Это была тень Ким Хонджуна

Остаток ночи пролетел для демона незаметно; всё-таки секунды здесь — ничто по сравнению с течением времени в Аду. Утром люди засобирались, напомнив Хонджуну о своих бесполезных путах. Юнхо упомянул, что пойдёт сегодня помогать в церковной школе, раз ему, безработному, делать пока нечего. И как же повезло демону за прошлый вечер ни разу не коснуться креста, который, оказывается, висел на его груди! Настоящее чудо — иначе сделалось бы больно. Святая ограждающая сила, все дела. Юнхо не просто так казался светящимся ей, не просто так чувствовал скопление зла рядом с собой. С ним окажется ещё тяжелее — но тем слаще будет победа. Этот кусок нежного белого зефира расплавится в руках демона, но ему нужно наконец найти физическое тело и вселиться, чтобы посеять скверну. Демон решил последовать за Хонджуном; тот вышел из дома раньше Юнхо. Его работа была совершенно безопасной: высотное здание, полное железных ящиков, которые возили людей вверх и вниз по этажам, ручки и бумага, запах кофейных зёрен в любом кабинете независимо от того, как далеко находилась на этаже кухня. Никаких икон, никаких священников. Но сколь безопасно, столь же и скучно здесь было; демон попробовал отключать свет и интернет, пытаясь найти веселье, но люди быстро придумывали обходные пути, применяли запасные источники сети. Невыносимые. Демон сдался — в конце концов, все эти люди, кроме одного, уже были заняты бесами. В последнее время казалось, что божьим небесам не осталось путей пробуждения света в душах людей. Те считали, что лучше знают что им делать и во что верить. А демонам, напротив, было только на руку то, что в них не верят. Один из таких демонов сейчас следил за человеческой душой, заключённой в неподвижном теле перед светящимся квадратом с буквами. Тысячи людей сидели перед такими квадратами весь день и считали себя достойными членами общества. Демон вздохнул. Он действительно не любил думать о том, что люди и впрямь ниже них по уму. Он некоторое время поплутал по кабинетам, впитывая негативные эмоции — на кухне и в коридорах было столько подавленной ярости на вышестоящих, столько яркой зависти, столько сплетен, жгучих в своей сладости! Хонджун напитал себя досыта и, вернувшись к человеку, который выглядел как он сам, обнаружил его спящим. Проникнуть в сон не составляло для тёмных духов никаких проблем. Они умели это делать все — даже самые маленькие чертята. Для людей сны представлялись не больше чем фантазией — но они превращались в благодатную почву для тех, кто умел с ними работать. Человеку, уснувшему прямо за компьютером во время обеда, снился Юнхо. Демон довольно улыбался, проникнув в сон невидимым призраком. Конечно, у него уже были подозрения относительно того, что гложет Хонджуна, но теперь всё стало совершенно понятным. Слишком понятным. Хонджун старался находиться дома как можно меньше, потому что избегал Юнхо. Демону довольно было лишь коснуться фигуры Хонджуна в его сне, чтобы проникнуть и в мысли тоже. Это началось с простой симпатии. Юнхо и Хонджун были давними приятелями; последний не сразу нашёл в себе влечение, но после этого решил действовать как любят многие люди — сбежать от этих чувств. Для чего в них признаваться, если между ними всё хорошо и так? Юнхо человек просто бесподобный; ради таких когда-то совершали рыцарские подвиги. Ради таких не жалко жить и умирать. Юнхо такой светлый и отзывчивый! Хонджун смотрел на него издалека и тихо грустил, возвращаясь в свой дом, где всё дышало одиночеством. Куда бы он не заявлялся в попытке найти отношения или перепихон, ни к кому даже прикасаться