоминания не самые приятные.       — Капитан, который опрашивал вас, что-то сделал?       — Он просто... Странный. — Кристина более уверенно пошла в сторону главного входа. — А тот милиционер... Он будет там?       — Какой?       — Ну. Такой же. Он оба раза был с вами. — Кристина взяла прядь своих рыжих волос и чуть приподняла — Андрей тут же понял.       — Капитан Миллер в больнице.       Кристина округлила большие, почти синие глаза.       — Что с ним?       — Наш общий знакомый постарался. Пойдём. Внутри поговорим.       — Ладно...

***

      — Ну, что ж, — начал Андрей, готовясь задавать вопросы и записывать. — Права зачитывать?       — Да я знаю это всё.       — Вы имеете право на адвоката. Своего или бесплатного, приглашённого нами.       Кристина пожала плечами.       — Это ни к чему, наверно.       — Хорошо. Также вы можете игнорировать мои вопросы, если не захотите на них отвечать.       — Не думаю, что будут такие вопросы, на которые я не смогу или не захочу ответить.       Конечно, если вы не будете спрашивать всякую похабщину.       Андрей усмехнулся и покачал головой.       — Я буду всё записывать, весь ход допроса будет в протоколе. Также вы можете отслеживать, что я там вообще пишу — вдруг вру. После допроса вам нужно будет поставить везде подписи. Если хотите, вы тоже можете фиксировать всё, о чём мы говорим.       Кристина заёрзала на стуле и потёрла ладони. Спиридонов вдруг понял, что в кабинете довольно прохладно.       — Чай, может будете?       — Да. Пожалуйста.       — Только у меня ничего к чаю нет.       — Не беспокойтесь. У меня полно тут... — Она вытащила из карманов конфеты в красной обёртке — ромашки. — Тоже угощайтесь.       Спиридонов, вспомнив их приторный, сладкий вкус, поморщился.       И только после того, как Андрей заварил ей самый обычный чёрный чай в гранёном стакане, Кристина заговорила, не дожидаясь первого вопроса:       — Он встретил меня после школы.       Сердце Спиридонова пропустило удар. Упырь снова настиг девчонку! Снова пришёл к ней! Но в чём же дело.       — И потом ему помешали люди, я их не знаю. Они спугнули его и отвезли меня домой.       Андрей понял: возможно, те трое мужчин на набережной — тоже из компании неизвестных, что вызвались с чего-то помочь школьнице. Личность убитого ещё не установили.       — Почему они помогли вам?       Глаза девушки забегали: она явно волновалась, тревожилась и, возможно, что-то утаивала. А может не знала, как сказать. Но Андрей решил не давить. Он прекрасно понимал: с этой свидетельницей надо работать осторожно.       — Он... он сказал, что... Что я ему... Как бы... — Кристина запиналась, говорила сбивчиво и отводила взгляд, теребя в руках красный фантик с ромашками. — Нравлюсь.       — О как. — Андрей слушал, удивлялся и всё записывал. — Но он не нападал на вас?       — Целовал мне руки. — На белом, немного веснушчатом лице девушки проступил румянец. — Так целовал, что, считайте, облизал...       Такое Спиридонов услышать никак не рассчитывал.       — Это не всё.       Андрей поднял на Кристину встревоженный взгляд. Она с трудом сглотнула.       — Он залез ко мне в окно. Постучал в него.       — Как вы на это отреагировали?       Кристина замялась, раскраснелась сильнее прежнего и закусила обветренную губу. Андрей не торопил и терпеливо ждал, когда она сама расскажет.       — Я испугалась. Впустила его.       Андрей в ужасе распахнул глаза.       — Вы точно в порядке? — он подорвался к ней.       — Всё хорошо. Он ничего не сделал. Он просто... Посмотрел мою комнату. Поговорил со мной.       — О чём? — Андрей сел на место, не сводя с Кристины глаз.       — О том... О... О своей прошлой жизни. Книги мои посмотрел. Рассказывал, что любил читать и всё ещё любит. Хотел мне стихи почитать. И... — Кристина замолчала. Андрей ясно видел её напряжение и нерешительность, но она всё же продолжила: — Он мне подарил цветы. Тридцать одну красную розу...       