Это была тень Ким Хонджуна

Демон отступил. Если после того дня — о нём мерзко было вспоминать, — когда Хонджун размазал по члену чужую слюну и кровь, демон сражался с ним в сознании, стараясь подавить, то через некоторое время мысли в голове остались только человеческие, родные. Вот только демон никуда не делся. У Хонджуна пропадали из памяти целые отрывки — это было время, когда тёмный дух побеждал его в поединке, — но тот успешно заменял их другими, непримечательными. Очередной час в офисе. Поход в магазин. Что-то, что не было связано с Юнхо. Старшие демоны рассказывали о великом удовольствии подавления человеческой воли, но новоиспечённый демон, для которого Хонджун был первым человеком, ничего подобного не ощущал. В чужом теле ему было на удивление… обычно. Никак. Словно оно было его собственным. Настолько идиотских мыслей, конечно, у него не было и быть не могло — работать сверхурочно? дурость! — но в остальном благодаря тому, что этот человек и сам насквозь пропитался похотью, внутри него было как внутри самого себя. Прямо-таки одинаково. И если обмануть Хонджуна у демона получилось, то обмануть Юнхо — нет. Они вновь и вновь встречались взглядами. То, как освещалось лицо Хонджуна, когда Юнхо выходил из душа в одних штанах, потому что забывал достать футболку из шкафа, то, как он напрягался, стараясь не упустить ни единой детали, если Юнхо притаскивал домой мороженое и обрабатывал его своими чудными губами, — это мог не заметить только дурак. Юнхо дураком не был. Он ещё не пробил лоб молясь Богу, так что не был дураком. Его исповеди стали всё менее и менее походить на исповедь; он шёл домой, преодолевая желание вернуться в церковь и упасть перед святым отцом, сказать, что тот не должен был причащать его. Но что-то побеждало это желание, и Юнхо добирался до квартиры Хонджуна. Хонджун сказал, что тот может жить у него столько, сколько понадобится — после того, как старший брат съехал, вторая спальня всё равно пустовала, да и продукты с остальными вещами Юнхо покупал исправно. У него завелось немного денег: он поехал в детский сад при католической гимназии, и его туда взяли. Хонджуну — тому человеческому, что осталось в нём, — показалось, будто он стал светлее с тех пор, как сделался с демоном. Будто тот забрал все мешающие мысли в свою половину разума. Хонджун справлялся с работой в офисе и, опять же, ни разу не подумал о том, что одержимые — а он, как ни крути, был одержим, пусть это и звучало странно и неподходяще — не живут так. Что им плохо, что руки-ноги выкручивает, потому что демону плевать на сохранность физической оболочки. Что человек теряет возможность быть членом общества, в конце концов. Хонджун не много слышал об экзорцистах и не знал лично ни одного — они не перевелись ещё? — но те рассказали бы ему о том, как на самом деле живётся с демоном внутри. То, что переживал Хонджун, было больше похоже на биполярное расстройство. Ни одного синяка, ни одного вывиха. Слишком спокойная езда на автомобиле. Если б кто узнал, что в нём демон, права наверняка бы отобрали. Хонджун сам предложил кататься за Юнхо по возможности — гимназия стояла у чёрта на куличиках. Ему неловко было парковаться, потому что его чёрная машина была здесь одна и смотрелась инородно. А вот Юнхо подходил этим местам. Он говорил, что здесь по-другому дует ветер, — ещё бы, это место было едва ли не за чертой города. Хонджун не подходил близко — уезжал, высадив Юнхо, и отправлялся в какой-нибудь безлюдный прохладный парк, потому что возить Юнхо возможность была только по воскресеньям. Это были редкие моменты, когда Хонджун слышал в себе демона. Он покупал чаю или чего-то