не хотелось в итоге. Все словно бы не подходили. Да и кто мог бы сравниться! А потом музыкальную школу, где Юнхо работал, закрыли. С дьявольской руки — на сей раз сказано это действительно лишь для красивого словца — Хонджун оказался жить в одной квартире с тем, к кому притяжение подавлять становилось всё сложнее и сложнее. Юнхо попросился к нему, хоть и ужасно не хотелось стеснять; необходимо было сократить расходы по максимуму, пока он не найдёт новую работу. Хонджун не отказал. Не посмел. Даже думать не смог об этом. И теперь это была уже не просто платоническая любовь; Хонджун стал бы отличным рабом Асмодея, учитывая сколько о Юнхо у него было неприличных мыслей. Демону этих воспоминаний более чем хватило для того, чтобы составить план действий. Он отмёл остальные образы из сновидения и предстал перед человеком, сказав: «Ты знаешь кто я. Вчера я был перед тобой. Ты меня помнишь, Ким Хонджун, ты меня видел. И я вижу твой чёрный скелет. Я не затем здесь, чтобы заставить тебя его обнажить, — я могу помочь тебе добиться своих целей. Ты желаешь Юнхо уже не первый месяц, но между вами стоит Бог — досадно, не так ли? Нет, не пугайся же, я только хотел вызвать у тебя улыбку». Человек просил его назваться, и он сказал, что сделает это лишь тогда, когда Хонджун призовёт его и согласится на сделку. Заманчиво, правда? Узнать имя какого-то паршивого создания определённо стоит того. Демон во сне был обыкновенным духом — сгустком чёрного дыма с двумя красными огоньками, выдававшими глаза и, как следствие, наличие живой души. У этого существа не было рук, но Хонджун почувствовал, как что-то холодное и тёплое одновременно, словно струя кипятка, касается его подбородка. К глазам подобрались слёзы — ожили и вытекли бы, будь они в материальном мире. Хонджун поднял голову, пытаясь разглядеть сущность, возвышавшуюся над ним. «Ты ещё расскажешь мне обо всём, чего хочешь». После этого дым растаял, и человек в ужасе очнулся посреди тихого кабинета, из которого все коллеги вышли, чтобы пообедать или заскочить в местную библиотеку. После этого время для Хонджуна капало по капле — по капле его собственной крови, кажется. Он ёрзал в кресле и откладывал задачи, а когда подошёл конец рабочего дня, открылось, что он так ничего и не успел. Но важность этих задач действительно была преувеличена; никто точно не умер бы, уйди Хонджун в положенное время. Он остался бы работать и дальше, как любил в последние дни, но перспектива находиться одному в кабинете — более благоразумные работники предпочитали всё-таки не скрываться от тех, с кем жили, и ночевать дома — совсем ему не нравилась. Мало ли что привидится теперь; дым с глазами — это ещё не самое страшное. Лучше уж быть с Юнхо. Да, он придёт домой и расскажет всё Юнхо — у него на шее крест с Иисусом, он точно скажет что делать, если с тобой говорит сущность из чёрного тумана. Эта сущность уверена, что Хонджун знает кто она, но он ни хера не знал. Он не знал в какую сторону поворачивается ключ в замке его двери и какой выключатель от ванной, а какой от туалета — каждый раз узнавал как в первый — а теперь, оказывается, должен различать нечестивых духов? В которых даже не верит. Это безумие. И как же страшно. Хонджун направился домой. И, оказавшись в квартире, не нашёл там Юнхо. Тот, похоже, был всё ещё в церкви. Всё, приехали. Хонджун заткнулся на кухне, сев на стул между окном и холодильником. Зимнее солнце давно ушло, и потолочный свет не защищал от темноты, бросая контрастные тени. Хонджун вменяемый. Какие, к чёрту, демоны? С этим к Юнхо — он и по латыни читать может, и от любого демона знает