прячет за собою ночь.

Купе на двоих встречает их небольшим, но очень уютным пространством. Глеб падает на левую полку с протяжным стоном. Серафим, посмеиваясь, присаживается на правую. Они разгружаются, делая пустое пространство «обжитым». Проводница заглядывает к ним, и Глеб шустро заказывает у нее кипятка для кофе. Стандартный набор из дошиков он берет с запасом, хотя Серафим бурчит на него всю дорогу до поезда, напоминая о наличие вагона-ресторана. Глеб на это легкомысленно отмахивается, утверждая, что поезд без лапши быстрого приготовления и не поезд вовсе. День склоняется к вечеру, за окном ползут пейзажи, а двое парней, развалившись на одной полке, рубятся в карты. Глеб на эту затею недоуменно складывал брови, Серафим же утверждал, что без карт поездка и не поездка. Оба смеются, осознав, что говорят одними словами, и Глеб кивает на предложение сыграть. Простая игра быстро надоедает, и наказание быстро перетекает из щелбанов в раздевание. Глеб усердно пыхтит, пытаясь понять блефует ли Серафим, а тот расслабленно сидит напротив, махая картами, словно веером. Пока они избавились от мелочи типо носков, Глеб еще скинул с себя браслеты, хитро улыбаясь. Серафима это не напрягало, он спокойно сидел уже без футболки и задумчиво прикусывал губу. Следующие три игры Глеб безбожно продул, оставшись в одном белье. Серафим рассматривал его голодным взглядом, и парень не мог сосредоточиться на игре. — Все, похуй, — бросает карты на стол и тянется за поцелуем. — Запрещаю тебе касаться меня. Глеб замирает неуклюже в той же позе, опустив взгляд. Такой командный тон будоражит. Он садится ровно и ждет. Серафим убирает карты и встает. — Ложись. Подчиняется. Серафим нависает сверху, рассматривает долго и горячо. Наклоняется и целует мокро, проникает языком между податливых губ. Глеб рефлекторно тянет руки в его волосы, как делает всегда, но Серафим перехватывает их и прижимает за запястья над головой. Прикусывает нижнюю, ведет языком по линии челюсти и спускается ниже, целуя чувствительную шею. Оставляет парочку засосов, а Глеб выгибается, вжимаясь в него всем телом. Серафим оставляет дорожку мокрых поцелуев до его живота, кружит вокруг пупка и спускается ниже. Ведёт языком по члену, дразня, и отрывается. Рукой рыщет в сумке, вытаскивает маленький бутылек и хитро смотрит на Глеба, что совсем раскраснелся и тяжело дышит. Серафим подает ему лубрикант и кивает. — Растяни себя сам. Глеб задушено стонет, потом тяжело вздыхает. Скулы его алеют сильнее. Он смазывает свои пальцы и начинает растягивать себя на глазах довольного Серафима. Когда три пальца входят плавно и свободно, он вытаскивает их и раздвигает ноги шире, глядя на Серафима. Тот хмыкает. — Встань. Серафим ложится на его место, предварительно раздевшись, и хлопает руками по бёдрам. Глеб запрокидывает голову, прикусив губу, и осторожно залезает на своего парня. Серафим тянет его на себя, заставив лечь, и медленно проникает членом внутрь. Он прижимает Глеба к себе, делая пробный толчок. — Дальше сам. Глеб с трудом поднимает себя, насаживаясь глубже, и стонет протяжно в воздух. Немного придя в себя, он начинает двигаться бёдрами, а потом чуть приподниматься и вновь опускаться. Член так правильно попадает по набухшему от возбуждения комочку, что Глеб едва удерживается верхом. Серафим сжимает руки на его бедрах, намереваясь оставить синяки, но совсем не двигается, позволяя Глебу самому управлять процессом. Впрочем, Глеб не в состоянии торопиться, он двигается медленно, рывками, подрагивая всем телом и тихо скуля. В какой-то момент он поднимается слишком высоко, соскальзывая с члена, и эпически ударяется головой. Немного потерявшись, он едва не падает с Серафима, успевая опереться на стол. Серафим под ним трясется в беззвучном хохоте, сжимая бедра сильнее, до боли. — Глеб, блять, — отдышавшись, произносит он, глядя на парня, что выглядит, как побитый жизнью кот, которому прищемило хвост. — Сука, даже доебаться не успели. Глеб подозрительно всхлипывает, обнимая себя одной рукой, пока второй тыкает на место ушиба. — Ну иди сюда, глупыш. Серафим притягивает его к себе, кладет рядом у стенки и обнимает, целуя в макушку. Глеб ластится ближе, бурча и ворча, а Серафим улыбается уголками губ. А с утра им приходится неловко объяснять зашедшей на проверку проводнице, что они делают на одной полке в обнимку.