более бодрящего, садился на скамейку — и тогда немногочисленные прохожие могли видеть, как он поднимал голову в небо и отрешённо смотрел, не видя в нём Господа. Слова, которые говорил демон, вырывались наружу хрипом — ему не было дела до социальных приличий — и не всегда на корейском. «Меня тянет к Юнхо». «Меня — нет». «Ты не понял. Нас тянет». Хонджун не умел совладать с демоном в своей голове. Он не знал о том, что ведьмы и колдуны специально подселяют их к людям, которые просят об этом сами ради каких-то целей. Волю демона вполне можно было подавить своей волей — демоны ошибочно думали, что намного умнее людей, а на деле те за последние годы столько набрались хитрости, что заткнули бы за пояс любого слугу Белиала. Но демон, живший внутри Хонджуна, успешно помыкал им, не встречая сопротивления. Всё было в том, что Хонджун едва ли в своей жизни касался Библии — что Дьявол слабее Бога, ему было неизвестно. Хонджун гулял весь день; когда наручные часы показали полшестого, он снова сел в машину и поехал к детскому саду. Юнхо нужно было доставить домой. Остановившись чёрным автомобильным пятном у передней ограды, Хонджун стал ждать. Вечер накрыл тёмным одеялом небольшую площадку перед садом — днём дети играли прямо здесь, но сейчас они уже разошлись по домам. В голове раздалось: «Он внутри». Хонджун это знал и так. Сейчас Юнхо выйдет к нему и, не успев замёрзнуть, окажется в машине, которая привезёт его домой. «Я чувствую его. Нам нужно туда». Демон сказал, что проведёт; Хонджун, повинуясь наваждению, пронзившему его голову огромным железным гвоздём, оказался на холоде и захлопнул автомобильную дверь. Двери детского сада были открыты; при входе не было ни охраны, ни вахтёров, ни гардероба. Не цивилизация — средневековье какое-то. Хонджун передвигал ногами, сам не замечая того; горячее желание увидеться с Юнхо передалось и ему. Оно стало общим у демона и человека, стало одним целым, как и они сами. Они — одно, и они одинаково сильно хотят Юнхо. Тот не готов ни к человеку, ни к демону. Завернув по коридору, Хонджун догадался о том, где находился заветный источник святого тепла — из большого актового доносилась мелодия пианино. Хонджун ускорил шаг и распахнул дверь; человеческая часть чувствовала то, что ощущал демон. Хонджун видел свет, расходящийся от Юнхо, знал отсюда как он пахнет и о чём думает. Юнхо забылся в гармонии звуков и встрепенулся, услышав грохот двери. «Хонджун! Как ты так быстро меня нашёл? Я совсем немного задержался — все уже ушли, сейчас выключим всё и пойдём». «Я отвлёк, да? Не будешь против сыграть для меня?» В Хонджуне снова говорил демон. Это было для него несвойственно — любовь к музыке? Такое нормально? В аду есть пианино? Струнные? Юнхо кивнул, нежно улыбнувшись, хотя вновь видел огненные глаза, не принадлежащие человеку. Удивительно — воротник рубашки полностью закрывал ключицы, а сверху был накинут тёмный блейзер, но из Хонджуна на него смотрел демон, смотрел так, словно вот-вот вырвется, чтобы накинуться и поглотить. А потом он пристроился к нему на банкетку с задней стороны, извернув туловище так, чтобы видеть клавиши из-под чужих локтей. Юнхо был спокоен. «Демоны, черти, бесы — все просто хотят внимания к своей сущности», — так говорил святой отец из монастыря, где Юнхо возился с ребятами по воскресеньям. Святой отец похвалил бы Юнхо, увидев как стойко тот выдерживает этот краснеющий взгляд? Юнхо провёл по клавишам пальцами, в которых не было дрожи, чтобы её прятать. Хонджун, маленький уголёк, раскалённый от чужого присутствия, выглядывал из-за плеча, сам не заметив, как весь приподнялся на мягкой сидушке. Он смотрел, приоткрыв