молитв по двадцать, и удивительно, что не в церковном хоре работает, а бренчит на пианино. Бренчал. Теперь, когда музыкальную школу закрыли, ему вся дорога в церковный хор. Дурацкие мысли. Занять себя было, к сожалению, нечем, кроме них: ужин слишком быстро провалился в желудок. Хонджун мог пойти включить квадратного белого монстра с именем компьютер, но интернет в доме был, к сожалению, не такой стабильный, как на работе, — хватит только на пару бесполезных запросов. Юнхо, Юнхо… Он не знал куда позвонить, чтобы узнать когда Юнхо вернётся. В церкви вообще стоят телефоны? Может быть, Юнхо уже ушёл — тогда будет короткий неловкий разговор с незнакомцем, а Хонджун совсем не хотел этого. Он поджал колени и сделался ещё меньше на стуле, пока демон, сидя за столом с противоположной стороны, видел в нём себя. И ему, в отличие от человека, было ни капельки не жутко; на вздрагивающий свет он не обращал внимания, а ожидание для него было скорее сладостным, чем тревожным. Вот догадается этот дурак, что без помощи демона ему будет плохо — возможно, это случится даже до прихода Юнхо, — и тогда наступит праздник. Демон наконец обретёт физическое тело. Инкубам такое было недоступно. Они являлись либо во снах, либо влезали в человеческую голову, чтобы править мыслями и желаниями, — но физическое тело не было им подвластно, пусть и одержимый человек тоже едва ли управлял им. В такие моменты силу вступала природа, осквернённая чёрными помыслами; если человек, например, был от природы жесток, он мог в порыве убить жертву, выбранную инкубом. Хонджун помнил такой случай в своей инкубской истории; отвратительно. Отвратительно — быть неспособным управлять собой, вверяя себя природе. Демон смотрел на Хонджуна, заткнувшегося между окном и холодильником. Тот тихо бормотал, ковыряя ногти, и, кажется, изливал душу кухонной тумбе. «Что я ему скажу?.. Юнхо, мне больше не кажется, что Бога нет, давай обсудим это? Ночью прямо у меня на глазах на твоей коже появлялись чёрные пятна, а потом оказалось, что их ставил сраный чёрт? А, и да, он говорил со мной, когда я задремал в офисе, и сказал, что поможет мне воплотить мои желания. А, и да! Я каждый день думаю о том, чтобы тебя трахнуть». Свет мелькнул; демону совсем не нравилось, что его приравнивают к мелким бесам. Дверь холодильника приоткрылась достаточно, чтобы заиграла незамысловатая мелодия и свет представил несколько упаковок внутри. «Боже». Нет, с чёртом всё понятно — но стоит ли обижаться, если тебя путают с Богом, демон пока не решил. Хонджун побежал в свою спальню, беззвучно перебирая носками по полу, словно это помогло бы ему скрыться. «Глупый, мне не нужно видеть в темноте — я чувствую тебя». Слова отозвались Хонджуну неразборчивым шёпотом. Он забрался на кровать и надел на голову одеяло. Глупый, глупый, глупый. Что он перед демоном? Он вытащился всего на несколько мгновений, и тогда окно, в котором вечер давно уже засыпал, осветилось, будто в городе была гроза. Хонджун вскрикнул и опустился на простыни вниз лицом. Детская выдумка о том, что если не свешивать конечности с кровати, то монстры не достанут, не работала — слышались шаги в коридоре, слышались звуки падающих предметов. Хонджун не шевелился; старался дышать тише и чувствовал слёзы пальцами, прижатыми к глазам. Тогда-то Юнхо и пришёл — когда желание выскочить из-под одеяла и взмолиться, чтобы это прекратилось, почти настигло Хонджуна. Он рванул в прихожую и накинулся на друга, который успел только куртку снять. Он был доволен чем-то и улыбался, но тяжело дышащий Хонджун, который не мог толком сказать ничего в ответ на его