Брови Андрея взмыли по лбу вверх. Никак он не ожидал романтичных жестов от каннибала.       Спиридонов ещё раз оглядел сидящую напротив него понурую девушку.       Лицо мягкое, приятное, очень даже симпатичное. Нос маленький, вздёрнутый, покрытый веснушками. Губы тонкие, но несильно. Прикус слегка неправильный — едва ли заметно, но если приглядеться, то видно. Лоб высоковат, брови светлые. И глаза — чуть ли не синие, яркие и большие — как у куклы. Миниатюрная, невысокая девушка с волосами цвета меди и фарфоровой кожей с редкой бледной россыпью веснушек в действительности напоминала куклу.       Андрей понимал, что в Кристине могло привлечь какого-нибудь парня — любого из её школы, двора, из какого-нибудь кружка. Что уж парни — на девушку с таким необычным ярким цветом волос и миловидной внешностью мог бы обратить внимание даже какой-нибудь взрослый мужик.       Но он не понимал, чем эта школьница могла очаровать вампира — ходячего жмурика, — убивающего людей без всяких угрызений совести. Мертвеца, что, интересует секс? Иначе, зачем ему ухаживать за девушкой.       Вдруг, пока Спиридонов записывал ответы Кристины, его как током ударило: Серафим спрашивал про прививку.       Неужели, из-за неё?       Он сказал, что хочет быть нормальным.       Андрей снова посмотрел на Кристину. Видимо, было что-то такое в его взгляде, что встревожило девушку, и она осторожно спросила:       — Что-то не так?       — Нет, нет. Всё хорошо. Просто задумался. Позвольте спросить? Ваш синяк.       Кристина аккуратно — даже боязливо — тронула рукой скулу.       — Это сделал упырь?       — Нет! Что вы! Он бы так не сделал! — всполошившаяся Кристина тут же осеклась и умерила пыл: — Мне кажется, что не сделал бы... Он ничего плохого мне не сделал...       — Отец?       Кристина ничего не ответила, но её вид был куда красноречивее слов. Андрей помрачнел.       — Не хотите написать заявление?       — Нет, спасибо. Всё хорошо.       Образовалась неудобная пауза. Теперь уже Андрей хотел нервно поёрзать на стуле, но удержался. Кристина же первая развеяла молчание:       — Простите, это, наверно, не касается допроса, но... А тот милиционер? Капитан Миллер? Что с ним? Вы сказали, что наш общий знакомый с ним что-то сделал. Серафим? Серафим с ним что-то сделал? — девушка звучала и выглядела взволновано.       — Да, потрепал немного.       Кристина явно растерялась и даже расстроилась, а потом сдавленно продолжила:       — Сначала капитан Миллер спас меня, а потом Серафим... А потом снова капитан...       Андрей не переставал удивляться — он снова взялся за ручку.       — С этого места поподробнее. Как упырь вас спас?       Кристина отпила немного чая и откусила кусочек от ещё одной конфеты, немного подумала, разглядывая скромный бледный интерьер кабинета, и только после этого ответила:       — Те парни, которых он убил, — ненадолго она прервалась. — Они хотели меня изнасиловать. Он пришёл мне на помощь.       Андрей записывал, сохраняя спокойный сосредоточенный вид, хотя внутри него бушевало множество разных эмоций, начиная от шока, заканчивая злостью и смятением. Упырь спас девчонку — заступился — похвально, но кто давал ему право заниматься самосудом? Чёртов линчеватель перешёл с незаконных торговцев органами и маньяков на озабоченных парней. Андрей почувствовал, как у него дёрнулся глаз. Он ещё лучше стал понимать, почему Сергей не может отпустить это дело, не может позволить ему отправиться на полку с нераскрытыми делами — эта нежить уже решила, что имеет право вершить правосудие, — что будет дальше?       К удивлению Андрея, Кристина отвечала на все его вопросы. Она была достаточно спокойна и сдержана, его это поражало: девчонка видела и описывала невероятные зверства упыря в отношении группы подростков, настоящую мистику, какую-то чудовищную трансформацию на площади, а после новые встречи с Серафимом, которые должны были напугать её не меньше первых двух.       