рот, за тем, как чужие пальцы кропили музыку — сначала медленно, капелью, мелким дождём, а потом и летним ливнем, внушающим силу. Фантазия. Музыкальные познания Хонджуна заканчивались кружком пианино в старшей школе, где он и узнал Юнхо, мальчика на год младше. Хонджун никогда не мог назвать себя музыкальным; он не творческий, он не гуманитарий. В выпускных классах подростки занимали себя не учёбой, а истериками и выплясыванием друг перед другом — Хонджун уже не помнил, из-за какой-то девочки или на спор с кем-то пристроил себя в тот кружок, но на долго его не хватило. Теперь демон рвал его внутренности, заставляя привыкать. «Его пальцы. Смотри, как быстро двигаются его пальцы». «Ты хочешь их?» «Да. Посмотри, как красиво они плывут». «Прекрати. Как тебя успокоить? Ты не сможешь заглотить его пальцы, потому что Юнхо — святой». «Дурак, я говорю о том, какие невероятные звуки он выводит на воздух этими пальцами». Никто из людей так и не понял, почему демону нравится клавишная музыка; Юнхо не стал играть кусками оттуда, откуда его прервали, — начал сначала. Мелодия стекала на пол, касаясь колен, и обнимала их, погружая в сон, а потом обращалась бабочками и порхала, заставляя забыть о том, что воздух в саду после ухода детей холодный — топить прекратили четыре часа назад. Юнхо покачивался на банкетке, танцуя кистями; Хонджун был уверен, что он это произведение видел и играл по-своему, строил в нём свою композицию. Когда он выпрямился, коснувшись чужого бока спиной, — фантазия была сыграна — Хонджун поднял на него глаза, похожий на восторженного ребёнка. «И что… Кто это играет?» «Я». «А кто… играет?» «Это Фантазия-экспромт Шопена». Хонджун раскрыл рот, понимающе кивнув. Юнхо сказал о том, что им пора собираться и ехать, и оставил не причастного к детскому саду гостя наблюдать за тем, как он гоняется по актовому залу то за тем, то за этим. Когда он приблизился в очередной раз, Хонджун ощутил, как в нём снова поднимается адское тепло, грозящееся подпалить сердце, но в то же время какое-то родное. В нём заговорил демон. «Я вспомнил о том, как мы играли в кружке». Он заглянул в воспоминания Хонджуна и достал это. Юнхо медленно улыбнулся, показывая, что для него юные годы тоже были полны приятных воспоминаний. Наверняка его школьная жизнь была более спокойной. «Я подумал сейчас, что мне можно было бы возобновить уроки фортепиано. Ты сыграл волшебно». Юнхо усмехнулся, развязывая последнюю штору, самую дальнюю. Его рассмешила перспектива быть учителем музыки? Он им ведь и так уже был. Демон не собирался сдаваться просто так. «Тебе придётся взять отпуск, чтобы регулярно ездить сюда, потому что я не представляю, как мы поставим пианино в твоей квартире». Они закрыли главный вход детского сада; небо было тёмно-серым. Хонджун обрадовался идее отпуска: человек — потому что имел обострение хронической усталости каждый раз, когда видел компьютеры, а демон — потому что это всё было ужасно весело. Человека, незнакомого с Дьяволом и его методами, можно толкнуть на что угодно. Сломать его жизнь и станцевать на костях окажется легко — это будет основное блюдо, а на десерт пойдёт Чон Юнхо, чёртов святоша.

Рассказывают о таких больных, которые ночью во сне блуждают по крышам высоких зданий, не падая и не разбиваясь. Врачующие считают этих больных находящимися под влиянием злых духов. Когда эти больные получают повторное крещение, замечается улучшение их состояния. Удивительно то обстоятельство, что когда этих больных во время их блуждания по высоким зданиям окликают по имени, они падают с высоты вниз, как будто их имя, данное им при

крещении, дано им не надлежащим образом.