вопросы, настораживал. Хонджун поднял глаза. «Юнхо, я… Я…» «Я рад, что ты наконец-то пришёл вовремя». Хонджун тяжело выдохнул. Слова не складывались; он хотел рассказать о демоне, но терял концентрацию. У него впервые было такое. Если бы он попробовал бы заговорить о другом, то понял бы, что демон возражает только фразам, которые раскрывают его присутствие. Юнхо принял прикосновения за желание обняться и сам подался навстречу — тогда Хонджун смог незаметно коснуться груди, где под рубашкой покоился крест. «Друг мой, Юнхо». Демон весело рассмеялся. Интересно, этот Хонджун вообще понимал насколько нелепо выглядит сейчас? Может, оно и к лучшему, что Юнхо не видит и не хочет видеть здесь ничего кроме дружбы. Демон видел в голове Хонджуна мысли, подстёгивающие дрожащее возбуждение; видел, как этот человек смотрит за движениями рук Юнхо и за его улыбкой. Хонджуну не видать райского света, который заключал внутри себя его друг; Хонджун погряз в навязчивом желании, но винил во всём Юнхо — за то, что тот был идеальным, слишком близким, чудовищно безразличным к неприличному вниманию. Ангелом в глазах грешника. Коснувшись креста, Хонджун ненадолго отвадил от себя демона. Перестав слышать странности, он прошёл с Юнхо на кухню. «Сегодня девочка приходила, нарядная такая, сказала, что у её мамы сегодня день рождения, и подарила мне пирожных! Я её сфотографировал в нашем дворе. Зайка! Пирожные съел, правда, но фотку сейчас покажу». Он не давал сказать и слова. Точнее, паузы были, но благодаря Юнхо на кухне тени казались уже не такими жуткими и резкими, и переводить разговор на сложную тему не хотелось. Неловко как-то. Потом, ближе к ночи. Когда они успокоятся. Когда света станет меньше и вновь будет страшно. Пусть лучше Юнхо достанет свою белую раскладушку и покажет галерею с фотографиями девочки на фоне кованого чёрного забора. От вчерашнего недовольства Юнхо не осталось и следа; ему хватило короткого обещания от Хонджуна о том, что он будет следить за сном и питанием. По телевизору крутили многосерийный триллерный детектив; Хонджуну такое не особо нравилось, как и Юнхо, да и ни одну из предыдущих серий они не видели — но актёры и атмосфера показались Юнхо неплохими, поэтому они решили остаться на этом канале. Сейчас демон даже не старался — Хонджун сам во всех мистических деталях видел связь с тем, что творилось сегодня и вчера. Он жался к Юнхо, пока ночь подступала, будто наводнение. «Ты можешь лечь спать со мной?» Юнхо повернулся к нему, когда брови образовали еле заметную складку, — но в глазах его не было, как всегда, ни осуждения, ни удивления. «Ты же говорил, что я ночью пытаюсь задушить тебя объятиями..? Тебе не нравилось». «Ах, точно. Ну ладно тогда». Про себя Хонджун подумал о том, что до завтра ему не дожить. Серия закончилась, и после неё пошло идиотское шоу на выживание. Юнхо ушёл из чужой спальни, где стоял телевизор. Хонджун остался в комнате один, и в чёрном экране теперь ему мерещился чей-то облик. Он сам не знал что ему кажется — демонические энергии, дымом разбежавшиеся по квартире, внушали тревожные мысли и фантасмагории. Он вменяем? Это уже вопрос. Была тёмная ночь, и теперь Хонджуну не совестно было начать отвлекать себя мыслями о Юнхо. Не теми, которые разумные — о том, как признаться и объясниться перед ним, о том, какой Юнхо чудесный заботливый друг, — нет, другими. Хонджун вздохнул; демону, видимо, нравилось то, чем он занимается, так что тот его не отвлекал. Образы Юнхо в голове сменялись один за другим, резко, потакая скорости влажной руки на члене; Юнхо, просящий отсосать в своей вежливой манере, его