Как будто бы она и не такое видела.       После допроса Кристина бегло прочитала всё то, что Спиридонов запротоколировал, поставила росписи и спросила:       — А я потом смогу увидеться с капитаном Миллером?       — Зачем?       — Я бы хотела с ним тоже поговорить. Как минимум благодарность выразить.       Уголок рта Андрея приподнялся в снисходительной улыбке. Складывая ровно и аккуратно исписанные листы, он ответил:       — Конечно. Думаю, в больнице он пробудет недолго. Я уверен, он и сам захочет с вами связаться.       Кристина улыбнулась в ответ.       — Спасибо. От меня что-то ещё нужно?       — Нет, я и так достаточно тут вас продержал. От вас требуется всегда быть на связи и сообщить нам, если что-то узнаете или вспомните. Пойдёмте, я вас провожу до выхода.       — Знаете, а вы не такой уж и плохой легавый. Мне так кажется.       — Приятно слышать.       Уже у входа, прощаясь, Спиридонов добавил:       — Берегите себя, Кристина. И будьте осторожны. Мне кажется, он ещё объявится. Он вас так просто не оставит. Пожалуйста, будьте на связи.       Кристина в ответ ему кивнула и улыбнулась, скрываясь за дверьми, за которыми всё ещё было светло. Яркий солнечный свет вызвал короткую боль в глазах Андрея, и он устало потёр глаза, направляясь обратно в кабинет. Работы предстояло много.

***

      Стоило Кристине покинуть здание РУВД Ленинского района, как добродушная улыбка сползла с её уставшего лица. Страх, тревога и волнение навалились на её хрупкие плечи, а ноги обмякли, не в силах справляться с таким грузом. Она чуть было не свалилась на землю, но, остановившись и начав глубоко дышать, ей удалось стоять на дрожащих ногах.       На небесной лазури растекалось золото редких перистых облаков, казалось, что оно вот-вот рухнет на крыши тесно стоящих друг к другу зданий, а затем и на неё, добив непосильной тяжестью.       Она лгала и говорила не всё.       Кристина ни слова не сказала про то, что её отец — да даже просто кто-то выдуманный — прострелил Серафиму голову. Она даже не намекнула на то, что она сама — без принуждения — поцеловала Серафима в их последнюю встречу. Но самое главное, она ни словом не обмолвилась о том, что душа невского вампира в её руках — в прямом смысле. Заперта в кукле, лежащей у неё дома на полке среди всякого хлама с конца девяностого года.       Вот зачем он её преследует — вот почему он стремится быть рядом с ней. Вот почему он напал на неё и её друзей в первый раз. Сначала Серафим хотел получить свою душу назад, но что-то вдруг изменилось. Что именно, Кристина не знала.       Но продавать его душу ни милиционерам, ни своему отцу она не собиралась. Вспоминая, как горестно ей было от тепла, исходившего от той старинной фарфоровой куклы, которую она ещё этим утром прижимала к себе, и чувствовала, будто обнимает самого Серафима, на глазах у Кристины проступили жгучие слёзы.       Утром отец отправил толпу своих головорезов искать Серафима — про это она тоже не могла сказать лейтенанту Спиридонову, но душа её разрывалась от страха, что они найдут Серафима и сделают с ним что-то ужасное.       Возможно, что-то более ужасное, чем то, что сам Серафим когда-либо делал со своими жертвами. Иногда Кристине её отец и его люди казались страшнее этого упыря. Синяк на лице засаднил после этих мыслей, а она пошла обратно в сторону метро, наблюдая за тем, как короткий зимний день тает в янтаре вспыхивающего за горизонтом декабрьского заката.       Заснеженный Петербург сиял янтарём и золотом — этот ясный день был ужасно прекрасен.       Почему-то Кристине хотелось, чтобы Серафим прямо смотрел на пламя уходящего дня и подступающих сиреневых сумерек вместе с ней где-нибудь на берегу замёрзшей Невы.       Но она здесь — уже у входа в метро. А он неизвестно где, и неизвестно, что с ним. Сердце Кристины болезненно сжалось, и, шмыгая раскрасневшимся носом, она отправилась домой.