прячет за собою ночь.

Глеб всегда был очень эмоциональным, сильно импульсивным и вообще ворчливым. Серафим это знал, но самый пик всего этого ощутил, когда они стали жить вместе. Глеб часто был раздраженным с какого-нибудь пустяка, и ходил, как сломанный терминатор по квартире, думая, как бы затеять свару с Серафимом. Серафим ему специально не давался, дипломатично молчал и кивал на все его ворчания. Глебу это естественно не нравилось, он хотел ругаться и спорить. Глеб злился бурно, едва ли не топал ногами, как ребенок, и насупленно глядел на спокойного, как удав, Серафима. Серафим не знал, что с этим делать, ибо молчание не меняло ситуации, а иногда и делало хуже. Проблему, как обычно и бывает, решил случай. Глеб вновь разозлился на какую-то мелочь, и встретил точно такого же — если не хуже, — в общем злого, как черт, Серафима, и с порога ему свое недовольство и предъявил. А у Серафима в моменте баночка с терпением лопнула, и он, скинув с себя верхнюю одежду, грубо впечатал Глеба к стене грудью, без затей срывая с него футболку и домашние штаны. Ошалевший Глеб тут же растерял весь свой гнев и раздражение и поежился от того, как горячая ладонь прошлась по оголенной спине, заставляя выгнуться, выпятив задницу. — Кто-то слишком злоупотребляет хорошим отношением, да? — хриплый голос сквозит лёгким холодком, показывая, что Серафим ещё зол. Широкая ладонь скользит ниже и с размаху бьёт по ягодице, окрашивая ее в алый. Глеб вскрикивает от неожиданности и прогибается сильнее, прижимаясь задницей к бёдрам Серафима. Ещё злой, но быстро меняющий гнев на возбуждение Серафим бьет несколько раз подряд, вырывая новые крики, а затем нежно гладит воспаленную кожу, чуть надавливая. Глеб шипит, призывно виляя задницей. — Иди на кровать, — приказывает, сам уходя в сторону ванной. Глеб отлипает от стены и на дрожащих ногах доползает до спальни, аккуратно опускается, шипя при каждом движении. Серафим быстро возвращается, на ходу избавляется от одежды и нависает над Глебом, прижимая его к кровати. Серафим грубо целует, не давая и шанса лидировать, рукой медленно сжимает шею, пока Глеб не начинает хватать ртом воздух. Хмыкнув, уменьшает давление, и кусает в ключицы больно, не давая двигаться. По минимуму нежностей, разливает смазку по пальцам и вставляет поочередно, быстро растягивая. Глеб чуть кривится, но возбуждение сглаживает дискомфорт на грани с болью, и он насаживается на длинные пальцы сам. Серафим вынимает их, размазывает лубрикант по члену и пристраивается. Чуть подумав, он разворачивает Глеба на живот, ставит на колени и входит, не останавливаясь, на всю длину. Привыкать не даёт, начинает двигаться резкими толчками. Глеб тычется лицом в подушку, затыкая самого себя, и поддается ближе, насаживаясь сильнее. Серафим фиксирует его бедра, не особо заботясь о состоянии, и вбивается в податливое тело под собой. Член бьёт по простате, и Глеб давится своими же стонами, закатывая глаза от удовольствия. Серафим выходит из него, получает разрядку первым, изливаясь Глебу между ягодиц. Он загнанно дышит, алея щеками, и Серафим слышит молчаливую просьбу. Он накрывает член Глеба ладонью и быстро доводит его до оргазма. Оба лежат, приходя в себя, Глеб неожиданно смеётся, Серафим поднимает бровь. — Да я просто забыл, почему злился-то, — хихикает Глеб, и Серафим смеётся в ответ. С тех пор Глеб истерить меньше не стал, зато Серафим теперь знает, как легко с этим справится.