губы, его язык, который тысячу раз уже представлялся во рту. Юнхо на кровати, здесь. Юнхо начнёт молиться, если мучить его достаточно долго? Юнхо у стены. Юнхо сбивает плазму с тумбочки, прося большего. Юнхо на престоле алтаря. Хонджун никогда в жизни не был в церкви и не видел таких престолов, но кончил с мыслью о Юнхо, сбившем парчовую ткань нетерпеливыми движениями. Хонджун повалился на подушки, чувствуя влагу в глазах. Он чудовищно жалок. Он вновь сел и поднял голову в полной темноте. Сжав плечи, потянулся за салфетками из ящика и, воспользовавшись ими, так и остался сидеть крохотным комком посреди комнаты. «Я… я больше так не могу. Если я выйду или если Юнхо зайдёт сюда, конец всему». «А я что говорил». «Я… Явись ко мне». «Явиться к тебе, который не веровал в Бога… не так занимательно, как появиться перед твоим другом. Жаль, что ему моя помощь не требуется, правда? Зажги свет, будь любезен, — иначе ты не разглядишь меня, ведь твои глаза слабы». В воздухе звучал собственный голос Хонджуна; страха не было. Как только возникли из ниоткуда эти слова, в комнату пахнуло гарью. Человек ткнул кнопку выключателя и увидел на кровати второго себя. Ким Хонджун был одет в длинные куски ткани, которые растеклись по постели, словно волосы принцессы из средневековой сказки. Ким Хонджун не строил гримасы, не рвал рот в улыбке. Это была иллюзия; единственное, на чём человек мог сосредоточиться, теряя рассудок от тяжести, которой незаметно наполнялась голова. Этот иллюзорный Хонджун приблизился почти вплотную — бояться его действительно не стоило, ведь он был точно таким же — и заговорил голосом, который словно вырывался из самого человека, Хонджуна настоящего. «Я здесь. Прелестно, ты и сам понял, что я нужен тебе. Теперь скажи же — зачем?» Иллюзия лениво улыбалась; ей дышать было легко, в отличие от Хонджуна. Чем ближе перед ним было лицо, тем жарче становилось. Язык плавился во рту, наливался кровью, и казалось, уже не сможет складывать слова. Но демон приподнял подбородок, подталкивая к ответу, и Хонджун послушно дал его: «Помоги мне избавиться от мыслей о Юнхо. Ты говорил о нём, когда был в моём сне». Демон рассмеялся; самодовольный и хитрый — наконец он был похож на себя. «Ты очень ошибаешься в природе моих мотивов». Природа… Мотивы… Что это за слова? Чем дольше Хонджун смотрел в чужие глаза, в которых уже отчётливо сверкало красное, тем меньше его волновала этимология; демон поднимал в нём всё, до чего могла дотянуться рука Асмодея. Хонджун смотрел на него, и его голова — бесполезный свинцовый брикет — заполнялась Юнхо. Усталое тело вновь напрягалось от возбуждения. Он ужасен; все его желания сосредотачивались в одном. Запах спёкшейся крови потихоньку проступал из демона, потому что люди топили дома зимой, — но человек уже не замечал этого. «Сам подумай — избавляясь от мыслей о Юнхо, нужно избавляться от Юнхо в твоей квартире. Но неужели ты сможешь выставить его за порог?» Демон облизал губы, рассматривая лицо, которое имел сейчас сам. Им ещё предстояло узнать тайну связи, благодаря которой он ещё будучи инкубом в точности повторил внешность человека, хотя никогда его не видел. На простыни оставались маленькие пятна, мерзкие на ощупь; на кожу Хонджуну падала ядовитая кровь, переработанная из человеческой тёмным телом, — но тот этого не замечал, хотя должен был вздрагивать, как демоны от святой воды. «Он живёт со мной уже больше месяца». «Не сможешь ведь?» «Нет». «Вот и правильно. Я всё равно не смог бы отвадить тебя от него. Видишь ли, моя задача в том, чтобы пробуждать в людях сексуальное желание, а не умалять его». Человек мелькнул осознанием в глазах и еле слышно вдохнул. Демон похоти. «Это всё из-за тебя? То, что меня мучает». «Нет. Ты мучаешь себя сам». Демон ответил простой улыбкой. К нему впервые за вечер пришла мысль о том, что к этому всему мог приложить руку Сан. Вдруг он подготовил этих двоих специально для того, чтобы брат его, дождавшийся повышения, смог устроить здесь шоу? Вдруг это с его руки закрылась музыкальная школа? Нужно было всего лишь побудить Юнхо постепенно раскрывать себя — у современных людей, на удачу, открытая одежда уже не считалась чем-то особенным, — чтобы Хонджун спустя время стал избегать находиться рядом с ним, медленно сгорая от нежелания признаться в своих грязных мыслях. «В тебе похоти столько, что, не знай я заранее, что ты чист от тёмных сил, решил бы, что в тебе сидит инкуб!» «Это не так. Но ты прав. Кто ты? Как мне называть тебя?» Сколько энергии, подавляемой внутри. «Будешь называть Хонджуном, если потеснишь свою душу и пустишь меня внутрь». «Но Хонджун — это я». «Знаю». Приоткрыв рот, человек смотрел и не отрывал взгляда. Он вытянул руку, чтобы цапнуть просвечивающий силуэт, — тот выглядел как-то, через что рука пройдёт насквозь, — но она упёрлась в грудь, жгущую жаром даже через ткань, на которой проступали красные пятна. «Ох. Это интересно». Демону о таком не рассказывали. Он был уверен в том, что люди не могут трогать его, пока он не вселится в тело. И Юнхо действительно проходил сквозь него; касаться Юнхо мог только сам демон. Здесь было что-то не так. Палец уплывающей от него руки он поймал зубами; послышался писк, и рука аккуратно выскочила, покрытая липким алым слоем. Хонджун был современным демоном, живым и шустрым; он понял: то, что их зовут одинаково, сыграет ему на руку. «Что будет, если я впущу тебя?» «Юнхо бросится тебе под ноги. Ты станешь воплощением похоти, человек, — он сдастся тебе, потому что ему не останется другого выхода». Хонджун не подумал о том, что демоны обычно обещают то, чего не собираются давать — или собираются, взяв непомерную плату, — не вспомнил ни книг, ни фильмов, не вспомнил ничего, что подсказало бы ему, что это плохая идея, ведущая к смерти. Он выдохнул, опустив себя на изголовье кровати. «Тогда сделай это». «Говори — сделай это, демон». «Сделай это, Хонджун». Демон развязал узел, которым держал себя всё это время, пока искал подход к человеку, — и ухмылка поползла по лицу. Этот бездарь едва ли слышал о том, как действуют демоны; его губы двигались неловко, неумело, потому что он не вполне знал что следует говорить. Он был похож на ребёнка — на ученика Хонджуна, на сына Хонджуна, на младшего брата, который только делает первые шаги. Но никем из этого он демону не приходился; демоны не привязывались. Этим человеком теперь предлагалось вертеть как захочется — оставалось только поместить себя в него. «Прикоснись к себе». «Что?» «Бери свою руку». Демон взял её сам, направляя. Ловко вогнал палец в запястье, пустив себе кровь, и залил ею бёдра. Член дёрнулся, когда его коснулись обжигающие пальцы вместе с собственными пальцами Хонджуна. Он чувствовал, как его ломает; сердце билось в бешеном ритме, пока в воздухе поднималась противная гарь, перемешанная с известным запахом похоти. Чужая рука наконец отпустила его, но тут же поднялась выше; к горлу пристало удушающее тепло. «Не делай этого, нет… Мне больно. Жарко». «Не проси меня остановиться. Ты согласился сам». Хонджун раскрыл рот в немом стоне — вряд ли от боли, — и демон пропал перед ним. Пролетела вспышка. Хонджун шире расставил ноги, пытаясь догнать оргазм уже забившейся рукой, но пульсирующий член так и не излился. Язык пристал к нёбу; Хонджун упал на подставленную вовремя руку и застыл, став каменным изваянием. Он довёл себя до жгучей боли — хотелось вытащить всё наружу, потому что покалывание в теле не могло сравниться ни с чем, что он испытывал до этого. Его будто повесили вниз головой. Он тонул — да, точно, проваливался в кровавую бездну. Он понял не сразу, что жар, наполняющий тело, стал иссушать воздух до того, как тот попадал в лёгкие; кипяточная волна, окатившая его в оргазме, затянула в водоворот, из которого было не выбраться. Это было ужасно. Хонджун перевалился на бок; в груди застрял роящийся ком, и это ни в какое сравнение не шло с трубками, которые в горло суют врачи. Его жгло изнутри; он выпускал крики с той силой, с которой только мог, хрипел и пытался выдохнуть из лёгких это ощущение, плескал кровью изо рта — но демон уже располагал себя внутри. Его было не вытащить. Раздался стук в дверь. Хонджун приподнялся на дрожащих руках и сел. На нём до сих пор была одна майка; куда делось остальное он вспоминал с трудом, а времени было не так много — в комнате уже появился Юнхо. «О..! Ох, прости». Он тут же спрятался в коридоре — спрятал себя и своё колотящееся сердце. Там, за дверью, Хонджун сидел почти нагой и искупанный в крови. Крики, рвавшиеся из него полминуты назад, относились не к человеческим. Известная картина… была бы, если б Хонджун состоял в секте. Но он был обыкновенным работником офиса, Юнхо его отлично знал. Он зарылся в мысли, бегая глазами по полу, и наконец осмелился зайти. В этом было слово для ближайшей исповеди — он решился не ради того, чтобы помочь другу. По другой причине. Но на ближайшей исповеди Юнхо ни об этом не скажет, ни о том, что вообще наблюдал тёмную кровь на человеке. Он заглянул внутрь комнаты снова, опустив глаза, и открыл было рот, чтобы позвать Хонджуна. И тогда в Хонджуне заговорило что-то иное; он блеснул глазами, на его лице застыло выражение между отчаянием и диким весельем. «Юнхо, пожалуйста, проходи! Юнхо!» Это был его голос, его мысли, его слова — но говорить он этого не хотел. В голове гудело: «Это отличный шанс. Сейчас мы признаемся. Ты увидишь как просто это бывает». Юнхо вошёл; поняв, что Хонджуна нисколько не беспокоит его собственный вид, поднял глаза, но упорно смотрел только в лицо. «Что случилось?» Жалкая попытка привести в чувства одержимого. «Мне нужно кое-что тебе сказать. Я не хотел отвлекать тебя, вдруг ты уже лёг спать — но раз пришёл». «Ты кричал. Я очень испугался». «Присядешь? Я долго держал в себе это. Ты очень дорог для меня». Хонджун говорил, не слыша ничего вокруг. Юнхо поражённо вздохнул и нашёл в себе силы попытаться снова. «Позволь, я хотя бы сделаю так». Он клацнул выключателем, и комната погрузилась в темноту. Демон в Хонджуне обрадовался: теперь можно было неслышно подобраться к этому праведнику и наконец-то откусить кусок. Ему казалось, что Юнхо поддаётся его энергиям — но это было не так. В Юнхо сидело безжалостное, непозволительное любопытство. «Ты сможешь сказать в темноте? Мне просто неудобно как-то». «Юнхо, я страдаю. Я не понял, когда мои чувства захлестнули меня. У меня не хватило духу отказать тебе, когда ты просился пожить — и знаешь, я даже рад, ведь мы после этого очень сблизились. Но вместе с тем я проклинаю тот день; если б только знать как тяжело станет быть с тобой». Послышался чужой медленный выдох; Юнхо сидел не двигаясь. Демон подавлял в нём желание говорить и считал, что отлично справляется, — но Юнхо просто не находил слов. «Мне трудно держать себя в руках, когда ты рядом. Тебе, наверное, неприятно слышать такое, ты никого не целуешь, кроме икон — тем более, мужчин… Но я верю, что ты поймёшь меня, Юнхо». В голосе звучала злобная улыбка; Юнхо осторожно обернулся, и ему показалось, что в темноте дали искру красные глаза. «Хонджун, ты не в себе». Он тёк чёрной слюной изо рта, и Юнхо всё ждал, когда она скатится с подбородка на его плечо. Будет ли она горячей? Холодной? Юнхо чувствовал жар у спины: Хонджун наваливался сзади. Дыхание с хрипом выходило из него. Юнхо держался. Господь поможет ему в этом испытании. «Конечно же я в себе! Ты не понимаешь?» На плечо лёг грешный язык, и Юнхо наконец прошибло; он едва сумел подавить вопль и вскочил от неожиданности. Хонджун придержал его, но притянуть к себе не смог — Юнхо остался на месте, закрывая рукой облизанную шею, хотя до неё уже было не дотянуться тому, кто вожделел. Вот чего ждал Юнхо. Вот что он хотел увидеть — глаза успели привыкнуть к темноте; Хонджун едва ли привлекал его раньше, но теперь устоять действительно было сложно, и дело было не совсем во влиянии демона. «Юнхо». Тот вытер рот и коснулся ускользающего бока липкой рукой. «Я понял тебя, но прошу, дай мне всё обдумать. Я всегда думаю о нашем времени с теплотой, но друзья — это...» «Ты говоришь не то, что рвётся из тебя». Юнхо беспомощно свёл брови. Что же тогда из него рвалось? Кажется, он хорошо знает себя. Это просто возмутительно. «Пожалуйста, убери от меня руки». Демон едва не завизжал от самообладания этого человека. Фантастика! Ему, как он думал, отлично удалось говорить и делать то, чего Юнхо втайне хотел, — но тот не забывался. Человеческая душа Хонджуна металась внутри тела; он глядел своими глазами и слышал себя, но слова казались ему выбранными из какой-то книжки. С перевёрнутой пентаграммой на обложке, ко всему прочему. Он не желал слизывать кровь, но всё равно делал это и наслаждался вкусом. Удовольствие и веселье демона передавалось ему, но собственные чувства никуда не девались. Наверное, так и чувствуют себя больные головой. Юнхо фыркнул в неясном настроении и, отбросив руки, оставившие на футболке тёмно-красные пятна, выпустил себя из комнаты. Оказавшись за порогом, он одним прыжком добрался до своей спальни и вбежал внутрь, тут же закрывшись на замок. Теперь на него смотрел только Господь. Юнхо вышел в середину комнаты и застыл. Ни Отче наш, ни Царю Небесный не складывались; в голове до сих пор находилось наваждение, хотя и жалкие крупицы его, тусклые оттенки, потому что Юнхо удалось сопротивляться. Он прислушивался к сердцебиению; за стеной снова начал выть человек, в котором кипела адская сущность. Как бы не сбежались соседи — всё-таки был уже первый час. Юнхо не выйдет отсюда. Он будет делать вид, что ничего не слышит. Он поднял руки перед лицом — в его комнате, в отличие от той, тёмной во всех смыслах, было светло — и поглядел на трясущиеся пальцы. Хотелось ждать новых предложений демона. Юнхо не собирался поддаваться… но если его заставят, принудят, если его управление над собой пропадёт в одночасье — он, значит, уже будет не виноват? Не так грешен, как если потянется к этому сам. Юнхо боялся строить предположения, но разгадка перемены в Хонджуне уже висела в голове яркой табличкой. Он видел лужу крови на простыне, он встретился с совершенно другим взглядом. Он, кажется, заставил Хонджуна думать, что сдался его силе. Насколько легко Юнхо собрал воедино эту картинку, настолько тяжело теперь будет на неё смотреть.

Сатана пребывает в своей злобе, так как Бог отверг его и не дарит ему своей милости. Мы же, презренные, бросаемся к скверне чародеяний, хотя Бог неустанно зовёт нас обратно.